Поехали загород? предложил Леха. С удовольствием! обрадовалась Яна, а Кольку с Борькой возьмем? Естественно.
На том и порешили.
Колька с Борькой – близнецы. По двенадцать с половиной лет. Нешумные, погруженные в себя и друг друга, научились работать в паре и пока им это нравится.
В воскресенье усадили их в Лехин броневик и покатили на природу.
Пока ехали, видели афишу, на которой был изображен актер со своей новой актуальной женой. Почему, она такая страшная, а он как всегда? с типично-женской несправедливостью спросила Яна. У него лицом медийное, и от частого употребления, оно приобрело устоявшуюся узнаваемую форму, ответил умный Леха, а она просто человек. Да? Да, он его одевает. Лицо? Ну.
Едут дальше.
Познакомились они относительно недавно и сразу как-то прониклись друг к другу. Буквально с первой встречи, когда Яна приехала к Лехе в гости, в его двухкомнатную квартиру в девятиэтажном кирпичном доме, и встретила около единственного подъезда старуху Африканову с двумя собаками: большая рыжая по имени – Гусь и маленькая белая – Творог.
Ой, какие собачки, удивилась Яна.
Гусь! Творог! Ко мне, скомандовала старуха Африканова и вся гоп-компания, вытянувшись в цепочку за Гусем, исчезла в кустах.
Яна тогда на «Женском такси» приехала.
И уехала.
Утром.
Все прошло замечательно, Леха, накануне, спросив какое, купил бутылку шампанского, чуть-чуть сжульничав, заказанная Яной марка была представлена в двух исполнениях, не сказать ипостасях – за семьсот рублей и за тысячу двести, Леха взял за семьсот, авось, прокатит. И, конечно, прокатило.
А ты чего, не пьешь? спросила Яна.
И Леха встал из-за стола, залез в трюмо, достал, завалявшийся с нового года виски и отхлебнул пару глотков. Он вообще, не любитель. Абсолютно. Да там и было-то. Как раз на стопарь.
Мандражировал слегка, но все прошло на пять с плюсом. На пять с двумя плюсами. А боялся, потому что, во-первых, возраст, а во-вторых, он за месяц где-то до описываемых событий к урологу записался, и когда выяснилось, что свободно только на полшестого, хмыкнул с легким ужасом. Вот тень этого ужаса и осталась на стене Лехиного сознания. На той стене, на которой пляшут тени от первобытного костра. Вы уже поняли.
Леха вышел Яну провожать в тот раз, посадить в заказанную по телефону машину. И когда Яна пошла от него, в легкой курточке и короткой юбке, его поразили ее тонкие, нет, тонковатые ноги козочки. Сердце сжалось у бывшего чемпиона области по армрестлингу. Известному в узких кругах, под прозвищем Малыш, боевой вес – сто двадцать шесть с половиной килограммов. От жалости, какой-то незнакомой ранее боли, и еще немножко стыда. Но больше всего, от жалости. Столько незащищенности и неприспособленности к жизни было в этих стройных, но хрупких ногах. А так по ней не скажешь.
Он тогда поднялся к себе на четвертый этаж, и лег.
Повозился пять минут.
И сон его догнал.
Леха проспал почти до вечера.
А через два дня, в выходные, они поехали.
Леха рулил и красиво рассуждал: раньше машина была как член семьи, автолюбитель свою, допустим, «Жигу ноль-одиннадцатую» цвета «коррида», знал наизусть. Где, что и как. У задней левой двери порог прогнил чуть-чуть, а стопари при торможении, сначала моргнут два-три раза, а потом устойчиво загорятся, и почему так, никто, ни одни автоэлектрик мира, будь он даже Сан Саныч Большаков с сервиса на Сормовском повороте, не знает. И так далее. Понимаешь? А сейчас, не машины, а какие-то враждебные человеку, мнимо покладистые, незнакомые звери. Смотрят насупленными мощными мордами или улетают в пространство вытянутым грациозным мускулистым серебристым телом. Так? Ну, не все, есть еще мурлыкающе домашние любимцы, но это…
А куда мы, собственно едем? Леха, за суетой сборов, как-то упустил этот момент.
Так к моим друзьям же, Ауэрбриджевым, Самсону и Алле.
Как?
На дачу, точнее говоря, в их загородный дом, а еще точнее – поместье. Оно так и называется – поместье Ауэрбриджевых.
А он кто?
Самсон?
Да.
Предприниматель.
Успешный?
Весьма, помнишь скандал с особняком, построенным на крыше обыкновенного жилого девятиэтажного дома?
Что-то такое припоминаю, но смутно.
Ну, был такой скандал лет десять назад, так вот, этот особняк на крыше – его.
Чисто Карлсон.
Он.
Едут дальше, мальчишки на заднем сиденье сидят, полностью довольные друг другом, взаимодостаточные как сообщающиеся сосуды.
Чего там видно? спрашивает у них Яна.
Но вместо ответа, они сами спрашиваю Леху, дядя Леша, а в хоккей мы будет играть?
Это вряд ли, отвечает Леха и качает головой в зеркало заднего вида.
Имеется в виду русский хоккей на траве, на который мальчишек успел с первого раза подсадить Леха. Смешные круглые клюшки, желтый мячик для большого тенниса и любая ровная площадка, хоть асфальтовая. Леха возил мальчишек играть на стадион возле своего старого дома. Ему нравится, ему не хватает возни с малышней. У него взрослая дочь, которой он четко по-барабану, когда не дает денег, да и когда дает – тоже.
А тут такие ребята-опята.
Единственный неприятный момент, у Лехи в груди сидит какое-то аморфное и тоскливое чувство – он знает этого «Карлсона» по фамилии Ауэрбриджев. И про особняк слышал, это тот самый Ауэрбриджев, с которым они неоднократно закусывались во времена первоначального накопления капитала. И оба выжили, только Карлсон теперь покупает газеты и пароходы, а Леха крутит баранку Мерседеса, бесконечный евротент, на дядю.
Леха представляет этот особняк на крыше жилого дома, какие-то идиотские полумифические разборки в лесополосе и на Артемовских озерах, почему-то застрявший лифт и в нем Яну с детьми.
И вот они едут загород.
На природу.