СОБАКА КЛАДБИЩЕНСКОГО СТОРОЖА
Старик Фёдор служил сторожем на кладбище почти семь лет . После того , как похоронил сына, скоропостижно скончавшегося в « проклятые девяностые».
Тогда бригада «скорой» тащилась два километра(!) от Боткинской больницы до метро «Полежаевская», где они жили, почти полтора часа. Он запил , как никогда в жизни. До двух бутылок водки. А она «не брала» - не пьянел он и только слёзы утирал. Всё задумывался «если ему тяжело, то как же плохо его ненаглядной Женечке, которая любила сына больше жизни ( и он был уверен больше, чем его самого – Дениску девятнадцать часов под капельницей рожала ).
Он не выдержал и обматерил доктора, выйдя в мрачный коридор подъезда после того, как тот заявил им, что «мы могли бы спасти вашего сына, если приехали, хотя бы на полчаса раньше. Но знаете - то да сё – суета какая-то, дороги, пробки, а у нас и сирена не работает» - мямлил врач, переминаясь с ноги на ногу. А потом напрямую,не стесняясь проговорил:"Вы бы дали на бригаду хоть рубликов пятьсот - мы всё-таки приехали,а бывает такоое...Каюсь,не успели,но помянем его ,как положено;и в морг аккуратно доставим".
Вот он и не выдержал, заорал:
- Ты что придурок? Не понимаешь, что это говорить нельзя при матери над телом ребёнка, что ещё два часа назад зарядку у нас на глазах делал? Ну может у меня кожа бегемота, но она же МАТЬ – МАААТЬ! У неё сейчас сердце от боли обнажено. Неужели не понимаешь, му…к.
Через три дня состоялись похороны . И … понеслось – месяц без просыху. Потом, в один день – утром отправили в больницу мать; а вечером, после сердечного приступа, положил Женю. Вернувшись домой , вспомнил их разом осунувшиеся , заплаканные лица. Потянулся за бутылкой и вдруг ,словно током ударило, подумал: «Кто ухаживать будет, если пить продолжу?». Вылил только початую бутылку в раковину. Сел и зарыдал, завывая. От неудач, от бессилия, от боли за сына, о котором не забывал ни на секунду; от горя из-за своих женщин. Только коты немного успокоили – Прохор втираясь в ноги, а Тимофей урча прыгнул на колени…Ночь не спал – обнимал пустоту и раз шесть бегал заваривать кофе.
После выписки из больниц матери и жены особо легче не стало. Матери шёл всё-таки семьдесят седьмой год; требовался постоянный уход, после шести инсультов. Евгеша могла сутками лежать перед телевизором, и неизвестно что творилось у неё в голове. Он готовил, стирал, убирал в квартире, носил еду матери в соседний подъезд и всё говорил: «Женя, нам бы только достойно дожить. Может ,начнёшь рисовать, художница,- хоть какую-нибудь халтуру рекламную поищешь? А то так потихоньку и с ума сойти можно».
Он ещё успевал и подрабатывать – кормить-то остатки семьи надо.
Через два года тихо, во сне , ушла мама (он надеялся , что Бог определит ей уголок в райских кущах).
Евгения неожиданно преподнесла сюрприз. Однажды, когда он вернулся домой, «отбомбив» на старых «Жигулях» всю ночь, удивился чистоте и давно забытому аромату свежеиспечённых пирогов. В кухне за накрытым столом, уставленным закусками, среди которых стояли ещё и бутылки - коньяк «Белый аист» и «Каберне» - сидела принаряженная жена:
- Радуйся. Пошла работать.
- Куда? Кем? И это откуда?- показал он на стол.
- Сторожихой в торговую медицинскую компанию. Двое через трое. А это на аванс, который выпросила. Хватит тебе одному пахать.
- Что же – поздравляю. Женюр, подскажи – тебе мои блокноты и записки не попадались?
- А зачем тебе?
- Да кое-какие мысли ,фразы «на ум пришли»,услышал разговоры любопытные – вот и хотел записать ,чтобы не затерялись.
- Хватит бумагу переводить – не Шекспир, не Булгаков,- довольно жёстко ответила Женя,- я и свои рисунки, холсты и краски тоже на помойку выкинула или в унитаз спустила – до Серебряковой так и не доросла.
- Что ты наделала – это же архив – вся наша жизнь!
- Наша жизнь кончена: сына нет. И жизни нет.
Разошлись, по уже сложившейся привычке – он спать на продавленный диван в маленькую комнату; она – в спальню.
Они становились всё более далёкими друг от друга ; всё более одинокими.
Особенно это чувство стало острым после того, как на второй день дачного сезона погибли коты от зубов стаи бездомных одичавших собак. В Москву вернулись сразу. И опять он ежедневно стоял у плиты; а в дни дежурства жены возил ей в кастрюльках обеды и ужины.
Но неожиданно Евгеша стала более мягкой и в разговорах ,и по поступкам. Он ломал голову: «С чего бы? Может, кто появился – хоть и за пятьдесят, а женской красоты не растеряла!» - с горькой ревностью думал он , стараясь не показывать обиды.
Всё разрешилось скоро и безболезненно.
Приехав в очередной раз к Жене на дежурство, он увидел рядом со сторожкой новое сооружение - огромную собачью будку, на крыше которой вальяжно свесив лапы раскинулась огромная лохматая псина. Увидев незнакомца, она открыла клыкастую пасть и глухо заворчала, явно намереваясь соскочить с конуры. Но только громыхнула толстая цепь, как из сторожки выглянула Евгения и строго сказала : « Жуля – не шали! Это свой. Федя, проходи - не тронет!» и направилась к нему навстречу. Когда же они с женой поцеловались, то собака и вовсе стала добродушно повиливать хвостом ,стоя возле их ног, но при этом не сводя настороженных глаз с Фёдора. Это была крупная кавказская овчарка. Женечка села обедать, не забыв плеснуть пару ложек супа Джулии, которая смахнула их одним глотком; потом собака получила полтора стакана компота и пару кусков сахара. Наконец Женя поела сама и ,подозвав лохматую напарницу стала её расчёсывать большим гребнем с редкими зубцами , время от времени отвлекаясь, чтобы почесать собаке за ухом.
Идиллическая сценка была прервана скрипом калитки в заборе, что огораживал охраняемую территорию. Сначала в приоткрывшийся проём просунулась рука с большим пластиковыми пакетом, потом показалось напряженное лицо и , наконец, осторожно протиснулся весь чероноволосый человек небольшого роста. «Я собака кость принёс»- только и успел сказать он, а Джулия уже заходилась в злобном лае и даже так дернула лобастой головой, что слегка сдвинула тяжеленную конуру с места.
- Это Яша – таджик, помощник хозяйственника,- пояснила Евгения, - Проходи.
- Нет, твоя шайтан сгрызёт,- испуганно пробормотал работяга , махнул кулаком в сторону ощеревшейся Джулии и , оставив на земле пакет с костями ,быстро скрылся плотно прикрыв калитку.
- Как ты-то с ней управляешься? Не боишься? Вдруг цапнет ненароком?
- У нас с первого дня полное взаимопонимание. Говорят, что в других сменах она даже старается меньше со сторожами общаться – многих просто не подпускает, хотя они и кормят её и ласковы, но вот поди - загадка! Без меня скучает, а как увидит, когда на смену прихожу – сразу во весь рост и лапами на плечи – еле удерживаю. И надо, чтобы я постоянно в поле её зрения была. Ну ,Жулечка , ложись отдохни, парикмахерский час окончен,- ласково произнесла Евгения и грозная махина послушно устроилась возле ног жены.
- Дай лапу, Жуля – друзьями будем, коли ты так беззаветно Женечку мою любишь,- сказал Фёдор и достал из кармана горсть леденцов и несколько сушек с маком.
Собака добродушно вильнула хвостом, но с совершенным равнодушием отвернулась от угощения. Только когда Женя сказала: «Можно - Федя свой, свой» умная псина обнюхала федину руку, лизнула и очень ловко смахнула всё с ладони.
…Прошло несколько лет. Фёдор устроился сменщиком жены. Джулия делила свою привязанность между ними, но больше всё-таки тянулась к Евгении. Несколько раз они вывозили собаку за город; постоянно брали на кладбище, когда навещали сына.
Несчастье, как всегда обрушилось неожиданно: скоротечный рак «съел» Евгешу за месяц. После похорон и поминок отправился на работу. Ещё на подходе услышал громкое завывание. Ему сказали, что так Джулия воет уже четвёртые сутки. Очень недоволен был хозяин фирмы. Он вызвал Фёдора и заявил:
- Собаку надо усыпить.
- Нашёл другую работу: буду сторожем на кладбище . Джулю возьму с собой,- ответил Фёдор и ушёл не попращавшись.
Во дворе он присел на скамью рядом с собачьей конурой всё также воющей Жульки, в глазах которой стояли крупные слёзы. Обнял псину и сказал: «Теперь мы с тобой совсем сиротами стали…».Джулия, словно вникнув в услышанное ,перестала горестно выть , потянулась к Фёдору мордой и стала лизать руки и лицо , стараясь утешить .
Вскоре Фёдор ,на коротком куске цепи привёл собаку на кладбище ,где действительно договорился о работе сторожа- охранника. Он не отказывался ни от какой работы – убирался, чистил дорожки, помогал могильщикам, а если кто-либо из тех кто хоронил, предлагал ему спиртное – нёс в администрацию или отдавал землекопам. И каждый день тщательно мыл и чистил большое гранитное надгробие Дениса и Жени. Джулия, как привязанная была всегда у его ног. Вместе они открывали и закрывали за запоздавшимися посетителями чугунные кладбищенские ворота.
Джулия терпеть не могла пьяных – она шла на них, пока не изгоняла за охраняемую территорию. Уразумев, что его собака не переносит запаха спиртного – Фёдор всегда отказывался быть собутыльником среди землекопов. Но удивительное дело - два раза в году Джулия терпеливо и покорно, сидя возле могилы Дениса и Евгеши , только слегка подвывала, когда он пропускал рюмку, поминая своих.
- Вот так, хотя ты и собака, а душа у тебя есть,- рассуждал он вслух. И часто , глубоко вздохнув, горестно продолжал,- Пропадешь ты без меня, пожалуй, надо мне тебя обязательно пережить.
Готовиться начал загодя. Сначала позаботился о собаке. Перво – наперво попросил отца Геннадия из местного храма сказать о Джулии добрые слова при захоронении. Но священник возмутился: «Ты что , Фёдор – ополоумел? Слыханое ли дело – псину отпевать. Не положено». «Кем не положено?- возмутился Фёдор,- Господом? Неправда – нет такой заповеди. У каждой твари, что Бог создал, душа есть. А что Жульки касаемо – так особенно. Она по-настоящему любить всю жизнь умела – всей душой,- подчеркнул он. «Ну ладно, ладно,- заворчал Геннадий ,- Узнает кто – в приход сообщат ; попадёт мне крепко». «Да ты не отпевай, кадилом не махай – ты её добрым словом помяни только вслух». «Уговорил. Не забудь- на храм пожертвуй и свечек у Акимушки- убогого купи; он же кормится с этого».» «Да всё будет путём, не волнуйся Гена. Я и проставлюсь всем, кто в церкви».
Потом Фёдор попросил мужиков из гранитной мастерской сделать небольшую скульптуру сидящей собаки, похожей на Джулию. Ребята его уважали, отнеслись серьёзно – сделали сначала фото, затем изобразили в глине. Но сидящей она Фёдору не понравилась «Какая-то неуклюжая получилась и влево заваливается»- пояснил он. Вот когда изобразили лежащую ( морда на лапах), поблагодарил и одобрил сразу ( ещё подумал: «Смотрится ,как в жизни последнее время – всё лежит».
Наконец договорился с Никитой из колумбария о кремации.
Расплатился со всеми щедро – по два ящика разного спиртного ,что скопилось с похорон, от провожающих в последний путь.
Решив заняться своим уходом «на суд Божий»- сделал первую важную покупку- белые тапочки. Долго составлял список кого известить о его кончине. Съездил домой, где он не бывал долгое время. Собрал чемодан со «смертным»: блейзер, белая рубашка («от Кардена» - ещё Женя покупала), дорогие чёрные бостоновые брюки; долго думал насчёт галстука, но потом решил, что перед святым Петром можно предстать и одетым попроще; главное – чтобы всё было чисто, опрятно, красиво; бросил ещё пару «Саламандры» и ,на всякий случай,- белые кроссовки. Сюда же положил и своё фото с запиской, чтобы именно с него сделали керамическую вставку на надгробный камень.
Встретился со знакомым нотариусом и вместе с ним скрупулёзно составил завещание и назначил душеприказчиков.
Так в хлопотах прошло около двух месяцев.
Джулия почти перестала есть. На шерсти у неё появились колтуны, которые Фёдор никак не мог расчесать.
Однажды пасмурным днём в конце октября Жулька пошатываясь встала, вышла из сторожки и медленно побрела в сторону от центральной дороги кладбища. Фёдор не пошёл за ней, подумал : «Ну пусть разомнётся, а то совсем залежалась, чего доброго - лапы отнимутся». Встревожился он только через несколько часов, но спохватился поздно.
В пять вечера к нему заглянул один из могильщиков. Он и сообщил горестную весть, что Джулю обнаружили за одним из старых мраморных памятников уже бездыханной. «Её бы сюда надо»- попросил Фёдор. «Где у тебя тачка для мусора – давай, сейчас и привезём»- сказал землекоп.
«Что? Джулию и в мусорной тачке? Никогда!» - гневно воспротивился Фёдор. « Хочешь помочь – бери носилки и пойдём».
Ночь он провёл у себя в сторожке рядом с мёртвой собакой. Рано утром завернул Джулию в шерстяное одеяло и отвёз в крематорий. Через три дня выкопал в самом уголке «цветника» в ногах могилы Дениса и Жени невеликую ямку и опустил туда керамическую урну с прахом Джулии. Рядом с ним был отец Геннадий, который , как и обещал, во всеуслышание заявил, о том что земле предаётся прах собаки которая была бесконечно предана Фёдору и его Евгении, служила им верно и любила всей собачьей душой; обратясь к небесам, он попросил найти для верного животного уголок в раю. Постояли несколько минут молча. Потом Фёдор сказал :
- Я своё обещание выполнил – тебя не оставил. Похоронил. Если Господь смилостивится - увидимся в другой жизни.
Фёдор умер этой же ночью от сердечной недостаточности. Последнее, что он видел в угасающем сознании – была его красавица Евгения, рядом с которой шла могучая Джуля.
Борис Бычков.