Сначала будет немного грустно, но потом веселее. В целом, служба (Июнь 1988 - Июнь 1990) пошла на пользу, но своим детям такого не пожелаю.
---
Призыв
В Советскую Армию я шел с удовольствием. Все мужчины в семье служили, брат в тот момент был сержантом-контрактником. Все друзья-одноклассники были уже в Армии - у меня был год отсрочки из-за техникума.
С 13 лет увлекался оружием, ходил в стрелковый кружок в школе, в техникуме получил спортивный разряд по стрельбе из мелкашки, неплохо стрелял из Калашникова и из пистолета. С 10 лет занимался карате - сперва подпольно, в лесу, потом в райкоме комсомола: я был дружинником (ОКОД) и нас тренировали настоящие профессионалы.
Короче говоря, меня переполняла самоуверенность и оптимизм.
На областном призывном участке меня несколько раз перекидывали по разным командам. Я мечтал попасть в авиацию (как дед и отец) и боялся флота (3 года служить). Побрил там голову, отказался на ночь уйти домой, хотя родители уже дали за это взятку... Последние часы детства.
Я попал в команду, которую "купил" лейтенант из стройбата. Он нас обрадовал: служить будем под Киевом, просто работать на заводе. Обещал нам хорошую погоду и отличное питание. Солдат, который был при лейтенанте, молчал. В поезде мы этого сопровождающего напоили и разговорили. Оказалось, что в Харьков они отвозили одного из солдат, которому надоело служить и он повесился. Не насмерть, успели вытащить, но на всю жизнь остался инвалидом. Главная беда части - дедовщина и кавказцы.
Все разбиты по землячествам, кроме русских. Украинцы, белорусы, русские - это без разницы - все равно русский. Молдаване стояли хорошо, могли с кавказцами драться. Много солдат из Средней Азии - Туркмения, Таджикистан - они спокойные, с ними можно дружить. Самая презираемая категория - сибиряки: тувинцы, башкиры, прочие малые народы. Хуже них только москвичи, но их всего двое.
В батальоне около 500 человек: 4 роты, в роте 3 взвода, во взводе 3-5 отделений, в отделении 9 солдат и сержант. Национальное разделение примерно такое:
Кавказ и Средняя Азия - по 40% Молдаване и русские - по 10%
Некоторые подробности узнал только несколько лет назад. Служил я на крупнейшей в Европе базе-хранилище ядерного оружия. Саму базу обслуживали только офицеры и контрактники, основная масса солдат в гарнизоне - ПВО. Они же охраняли периметр. Один стройбат занимался строительством домов и бункеров, второй - поставлял строительные материалы.
В поезде многие призывники задумались: не свалить ли пока не поздно. Но никто не сбежал. На вокзале в Киеве нас встречал грузовик из части. За несколько минут до въезда за колючку военного городка, шофер свернул в лес. Мы достали все припасы и устроили последний пир. Лейтенант предложил нам отдать ему деньги на сохранение - иначе сразу отберут. У меня было 30 рублей, десятку отдал, остальные спрятал поглубже. Шофер попросил у меня брезентовую куртку-ветровку: мне все равно выбрасывать, а ему пригодится. Я отдал, как оказалось, зря: во-первых, опозорил себя перед товарищами, во-вторых, все вещи нас потом заставили сложить в ящик и послать домой.
---
Учебка
Поселили нас в учебку: казарму для призывников, еще не принявших присягу. Побрили, переодели в форму. В казарме было два взвода: наш (харьковский) и туркмены. В нашей команде был один туркмен, родившийся в Харькове: ему предложили выбирать в каком взводе быть. Он выбрал туркмен. В нашей команде неформальным лидером стал деревенский бугай Сергей, у туркмен был двухметровый здоровяк Бабай.
Первая драка началась на следующее утро, во время пробежки: что-то не поделили наши лидеры. В каждой группе было по 20 человек, дрались все, но только человек по 5 с каждой стороны делали это активно, остальным быстро надоело. Сержанты не пытались разнимать, просто стояли рядом. Потом сказали: "Духи, вам нечего делить между собой, поберегите силы" и погнали нас бегать дальше. Через пару дней была еще одна драка, ночью. Я проснулся от удара в глаз и сразу начал махать кулаками во все стороны. По-моему, все только так и могли: темнота была почти полная. Оказалось, в казарму пришли десяток туркмен из части поучить нас жизни. В то же время к одному из нашей команды (Жора) пришли земляки - грузины. Грузинское землячество отличалось повседневным миролюбием и дикой злобой в драке. Пять грузин и пара харьковчан избили всех туркменов, которые не успели сбежать. Я оказался единственным русским с синяком - меня и обвинили в драке. Хотя моя роль была пассивной, спорить я не стал. Получил два наряда вне очереди и славу богатыря, разбившего татарское войско. Больше у нас в учебке драк не было, Сергей и Бабай подружились.
Присягу мы принимали торжественно, но безо всяких гостей: не как в кино, с деревянными автоматами. Потом нас распределили по ротам и отправили в общие казармы (у каждой роты было отдельное задание). Со мной в третью роту попало 5 харьковчан (в том числе Сергей и Жора) и ни одного туркмена. Первой ночью нас пугали постоянно. Так оно и получилось.
---
Первая ночь
В полночь раздалась команда "Духи, подъем!". Четверо встали, я отказался. Главный садист сказал: "Сейчас с этой четверкой поработаем, потом этим обнаглевшим займемся"
Разумеется, без мата ни одна фраза в армии не произносится. Большинство фраз состоят только из матов, но я постараюсь переводить.
Моя наглость намного облегчила "прописку" остальным духам: от них быстро отстали. Кровать в казарме были двухэтажные, я лежал на верхней. Кровать перевернули, я успел вскочить на ноги. Предусмотрительно я не стал снимать штаны, что еще больше разозлило дедов: одетому человеку легче издеваться над голым (в трусах). Меня слегка потолкали, сильно давили на психику, но не били по-настоящему. Как потом оказалось, командир части запугал всех страшными карами и приказал командирам рот ночевать в казармах: раньше такие ночи не обходились без трупов или калек Не знаю, был ли в казарме хоть один офицер, но я отделался легким испугом. Самым неприятным последствием стал тот факт, что я нажил себе врага: Сергей не простил мне геройства или не простил себе трусости...
На следующий день, в воскресенье, ко мне по очереди подошли несколько человек. Глава еврейского землячества сказал русскую фразу: "Третьим будешь!" и извинился, что не сможет помочь. Комсорг роты, дембель Костя, предложил свою поддержку взамен на обещание сменить его. Я с радостью согласился, он сказал: "Рано радуешься". На вечернюю поверку пришел сильно пьяный замполит и на всю роту заорал, что я - его человек и кто меня тронет, тому конец. Громкий смех в ответ, из сотни глоток, меня не сильно обнадежил.
---
Мага и Вася
После поверки замполит и комсорг увели меня в штаб: оформлять дела новоприбывших. По дороге мы встретили парочку: один пьяный сержант (Вася) с трудом тащил второго (Мага), совсем отключившегося. Вася сказал: "Эй дух, помоги друга до роты довести". Замполит сделал вид, что ничего не слышал, Костя кивнул, чтоб я помог. Вася положил Магу на мою спину, но всю дорогу аккуратно поддерживал. Оказалось, что эта парочка из Дагестана, чеченец и русский, были настоящими командирами моей роты. Мага - командир, Вася - заместитель.
Я дотащил Магу до его кровати в лучшем углу казармы. Вася сказал снять с Маги сапоги, что я сделал. Потом Вася приказал раздеть Магу и укрыть. Я отказался со словами: "Я ему не жена". Вася с угрозой произнес: "Зря ты это сказал, теперь будешь его женой". Вот тут я испугался по-настоящему. Васе, которого не было в казарме пару дней, быстро доложили, что я - самый обнаглевший дух. Несколько услужливых солдат раздели Магу и аккуратно укрыли. Вася повел меня в умывальник убивать.
В роте была традиция: всех духов давили дружной толпой, как минимум землячеством. Только Вася и Мага были выше этого - не разрешали себе помогать. Мага был в отключке, Вася сильно пьяный. Скажу так: не удалось ему меня убить. Вася остался трезветь в умывальнике, а я в полной тишине лег на свою кровать в уверенности, что завтра не проснусь.
За несколько минут до подъема мою кровать снова перевернули. Я спал, свалился на пол. Надо мной стояли улыбающийся Мага и очень злой Вася с таким же синяком под глазом, как у меня. Меня выволокли на проход и стали бить ногами: Вася молча, а Мага с шутками. Встать на ноги мне не дали, залезть под кровать тоже. Я заметил, что сильно бьет только Вася и старался кататься по полу так, чтобы Мага оказывался между нами. Это еще больше рассмешило чеченца и он прекратил экзекуцию. Потом был подъем, завтрак и нас повели на завод.
---
Завод
Завод делал обычные ЖБК - железобетонные конструкции. Панели для домов, заборы, дорожные плиты... Бетонный завод. Моя рота обслуживала арматурный цех. Из прутьев диаметром от 5 до 50 миллиметров делали сетки каркасов, закладные детали и прочее. Меня определили в бригаду слесарей-электриков: недаром я 4 года изучал компьютеры и программирование.
Зайдя в цех я увидел картину из фильма "КинДзаДза": совершенно ржавая уродливая техника, в том числе роботы с цифровым программным управлением, обслуживается оборванцами. Представляю, каково было ребятам, которые поезд впервые увидели месяц назад!
В бригаде было 9 русских и один молдаванин. Начальник цеха строго-настрого запретил брать "чурбанов" на теплое местечко. На самом деле, ничего "теплого" в этой работе не было. Ремонтируешь станок, а вокруг тебя стоит несколько человек с железными палками и подгоняют. До меня довольно быстро дошло, что крутых бандитов среди рабочих цеха нет. Один армянин, Далакян, меня особо достал: я ремонтировал его установку точечной сварки, а он каждую минуту тыкал в меня палкой. Я уже к тому времени наловчился за пару секунд раскалять этой сваркой арматурину добела, но раньше всем удавалось от меня увернуться. Далакян оказался не достаточно ловким и чуть было не лишился руки. Как всегда, все списали на несчастный случай, но больше мне работать никогда не мешали, да и другим слесарям стало полегче.
---
В роте
В роте дела у меня шли не очень хорошо. Кавказцы (дагестанцы, азербайджанцы, армяне) не проходили мимо меня не ударив. Стоило ответить - накидывались стаей. Как говорится, били больно, но аккуратно. Комсорг Костя оказался антисемитом - тоже сильно меня доставал. У этого подонка была привычка дергать духов за уши - до надрыва кожи.
Еще одним моим врагом стал глава молдавского землячества Пушкоренко. С виду добродушный толстячок, один из самых старших в роте, лет 27 ему было. Он уже отсидел один срок за разбой, скрывался в армии от второго срока. Почему Пушкоренко на меня взъелся - не знаю. Наверное, тоже антисемит.
Старше Пушкоренко был только один солдат: Владимир Николаевич. Его все называли только по имени-отчеству. В свою первую ночь, во время прописки, он убил дембеля. Убийство спустили на тормозах: оформили так, как будто все дембеля уехали домой. Приходил запрос из милиции Таджикистана, на этом все и закончилось. Дома Владимира Николаевича ждали жена и двое детей. Почему он пошел служить - никто не знал.
Он работал электриком части, жил у себя в мастерской, иногда просил меня помочь. Взял с меня слово, что если надумаю покончить с собой, то сперва приду к нему. Никак реально он мне не помог, но я очень благодарен ему за моральную поддержку.
---
День Строителя
Через пару недель после начала службы был День Строителя (14 августа 1988) - наш профессиональный праздник. Молодые солдаты ненавидят праздники из-за обязательных уборок и лишних хлопот. В воскресенье, в разгар праздника прибежал дежурный по части с выпученными глазами и сказал, что меня вызывает лично генерал, командир гарнизона. До сих пор такого не случалось!
Оказалось, что ко мне в гости приехала подруга, Ирина. Добралась до КПП на границе военного города и стала требовать позвать меня. Дежурный ее послал: встречи с солдатами без предварительного разрешения были запрещены. Ира бросилась под колеса генеральской волги: машина ее сбила, но обошлось царапинами, без серьезных травм.
Меня срочно запихнули в парадную форму и отвели в чайную: хозяйка, Александра Михайловна, пыталась запудрить мои синяки. До КПП меня отвезли на грузовике, потом на генеральской волге вместе с Ириной в ближайший райцентр - город Радомышль. Генерал предоставил нам "президентский" номер, всегда зарезервированный для важных гостей. Утром Ирина уехала домой и больше я ее не видел. Скорее всего, ее отпугнули моя усталость и многочисленные синяки.
До КПП я добирался на автобусе, потом пешком до завода. Шофер генеральской волги специально приходил к нам в часть, чтоб рассказать все известные ему подробности. Скажу так: зависть не добавляет любви.
---
Бабай
Меня стали постоянно гонять в наряды: решили чморить по уставу. Однажды попал в наряд по столовой вместе с Бабаем, которого перевели в нашу роту: командиры первой роты с ним не справились. Нас было четверо солдат и сержант: двое мыли пол, двое должны были двигать столы и стулья. Грязная работа досталась другим, я стал поднимать стулья, Бабай сидел и ничего не делал. Я на него наехал: "Раз не смог отмазаться от наряда, давай, помогай." Бабай меня просто послал. Я сказал грубее, он предложил выйти.
Я занимался карате много лет, за время службы дрался почти каждый день, но такого еще не было. Бабай был профессиональным борцом: не обращая внимания на мои попытки его ударить, он поднимал меня и кидал на землю, каждый раз спрашивая с улыбкой: "Ну что, дошло?" Никакой злобы, как на тренировке. После третьего раза я сказал: "Дошло" и вернулся в столовую. Сержант Бойняшин, по кличке Маша, был из учебки, строевой: в отличии от заслуженных бригадиров они особым авторитетом не пользовались. Я схватил сержанта за шиворот и сказал: "Или заставляй Бабая мне помогать, или сам помогай". Я физически не мог двигать столы в одиночку, а занимать этим тех солдат, что мыли пол, было не по-понятиям. Бабай зашел в столовую и тоже сказал сержанту: "А ну живо помогай!" Тот не стал спорить...
Больше меня в наряды не ставили, Бабая тем более. Да и заводское начальство требовало, чтобы я работал: некому было ремонтировать оборудование. По работе я должен был сменить Редю: украинца Редько из Киева. Он тоже пошел в армию после техникума, но в электронике не разбирался. Редя - огромный мужик с пудовыми кулаками, пару раз пытался меня защищать, но поддержка его была неконкретной. Слово "конкретный" было одним из немногих цензурных, употребляемых постоянно. Представьте себе, как звучит фраза "Ты конкретно гибочник делай, шоб було" от азербайджанца, начавшего учить русский месяц назад.
Еще у Реди был фотоаппарат и подпольная лаборатория для печати. Я тоже там работал, потом получил по наследству. Уходя на дембель, Редя потребовал за нее 100 рублей отступных, деды скинулись и собрали деньги, но этот гад утащил объектив от увеличителя - самую ценную деталь. Новый мне прислали родители только через несколько недель.
Когда собирали деньги, я подошел к лейтенанту, что привез нас из Харькова, и попросил вернуть мои 10 рублей. Разумеется, лейтенант меня послал подальше.
---
Госпиталь
В сентябре 1988 меня положили в санчасть с диагнозом "многочисленные гематомы". Еще были такие "мелочи", как отбитые почки и стрептодермия на ушах. Основной проблемой были гематомы на голенях - загнивание дошло до кости. В госпитале мне сделали операцию: разрезали кожу и все прочистили, в том числе поскребли кость. Разумеется, наркоз мне давали, местный, но не очень он помог... Резал пожилой хирург, майор, ассистировала ему молоденькая медсестра, жена лейтенанта, мы потом познакомились. Хирург, видя как я скриплю зубами от боли, сказал: "Ты ругайся, солдат, не бойся, Лена уже привыкла, я тем более." Я сдержался, за что потом получил награду... Врач сказал: "Надо бы тебя в госпитале оставить, но у нас скоро учения, а ты ходить не сможешь". Меня вернули долечиваться в санчасть при стройбате.
Хочу рассказать о высшем наслаждение, что я получил в своей жизни: отмыл уши от гноя и почесал. Никогда больше я не испытывал подобного удовольствия!
Через пару недель в санчасть положили Пушкоренко: травма на производстве. Он вышел на завод делать дембельский аккорд. Так как причиной травмы был сломанный станок, а я был слесарь, то он назначил меня во всем виноватым. Я же говорил - антисемит! Зато меня таки положили в госпиталь.
Еще раз почистили ногу - в санчасти плохо перевязывали, занесли гадость. Так что если бы не Пушкоренко, я мог бы лишиться ноги. Смотреть на то, как мне делают операцию сбежались три медсестры. В этот раз или наркоз лучше взял, или еще что, но боли я почти не чувствовал. Так что получалось даже острить...
Учения госпиталя несколько раз откладывали: дали моей ноге зажить. Примерно 15 октября всех больных выписали, оставили только команду выздоравливающий. "Внезапно" поступил приказ развернуть госпиталь на запасной позиции посреди леса. Я со всеми таскал тяжести, ставил палатки... Потом вызвался первым на ночное дежурство: охранять и топить печку-буржуйку. Сидел возле огня и занимался графоманством: писал девушкам письма.
Через неделю вернулись в госпиталь. Запомнилось несколько моментов из жизни госпиталя: парень из моего призыва, Славик, госпитализирован с диагнозом "упадок сил". Он попал в бригаду стропальщиков: грузил вагоны. Над ним издевались все, заставляли работать сутками... Был он практически без сознания, меня попросили его раздеть, но пришлось срезать одежду. В ванне он отмокал часов 5. Медсестры поили его чем-то, я менял воду. Лежал он в госпитале долго, оттуда ушел на дембель как студент.
При госпитале была прачечная, в ней работала баба Зина. Стиральная машина часто ломалась, вызывать электрика из дома быта было сложно. Я был под рукой и обходился гораздо дешевле. Баба Зина варила замечательный самогон. Однажды она попросила починить швейную машинку - получилось. Поток клиентов ко мне не оскудевал. Госпиталь обслуживал не только военный городок, но и соседние деревни, многие работники тоже жили в деревнях. Деньгами платили редко, еда мне была не нужна, самогона столько было не выпить... Приходилось делать в кредит. Оно потом окупилось.
Подружился с солдатом-санитаром Колей. В том числе он работал в морге. Я его поил самогоном, а он мне рассказывал про всех покойников. Несколько раз предлагал пойти в морг, но я отказывался. Однажды ночью он меня разбудил и сказал, что сейчас просто обязательно надо пойти, редчайший случай. Подробнее говорить отказался. На столе лежало тело молодой девушки, при жизни она была очень красивой. Разбилась на мотоцикле. Коля спросил меня: "Хочешь?" Я вылетел из морга. Больше я с Колей не общался.
Азербайджанец моего призыва, Вазилов, повздорил с земляками и очень не хотел возвращаться в часть. Я видел, как он на коленях плакал и умолял оставить его служить при госпитале. Нас обоих выписали из госпиталя на праздник 7 ноября. Я бы, наверное, мог добиться должности ремонтника при госпитале, но возникла проблема: запутался в отношениях с медсестрами.
---
Бунт
В ноябре 1988 творилось что-то невообразимое: мой призыв в роте обнаглел полностью и отказался быть духами. Сергей и Бабай возглавили революцию, которая свершилась сразу после ухода Васи и Маги на дембель. Призыв/увольнение был раз в полгода. Одновременно служили 4 призыва: духи, молодые, черпаки и деды.
Комсорг Костя тоже ушел на дембель в первой команде и я официально занял его место. Сразу после моего возвращения в казарму, Сергей и Бабай предложили забыть все старые обиды и бороться вместе. Я, разумеется, согласился.
Мы заключили договор о ненападении с кавказцами и дембелями (так назывались деды после приказа, которые уже жили мирной жизнью) и начали давить молодых (русских и азиатов) - им приходилось мыть полы, ходить в наряды и выполнять обязанности духов. Мы ни над кем не издевались, никого не унижали: просто не давали себя в обиду. Вазилов присоединился к нам, но увлекся: земляки его подловили и сильно поломали. Это стало последней каплей в чаше терпения офицеров. В декабре 1988 года нашу мафию разогнали по разным ротам. Сергея отправили во вторую роту на место Славика. Сергей научился ломать скулы с одного удара: очень уж его бесили азиатские лица. Страдания Славика было отомщены.
Бабая отправили домой, комиссовали как психа. Иначе бы его убили или свои туркмены, или офицеры: их Бабай тоже не боялся бить. Отправить духа в дисбат было не по-понятиям.
---
Четвертая рота
Я попал в четвертую роту, в бригаду крановщиков. В казарме царствовал старшина Андрющенко: он там и жил. Никаких драк, никакого беспредела. Дедовщина была, но в рамках устава: в наряды ходили только духи и молодые. Все разборки велись на заводе. Командир роты, капитан по кличке Малыш, авторитетом не обладал никаким. Для сравнения, командир третьей роты, капитан Шмелев, мог построить любых обнаглевших дембелей, но делал это крайне редко: он боролся за место директора завода и дела роты переложил на Магу, Васю и других сержантов. Старшину третьей роты я вообще не запомнил. В первой роте порядок на своих кулаках держали лейтенанты: замполит и техник. Во второй роте был полный бардак, все держалось на землячествах.
Работал я также электриком, но не в арматурном цеху, а ремонтировал подъемные краны и осветительные вышки. Это была самая тяжелая зима в моей жизни. Вспоминаю то время каждый раз, когда сижу дома в тепле, а за окном шторм или вьюга - обязательно выпью за тех, кто (в море) сейчас должен работать.
Ремонтной бригадой четвертой роты управлял сержант Мальцев. Он никогда не появлялся в казарме роты, жил на заводе. Вот это был настоящий сержант с непререкаемым авторитетом. Как-то я ему возразил, он всех выгнал из комнаты и сказал: "Мне осталось служить несколько месяцев, я тебе не дам испортить мою малину. Хочешь случайно упасть с крана - упадешь. Беспредела не будет если ты не будешь выделываться." Он (как и все в четвертой роте) относился ко мне равно как и другим. Да и я особо не наглел: мыл пол, когда положено было, лазил в ледяной дождь на вышку менять лампу, затаскивал на кран бухту кабеля под напряжением...
После Нового 1989 года в часть пришел призыв. Раньше пополнение приходило с ноября, но в то время бардак в СССР достиг апогея. Для меня напряжение сразу упало, жизнь начала налаживаться.
Начальник арматурного цеха добился моего перевода обратно в старую бригаду: некому было ремонтировать роботов. С февраля 1989 года я пару месяцев жил в казарме четвертой роты, а работал вместе с третьей ротой. Нарядами меня перестали доставать: Мальцев потерял ко мне всякий интерес, а главным сержантом роты (не помню точную должность) стал мой земляк из Одессы - еврей по фамилии Файн.
Файна перевели из другой части, в центре Киева, за неумеренное сексуальное домогательство ко всем женщинам. Официальных жалоб на него не было, женщины не жаловались и неофициально, но с кем-то он не с тем связался: не помог даже родственник в высоком штабе, пристроивший Файна на теплое местечко.
Я всегда работал в ночную смену: больше никто не мог починить любое оборудования без посторонней помощи и мне оставляли особо сложные случаи с электроникой, чтоб спокойно разобраться. Мне такой распорядок нравился: с простыми случаями справлялся напарник, я старался поскорее справится со всеми заданиями (обычно получалось) или найти отмазку (нужна деталь со склада). Потом либо спал, либо занимался своими делами: графоманией, изучением английского, чтением...
Других молодых, отсыпавшихся после ночной смены, Файн будил помогать наряду и выполнять разные поручения, меня - только в случае хороших новостей: кому-то пришла посылка, например.
Файн недолго прослужил в нашей части: его отправили в бессрочную командировку. На самом деле, не в плохом смысле. Несколько месяцев до дембеля он работал экспедитором, возил особо ценные грузы. Почему - не знаю. Ходили слухи, что он соблазнил дочку командира части, но Файн поклялся мне, что это неправда.
В четвертой роте на привилегированном положении было еще два человека из моего призыва: чеченец Адам и азербайджанец Аликперов. Адам вместе со мной прибыл из Харькова, но чеченцы признали его за своего и определили смотрящим в четвертую роту. Андрющенко и Адам делали вид, что друг друга не существует. Старшина никогда не заходил в ленинскую комнату, Адам там спал и целыми днями сидел, выходил-заходил через окно. У меня с Адамом были хорошие отношения, но дружбой там и не пахло. Видел я, как Адам избивал духов. Для него было нормой ударить человека сзади, просто так. Я спросил, почему он так делает? Сказал, что не считает гоев (или как оно по-чеченски) за людей, а со скотиной только так и надо обращаться. Я побоялся уточнить, считает ли он за человека меня.
Аликперов был из Азербайджана из семьи торговцев цветами. Почему родители не откупили его от армии - не знаю. Но денег офицерам в часть они заслали много. Каждый месяц Аликперов на несколько дней летал в Азербайджан: у семьи был свой грузовой самолет.
Мы часто сидели в ленинской комнате вчетвером: я играл с Файном в шахматы, Адам и Аликперов в нарды. Иногда менялись.
---
Баптисты
С моим призывом из Харькова пришел один баптист - Вова. Присягу он принимать отказался, выдержал все давление замполитов и особистов, стерпел унижения от сослуживцев. Вову пристроили работать помощником в чепке: солдатской чайной. Александра Михайловна оберегала его от наездов, разрешала там ночевать. Но все равно Вове часто доставалось, особенно когда наш призыв рано обнаглел и духов было слишком мало.
В июне 1989 года пришло новое пополнение. В этот раз более половины призывников были из Украины. Две команды: баптисты из Харьковской области и простые деревенские парни из Львовской. Пришла команда из Молдавии, но из Кишенева, ребята умные и грамотные. После этого молдавское землячество слилось с русско-украинским и беспредел закончился. Реально верховная власть осталась за чеченцами, которых поддерживали все кавказцы, дедовщина никуда не делась, но русских перестали унижать по национальному признаку.
Два десятка здоровых баптистов, при всем их миролюбии, это сила. Раньше над Вовой издевались: заставляли подставлять вторую щеку после пощечины. С ребятами из нового призыва такие шутки не прошли да и Вова стал у них патриархом и зажил новой жизнью. Я был единственным человеком в части, который ему помогал и поддерживал в трудное время, поэтому Вова заставил своих молодых последователей присягнуть мне на верность. Недаром он был сыном пастора и сам учился. Я слышал, как он убеждал ребят в том, что евреи - избранный народ и задача всех баптистов - их поддерживать. Карьера пастора у Вовы не сложилась, он переехал в США, работает медбратом в госпитале. Несколько лет назад приезжал ко мне в гости и еще раз сильно помог: убедил мою тещу (она тоже баптистка) в том, что я на самом деле служил в Советской Армии, а не сидел в тюрьме, и вообще я - хороший человек. Может, не совсем убедил, но очень старался!
-----
Третья рота
После отъезда сержанта Файна я вернулся в казарму третьей роты. Дедушке лучше жить в бардаке, чем по уставу. По сроку службы я должен был быть черпаком, но имел достаточно большой авторитет среди всех слоев общества. И скромность мне никогда не мешала :)
Я стал секретарем комсомольской организации части. Раньше это была офицерская должность, но перестройка многое успела изменить. Я был бригадиром ремонтников цеха, но не командиром отделения. Практически единственный случай в части: все солдаты, особенно кавказцы, из кожи готовы были вылезти за лычки. Моим командиром назначили сержанта Бойняшина (Машу). Кличка - женское имя не было чем-то обидным. Главы азербайджанского землячества Зейналова звали Зиной, был даже чеченец по кличке "Галя". У меня клички не было: "Охуевший Дух" стало не актуально, а новую не придумали, все называли меня по имени. Азиаты и кавказцы выговаривали "Женя" так же, как сейчас американцы.
---
Чеченцы
Однажды я пошел на склад с молодым из моей бригады. Чеченец из другого батальона, строитель, что-то там получил и потребовал, чтобы я временно уступил ему своего духа: отнести вещи. Я отказался, он стал ругаться и угрожать мне, я в ответ тоже грубо ругался, вынужден признать. Вокруг было много офицеров и гражданских, солдат из моей части - в драку чеченец не полез.
Смотрящим за третьей ротой, на место Маги, чеченцы назначили Алана: он был родом из Грозного, что котировалось выше, чем дагестанские чеченцы и гораздо выше, чем казахстанские.
Наша рота была в наряде по столовой: картошку чистили. На следующий день повар заявил, что почистили очень мало, на всех не хватит. Небольшое отступление: кормили нас хорошо. Может, не особо вкусно, но мясо, хлеб и картошку давали без ограничения. Склад и холодильник были всегда открыты: нельзя было только выносить за территорию части и продавать. На этом ловили и прапорщиков, и гражданских: сажали в погреб на пару недель без суда и следствия.
Нарезанный хлеб всегда лежал в столовой - можно было брать через открытое окно. В холодильнике висели коровьи туши, замороженные много лет назад. Нарубленные куски мог взять любой желающих пожарить шашлык. Повара обычно готовили из свежего мяса: при части был свинарник, в соседних деревнях покупали баранов и быков. Если бы не видел этого своими глазами, если бы сам много раз не брал мясо - не поверил бы. Слыхал я от друзей, как их в армии кормили...
Те, кто чистил картошку, заявили, что сделали все как положено, но кто-то украл очищенную картошку. Раньше такого не случалось и нашим не поверили. Рота решила поддержать своих духов и провести демонстрацию: всем вместе, включая дембелей, пойти на кухню чистить картошку. Благородная акция, но я о ней ничего не знал, а то бы тоже пошел, конечно. Работал в ночную смену, отсыпался на заводе, потом ходил в город и сразу снова на смену...
На общем построении в субботу Алан подошел к одному из дедов, азербайджанцу, и спросил: "Ты почему картошку не чистил? Все чистили, я чистил..." Азербайджанец ответил стандартное "По сроку службы не положено", Алан ударил его в живот, тот упал.
Меня Алан ударил молча, не задав вопрос. Пресс у меня был накачан хорошо, не то, что сейчас, удар я легко выдержал и спросил: "Алан, ты чего? Не знал я за общий наряд, а то бы пришел." Я не успел договорить, кулак полетел мне в лицо. Увернуться я успел и ударил в ответ довольно таки подло: ногой ниже пояса. Именно так я наловчился справляться с теми, кто сильнее меня. Алана так бить не надо было, но получилось автоматически... Алан свалился на землю. Один из сержантов скомандовал "Рота, разойтись", пара человек кинулись поднимать Алана, я тоже было сунулся, но меня оттолкнули.
-
Зашел в казарму, лег на кровать. Алан тоже зашел и лег. Наши кровати стояли напротив, в двух престижных углах. Я вспоминал первые ночи в казарме, когда так же лежал и ждал приговора. Два дня ничего не происходило, потом за мной на завод пришел Адам из четвертой роты.
Не знаю, можно ли назвать то, что случилось судом шариата, но в ленинской комнате сидели два десятка чеченцев. На заседание суда меня не пригласили, только на объявление приговора. Чеченский патриарх, отсидевший три года в дисбате и недавно вернувшийся дослуживать, говорил долго, но суть была в том, что меня оправдали, вернее - условно помиловали. Потом я выпытал подробности у одного из дагестанских чеченцев, Аслана. Только сейчас заметил, что все чеченские имена на "А" начинаются :)
На суде были все чеченцы нашей части и делегация соседей-строителей. Оказывается, после случая на складе они потребовали моей выдачи на расправу, но сослуживцы меня не сдали: сказали, что я имел право защищать своего (раба) духа, а что грубил уважаемому человеку - так я же русский, что я могу знать о вежливости? Для пущего авторитета представили меня главой (жидомассонов) еврейского землячества, хотя эту почетную должность я никогда не занимал.
Расклад был такой: моей смерти требовали все грозненские чеченцы из нашей части и все соседские. За меня были дагестанские, казахстанские и Адам. "Патриарх" тоже высказался против убийства: не ради меня: не хотел снова попасть в дисбат. Любопытно, что никакие другие варианты приговора (покалечить, выгнать...) не рассматривались. Бунт (удар смотрящего) карается только смертью. Еще в этом было уважение ко мне: духа могли бы наказать помягче. Хотели было позвонить посоветоваться Маге, но споры прекратил самый уважаемый дембель из Грозного. Он принял вину на себя: сказал, что не имел права ставить своего молодого, неподготовленного родственника Алана на роту. После этого позвали меня...
Алана перевели служить к соседям, Аслана поставили на нашу роту. С того дня я ни разу не дрался.
---
Увольнительные
Самое лучшие моменты в школе - перемены. Самые лучшие моменты службы - увольнительные. То, что случилось на День Строителя - больше похоже на сбывшийся сон, чем на обычное событие. Расскажу несколько примеров того, как мы ходили в увольнительные.
У молодого бойца был только один шанс вырваться из кошмара армейских будней - приезд родителей. Для визитов было отведено последнее воскресенье месяца. Обычно отпускали в обед в субботу, вернуться надо было до отбоя в воскресенье. В пятницу вечером или в субботу утром родители должны были дать телеграмму: это можно было сделать из военной части в Радомышле или с КПП нашего военного городка.
В субботу в Армии самый страшный день - ПХД (парко-хозяйственный день) - надо было все убирать, драить, подкрашивать, чинить... Разумеется, силами молодых. Поэтому главной задачей было вырваться из роты в штаб. Любой дед считал своим долгом испортить духу праздник: "Ко мне родственники никогда не приезжали, значит и тебе не положено" Если все же удавалось добраться до штаба и дежурный подтверждал наличие телеграммы, счастливчика отправляли на склад надевать парадную форму. У дедов была своя парадка, иногда даже две: одна для увольнительных и командировок, вторую по много месяцев любовно готовили на дембель - это бывали уникальные произведения искусства! На складе висели пара десятков дежурных парадок. Хорошо было тем, кто приходил первым и мог выбирать. Плохо было опоздавшим и обладателям нестандартных размеров.
Первый раз родители ко мне приехали 27 августа 1988 года. Мы заранее договорились, что мама вызовет меня, а отец и сестра - двух моих друзей (Леву и Сергея). В гостинице сняли два номера... Мама и невеста приехали еще к одному бойцу из нашей команды (Игорь). Понимая, что четырех "духов" из роты добром не отпустят, мы скрылись еще до завтрака. Без проблем получили парадки и нас довезли до КПП городка. Мои приехали из Харькова на машине и ждали нас: отец и сестра, чтоб трое сели сзади. Но Лева и Сергей уступили свои места Игорю и его Люде (очень уж они в гостиницу торопились), а сами с мамой Игоря поехали на автобусе.
Мы ходили на речку купаться, гуляли в парке, хорошо кушали, получили массу удовольствия... Расплата пришла сразу после отбоя в воскресенье: на нас накинулись те молодые, которым пришлось работать за двоих. Настроения нам это не испортило.
Следующее увольнение было в конце сентября, я поехал из сан.части. Настроения никакого не было, сил тоже, да и порода была плохая. Провалялся сутки перед телевизором. В октябре я был в госпитале, оттуда не выпускали. В ноябре не получилось у родителей.
Под новый 1989 год поехал в увольнение вместе с Бойняшиным (Маня), который ненавидел меня всей душой, но еще сильнее боялся. Я его никогда не бил, это был тот случай, когда чужое уважение вызывает страх у того, кто не понимает, за что уважают человека. Бойняшин был из тех краев, где уважают и боятся шаманов. К нему приехали двое: отец и председатель колхоза. Деньги на поездку собирали всем миром, председатель (самый непьющий из всех мужиков) должен был проследить за отцом Мани, доставить письмо командиру части, выступить перед солдатами и привезти благодарность командования. В часть "ходоков" не пустили, встреча проходила в гостинице в Радомышле. Погода была ужасная, оставалось только пить. Водки было очень много....
Маня затащил меня в свой номер: как секретарь комитета комсомола части я был начальник. Он представил меня комиссаром: сказал, что погоны мне не положены по секретности должности. Я клятвенно заверил сибиряков в том, что Маня - самый уважаемый сержант в части, завтра ему присвоят звание старшины, а на дембель он уйдет прапорщиком. Много я тогда пурги нес... Потом, помню, стоял в холле гостиницы и обещал бутылку водки каждому солдату, кто зайдет в номер и подтвердит, что Маня - авторитет. Пара офицеров сделали это за три бутылки. Председатель на самом деле оказался крепким мужиком: он ничего не забыл и утром дал мне ящик водки для передачи командиру части. До командира водка, разумеется, не дошла, но письмо в самых высоких тонах, на официальном бланке, с кучей подлинных печатей и поддельных подписей ушло в Сибирскую деревню. Бойняшин стал моим рабом до дембеля.
В феврале 1989 я получил "бегунок" - право свободного перемещения по гарнизону и выхода за КПП. У меня была свобода от командования части и договор с начальством на заводе: пока все работает, меня не трогают. На случай встреч с патрулями в Радомышле было много бланков командировочных и увольнительных. Дальнейшие поездки в Радомышль проходили по одному сценарию: ресторан, дискотека (кино, если погода была плохой) гостиница. Главной задачей было заманить девушку в гостиницу: (всегда) иногда получалось...
---
Самоволки
В отличии от увольнительных, в самоволки ходили пешком через дырку в заборе. Потом можно было поймать попутку на шоссе или дойти до ближайшей деревни. Если вы читали главу за госпиталь, то знаете о моем авторитете среди деревенских жителей. Я чинил им швейные машинки и прочую бытовую технику, за что получал индульгенцию на связи с девушками. Русские в самоволки ходили редко, до моего призыва почти никогда: Кавказцы держали окрестные деревни за свой гарем.
Деревенские девушки, как и жительницы Радомышля, были не против выйти замуж за солдата, но случалось такое крайне редко. На харьковчан была объявлена настоящая охота: в отличии от кавказцев, мы были вполне реальными женихами. Местным парням этот расклад не нравился, но у нас было значительное превосходство в силе.
До развала СССР и вывода ядерного оружия из Украины, в самоволки ходили только стройбатовцы. Потом стали ходить солдаты, охранявшие пустую базу, но это уже после меня.
Ходили легенды о том, что деревни поднимали бунты против "оккупантов" и избивали всех солдат, якобы милиционеры стреляли по самовольщикам, наводили на солдат патрули... Я ничего такого не видел. Единственный раз солдат избили за мародерство: залезли в погреб и украли соления. Это было совершенно справедливой карой: деньги у нас, в отличии от деревенских, водились, колхозники готовы были продать что угодно за копейки.
Последним бастионом, отвоеванным нами у кавказцев, стало общежитие техникума мясо-молочной промышленности. Не то, чтобы мы его полностью захватили, но получили доступ. Я там проводил много свободного времени, пока не женился.
---
Евреи
Я много раз упоминал еврейское землячество, расскажу за него подробнее. Когда я пришел в часть, евреев было двое: Игорь Т. (зав.клубом) и Вадим Л. (дежурный по заводской конторе). Евреями также были замполит части майор Ветер и зав.складом Каганович.
Потом пришли сержант Файн, горский еврей из Дагестана Миша Самандуев, бухарский еврей Халид. Миша стал зав. складом ГСМ, Халид - парикмахером. Последним появился Кацман - он сменил Вадима в конторе.
Как устраивались Игорь и Вадим - не знаю. У Вадима была еще одна должность: писарь роты. И феноменальная память: он мог правильно назвать по имени любого солдата из роты. Для примера, теперешнего Президента Туркмении зовут Бердымухамедов Гурбангулы Мяликгулыевич. У нас были солдаты и с более заковыристыми именами. Сейчас Вадим в Израиле, общаемся на Фейсбуке...
Миша выглядел совсем не по-геройски, но пользовался уважением и полной поддержкой кавказцев. Как-то офицер из другой роты грубо толкнул Мишу в очереди перед столовой - офицеру пришлось сбежать, потом он просил меня устроить встречу с Мишей: чтобы извиниться. Я не знаю в чем был секрет, но Мишу все любили и все ему прощали.
Халид попал во вторую роту, сперва ему было тяжело, потом пришла посылка с инструментами. Режущие предметы, разумеется, перехватил дежурный по штабу и вызвал Халида к себе на разборку. Некоторое время Халид работал бетонщиком, а после работы стриг в штабе офицеров, потом его мастерство оценили и создали специальную должность парикмахера части. Авторитетом Халид не пользовался, душевую убирал сам, но получил неприкосновенность и свободу от работы на заводе.
Я говорю только за открытых евреев, с чистыми документами. Была категория граждан, которые числились русскими (украинцами) но примазались к нам. В основном - конторские работники и строевые сержанты. Крайняя степень - один одессит, который хотел пройти гиюр и свалить в Израиль.
Майор Ветер заходил к нам на посиделки в клуб, но он был слегка повернут на сексе и ни о чем другом говорить не мог. Двадцатилетним парням трудно было говорить за секс с 45-ти летним мужиком, но кое-чему он нас научил. Пару раз проводились практические занятия: в клуб приводили проститутку.
Зав.складом Моисей Каганович приглядывался к нам издалека, пока не нашел подходящую жертву: Кецеле. Я промышлял ремонтом телевизоров и у меня был постоянный пропуск в город, Кецеле стал ходить со мной помощником. Как-то Моисей попросил починить телевизор. На самом деле все было в порядке, мы просто настроили антенну, потом был торжественный ужин. Довольно быстро я понял, что Моисей "сватает" за Кецеле свою дочку, Эллочку, которая год назад закончила школу и ее никуда не могли пристроить - отпускать одну в институт в большой город родители боялись, а в военном городке делать ей совсем нечего. Вот и сидела бедная девушка под домашним арестом с единственной надеждой выйти замуж за солдата. Требования у родителей были такие: еврей из большого города, лучше из Москвы.
Кецеле как раз таким и был. Как по-секрету рассказала Эллочка, моя кандидатура тоже рассматривалась, но Моисей решил, что я все равно не женюсь и со мной лучше не связываться. А вот за Кецеле взялись всерьез. Он тоже был не против, служба ему показалась медом. Несколько раз я провожал Эллочку ночью через лес после свиданий - Кецеле не мог уйти с дежурства. Даже пару раз целовались, но потом она сказала, что влюбилась по-настоящему. В порядке компенсации Эллочка меня познакомила с подругой, но что-то у нас не сложилось... Эллочка скоро забеременела, приехали родители Кецеле - сперва хотели устроить большой скандал, но потом все подружились.
Сейчас Кацманы живут в Израиле, у них четверо детей.
---
Бизнес
Надеюсь, все сроки давности уже вышли. На заводе в ночную смену процветал капитализм. Мы продавали местному населению все, что можно было: от тротуарной плитки и арматуры, до заборов и дорожных плит. Разумеется, сливки снимал кто-то из руководства, но солдатам тоже перепадали крохи. Обычно делалось все по предварительному заказу и в определенное время товар на дрезине подгоняли к железнодорожному переезду: покупатель туда приезжал на машине (трактор, лошадь). Цена состояла из двух частей: "начальству" и "солдатам". Начальству платили деньгами, солдатам часто по бартеру: самогон, еда, сигареты. Иногда привозили женщин: деревенских пьяниц, проституток с трассы и тому подобное. Изредка разведенки расплачивались натурой. Я в такие игры никогда не играл, брал только деньгами.
За год заработал около 5 000 советских рублей: большую часть на прямых заказах из арматурного цеха и на ПДГ (плита дорожная гофрированная) - каркасы для этих плит делали на станках с ЧПУ, несколько человек и с высокой трудоемкостью. Я мог сделать все в одиночку, не привлекая лишних людей. То же самое с заказами на арматуру: без моего ведома сделать "левый" заказ было сложно, но я с парой слесарей мог сделать любой заказ. Иногда делал "мимо кассы".
---
Командировки
Командировки у меня были двух типов: в Чернигов на комсомольские мероприятия и в Киев на закупки. В Киев обычно я ездил один, иногда с кем-то вдвоем. Самая сложная командировка была за музыкальными инструментами. Тащить барабан в метро в час пик - это было жутко. Выехал я рано утром, до подъема, но автобус на остановке не затормозил, проехал мимо. Пришлось ловить попутный грузовик. На удивление, водитель потребовал с меня денег: обычно никто с солдат за такое не брал. Выгреб все из карманов: бумажный рубль и пару рублей мелочью. Очевидно, слишком дурно я подумал за водителя и был наказан: из кармана выпала записная книжка. Дико жаль: я туда писал разные заметки, мудрые мысли, идеи для романа (писал тогда "Стратег"). Было несколько страниц "Мысли за 5 секунд до подъема"... Еще там лежали 40 рублей командировочных: надеюсь, эти деньги пошли на доброе дело, а не были пропиты. Мне пришлось ехать к киевскому дядьке, занимать денег.
Черниговские командировки были гораздо веселее. В Киеве развлекаться мы опасались: там было слишком много офицеров, патрулей, милиции... В Чернигове было гораздо спокойнее. Тем более там был наш стройбатовский штаб: если что, выдали бы туда, а не в штаб военного округа. В отличии от Радомышля, в Чернигове военных было меньше и на дискотеках надо было вести себя скромнее. Но и девушек, готовых пожалеть бедных солдат было больше. Запомнилась одна история: мы впятером поехали на комсомольскую конференцию. Отметились в части, прописались в гостинице, пошли на дискотеку. Нас оттуда довольно грубо вытолкнули: не тех девушек пригласили потанцевать.
Мы пошли в гостиницу, но по дороге увидели, как хулиган приставал к женщине. Пьяного мужика мы довольно сильно избили, хоть женшина нас останавливала. Потом пошли к ней в гости: пили разбавленный спирт, закусывали вяленым мясом. Хозяйка оказалась полковником милиции, какой-то большой начальницей. Жаловалась, что выпить нескем: весь город ее боится. Потом приехал ее сын, загрузил нас в машину и отвез в гостиницу.
---
Женитьба
Расскажу о том, как я женился. Познакомились мы со Светланой в сентябре 1986 года, в июне 1988 меня забрали в Армию. За полтора года мы пару раз сходили в кафе и в кино, несколько раз поцеловались и все. Десяток девушек обещали дождаться меня из Армии, я никому ничего не обещал! Кроме Ирины никто в гости не приезжал, регулярно писали несколько человек, но все быстро вышли замуж или признались, что уже не ждут.
Со Светой мы регулярно переписывались, письма становились все откровеннее. 4 мая 1989 года у меня случилась беда: "поймал зайчика". Перед глазами взорвался выключатель, ничего серьезного. Врач, обслуживавший несколько десятков электросварщиков, к таким вещам был привычный, выписал какое-то лекарство и освободил от работы. Главной проблемой было то, что сильно кружилась голова и не было ясности мыслей. 5 мая у моей мамы день рождения. Я пошел в городок дать поздравительную телеграмму, заодно написал, что скоро к ним придет знакомиться моя невеста: чтоб приехать вместе с ними в гости.
В конце мая Света приехала вместе с моими родителями. Так получилось, что спали мы с ней в машине, ничего между нами не было, но проснулись от того, что вокруг машины стояла толпа солдат и хохотали.
Света стала приезжать в гости каждый месяц, с моими родителями или с друзьями. В октябре 1989 я поехал в отпуск в Харьков, на 10 суток. Познакомился с ее родителями. Потом Света еще приезжала в гости... В январе 1990 я написал письмо родителям Светы: попросил ее руки. Как-то так получилось, что предложения я не делал, согласия не спрашивал...
На самом деле секса до свадьбы у нас не было, но я подошел к начальнику штаба части (майор Бубенцов) и сказал, что как честный человек обязан попросить второй отпуск: жениться. Бубенцов был единственным трезвым и серьезным офицером в батальоне. Не знаю, за какую провинность его держали на такой должности, но если бы не он, порядка не было бы вообще. Бубенцов спросил меня: "Ты же из интеллигентной семьи? У вас дома хорошая библиотека? Может найдутся лишние книги?" Я заверил, что обязательно найдутся!
Женились мы 20 февраля, "Медовый месяц" продлился неделю.
В аэропорту Киева меня задержал патруль. Я прогулял лишних два дня, одет был не по форме, из авоськи торчало несколько бутылок. Но я уверен, что остановили меня из-за стопки книг - они никак не вписывались в образ стройбатовца. Узнав, зачем я ездил в отпуск, меня отпустили. Отобрали водку и неуставной ремень, но на машине довезли до автобусной станции.
26 февраля я почти трезвый вышел на работу. 8 марта 1990 года был четверг, то есть длинные выходные. Света приехал в среду, все праздники мы провели в Радомышле. В воскресенье в гостиницу пришли в увольнение солдаты из моей роты и рассказали, что в части очень большие перемены, чтобы готовился к неприятностям. Я планировал вернуться в понедельник вечером, ко своей ночной смене, но решил не рисковать и вернуться утром, до подъема. Позвонил Кецеле, попросил прислать "духа" с моей формой (я уехал в гражданской одежде) к дырке в заборе: автобус приезжал в 5 утра. Меня там встретили два незнакомых сержанта в стройбатовской форме и молча повели в часть.
---
Афганец
Советские войска вывели из Афганистана 15 февраля 1989 года, но до Киева эти войска дошли только через год: 9 марта 1990 года. Не все войска, разумеется, а только 5 человек: капитан Ерофеев и четыре сержанта. Сержантов напоить так и не удалось, капитан тоже ничего о своем прошлом не рассказывал. Ерофеева сделали командиром моей третьей роты, обещали через год, если выдержит, сделать командиром части. Очевидно, его предупредили, что власть в роте держится на сержантах, поэтому он привез своих дембелей: на переходный период. Ерофеев был идейным коммунистом и в первый же день захотел познакомиться с комсоргом роты. Пару дней меня дружно прикрывали и солдаты, и офицеры, но потом сдали. Духа, который должен был принести мне форму, перехватили, меня посадили в задержку при КПП части. Я потом расскажу про Фрица, который это КПП охранял, вы мне напомните, пожалуйста!
Новый командир роты сам принес мне форму и банку бензина: заставил сжечь гражданку, сволочь. Я классные штаны у друга одолжил, было очень стыдно. Капитан Ерофеев долго со мной беседовал: сделал попытки запугать меня, но никаких угроз кроме "пойдешь на дембель последним" у него не было. За самоволку менее трех суток в дисбат не отправляли, больше я ничего не боялся. На пятницу у меня был официальный документ, остались непокрытые двое суток. Ерофеев и его сержанты легко могли меня избить, но это было не по-понятиям, так что пришлось ему искать другие пути. Через три дня, перед строем роты, капитан объявил мне пять суток ареста (гауптвахты). Сам он не имел право выносить столь суровый приговор, сделал это от имени командира части. Оказалось, что вечно находящийся в запое командир батальона подполковник Гроб тоже служил в Афгане и заранее дал Ерофееву полную власть. На объявление ареста я ответил по уставу "Есть пять суток" и вместе с половиной роты захохотал.
---
Шинель
Посадить стройбатовца на губу было совсем непростым делом. Задержка при КПП служила для кратковременного содержания особо пьяных или обкурившихся воинов. Даже если бы Ерофеев приставил своих сержантов - для меня бы это был просто отдых.
Была полноценная тюрьма в гарнизоне, но стройбатовцев туда не брали ни в коем случае: боялись разложения коллектива и погромов. Как-то я провел там ночь, потом расскажу. Ближайшей гауптвахтой был штаб строительных войск в Чернигове. Посадить туда русского стоило мешок цемента, чеченца - машина кирпичей. Какова была цена за еврея никто не знал. Ерофеева грубо послали, когда он начал учить уставу дежурившего там прапорщика. Кацман, подслушавший разговор, передавал его очень весело. Тогда Ерофеев договорился за меня с каким-то бывшим сослуживцем в Киеве. Это уже было серьезно.
Повез меня на губу тот самый старшина третьей роты, которого я не помню. Поехали на газике командира части, со всеми удобствами. Меня не взяли: одет был не по-форме, в бушлате, а не в шинели. Зав.складом Каганович выдавать мне шинель отказался, несмотря на все давление: не положено по сроку службы и все тут. На самом деле это был элемент борьбы нач.штаба майора Бубенцова, который не хотел нового командира... Шинель нашел старшина четвертой роты Андрющенко - тоже бывший "афганец". Второй раз меня снова повез наш старшина на газике, но Ерофеев дал денег на бензин из своего кармана.
Меня опять не взяли: пуговицы шинели были не пришиты, как положено по уставу, а зажаты сзади спичками. Бензина на обратную дорогу не хватало, ни у кого из нас троих денег не было. Мы заехали в гости к моему дяде (брату деда) занять денег. Заодно хорошо посидели и выпили, в часть вернулись заполночь - водитель потребовал несколько часов сна. Старшина сказал, что больше меня на губу не повезет. Даже Андрющенко отказался, самому Ерофееву это было делать совсем не по-понятиям. Каким способом он уговорил/заставил это сделать одного из лейтенантов первой роты - не знаю. Тот повез меня на личной машине, что особо подло - в мой день рождения, 14 апреля.
Этот день в СССР ознаменовывал смену сезона: в домах отключали батареи отопления, а в воинских частях снимали шинели. Лейтенант привел меня на КПП губы, дал сопроводительные бумаги и получил их обратно с той же пометкой, что и предыдущие два раза: "Одет не по форме: в шинели". Лейтенант стал спорить, что переход на летнюю форму делается по приказу командира части, а наш командир не приказывал - его послали. Лейтенант предложил просто снять с меня шинель - сказали, что уже поздно: на документе есть пометка. Самое удивительное в том, что мне хватило сил удержаться от смеха.
В последний раз Ерофеев махнул рукой на все приличия и повез меня сам (прихватив старшину). Еще и договорился с киевским сослуживцем, что он нас встретит на КПП губы. Я был подстрижен и одет в новую форму. На этот раз отказали по политическим мотивам: через четыре дня были какие-то выборы, а на время выборов сажать было нельзя. Предложение объявить мне новый арест на трое суток или забрать меня раньше встретили указанием вернуться в часть и переоформить документы. Первым хохотать стал водитель, потом старшина, тут уж и я не выдержал... Ерофеев остался в Киеве со своим сослуживцем, мы поехали в часть. Старшина пригласил меня к себе домой и мы хорошо посидели. Даже странно: почему я не запомнил его имя?
---
Собрание
Хочу рассказать о событии в моей жизни, которым я горжусь более всего. Прошло 25 лет: я был директором нескольких фирм, работал в крупнейших корпорациях, но никогда не был более горд своей скромной особой.
Как я уже говорил, капитан Ерофеев был Настоящим Коммунистом. История с губой еще не закончилась, когда он решил исключить меня из комсомола и лишить должности секретаря. Согласно принципам демократического централизма, исключить из комсомола может только первичная организация - солдаты роты. По уставу ВЛКСМ, коммунисты тоже имели право голоса. Командир собрал всех солдат, сержантов и офицеров. Никогда еще не было 100% явки на комсомольское собрание. Первым пунктом было мое исключение Ерофеев выступил сам, потом выступил замполит: хороший мужик, но слабовольный алкоголик. Как-нибудь расскажу за его жену...
Поставили вопрос на голосование. За мое исключение были Ерофеев, замполит и три сержанта. Под грозным взглядом командира четвертый сержант тоже поднял руку: и чего они его так боялись?
Прежде чем спросить "кто против" Ерофеев произнес еще одну грозную речь, посулив солдатам роты всевозможные кары за непослушание. В казарме было около 120 человек, на самом деле комсомольцами были далеко не все, но капитан этого не знал. Самые разные люди: кавказцы, украинцы, азиаты... По именам я знал всего пару десятков из них. Я никак не мог отомстить, никто меня не боялся, никакой подготовительной работы ни я, ни мои друзья не проводили: не слишком меня волновало членство в ВЛКСМ в 1990 году. До армии я работал в райкоме комсомола и не сомневался, что сделаю себе новый билет без проблем... Многие, особенно молодые солдаты, на самом деле боялись командира роты, могли получить неприятности. Но это были те "духи", которых я избавил от ночи "прописки", угощал сигаретами, всегда защищал от дедов... "Деды" - мой призыв. С некоторыми я враждовал, но меня уважали.
Ни один не проголосовал против меня. "Убил" Ерофеева командир моего взвода, коммунист лейтенант Гаврилов - он тоже голосовал против.
Замполит предложил голосовать за второй вопрос повестки: избрание нового секретаря комсомольской организации роты. Я избавил Ерофеева от второго позора: напомнил, что являюсь секретарем комитета комсомола части, а не роты.
Для большинства читателей, у которых хватает терпения выдержать это произведение, бесконечное повторение слова "комсомол" может вызвать недоумение. Но это же все еще был Очень Советский Союз...
---
Команда КПП
Капитан Ерофеев сдался: пять суток ареста я отсидел в задержке при части, получив от этого массу удовольствия. Весь срок мы с Фрицем говорили за жизнь и строили наивные планы на будущее.
Охранник КПП Фриц был из поволжских немцев: степенный серьезный мужчина 18 лет. Его родственники как-то вышли на майора Бубенцова и договорились: Фрицу привезли огромную немецкую овчарку и поселили на КПП. Кавказцы и азиаты боялись той собаки страшно, только несколько человек с разрешения Фрица могли ее погладить.
Фриц убеждал меня в том, что ни в коем случае не уедет в Германию. Я говорил, что не уеду ни в Израиль, ни в США. Мы оба знали, что подобными беседами очень интересуется приставленный к части особист. И оба по должности должны были писать ему докладные записки. Хотели было написать совместный доклад о беседе, но решили не нарываться...
Напарником Фрица был Крокодил Гена. Огромный парень, выше двух метров, всю жизнь занимался У-Шу, умел вытворять немыслимые трюки. В ночь “прописки” его ударили сзади по голове табуреткой. Месяц в госпитале и вернулся совершенно другой человек, не способный ни на чем сконцентрироваться дольше, чем на несколько минут и еще много проблем... Дополнительной работой Гены была постройка дома для майора Бубенцова: он охранял отправленных на объект строителей. Мог вдруг схватить лопату и выкопать яму. Мог просто так избить кого-то из рабочих.
Я имел неосторожность сказать Гене, что занимался каратэ и был удостоен чести стать спарринг партнером. Было очень больно.
---
Сержанты
Если вы помните, фактическим командиром третьей роты был чеченец Аслан. На его должность поставили одного из сержантов-афганцев, трое других стали зам.ком.взводами. Аслан разработал комбинацию для нейтрализации сержантов, которые не поддались ни на угрозы, ни на посулы.
Ерофееву доложили, что Аслан ушел в самоволку, стукач вызвался показать точное место куда. Капитан послал всех своих сержантов на задержание. Проводник честно привел их туда, где был Аслан: в общежитие техникума мясо-молочной промышленности. На следующий день Ерофеев забил тревогу: Аслан был на месте, "стукач" уехал в отпуск, а сержанты исчезли. В ответ он услышал только смех. Нет, он не обратился ко мне за помощью, он пошел сдаваться майору Бубенцову, который приказал Аслану найти и привести сержантов. Сержанты отсидели по трое суток в нашей задержке. Никто на них зла не держал, дослужили они без проблем пару недель и пошли на дембель в первой команде.
---
Дембель
Уйти в первой команде, как мечтал каждый солдат (а вовсе о том, чтоб стать генералом) у меня не получилось: слишком много было желающих. На заводе дембельский аккорд я закончил в начале мая, врагов у меня не было. Командир роты Ерофеев смирился с тем, что творилось в части. Решил бороться с беспределом, но не с бардаком. Тут я с ним был полностью солидарен. По-моему, стройбаты и железнодорожные войска Советской Армии - плохая идея. Надеюсь, в Украинской и Российской армии такого сейчас нет.