http://www.proza.ru/2016/09/16/77 - начало 1 книги
http://www.proza.ru/2016/09/21/2279 - предыдущая глава
1846—1904 гг.
По сути, мое человеческое существование завершено. Прежде, чем устремиться в грядущую вечность, захотелось подвести итоги, что-то переосмыслить, проанализировать, как я решился на этот жуткий эксперимент, ценой которого вполне могла оказаться не вечная жизнь, а бесконечное забвение. Устроившись в темноте и успокаивающей тишине гостиной с бокалом коньяка, я вернулся в далекое прошлое. Очевидно, чрезмерно раздутое эго не позволяло памяти, стертой вечностью, кануть в Лету.
Пожалуй, самую большую роль в формировании моей личности сыграл отец.
Насколько знал из его рассказов, Гаэтан Ансело родился в Лотарингии в 1846 году в семье обнищавшего дворянина шевалье Луи Д`Ансело. Мать он потерял в возрасте семнадцати лет, а через год умер и отец, беспробудно пивший после похорон жены. Не осталось и других близких родственников.
Рассчитывать Гаэтану было не на кого. Луи умудрился промотать и проиграть в карты большую часть его наследства. Оставшись в одиночестве, юноша рассудил, что единственным источником благосостояния для него может стать только труд. А значит, необходимо получить образование и забыть дворянские замашки предков.
Для осуществления замысла он продал практически все, что оставалось от семейного имущества, за исключением небольшой, тщательно подобранной библиотеки, начало которой положил его дед, старинного обручального кольцо матери, а также ордена Почетного легиона и сабли «Оружие чести» (Armes d’honneur – фр.) которую моему прадеду-офицеру в награду за мужество и храбрость вручил Наполеон Бонапарт.
На вырученные средства Гаэтан смог окончить юридический факультет Сорбонны. Однако не успел магистр юриспруденции сменить студенческую мантию на адвокатскую, как пришлось отдавать долг Родине в качестве боевого офицера. Конфликт между империей Наполеона III и германскими государствами во главе с Пруссией закончился для Франции не так, как мечтали соотечественники. Опасность голода и эпидемии в отрезанном и запертом, охваченном кровавым восстанием Париже вынудила нашу страну заключить позорное перемирие.
После войны, как и остальным горожанам, молодому юристу пришлось нелегко: экономика почти полностью уничтожена, времена наступили не самые подходящие для карьеры начинающего помощника адвоката. Иногда мой отец буквально оказывался на грани голода, и вскоре понял, что на этом поприще финансовый взлет в ближайшее время не предвидится.
Когда Гаэтану исполнилось тридцать, ему посчастливилось познакомиться с прекрасной девушкой — темноглазой бельгийкой Селестой, и он потерял голову. Со всей страстностью и галантностью мужчина принялся ухаживать за возлюбленной, которая вскоре согласилась выйти за него замуж.
Теперь Гаэтану приходилось содержать семью. Он хватался за любые, в том числе, невыгодные дела, однако средств все равно не хватало. Но тут произошло событие, в корне изменившее судьбу нашей семьи. В один обычный день к скромному юристу приватно обратился незнакомец с просьбой весьма специфического характера — помочь приобрести фальшивые документы.
Поняв, что дельце сулит немалые деньги, отчаявшийся Гаэтан согласился. За первым заказом последовали другие, еще более щекотливого характера. Предприимчивый француз приобрел хватку, открыл юридическую контору, и дела пошли в гору. Вот только из фамилии он убрал приставку Д‘, чтобы не пятнать честь предков.
Материальных проблем Ансело больше не испытывали. Только с появлением наследника не получалось почти двенадцать лет, что принесло супругам много горя. До моего рождения все беременности матери заканчивались выкидышами. И когда они почти смирились, Гаэтан решился на последний отчаянный поступок — обратился за помощью к целебным свойствам крови Гэбриэла, о чем я недавно узнал из отцовского дневника. Сейчас это казалось особенно символичным — дважды своим существованием я обязан древнему вампиру.
Я появился на свет восьмого августа 1888 года — здоровый и крепкий младенец, копия Гаэтана. Надо ли говорить, что родители не чаяли в отпрыске души и, конечно же, возлагали большие надежды на мое будущее. Рос я озорником, обладал немыслимым любопытством и морем энергии, поэтому постоянно попадал в переделки, заставляя маму хвататься за сердце, а отца хмурить брови.
Довольно долго я оставался единственным ребенком, надо сказать, порядком избалованным, но добрым и веселым. Только через восемь лет после моего рождения, появилась на свет сестренка Ноэми. В то время я ничуть не сомневался, что мир вертится исключительно вокруг меня. Впрочем, впоследствии это убеждение претерпело лишь незначительные изменения.
Отец прилагал все усилия, чтобы дать мне приличное образование, обучая всему, что пристало юному аристократу: от фехтования, верховой езды и танцев до иностранных языков и литературы. Учеба давалась легко, я никогда не засиживался за уроками. Оставалось много времени на шалости, приводившие в отчаяние педагогов. Ситуация не изменилась и в престижном лицее, куда меня зачислили по достижении двенадцати лет.
Там я подружился с Лукой — сыном успешного банкира месье Дюкре, найдя в нем лучшего друга и соратника в мальчишеских играх. Мы были неистощимы на выдумки еще и потому, что на уроках я часто откровенно скучал, имея отменную долицейскую подготовку, да и новый материал понимал и запоминал с первого раза.
Однако доказать багровому от возмущения преподавателю, что он в чем-то неправ, или попросту сорвать урок дурацким розыгрышем стало нашим с Лукой привычным и наиболее любимым занятием. Но, когда приходилось отвечать за содеянное, я всегда брал ответственность на себя, прикрывая друга, потому что у его отца оказалась тяжелая рука и весьма суровые и консервативные взгляды на воспитание отпрыска.
Детство мое практически не омрачалось неприятными событиями. Успехи сменялись победами, росло самомнение, шлифовалась гордыня, ничто не затмевало безоблачный горизонт.
Сомнений в выборе жизненного пути у меня не возникало, с юных лет я впитал уважение к достойной и благородной профессии юриста. Окончив лицей, поступил в Сорбонну на тот же факультет, где в свое время учился Гаэтан, что вызвало в нем большую гордость. В мыслях он уже видел меня блестящим адвокатом или государственным прокурором.
Однако у меня были другие планы. Еще в школьные годы, благодаря наблюдательности и природному любопытству, я понял, что не вся деятельность отца легальна и связана иногда далеко не с обычными людьми. Но началось мое знакомство с мистическим миром еще раньше, в младших классах, когда после рассказов педагога о парижских катакомбах нас строго-настрого предупреждали держаться как можно дальше от этих мест, что, конечно, лишь подстегивало любопытство и подогревало интерес к «запретному плоду».
Когда в спальнях пансиона гасили свет, мы начинали делиться страшными историями о жутких чудовищах, населяющих подземный Париж и выбирающихся на поверхность по ночам, чтобы напиться человеческой крови.
Возможно, на этом бы все и закончилось. Как и многие другие, я стал бы считать рассказы о монстрах детскими страшилками, если бы не некоторые странности, которые замечал пытливый ум. В целом Гаэтан был очень либеральным в отношении моего воспитания. Однако он в категоричной форме требовал избегать вечерами темных закоулков и трущоб и не приближаться к катакомбам. Кроме этого, всем в доме запрещалось после заката впускать незнакомцев, будь это посыльный из магазина или новый сосед.
После одного из полнолуний в газетах появились панические заметки о нападении волков на людей в центре Парижа. Поверить в такое немыслимо. Скорее, это являлось случаем распространения бешенства среди дворовых собак. Несколько горожан были загрызены насмерть. Весть печальная, но не слишком удивительная. Отец же крайне обеспокоился сообщениями и настойчиво просил в ночи полной луны из дома не выходить. Хотя эти призывы казались мне тогда суевериями пожилого человека.
Не знаю, сколько бы я еще пребывал в сомнениях, но разрешить их неожиданно помог случай. Домашняя библиотека всегда находилась в моем распоряжении, и я нередко заставал там отца, который читал или работал с бумагами. Обычно он приветливо кивал, и, если был не слишком занят, мы разговаривали, а потом я шел к книжным стеллажам, а он возвращался к своим занятиям.
Но несколько раз я видел в его руках большую потрепанную тетрадь в кожаном переплете, которую он просматривал или делал записи. При моем появлении, заперев обложку, отец убирал гроссбух в личный маленький сейф.
Подобная скрытность возбуждала во мне патологические приступы любопытства, которые оставались неудовлетворенными довольно долго. Что за страшные секреты хранили ее страницы, если это вызывало у отца такую осторожность? Речь не могла идти ни о финансовых вопросах, ни о тайных любовных переписках. Подобные предположения я отмел сразу, продолжая мучиться догадками.
Однажды, когда я вновь направлялся в библиотеку, со стороны столовой раздался громкий крик, а потом отчаянный плач сестренки. Но рядом наверняка находилась мама, да и кухарка где-то поблизости. Утешить девочку нашлось бы кому, поэтому я спокойно продолжил свой путь. Однако у отца оказалось другое мнение. Заслышав зов обожаемой дочери, он вылетел из кабинета, не заметив меня.
Войдя в кабинет, я увидел оставленную тетрадь. Именно ту, толстую, в темной коже. Нервно оглянувшись и убедившись, что отец не торопится вернуться, понимая, что не имею права этого делать, я не удержался и шагнул к столу.
Распахнув страницы, я впился в аккуратные ровные строчки. Это оказалось чем-то вроде дневника или заметок, и первая, судя по дате, сделана за несколько лет до моего рождения. Еще раз прислушавшись и взглянув на дверь, я стал читать и не мог остановиться, осознавая, что это отнюдь не книга сказок и не выдумка.
Можно понять, почему отец так старательно прятал подобную рукопись. Скорее всего, никакие политические интриги и даже адюльтер не стоил бы и доли тех сведений, которые содержала эта хранительница тайн. Речь шла о вампирах, тех самых, историями о которых мы пугали друг друга в начальных классах.
Написано, несомненно, на основе личных наблюдений, словно Гаэтан водил знакомство с этими существами. Невероятные скорость, сила, выносливость, орлиное зрение, великолепный слух и обоняние, и это еще не все. Раны, заживающие моментально, никаких болезней, им не страшны ни пули, ни кинжалы. Если повезет, эти создания жили вечно — вот что следовало из текста.
Просто голова шла кругом, мир неудержимо менялся. Взахлеб проглатывал я рассуждения о том, как неплохо обладать хотя бы частью этих способностей, и какие возможности это открывало. Апофеозом стало упоминание и о других существах, вроде проклятых в полнолуние ликантропах и настоящих ворожеях. Будь у меня больше времени, я прочел бы все записи, но тут послышались торопливые шаги, и я едва успел захлопнуть тетрадь и метнуться в кресло. Схватив первую попавшуюся книгу и раскрыв ее наугад, всеми усилиями я создал видимость спокойствия и безмятежности.
Вернувшийся отец быстро прошел к столу и, убедившись, что его странный дневник на месте, с подозрением посмотрел на меня, но ничего не сказал. Как обычно, запер его и убрал в сейф. А меня буквально распирало и разрывало на части от новых сведений, и при этом приходилось старательно скрывать эмоции. Бессмысленно пялясь в «Метафизику» Аристотеля на древнегреческом, я мучительно пытался осознать то, что успел прочесть. Мог ли я тогда предположить, что эта старая тетрадь сыграет решающую роль в переломный момент моей жизни?
Мысли скакали в голове, стараясь уложиться в новую реальность. Может, в силу возраста, но у меня не возникло ни малейших сомнений в истинности написанного, ведь отцу я доверял безоговорочно. Больше всего хотелось продолжить чтение дальше или обсудить это с автором, но я осознавал, что это невыполнимо. Но теперь, когда удалось получить ценнейшую информацию, перевернувшую все мои представления об устройстве мира и существах, его населяющих, давшую огромный толчок фантазии, я не собирался довольствоваться достигнутым.
На каникулах отец разрешал приходить к нему в контору, стараясь познакомить с основами труда адвоката. Ему нравилось, когда я помогал, например, подшивать документы секретарю — месье Галену. Иногда он поручал перепечатать какие-то бумаги на машинке «Ремингтон». Я продолжал наблюдать, узнавать и допытываться, не у отца, конечно. Но как узнать, кто из клиентов не человек, если все они вели себя как обычные люди? Помог случай.
В тот день отец участвовал в судебном заседании, поэтому в конторе я находился вдвоем с месье Галеном. Подшивая архивные дела, я отвлекся, зачитавшись перипетиями интересного уголовным процесса, и не заметил, что за окном сгустились сумерки. Погруженный в работу секретарь, очевидно, забыл о моем присутствии и не торопил домой.
Я бы не обратил внимания на неприметного посетителя, если бы внезапный порыв ветра не распахнул окно, смахнув с подоконника бювар. Вздрогнув от неожиданности, я поднял взгляд и заметил, как, неуловимым движением мужчина подхватил папку, прежде чем бумаги разлетелись по полу. Ни один человек не успел бы этого сделать, в этом я был абсолютно уверен. Однако месье Гален, кажется, не увидел в такой скорости ничего странного или необычно. Он вежливо поблагодарил клиента и, как ни в чем не бывало, придавил документы массивным пресс-папье.
Сжав взмокшие ладони, я лихорадочно соображал, как поступить. Неужели наконец-то я встретил одного из тех существ, о которых писал отец? Непреодолимое любопытство толкнуло на дерзкий поступок. Совершенно не задумываясь о возможных последствиях своего безрассудства, я выскользнул из конторы вслед за странным посетителем и попытался проследить за ним, как мне казалось, очень осторожно и незаметно. Надо сказать, это вряд ли помогло бы скрыть преследование, ведь слух у этих существ многократно превышает человеческий. Однако мужчина не таился, похоже, ему было все равно.
Увиденное в темном переулке, освещаемом холодным светом растущей луны, повергло в ступор, потом в шок, а следом пришел и ужас. Прижав к стене человека, клиент отца пил кровь из его шеи. Поверить было просто невозможно, но я всегда доверял зрению, и сейчас оно не обманывало.
Почему в ту ночь я остался жив, до сих пор загадка. Вампир, отбросив мертвое тело, резко обернулся и впился в меня лютыми демоническими глазами. Из уголка рта, искривленного хищной улыбкой, стекала струйка крови. Я прирос к месту. По спине прошел ледяной ток. Я был уверен, что это мое последнее мгновение. Но на удивление, дьявол, сверкнув взглядом, скрылся за углом. Сколько я приходил в себя, не помню. Ноги слушались с трудом, и я поспешил воспользоваться услугами подвернувшегося фиакра. Попав домой, лишь сделал вид, что слушаю строгое внушение от волновавшейся матери. Извинившись, я закрылся у себя в комнате и в изнеможении рухнул на кровать.
Итак, я убедился сам — среди нас живут вампиры. Лежа без сна в темноте, даже не слишком удивлялся. Теоретически я давно был готов к этой встрече. Скорее, удивила собственная реакция. Что именно повлияло, не знаю, но я очень быстро разобрался в ситуации — детский мозг легко воспринимает подобные вещи. У меня хватило ума и осторожности сохранить эту историю в тайне и не рассказать о ней даже Луке. Зато все это дало мне богатейшую почву для размышлений и в нужный момент позволило принять верное решение.
http://www.proza.ru/2016/09/16/50 - продолжение