ОТЕЦ

               
     У меня не было отца. То есть, не совсем чтобы не было, не аист же, в конце концов, принес меня, и не в пресловутой капусте меня нашли. Он был, но я его не знала и никогда не видела, и к тому времени, когда я начала осознавать себя, я помню рядом только маму и бабушку. Я родилась в победном, 1945, году, осенью. Война уже закончилась, но она изломала многие жизни и судьбы. Не минула эта участь и мою маму. История ее любви пришлась на последний год войны. Вот так я и появилась на свет.
     То, что у меня не было отца, в раннем детстве мною не осознавалось и ничуть меня не беспокоило. Мне казалось, что так оно и должно быть, видимо, так мир устроен: в одних семьях есть отцы, а в других нет. В нашем двухэтажном многоквартирном доме именно так и было устроено. У моих подружек Люды, Тани, Милочки, Наташи были папы – веселые, сильные, надежные, с виду представительные, а вот у Юрки Буракова, у Светы Масловой и у меня пап не было. Не знаю, как другие, но я не завидовала тем, у кого были папы. А зачем? Мне в детстве итак жилось хорошо: меня любили мама с бабушкой, у меня было все, что могло быть у ребенка в первые послевоенные годы. Мы были непритязательны. Довольствовались самыми простыми куклами, делились друг с другом игрушками, играли во дворе в разные коллективные игры: в прятки, в «ловитки», в фанты, в «казаков-разбойников». Излюбленным лакомством был кусок хлеба, намазанный вареньем или джемом, и черешни с дерева, которое росло у нас во дворе. Я ходила в детский сад, и к Новому году мама шила мне костюм снежинки из накрахмаленной марли. А потом мы с Юркой Бураковым и с нашими мамами зимними вечерами мастерили своими руками елочные игрушки: длинные конфеты, обернутые разноцветной бумагой, корзиночки из коробочек из-под пудры, клоунов из яичной скорлупы, золоченые и серебряные орехи из конфетной фольги. Надо сказать, что это было очень увлекательное и веселое занятие, и мы с Юркой чувствовали себя абсолютно счастливыми детьми. В общем, у меня было всё как у всех, и я не чувствовала себя в чем-то ущемленной из-за того, что у меня не было отца. Я настолько привыкла к женскому началу в нашей семье, что другого себе и не представляла. Посторонних мужчин в нашем доме не бывало, кроме близких друзей нашей семьи. Мама была занята работой и заботами о том, как прокормить семью в тяжелое послевоенное время. Была ли у нее какая-то личная жизнь, мне было неведомо, да мне и мысли такие в голову не приходили. Помнится, правда, я очень ревниво реагировала на те моменты, когда мама разговаривала с кем-нибудь из знакомых мужчин на улице или во дворе. Один такой эпизод врезался мне в память на всю жизнь.
     Мы с мамой шли по центральной улице. Кажется, это был выходной день. Поселок наш небольшой, знакомых можно встретить на каждом шагу. Так случилось и в этот раз: маму остановил какой-то знакомый мужчина, и они заговорили о своих взрослых делах. Мне  вскоре стало скучно стоять рядом, и я отошла на некоторое расстояние. Мама продолжала разговаривать, будто забыв обо мне. И тут у меня в душе заиграло чувство ревности: как так – мама разговаривает с каким-то дядькой и не уделяет мне внимания! Это же МОЯ мама! Совершенно ошалев от этого чувства, я стала кричать на всю улицу: «Мама, мама! Пойдем домой! Мне надоело ждать!» Мама зарделась от стыда за меня, попыталась как-то вразумить, но я продолжала орать. Быстро попрощавшись со своим знакомым, мама взяла меня за руку и, молча, повела домой. Дома, конечно, меня ожидала взбучка: первый и единственный раз, рассерженная моим поведением мама, отшлепала меня первым, что попало под руку, кажется, это было полотенце. Я ревела, но урок запомнила на всю жизнь.
     Так было до тех пор, пока я не повзрослела. Первый звоночек прозвенел где-то в классе шестом-седьмом. К этому времени я уже хорошо понимала, что у всех детей обязательно должны быть и папа, и мама, и если папы нет, то на это существует несколько весомых причин. Почему у меня нет папы, я не знала, спрашивать у мамы, где он, я пока не решалась, видно, время не пришло. Но однажды мне в руки попалось мое свидетельство о рождении. Я открыла его и в графе «отец» вместо имени и фамилии отца увидела прочерк. У меня перехватило дыхание, сердце забилось учащенно: «У меня не было отца? Как такое может быть? Почему этот непонятный прочерк?» Я долго не могла придти в себя, я страдала, но молчала, я не могла об этом спросить у мамы, что-то интуитивно мешало мне. Откуда мне было знать, что в те времена, всем детям, родившимся не в официальном браке, ставили прочерк в графе «отец» в свидетельстве о рождении? И как мне это было понять моей детской душой? Это теперь наше гуманное законодательство разрешило матерям вписывать в свидетельство имя и фамилию биологического отца, даже если брак не был зарегистрированным. А тогда мое открытие было для меня страшным потрясением.
     Прошло еще пару лет. Я как-то забыла потрясший меня случай, потому что жизнь шла своим чередом, все было, как и прежде. Я ходила в школу, учила уроки, дружила с одноклассниками и ребятами во дворе. Мама  много работала, бабушка опекала меня, так же, как раньше. После окончания восьмого класса большая группа военнослужащих, чьи дети учились в нашей школе, уезжала из нашего поселка. Уезжали и три моих лучших подруги-одноклассницы, с которыми меня связывали несколько лет учебы и крепкой дружбы. Как обычно, на вокзале были эмоциональные прощания, обещания писать, не забывать, встречаться. Были и девичьи слезы. Когда вдали показался поезд, пришло время прощальных объятий и поцелуев.  И тут ко мне подошел Ленкин папа. Высокий, статный военный, с добрым лицом и хитроватой искоркой в улыбающихся глазах был мне очень хорошо знаком, так как я часто бывала у Ленки дома, и мы вместе проводили много времени, готовя уроки или играя в разные игры. А сейчас он подошел ко мне, чтобы попрощаться.
- Дочка, - сказал он, обнимая меня, - мы к тебе привыкли, как к родной, жаль расставаться, но ничего не поделаешь! Не забывай нас! Пиши! А вдруг еще свидеться придется?
После этих слов он еще крепче обнял меня и поцеловал в обе щеки. Слезы брызнули у меня из глаз от переполнявших чувств. Мне искренне было жаль, что уезжают мои девчонки, самые близкие  школьные подруги. Но еще прощальные объятия и поцелуи дяди Пети, Ленкиного папы, всколыхнули в душе у меня что-то, доселе неизведанное, странное и очень волнующее. Он был первый мужчина, который прикоснулся ко мне, да еще обнял и поцеловал. Он был ПАПА моей подруги, папа, которого у меня не было никогда. Буря чувств поднялась у меня в душе: смятение, волнение, тихая грусть, которая, однако, разрасталась, как снежный ком, превращаясь в обиду.
 - Почему, почему, - повторяла я про себя, - почему у меня нет отца? Как было бы здорово, если бы он был! Можно было бы рассказать ему обо всех своих горестях, о своих детских проблемах – и он бы понял, помог, поддержал, или просто вот так крепко обнял меня, как Ленкин папа!
     Все мои чувства как-то не совсем осознанно сформировались в решение спросить у мамы об отце. Я пришла домой, и без всякого предисловия выпалила:
 - Мама, скажи, где мой отец? Почему у меня нет папы?
Мама как-то сразу расстроилась, это было видно по ее лицу, и вместо того, чтобы ответить на мои вопросы, стала сердито спрашивать:
 - Скажи, зачем тебе это? Чего тебе не хватает? У тебя есть все то, что у других детей. Что, ты плохо одета, или ты голодаешь? Или мы с бабушкой тебя не любим?
Я плакала и повторяла:
 - Как ты не понимаешь, это совсем не то, мне всего хватает, я просто хочу, чтобы у меня был папа, как у других детей!
Мама расстроилась окончательно, у нее на глазах тоже появились слезы, мне стало жаль ее, и я замолчала. Мы не смогли понять друг друга, мама почему-то не захотела раскрывать тайну своей любви и моего появления на свет, наверное, считала, что я еще не доросла до таких откровенных разговоров. Я замолчала надолго, больше я не стала допытываться, понимая, что воспоминания, ранят маму. Видимо, душевные раны еще не затянулись окончательно.
     Так прошло еще несколько лет. Несмотря на то, что мысли об отце посещали теперь меня довольно часто, маму потревожить я решилась уже будучи студенткой. В один из дней, скорее всего это был выходной день, я села писать маме письмо. Все девчонки из моей комнаты в общежитии разбрелись кто куда: кто в кино, кто на свидание, кто просто погулять по городу. У меня почему-то было грустно на душе, идти никуда не хотелось, и я взялась за письмо. И вот тут меня снова понесло. Я написала маме о том, что она меня не понимает, что мне важно знать хоть что-то о моем отце и еще многое другое, что, как я думаю теперь, было обидным для мамы. Вскоре мама ответила мне. И в тоне ее письма я снова почувствовала недовольство, но она все-таки написала мне фамилию, имя и отчество отца, его воинское звание и что он погиб на фронте в последние дни войны. Не скажу, что это меня удовлетворило и успокоило, я ждала от мамы откровенного, дружеского разговора на равных, я ведь уже чувствовала себя взрослой, но мама снова не захотела говорить со мной об отце.
     А дальше жизнь шла своим чередом. Я окончила университет, стала работать, вышла замуж, родились дети. На меня свалилось столько житейских проблем, что мысли об отце как бы отошли на второй план. Потом  настали совсем тяжелые времена, когда распался Советский Союз и началась полнейшая неразбериха. Тут впору было думать, как выжить, не скатиться в пропасть полнейшей нищеты, выучить и поставить на ноги детей. Об отце с тихой грустью я вспоминала в канун Дня Победы, ведь я знала, что он воевал и погиб в конце войны. Возлагая цветы к мемориалу Победы в нашем маленьком городе, я всегда думала об отце, о том, что  не знаю, где он погиб, где похоронен, поэтому Вечный огонь и мемориал погибшим воинам  были для меня по-особому символичны и волнительны. Посреди бурного житейского моря я больше не заводила с мамой разговор об отце. А ведь можно было выбрать удобный момент и начать доверительный, откровенный разговор по душам, ведь я сама уже была матерью, а моя мама стала совсем старенькой, давно вышла на пенсию и в удовольствие возилась с внуками. Не сделала я этого, упустила момент, не поговорила, не расспросила, не узнала мамину тайну, а она, спустя некоторое время, унесла ее с собой в Вечность. Мама, мама, как о многом я с тобой не договорила, как много я не сделала для тебя! И уже ничего не вернуть назад…
     Несколько раз я сама предпринимала попытки узнать что-то
об отце из официальных источников, но слишком мало сведений о нем у меня было. Я ведь не знала ни год рождения, ни откуда призывался в армию, а без этого мои попытки были бесполезны. Есть еще один момент, который я упустила. У мамы были подруги, очень близкие, с которыми она вместе работала в первые годы после войны. Я думаю, что они были свидетелями отношений мамы с моим отцом и, наверняка, были с ним знакомы. Они могли пролить свет на мамину тайну, но я поняла это слишком поздно, когда они, как и моя мама, ушли из жизни.
     Я почти смирилась с тем, что мне уже никогда не узнать о моем отце, я никогда не смогу рассказать детям о нем, я не узнаю о его близких и родных, которые могли бы приходиться мне дядюшками, тетушками, двоюродными братьями и сестрами. И тут вдруг неожиданно возникла информация, которая вновь растревожила мою душу. Я пришла проведать старенькую больную мать моей подруги – одноклассницы. Как водится, слово за слово – стали вспоминать прошлое: школьные годы, наши детские проказы, юность, покойного  ныне отца подруги. И тут ее мама сказала то, отчего я остолбенела:
 - Ты знаешь, а Коля (это ее покойный муж) знал твоего отца!
 - Этого не может быть, тетя Паша, мама сказала, что мой отец погиб на фронте, - воскликнула я.
 - Да как же не может, если он вернулся с войны без ноги и снимал квартиру по соседству с нашим домом. Они с Колей еще в шахматы иногда играли. А работал он где-то в финансовых органах.
 - А мама? – совершенно обескураженная спросила я, - мама как же? Может быть, это не мой отец?
 - У них с твоей мамой любовь была, они встречались, а последнее время жили вместе на этой квартире, - продолжала тетя Паша.
 -Ну и куда же он делся потом, что случилось, что мама осталась одна? – торопливо перебиваю я рассказ тети Паши.
 - А потом приехала его мать, такая простая с виду женщина, в длинной темной юбке, повязанная платочком. Долго они что-то обсуждали, никак не могли договориться, но потом, всё-таки, она увезла его с собой, - закончила тетя Паша рассказ.
 - Он что – вещь, что его увезли? – не унималась я.
 - Ну, тут сложная ситуация, - пыталась успокоить меня тетя Паша,- говорят, что у него была семья – жена и ребенок, но жена якобы не приняла его, когда он вернулся инвалидом с войны. Вот он и уехал работать в другой район. А мать решила их помирить, ребенка ей было жаль, вот и приехала за ним.
     Я сидела совершенно раздавленная этим рассказом. Во-первых, я не могла поверить в то, что это правда, ведь столько лет прошло, память человеческая не без изъянов. Во-вторых, при такой ситуации понятно, почему мама не хотела разговаривать на эту тему, если только это все правда. А в-третьих, что же мне делать, как узнать правду? Никаких дополнительных данных я не получила, потому что тетя Паша тоже уже не помнила подробности – ни где он работал, ни его фамилию, ни куда его увезла мать. Вскоре и самой тети Паши не стало.
     Так и осталась я на раздорожье двух версий: не у кого теперь спросить, негде узнать, как же оно было на самом деле. Для официальных источников у меня не хватает данных, а свидетелей произошедшего в те далекие времена уже нет в живых. Неужели так и не доведется мне узнать, кто был мой отец, каким он был?