Наверное, она пожалела, что не захотела слушать никого, уже в Саратове. Объявили путь, на который прибывал Алма-Атинский поезд. Подземный переход в те годы ещё не построили, одолеть перекидной мост… об этом нечего думать. Антон нёс дочь, Юля вела под руку маму, ориентировались на спину носильщика. Благо, что нужная платформа – вторая и преодолеть не много надо было. Но и это – немного, для мамы непреодолимо. Антон отдал Ксану Юле и взял на руки маму.
Память запечатлела мгновение на всю жизнь, доставая его из глубин в каждый трудный момент, которые случаются, наверное, в жизни всякой семьи, когда праздники первых лет узнавания сменяются буднями строительства – кирпичик, за кирпичиком. А они… двух одинаковых не бывает. Едва один из них начинал крошиться в руках и разваливаться на куски, первая мысль – всё, хватит с меня… память тут, как тут - с тем запечатлённым мгновением. Антон и мама на его руках… меркла и отступала сиюминутность.
Декабрьская Алма-Ата встретила, как положено – декабрьской, густым туманом и слякотью. Мама смотрела в окно такси, пытаясь узнать в нынешней, Алма-Ату тридцатых годов - ещё одна причина, почему она настояла на своей поездке. Старший брат – Александр, полный её тёзка, в конце двадцатых годов проходил срочную службу в этом городе. Женился здесь и после службы в Сталинград не вернулся. А мама, студенткой, в начале тридцатых приезжала к нему в гости. Всё, что осталось в памяти, название улицы и имена снохи и племянников. Остальное – письма, фотографии, погибло во фронтовом Сталинграде. Война забрала троих детей, мужа, трёх братьев, сестру. В тридцать лет мама стала старухой, пережившей весь свой род. Теперь появилась надежда, что отыщутся сыновья брата – их, по возрасту, война не должна была опалить – она найдёт улицу Промысловую и пойдёт по ней из дома, в дом…
Вглядываясь сквозь туман, в изменившийся до неузнаваемости город, у неё неожиданно сорвалось:
-Умирать сюда приехала.
Юля расслышала, хотя сказала очень тихо, для себя самой. Страшные слова… никогда раньше не произносимые вслух. Только – жить и даже… работать. Каждую зиму мама мечтала о весне:
-За зиму поправлюсь, а весной пойду работать. Да, вот хоть на пристань пойду. Там зарплата маленькая, медики не задерживаются, возьмут с удовольствием.
Юля поддакивала маме и почти верила, что так и будет. Хотя обе знали, первую группу не дают тем, кто может выздороветь, и… чудеса случаются, но не в таких случаях, когда сердце бьётся вопреки физиологии - только от усилия воли человека, который не может оставить свою девочку, пока она… не повзрослела. Но всегда – жить, о смерти - никогда. И вдруг сейчас, когда и планы, и маленькая внучка, о которой она говорила знакомым, стесняясь этих слов:
-Вы знаете, мне стыдно, но кажется, я люблю её… больше, чем Юлю.
Была неделя сумасшедшего ритма. Мама успокоилась, бодрилась, включилась в хлопоты. Антону в военкомате дали отсрочку до весны - осенний призыв закончился. Бегали по магазинам, покупали необходимое из мебели. Радовались вместе с мамой каждой купленной вещи, расставляли, раскладывали, обустраивались. Антон вышел на работу, а ровно через неделю маме стало плохо. Так плохо, что вызвали скорую помощь. Фельдшер померила давление, сделала укол и… уехала, наказав утром вызвать участкового врача. До утра была целая ночь. Они с Антоном грели воду, растирали маме руки и ноги, которые были ледянее, ледяного. Губы, ногти – синее, синего. А мама переживала, что не спят из-за неё. Снова вызвали скорую, всё повторилось, как с первой. И только третья, вызванная под утро, увезла маму в больницу. Антон уехал с ней.