Пансионат

 

           Курортный сезон на озере подходил к концу. Аксакал, хозяин пансионата,  с раннего утра  сидел на балконе второго этажа, разглядывая в бинокль соседнюю территорию, отгороженную забором, и одновременно держал под контролем свою: вот прошел на кухню повар, подошли горничные, сломал метлу дворник,  принёс новую и зашуршал по асфальту. Под эти звуки  аксакал, приехавший ночью,  задремал, быстро проснулся, тревожно огляделся, осмысливая, где он и что с ним. Осознав себя в пансионате, успокоился.

           Пансионат был уединенным, тихим. Дворик, в центре которого то повышал, то понижал струю уютный фонтанчик, окружали три небольших двухэтажных здания. Резная деревянная беседка, примыкавшая к одному из них, была предназначена для настольных игр и телевизора.
           Столовая располагалась за пределами дворика.  Напротив неё - поляна из роз  на полутораметровых голых стволах.  Рядом, за низким бордюром, зеленела  лужайка,  где на расстоянии метров пяти  друг от друга красовались два высоких карагача с короткой стрижкой. Оттенок  их листьев и травы у подножья  были подобраны.  Внимание невольно останавливалось на  тенях деревьев, четких, будто нарисованных черной краской. Они пересекали лужайку  и перемещались солнцем.
           Выше столовой в сторону гор росли сосны,  разделенные  аллеями, вниз к озеру вела широкая дорога, окантованная пирамидальными тополями.

           Аксакал  практически уже прикупил соседнюю территорию заброшенного дома отдыха,  а теперь, в который раз, ее рассматривал.  Там над цивилизацией брала верх дичавшая природа. Среди развалившихся коттеджей  буйно росла трава,  а камыши  бесцеремонно буравили  землю бывших спортивных  площадок. Аллеи сохраняли свои очертания  росшими по краям соснами или  белыми березами с серыми разводами.  По растрескавшемуся асфальту  толпами маршировали представители фауны в лице разнообразных многочисленных муравьев, передвигавшихся  вдоль и поперек,  тащивших что-то.    По соснам шныряли белки без кисточек на ушах и с голыми хвостами. 
             Аксакал рассматривал и  взвешивал: не переплатил ли? 
             Он был деловым человеком,  "делал" деньги запуская руки в государственный карман, совершая законные и незаконные сделки, беря  взятки и давая их. Приобретя за бесценок и обустроив половину пансионата, теперь принялся за вторую.

               - Колька, не забудь починить метлу и зайди ко мне. Нужно поговорить, - крикнул с балкона дворнику.
              Он знал Кольку  с детских лет - раньше их семьи соседствовали. Для Колькиной семьи попытка вступить в рыночные отношения окончилась крахом, когда продав квартиру, переселив временно  мать к родственникам, прихватив все вырученные деньги, они с отцом двинули в Москву. Там попались на удочку проходимцам. Их завезли в лесополосу, избили, отобрали деньги. Отец после этого  скончался, а  Николай, получивший серьезную травму, вернулся к матери, и она содержала  его на свою пенсию. После её  смерти Колька попал в один из столичных люков у теплотрассы, где познакомился с Бакытом, сокращенно Бахой. Они одевались, ели, пили и курили благодаря  помойкам. Около одной из них Николая, скрывавшего лицо  капюшоном, и увидел аксакал, узнал,  подошёл, заговорил, не дав проскользнуть мимо, и позвал работать оборванного бродяжку охранником строившегося на Иссык- Куле пансионата. Николай согласился не раздумывая. Его устраивало все: мизерная оплата, жизнь в дышащем на ладан деревянном домике,  две дворняжки рядом. Пристроил и Баху, но тот, проработав недолго, запил, и хозяин его выгнал.

               После того как пансионат начал функционировать, Николай  стал всем: и слесарем, и плотником, и сторожем, и юридическим консультантом, поскольку раньше учился в университете на юрфаке. Оплату ему повысили, во время сезона кормили на кухне, поселили в комнатке на первом этаже одного из домов со стороны черного входа. Собак забрали, но он завел кота, которому дал официальное имя Нахал, сокращая и изменяя имя, как приходило в голову. Кот скрашивал  одиночество, чувствовал себя хозяином и делал все, что хотел, взбучку получал только  попадаясь  на подушке вылизывающим интимные места. Дел у Николая было невпроворот, никаких перемен в жизни он не хотел.
             Единственной представительницей слабого пола, с которой поддерживал  отношения, была жена аксакала. Отношения заключались в том, что она лезла из кожи, добиваясь  подчинить Кольку себе, а он артачился, считая ее распоряжения тупыми,  признавая и исполняя только распоряжения хозяина. Пренебрежение ее умственными способностями побуждало ту мстительно распускать про Кольку разные сплетни среди персонала: гей, импотент, маньяк.  Аксакала он уважал и был благодарен ему вспоминая люк и считая, что попал из ада в рай, помогал и жалел одновременно, наблюдая как тот,"корячится", чтобы захватить  больше, чем мог. Ни родня аксакала, ни, так называемые, друзья Кольке не нравились. Они были неискренни со стариком, им всегда было что-то нужно от него, всегда старались обхитрить.
              Колька честно выполнял его  требования: не приводить    гостей, не устраивать попойки. Однако, пару дней назад  нарушил это правило, когда встретившись на остановке с Бахой и воспользовавшись  отъездом старика, привел его к себе. И теперь побаивался, что прглашает его аксакал поговорить по этому поводу. "Всё  было бы шито-крыто,- рассуждал, если бы не эта ведьма, жена аксакала.
             Тогда по дороге они  купили  три бутылки пива, позвали повара Рафика, внесшего вклад чебачком, им самим выловленным и завяленным.Разместились в Колькиной комнатенке. Медленно потягивая пивко, закусывая рыбешкой, смотрели по телевизору передачу про рептилоидов. Когда  рептилоиды  надоели, Рафик выключил звук, снял обувь, обдав запахом  несвежих  носков,в связи с чем чего приоткрыли дверь в коридор и  начали рассуждать о происхождении человечества. Затем  Баха перешёл к политике.  Громко, как на митинге, кричал, что  нет в стране стоящих лидеров. Громко развивал теорию о схеме успеха: власть – деньги - эксплуатация. И, мстя за увольнение, раскладывал по этим полочкам биографию аксакала. Николай  решил закрыть дверь, чтобы кто случайно не услышал, но  было поздно.  В   проеме  в виде буквы Ф появилась  фигура хозяйки. Она ехидно посмотрела на компанию и рявкнула как через громкоговоритель:
               -  Пьяницы! Алкаши! И ЭТОТ здесь?- указала пальцем на Баху.-  Убирайтесь вон! 
                Баха и Рафик замерли от неожиданности,  Колька безнадежно попытался  объяснить что-то, но хозяйка не слушала и продолжала кричать всякую чушь. По его мнению. И тут вмешался кот,  наблюдавший за компанией сидя на шкафу.    На пике криков хозяйки он с грохотом прыгнул на стол  и  приземлился прямо против  неё, опрокинув стакан  разбившийся на полу.  Кот застыл на мгновение, потом изогнул спину и злобно зашипел, уставившись на нарушительницу мирной беседы.  Хозяйка с визгом   выскочила из дверного проема и куда-то понеслась.

              Всех будто прорвало,  компания дружно захохотала, взорвавшись тем  смехом, который невозможно остановить и который возобновляется при одном взгляде друг на  друга. Смеялись долго,а взглянув друг на друга начинали снова. До слез. Наконец,   обессилено притихли. После недолгого молчания Баха начал прощаться:
             - Пошел я, ребята.  Это все из-за меня. Теперь  хозяину донесет.
             Николай принялся уговаривать остаться. Но Баха решительно вышел. Друзья за ним: Рафик,  засовывая на ходу ноги в туфли, Николай, вталкивая ключ в кармашек брюк.
 
               
               На небе красовался месяц, звезды перемигивались между собой,  тишина, которую караулили горы, замерла, легкие наполнил ионизированный озерный воздух.
              Догоравший на обочине дороги костер, оставленный кем-то, возбудил воспоминания. Дружно подстроились к Бахе,   выровнялись в шеренгу и, подняв руки в пионерском салюте, не сговариваясь, грянули: «Взвейтесь кострами, синие ночи…»
По безлюдной дороге двинули строевым шагом к автобусной остановке. Пути было километра два и всю  дорогу в тишине из трёх  молодых глоток гремел один и тот же куплет, бесконечно повторяемый под команду Бахи: "Левой, левой, левой". Ощущение бесшабашности, свободы, дружбы единило. На остановке вспомнили поступок Нахала и начали снова покатываться от смеха.
               Долго прощались, а усадив Баху в попутку, Колька с Рафиком, горланя про костры и синие ночи, вернулись в пансионат. Колька подошел к своей двери, наскочил на кота, бросившегося под ноги,  выронил ключ и принялся искать его на четвереньках. В такой позе  его и застала снова появившаяся ни весть откуда хозяйка  и наплела потом аксакалу, что Колька валялся пьяным.

               
                Старик после поездки был в хорошем  расположении духа. Подозвав к себе Кольку, спросил, что и как произошло. Не умея врать, решил рассказать все, как было. Во-первых, искренне покаялся, что нарушил запрет, пригласил Баху, который был абсолютно трезв.  Дальше привел довод, что невозможно быть пьяными от одной бутылки пива, которое закусывали чебачком. Обвинил во всем Нахала,  рассказав про  ключ, оброненный из-за него. Увидев доброжелательность и интерес, разошелся и описал, как маршировали по безлюдной дороге и пели.  Под конец, рассмешив, живописно разрисовал хулиганскую выходку кота.

                Нотаций не последовало, и Колька облегченно вздохнул. Больше того, он почвствовал, что хозяин завидует ему.  Понял, что тому тоже хочется пива с чебачком,  хочется пройтись маршем, салютуя  по дороге, похохотать  над выходкой  кота. Хочется освободиться от ежедневной борьбы за приумножение денег,  хитрых  "друзей", навязчивых родственников. Захотелось простых и чистых человечных отношений.

                Дальше каждый занялся своим делом: Колька спокойно подправлял фонтан,   регулируя струю, аксакал рассматривал приобретенный участок.