«Она» трясла трущобы,раздражена,
Скребла застенки жилого слоя,
Шерсть клочьями висела тишина,
Драла в куски Франциско Гойя.
Вдали вовсю отплясывал Мадрид,
В ударном треске кастаньет фанданго,
Распутный болеро смеясь навзрыд,
Стекал топленным, сладострастным манго.
Художник брел, немела темнота,
Внутриутробной черной тьмою выла,
Корявым шорохом колола маета,
Шершавых лап, цепляющихся с тыла.
Рвалась тряпьем глухая боль,
Ругалась бранью, грязными словами.
Касанием нежным площадь Пуэрта дель Соль,
Объяла детство улиц кружевами.
Дух милосердия крепчал. Храм
Сан-Фелипе эль Реаль звучал усердием, в поту
Льнул колокол к молящимся сердцам,
Кропил на паперть ГрАдас красоту,
Величие и радость кристальной веры.
Звенела Марибланка водою чистоты.
Незыблемая, каменная статуя Венеры,
Внимала боль страдания глухоты.
Торговый двор до одури орал,
Гортанным горном суеты обменной,
Публичным гамом, скривленных зеркал,
В маете привычной жизни бренной.
Сидел калека шевелил губами,
Несли вино улыбчивые лица.
Катились мандарины желтыми кругами.
На гитаре играла слепая певица,
Оглохшее зрелище шумной капеллы.
Тетерев вскрикнул жалобным писком,
Отгоняя едкую мелодию тела.
«Она» опять пожевывала Франциско.