Чебар полностью

Алексей Титов 1
    Демьян привалил крякнувший банками рюкзак у двери, пошарил по карманам. Выудив связку, побряцал ключами. За дверью раздалось не столько приветственное, сколько раздражённое урчание, прерываемое голодными порыкиваниями. Зверюга заскрежетал когтями о внутреннюю обшивку. Блин, так и продерёт в скором времени.
    Наученный опытом, предусмотрительно выставив рюкзак перед собой, вошёл в прихожую. Рюкзак тряхнуло так, что Демьян пошатнулся. Рык котяры сопровождался хрустом раздираемого брезента. Резко встряхнув баул, сверг Чебара на пол – тот заскользил – заелозил лапами по ламинату и, приложившись боком о табурет, застыл, ощерившись на хозяина.  Пеньки купированных ушей вибрировали под утробное рычание.  Зрачки серебристых глазищ сузились в черные веретенца. И, будто где-то внутри кошака реле сработало -  пасть захлопнулась и растянулась в кошачье подобие улыбки, глаза как-то потеплели, что ли, обрубок хвоста опустился, вздыбленная шерсть разгладилась. Робко, бочком, извиняясь за непристойное поведение и излишнее усердие в охране территории, Чебар приблизился, потёрся о ногу хозяина, замурлыкал, как избалованная мурка, а не закалённый в уличных противостояниях боец.
    Демьян развязал горловину рюкзака, вытащил банку, за кольцо сдёрнул крышку с рыбных консервов и, поставив на пол, торопливо отошёл – мало ли что. Пока кот наяривал, его хозяин поелозил ботинками о циновку, подошёл к двери, прикрученной саморезами к колоде, взял подвешенную на пластиковой пружине ручку и обвел синим кружком число на календаре. Тревожных сообщений сегодня не поступало, так что повода воспользоваться чёрными или красными чернилами не было. Да и вообще в последние несколько месяцев календарь не пестрел разноцветьем – сплошь синь. Затишье?
    Платяной шкаф в прихожей давно перестал быть таковым, превратившись в кладовку сразу после того, как Машкин уход, представлявшийся одним из вечных её взбрыков, оказался явлением скорее запланированным, чем спонтанным, потому – бесповоротным. Расставляя банки по усиленным металлическими уголками полкам, Демьян попытался представить себе Машку теперешнюю, и даже удивился немного, поняв, что не может целостно представить её и такой, какой она была тогда, ну, хоть в тот день, когда таскала сумки и коробки, не поднимая на него взгляда и старательно обходя, когда он как бы невзначай оказывался на её пути. Квартирка была маленькой, и было в её движениях, передвижениях то изящество, с которым вёрткая рыбка проскальзывает меж растопыренных пальцев коралловой поросли. Рыбка уплыла, он остался в пустом аквариуме.
    Скинув ветровку, он прошёл в кухню. Закинув в микроволновку ужин, упал в кресло, вытянул ноги и закурил, не озаботившись открыванием окна – его самого дым нисколько не тревожил, да и Чебару было наплевать, хоть иногда он и чихал. Но это ведь и пылью обычной могло быть вызвано – что до влажной уборки, Демьян производил её лишь тогда, когда казалось, носки на полу чертят борозды, а кот с рёвом шарахается от углов комнаты при виде злобно таращившихся из паутины глаз.
    Стряхивая пепел в банку из-под кильки, Демьян блуждал взглядом по стене, отделяющей кухню от комнаты. Как-то решил, что заходить туда отсюда гораздо логичнее, чем из прихожей, да и при желании перекусить нет нужды проходить несколько лишних шагов. Тогда и раздолбал в стене что-то вроде кривой арки.  Торчащие по периметру сколы гипсовых плит просто задул монтажной пеной, а потом сдуру ещё и покрасил разноцветными пятнами гуаши – получился такой себе застывший фейерверк вкруг амбразуры. Амбразура прорывалась сквозь бумажные лохмотья разнокалиберных вырезок и обрезков журнальных да газетных страниц, обрывков распечаток и комков черновых набросков, приклеенных скотчем, прибитых гвоздями, пристреленных скобами и пришпиленных канцелярскими булавками. Для удобства там и сям болтались карандаши и маркеры, покачиваясь на нитках, как пластиковые висельники. Висельниками часто пользовались, он пользовался – кружки и восклицательные знаки, зачёркивания и ему только ведомые пояснения, стрелы от листа к листу и от заметки к статье; некоторые – через всю стену.
    Звякнула микроволновка. Облизываясь, заходил вокруг стола Чебар – наедаться впрок было неслабой частью его натуры. Вытащив тарелку с бутербродищем, истекающим соусом, Демьян поелозил челюстью – в скулах похрустывало. Акулы, как он где-то читал, словно слепнут, закатывая глаза при особо выдающемся раззявливании пасти. С ним сего не произошло, и, пережевывая громадный кус, он занялся разглядыванием фотки того самого, в честь чего окрестили кота. Машка была против имени – именно имени, не какого-то вульгарного прозвища, он настаивал на этом, – Чебаркуль, втолковывая ей, что ничем оно не хуже всяких Васек с Дымками.  Нет, говорил он, если хочешь, пусть будет Коркиным, Челябинском, Южноуральском (а чо?), тем же Копейском или Еманжелинским, а то и – да простят меня аборигены – Еткулём… Обломки-то повсюду раскидало. Ага, сказала она, и один к нам залетел. Жаль, что не в твою башку. Тогда они препирались ещё достаточно игриво несерьёзно для того, чтобы поругаться – так, разминка на сон грядущий. Сна в ту ночь не было. Она хотела его, а он – новых вестей, она трогала его, а он – клавиатуру, и даже когда она стягивала с него трусы, он ворочался не для того, чтобы ей было удобно, а для уравновешивания сползавшего с живота ноутбука. Машка поворочалась ещё немного, скрипя зубами и демонстративно громко вздыхая, и, утомлённая потугами, пребольно шарахнув его локтем под рёбра, отвернулась к стенке, натянув одеяло на голову.
    Хм, чуть пальцы не сжевал. Он оторопело уставился на текущие по ним тягучие сгустки соуса – как кровь, подумал, присыпанная тёртым укропом. Тряхнул рукой – на разноцветье изодранной прессы добавились новые красные точки. Их и без того было во множестве, соединённых хитросплетением линий и пунктиров настолько густым, что выявить в них систему не удалось бы и самому безумному конспирологу. Таковым Демьян себя не считал, потому на мешанину линий смотрел рассеянным, несфокусированным, рассредоточенным взглядом. Являвшиеся ему картины были всякий раз особенными, но изображали вещи банальные, в чём он мог винить только узость собственного кругозора и воображение, не способное из бутона распахнуться цветком. Не хватало ещё каких-то пары-тройки событий. А их не случалось – синие кружки на календаре тому свидетельствовали.
Он побрёл в комнату, упал на диван, не раскладывавшийся с тех пор, как Машка…

    — Ты что? — спросила она тогда, после той ночи.
    — Не понял.
    — Ты из-за этого? — бросила злобный взгляд на монитор – рабочий стол замощён фоткой сияющего всполоха взрыва с длинным дымчатым хвостом, растянувшимся на полнеба. — Ты что, всерьёз? — глаза её округлились, и промелькнувшая в их зелени искра упала парой слёз. Машка торопливо отвернулась, шмыгнув носом. Котёнок, которого нарекли накануне, покачиваясь на нетвёрдых лапах, неуверенно, бочком подскакал к её ноге и, забавляясь, тронул лапкой нитку, выбившуюся из шерстяного носка.
    — Это только начало, — сказал он.
    — Ты совсем уже задвинулся, — устало сказала она, не оборачиваясь к нему, глядя на стену.
    На которой уже скоро станут появляться первые вырезки. А пока жена дуется, следовало отправляться в гипермаркет.
    По возвращении прикусил язык, когда машина, взбрыкнув задом, запрыгнула на дорожку у подъезда, и в голосе его вскипела злость ещё до того, как она подняла трубку после казавшихся бесконечными десятка гудков:
    — Может, поможешь? — вскрикнул он, злясь и в то же время криво ухмыляясь – вот ведь, тёщеньки любимая фраза вмасть оказалась. Да он и сам бы безусловно справился, однако хотелось показать себя добытчиком, да хоть в глазах вот этих марьиванн на лавке, фыркнувших при виде соседского авто, так бесцеремонно – в их присутствии! – вспрыгнувшего на тротуар. Или не желал выслушивать извечного «понаехали». Он швырнул мобильник на пассажирское сиденье. Аппарат придушенным Машкиным голосом пару раз переспросил, что случилось, и затих.
    Она вышла из подъезда, по-девчоночьи теребя хлястик халата. При виде старух, казалось, едва не встала по стойке смирно, да опомнилась – замужняя женщина, как-никак. Он открыл багажник, и пока крышка поднималась на газовых пружинах, на лице Машки, заглянувшей в недра, уголки губ поползли вниз.
    — Чо, чо там? — вытягивала шею одна из свидетельниц. И обескураженно залупала глазёнками за линзами очков.
    Три ящика консервов, два – макарон.
    — Чо, прикольно, — Машка пожала плечами и, всхлипнув, пошла к двери подъезда. Через плечо бросила: — Сам. Дома поговорим.
    Перетаскав ящики, составив их в стопку прихожей, приоткрыл дверь в комнату. Машка лежала на диване спиной к нему. Плечи её вздрагивали с каждым всхлипом.
    — Машину отгоню, — сказал он виновато, для неё.
    По дороге в гараж он с тоскою думал, что придётся пить одному – рабочий день, видите ли. Его это пока не касается – отпуск. Он скрипнул зубами, вспомнив, какой фееричный скандал устроили ему под Новый год две бабы, одну из которых он всё ещё считал женой, а вторую до сих пор не мог назвать мамой. В том, что его заслуженные две недели перенесли с января на февраль, было столько же его вины, сколько в падении злополучного метеорита, и выместилась злость за необоснованные обвинения его самого не на бабах-дурах, а на коте, то ли к беде, то ли к счастью своему оказавшемся в их квартире аккурат накануне падения небесного тела в далёкое озеро в далёком краю.
    Он не стал загонять машину внутрь – иначе притуленные вдоль стен раскладные стул и стол просто некуда было поставить, а бухать в машине как-то стрёмно: ни развалиться по-человечески, ни покурить. Вытащив из багажника пару больших бумажных пакетов, поставил машину на сигналку. Авто благодарно мигнуло поворотниками. Прикрыл створку гаражной двери изнутри, бросил в щель под воротиной старую фуфайку – февраль хоть и выдался тёплым, с улицы потягивало по ногам довольно знобко. Собрав стол со стулом, организовал закусь, отвинтил крышку с литровки водки, плеснул с полстакана. Вытряхнув из пакета увесистую пачку прессы, выпил, загрыз куском «охотничьей» и стал извлекать газеты и журналы из полиэтиленовых упаковок с наляпанными полосками штрих-кодов.
За этим занятием его застал Миха.
    — А, слышал уже? — с порога, впустив струю уличной промозглой прохлады, пробасил дружбан по четырёхколлёсному несчастью, счастью ли – для кого как. Миха зацепил ещё один стул, шмякнул его рядом с Демьяновым, стащил со щетинно стриженой головы бейсболку, вытряхнул из стопки ещё один пластиковый стаканчик, нацедил себе, вопросительно склонил бутылку над Демьяновым. Тот благостно кивнул. Чокнулись.
    — Здорово, что ль, — Миха протянул лапу. — Если ты надраться, и если из-за баб-с, то мне с тобою по пути. Чо, может сгонять, пока при памяти?
    — Есть ещё, — сказал Демьян горделиво, чувствуя уже облапившее его – пока что робко - опьянение. — Ты как вообще к метеоритам относишься? — и икнул.
    — Говорят, зелёных замочили. То ли наши, то ли амеры, а может, вообще – узкоглазые? А чего, всё им в земле бомбы рвать? Надо ж и в небушко пулять, — хохотнул Миха и поёжился. — Ну что, по маленькой?
    — …И бум немного пьяненьки. — Демьян ухмыльнулся. — За Чебаркуля. Кота назвал.
    — Прикольно, — одобрил Миха. Да для него всё прикольно, с нежданно всколыхнувшейся неприязнью подумал Демьян – лишь бы наливали. И как он таксистом умудряется работать?
    Вместе они стали просматривать чтиво из гипермаркета. То ли писаки не поспевали за событиями, то ли писать за скудостью информации было пока особо не о чем. Хлам, короче. Ну, разве что пара фоток из журнала, половину названия которого перекрывала растатуированная рука модели, не в достаточной степени обнажённой для того, чтобы определить пол оной.
    — У тебя бука в гараже нет? — вскинул голову Демьян. Рожа Михи колыхалась пред ним, как дымчатый мираж.
    — Да у меня и дома его нема, приставка только, — развёл дружбан руками.
    — Ща, — Демьян похлопал по карманам, поелозил руками меж газетных да журнальных страниц. — Бля, в машине забыл. Да и чёрт с ним – всё равно, небось, на холоде разрядился.
    — Смарт, что ли? — Миха налил ещё, доломал колбаску. — Слушай, без обид – на моём бабки кончились. Совершенно тупая отмазка в наше время, и дружбан явно это понимал, поскольку заглотил злую воду с поспешностью готовящегося сделать рывок к двери. Она открылась, впустив ещё пару соседей-автовладельцев.
    Проснулся скрюченным, дрожащим от холода и постанывающим от давления тисков, защемивших голову так, что казалось, чихни сейчас – и вместе с соплями высморкаешь мозги. Разлепив веки, весившие по пуду, обнаружил тьму, а покрывшимися гусиной кожей руками нащупал под собою мягкое. Забился, как запутавшийся в силках заяц. Натыкался на гулкое. Вытянувшись в охватившей всё тело судороге, приложился головой и упёрся ногами. Голова разорвалась болью, вспыхнувшей перед глазами миллионом звёзд. Звёзды рассыпались. Со скрипом. Посветлело. Какая-то тень легла на предрассветье. Клацнуло – Демьянова голова провалилась куда-то вбок.
    — Живой, — удовлетворённо пробасил кто-то знакомый. — Мы там тебе на похмел оставили, — сказал кто-то и шумно сглотнул.
    Пиво было ледяным, Миха – бледным. Ну, не одному мне страдать, подумал Демьян. Хлебнул ещё – сплющивающие голову тиски смыло пенной волной.
    — Довезёшь? — спросил Демьян, выволакивая будто чужое тело с заднего сиденья.   — Да, машину я что, сам?..
    — Да куда там. Петрович загнал – я не меньше твоего нарылся. В дис… дисперси… диспетчерскую брякнул, отпросился. Друг, грю, помирает, — гоготнул идиотски, — ухи, грю, просит. — Ты это, тачку лучше вызови, а я так, огородами – мало ли, кто из наших приедет, неудобняк случится.
    Машка, зарёванная, сидела на краю дивана с телефонной трубкой в руке. По комнате рыскала квохчущая тёща. При виде зятя ощерилась: ну, так и знала. Да плевать. Демьян вытащил из шкафа тяжеленное пальто и протянул мамаше. Выплёвывая сквозь стиснутые зубы ядовито-злое, та выхватила одёжку и была такова.
На следующий день Машка умчалась под мамино крыло, зализывать раны душевые – руки на её Демьян сроду не поднимал. Вернётся, куда денется – лучше его временное помешательство, чем перманентное умопомрачение мамаши, пребывающей постоянно в каких-то пронизанных злобой сумерках.
    Остаток отпуска он провёл за компом, заглатывая информацию непомерными кипами, вычленяя казавшееся важным и копируя это в память свою и жёсткого диска. Постоянно лопатить компьютерную память в попытках вернуться к чему-то зацепившему, было муторно – так на стене, сначала в углу у окна, стали появляться распечатки и вырезки. Получался такой себе уголок маньяка, разве что без расчленёнки и прочих гадостей. А вид того же метеорита ещё, вроде, никого не ввёл в остервенелое безумие, равно как и статья, написанная со всеми подробностями, пусть большей частью и высосанными из пальца.
    Газеты и журналы справно притаскивал соседский пацан Борька – полтинник доставка. Так что нужды выходить из дому и не было. Консервы питали его тело, потоки информации – мозговые извилины. При штурме очередной зауми, толкаемой каким-нибудь профессором, да ещё и переведённой гуглом, он порою отвлекался то на трепещущую на рабочем столе монитора иконку почты, то на завывания Кобейна из телефонного динамика. Эти раздражающие факторы напоминали лишь о том, что надо перекусить или облегчиться. Гора пустых консервных банок в прихожей росла, Борька категорически отказывался выносить мусор, а квартира пропахла немытым Демьяном и паскудствами маленького, но, как говорится, вонючего, Чебара – длинное имя кошака как-то само собой усеклось.
    Машка объявилась. Примирение состоялось. Кота приучили к личному толчку. Мыть и засыпать наполнитель в оный вменялось Демьяну, равно как и кормить животину, никак в толк не берущую, почему то существо, издающее неприлично высокие звуки, лишь изредка благоволит скорее пошлёпать его, чем погладить и подходит к его мискам лишь для того, чтобы снять или надеть на свои лапы с красными когтями разноцветные шкурки, так противно клацающие по полу.
    В кухне поменяли обои. Однажды, за вечерним чаем, Машка щебетала что-то о Зинкиных – или Инкиных – да чёрт их разберёт, её подруг, похождениях. Под её монотонное повествование Демьян поймал себя на том, что проваливается в дремоту, и, не желая расстраивать супругу, встрепенулся, хватив чаю и устремив взгляд поверх Машкиного плеча. Словно в угоду его как возникшей, так при её возвращении изедшей, слабости, Машка повесила в углу вставленную в рамку вырезку из журнала, ту самую, с Чебаркульским. Демьян вперился в фотку – ну да, как же он сразу тогда не разглядел. Вон же оно, что-то приплюснуто-вытянутое, размытое не ахти какой оптикой авторегистратора…
    — Ты никогда меня не слушаешь, — вторила она миллиарду женщин, в этот час говорящим то же самое.
    Они опять спали спина к спине, под раздельными одеялами, и примостившийся меж ними кот лишь порыкивал, когда он или она подтыкали под себя одеяло, будто старательно заворачиваясь в кокон. Не выдержав, он, едва не разорвав свои пелена, выбрался из постели. Прошлёпал на кухню. Включил ноутбук. За стеной приглушенно ревела Машка.
    Утром, растягивая помазком по лицу пену, глядел в отражение своих воспалённых глаз, и прикидывал, каким образом отскочить с работы пораньше, чтобы не встрять в пробку у ближайшего к дому гипермаркета. Можно было, конечно, и задержаться подольше обычного, но чрезмерное рвение сотрудника могло скорее насторожить шефа, чем сподобить на похвалу, а мысль о возможности болтовни с тупым охранником и вовсе отбивала охоту припоздниться.
    Выхлебав кружку остывшего растворимого, затянул галстук, накинул пиджак, подхватил портфель. Обуваясь в прихожей, приоткрыл дверь в спальню:
    — Я задержусь сегодня.
    Пёстрый кокон на её половине постели не пошевелился. Подскочил Чебар, взрыкнул, потеревшись о штанину.
    — Ну, хватит уже, — сказал Демьян то ли коту, то ли жене. И вышел.
    Конечно, её вечером дома не оказалось. Всполохи пропущенных вызовов на экране смарта его волновали в меньшей степени, чем вопрос, не испортятся ли консервы на лоджии – перепады температур и всё такое. Чебар, насытившись банкой тушенки, следовал по пятам за Демьяном походкою уставшего в погонях за зебрами льва. Решив, что лоджию пора утеплять, Демьян прикинул, что вполне может воткнуть в угол, тот, что дальний справа от двери, печурку. Он видел такие на оптовом рынке, на тех же прилавках, где красовались самогонные аппараты, сияющие скроенными из нержавейки боками. Надо было только вынуть из рамы стеклопакет, заменить его сэндвич-панелью с прорезанным по диаметр трубы отверстием – и все дела. Трубу, конечно, он установит подороже, из тех, что для саун. Несмотря на грядущие катаклизмы, ему не хотелось поджариться в собственной квартире. Отапливать же печурку вполне можно углем для барбекю.
    Зазвонил домашний. Это было неожиданно и в то же время прогнозируемо – должно быть, напоминание о внесении средств за пользование телефоном и интернетом за следующий месяц. Снял трубку, робко покосившись на болтающийся, спиралью закрученный, шнур. В трубке слышался не записанный вежливый голосок барышни, в это время, может, уже и спящей, а то и вздымиающейся-опадающей на теле возлюбленного, а самый что ни на есть живой, истеричный, льющийся сквозь мембрану трубки почти жгущей желчью клёкот тёщи. Он вдавил трубку в гнездо аппарата, почти уверенный, что придётся сгребать осколки. Аппарат выдержал, его нервы – нет. Схватив ошарашенного, вырывающегося Чебара, за шкирку, сомнамбулически побрёл к компу.
    Новые видео поставил на загрузку – после увольнения пришлось отказаться от быстрого безлимита. Включил телек, воткнул флешку. Ну да, видел это многократно, однако возвращался к просмотренным роликам вновь и вновь, пока не уснул. Вскинувшись в ночи, решил было почитать, и, порывшись в ворохе бумаг под кроватью, вытащил измятый листок. Даже приподнялся на локте – он и не помнил, как распечатывал эту статейку. Мужик, такой весь из себя серьёзный, доктор тех-то и кандидат в те-то науки, почётный член и всё такое, выкладывал своё представление о том, что представляет собою упавшее в далёком краю небесное тело. Фамилия мужика была на букву «Ч», остальное размазалось по листу, что казалось странным, поскольку Демьян не мог припомнить, когда читал эту статью. Продираясь сквозь словесные экзерсисы почётного члена, Демьян уяснил – не без наводки старательно автором изрисованной фотки, - корабль был послан потомками русичей оккупировавших Марс задолго до татаро-монгол, принявшихся третировать русичей, оставшихся на родной планете. Об этом свидетельствовали письмена, подсмотренные членом в веретенообразном дымчатом следе, оставленном кораблём в атмосфере планеты-матери. «Яр здесь был» и прочее. Удостоверившись, что сходит с ума, Демьян рухнул в постель. Закукливаться в одеяло смысла не было – Машка у мамахена, кот накормлен. Всё нормально.

    Она вернулась через полтора года, с кареглазой черноволосой куклой, которую вручила ему с порога.
    — Альфия, — представила оказавшийся живым свёрток. — Ты рад?
    — Ага, — сказал он. — Прибраться бы…
    — Чеба-а-ар, — присела, явив блеснувшую в прорехе колготок коленку и одарив кота улыбкой с прорехой меж верхних зубов.
    Кот вздыбил шерсть и попятился. Свёрток тонко загундосил и выпростал ручонки в направлении животины. Дружить котяра не собирался – задрал обрубок хвоста и промаршировал в кухню, цокая когтями по затёртому ламинату.
    Он уехал на новую работу, непыльную и ненапряжную, хоть не высокооплачиваемую, зато с возможностью лазить в сети сколь угодно долго, если только это не препятствует исполнению прямых обязанностей. В кои входило бдить, пялясь в мониторы видеонаблюдения. Попервоначалу он и впрямь бдел, пока умудрённый опытом Палыч, один из сменщиков, не сказал: да ты подумай, мол, кому, на хер, нужны все эти секреты кондитерского производства? Вон, моя Нюрка, даром, что кугутня кугутнёй, такие конфеты забабахает - марсы со сникерсами никому нужны не станут. И угостил самой что ни на есть фабричной шоколадкой.
    И в ту ночь, отвлекшись от монитора, показывавшего ежедневно восполняемый список найденных или упавших метеоритов, отвлекшись на секунду, прикурив и приподняв взгляд от выпущенного изо рта облачка, выронил изо рта сигарету и уставился на сегмент экрана второго монитора, демонстрировавшего вид снаружи офиса. Что-то падало с неба, точь-в точь как то, под Челябинском. Он вскочил с кресла – оно опрокинулось назад. Схватив телефон, он тупо уставился на трубку: и что, в МЧС звонить? Куда? Этому почётному члену на букву «Ч»?
    Утром оказалось, что в ночи рухнул самолёт. Офис располагался через лесополосу от территории аэропорта. Обломки разбросало на пару километров. Дороги перекрыли. Демьян брёл пешком, уже не пряча документы в карман – полиционеры и люди в форме МЧС спрашивали чуть не на каждом шагу. Промок насквозь и злился на себя за то, что не взял из машины зонт. На авто пробраться сквозь оцепление и мельтешение людей внутри него было невозможно. Запнувшись обо что-то, чертыхнулся, и тут же осёкся: мишка, плюшевый мишка, такой уродливый и мокрый, с обожжённым боком – синтетическая шерсть свалялась грязными катышками.
    Машка плакала навзрыд, Альфия вторила октавой выше. Сбросив на пол форменный бушлат, Демьян отправился перебирать консервы. С некоторых пор его это занятие начало успокаивать. Заминка – недолгая, впрочем – происходила лишь тогда, когда он сомневался с чего начать. Чебар не оставлял выбора – тыкался мордой в рыбные консервы, не удостаивая вниманием ни мясные, ни кашу, ни сгущенку, ни макароны с крупами.
    — Всё продолжаешь, — всхлипнув, сказала Машка, и вытерла лицо полой замызганного полосатого халата. — А нам-то теперь куда? Отвернула верх одежонки и вывалила грудь, отвисшую, с набрякшим коричневым соском. Альфия вцепилась пальчонками в исчёрканную венами грудь и присосалась. Головка дёргалась, причмокивающие и сглатывающие звуки отдавались в голове Демьяна ударами боли.
    — Можете на лоджии спать, — предложил он, стягивая мокрое барахло. Машка поскуливала, качаясь на табурете, убаюкивая то ли дочь, то ли себя. — И… это, — он почесал за ухом, — отдай её в детдом, что ли. Ну, или папаше приправь. Скоро нам не до неё будет.
    — Ты опять? — было обидно слышать её вопрос. Опять… Будто она не впервой домой приносит невесть от кого произведённое дитя.
    — Вот только не надо про «со злости» или «чтоб отомстить». Ребёнок не виноват. Но в моём доме её не будет.
    — Дурак. Мама умерла.
    — А я-то тут причём?
    — Дебил. Мы пошли, — сказала она, запахивая халат. Положила головку девочки на плечо – та срыгнула. Ну, понятны эти потёки на халате, подумал он безразлично.    Когда захлопнулась дверь, он принялся перебирать бумаги. Да, их надо бы систематизировать. Он глянул из прихожей в кухню – правая стена так и напрашивалась на экспозицию.
    Из соображений экономических он стал ходить на работу пешком, уверяя себя, что здоровье ему ещё ох, как пригодится. Не то чтобы он верил, насмотревшись фильмов, что вся транспортная система рухнет враз – просто осознание того, что пешком он пройдёт значительно больше, чем многие, вселяло надежду, что он ещё поборется с тем ужасным, чем бы оно ни было и в какой бы форме не свалилось с неба на многострадальную Землю. Он не воображал себя будущим лидером неизвестно-чему-сопротивления, не мнил мессией. Жить просто хотелось. Бросил курить, озаботившись, однако, приобретением сотни блоков сигарет для тех, кто после того, как «жахнет», не сможет отказаться от дурной потребности.
    Машка заявлялась ещё пару раз, и они почти… Она не упархивала – уползала, скуля, как только он интересовался, как, собс-с-сно, Альфия поживает, и есть ли приплод, о котором ему неведомо. В городе от него шарахались, ни о какой работе речи быть не могло. Денег, вырученных от продажи машины, хватило, чтобы отложить на грядущие коммунальные расходы и интернет; потребности же насущные удовлетворялись деньгами, полученными за осеменение Чебаром кошек достаточно породистых для того, чтобы он положил на них глаз. С хозяйкой одной из кошек случался несколько раз и Демьян. Денег за осеменение не получил, удовольствия тоже, а когда она брезгливо фыркнула, лишь зайдя в Демьянову квартирку, была немедля препровождена по известному адресу. Самим жрать нечего, подумал Демьян, поглаживая кота. Тот не выказал возражений, лишь потребовал лишнюю банку корма.

    С июня, ну да – вон та, самая верхняя распечатка с дважды обведённым красным  маркером заголовком – всё и началось. Два с половиной года ожиданий. Кипы бумаги, два подключаемых внешних и пара встроенных жёстких дисков,  Машкины возникновения и исчезновения, потеря профессиональных навыков и приобретение пока никому не нужных, расчеловечивание в глазах других, развивающаяся близорукость, отвращение бывших друзей, прочувственное понимание немногочисленных новых – и тех лишь в сети, хомячье складирование, ранняя седина, отрешение от обыденности и утомлённость не сбывающимся предчувствием.
    Не было никакого «наконец-то» или хотя бы «ну вот, я ж говорил». Просто «Красное знамя» от 16.06.2016, районная газета, одна из тысяч, наверное:
«…наш корреспондент интервьюировал школьников. Ребята, наши земляки, характеризуются как директором СШ №1 Лапиной М.С., так и классным руководителем Семгой А.Т. только с положительной стороны: почти отличники, спортсмены-волейболисты (о достижениях ребят см. №№ 413, 441).
    — Мы ловили рыбу, — говорит Сергей Ильин. — Было жарко, не клевало.
    — Уже домой собирались, я как раз колесо на велике накачивал, — вступает в разговор Илья Сергеев. — А тут оно как бахнет! И рыба вся начала кверху брюхом всплывать, — шмыгает носом Илья.
    — Не, сначала волна пошла, вот так, знаете, кругом, и пена ещё такая была странная, желтая, — перебивает Сергей.
    — Да глину подняло, — говорит Илья. Друзья сидят по разные стороны участкового Федина. Тот смотрит то на одного, то на другого – ребята успокаиваются.
    — Это я позвонил Анне Тимофеевне, нашей классной, — говорит Сергей. — Не, ну а кому ещё?
    — А вы не заметили перед этим чего-нибудь особенного? Вспышки, например? Грохота?
    — Да нет, — одновременно ответили ребята. Косятся на участкового. Тот теребит в руках папку.
    Корреспондент покидает кабинет участкового. Что-то не договаривают они все.
Продолжение материала смотрите в следующем номере.»
    Хрень, казалось бы, полная – да и в «следующем номере» никакого продолжения не оказалось, ни в последующих. На сайте той газетёнки, наверное, ошалели от такой необыкновенной посещаемости ресурса. И что можно было писать дальше, о количестве невинных жертв среди мирного рыбьего населения того пруда? О пенсионерке, почувствовавшей недомогание при звуке «бум» где-то там на окраине станицы?
    А Демьян распечатку пришпандорил на стену под самый потолок. Знал, что места потребуется много.
    Потом шарахнуло в Канаде. Не владея английским, Демьян воспользовался гуглом – корявость перевода даже добавляла флёру дебилизма содержимому заметки.   Накушавшаяся местной бормотухи компания охотников узрела в небе не стаю уток, а пару пересекающихся следов навроде инверсионных. В месте их перекрестия вспыхнуло нечто, да и рухнуло в озерцо. Надравшиеся канадцы промокли под накатившей волной и «накатили» ещё. И принялись собирать прибитую к берегу рыбу. Рыбный суп удался на славу. К вечеру поднялся ветерок, и мелкой волной из камышей стало выносить трупики уток. Протрезвевшие канадцы дали дёру, позабыв палатки и незатушенный костёр. Выгорело несколько гектаров леса. Ровненьким таким кольцом вокруг озера. К заметке прилагалось фото. На календаре в прихожей появился ещё один красный крестик.
    В Кении просто упало. В песок. Пассажирка двухместного самолётика успела сфоткать до того, как взрывной волной самолётик опрокинуло, завертело и хрястнуло о землю. Фотоаппарат уцелел - самортизировали переломанные рёбра и раздавленные органы владелицы. Штурвал красиво торчал из спины пилота – снимал на мобильник абориген, небось, охотившийся неподалёку на антилопу. Абориген продал фотоаппарат погибшей туристам. Те отправились в полицию. В обломках самолёта трупов не обнаружили. А что вы хотели – дикие места, ухмылялся абориген, показавший место крушения. На обратном пути, заплутав из-за поднявшейся песчаной бури, экспедиция наткнулась на здоровенную воронку. Так, красный маркер…
    Чили. Сначала что-то сверкнуло, потом сошла лавина – за несколько месяцев власти так и не определились с количеством жертв. Крестик.
    Россию вообще заваливало небесными каменюками, со странной избирательностью падавшими в озёра да реки. Были, правда, несколько случаев в морях и даже – подвергавшийся сомнению – в океане. Начавшая было проскальзывать закономерность: вода – метеорит – дохлая рыба, не оказалась таковой. В большинстве случаев с обитателями глубин ничего не случалось.
    Календарь полнился красными крестиками, стена покрывалась которым слоем бумажной чешуи, горы консервов готовы были рухнуть в любой момент, кот постоянно орал. Глазные линзы уже не спасали. Изредка поглядывая в покрытое пятнами зеркало в ванной, Демьян думал, что в этих новых очках похож на бородатого инопланетянина – стёкла были толщиной в палец, а весом своим вкупе с оправой здорово давили на нос.
    Из квартиры он выходить перестал. Соседи не беспокоили. Да умри он, никому дела не будет. хватятся, когда уж сильно по подъезду попахивать начнёт. Он и дверь квартиры с некоторых пор перестал открывать – затхлая вонь вполне может у других вызвать ассоциации с нехорошим. Лишённый прогулок, кот какое-то время исступлённо орал, потом разорвал в клочья кресло, потосковал с неделю, и, решив, что так тому и быть, стал всё свободное от жратвы время проводить в полудрёме. Кошачье тело заплывало жиром в то время, как хозяйское заживо истлевало. Нет, он ел, чувствуя спазмы в желудке, и пил, когда губы начинали трескаться, а кадык перекатывался в горле шипастым камешком. Прочитать статьи и вырезки теперь уже стоило усилий – башка раскалывалась от постоянного напряжения глаз. Ноутбук подсоединил к телеку, но теперь и сорока дюймов монитора уже казалось малым. Большей частью он теперь слушал.
    Даже сквозь бубонение переводчика, озвучивающего свидетельство очевидца из Украины, Демьян услышал что-то вроде свистящего рокота. Горы консервных банок завибрировали, издавая всё усиливающийся гул. Несколько упало, ухая, перекатываясь по будто наклонившемуся полу. Сквозь лопотание толмача пробился скрежещущий треск, и, отвернувшись от экрана, прищурившись сквозь линзы очков, Демьян увидел через окно комнаты, как ползут трещины по стеклопакетам балконной рамы. Мелко подрагивала печка, отчего её силуэт казался окутанным маревом. Чёрная листва с деревьев сорвалась, ветви согнулись в безветрии. Тьму стало заливать оранжево-песочным заревом. Распластавший на подоконнике жирное тело, кот, ощерившись, сипел, из пасти летели клочья слюны, растекаясь по струящемуся новыми трещинами стеклу. В вытаращенных глазах вскипал слепящий всполох.
Стёкла, вспучившись, брызгами вылетели наружу. В комнату ворвался свет. Демьян ослеп, оторопело подумав, что должна быть тьма, а если на самом деле всё так и происходит – это ослепительное сияние, проникающее в тебя, ты, проникающий в него, оно, становящееся тобой и ты, уже превращающийся сам в этот свет, в это ослепительное ничто и одновременно всё – то он готов.

ххх