Егор, он же Георгий...

Борис Алексеев -Послушайте
Часы на стене пробили четвёртый час ночи. Георгий присел на постели, понимая, что уснуть этой ночью уже не получится. Разгулявшемуся за окном ветру подвывала тоскливая мгла, да так, что стёкла старенькой оконной рамы подрагивали, будто бубнили детскую скороговорку.
Георгий открыл компьютер и набрал пару незначащих фраз: «Часы на стене пробили четвёртый час ночи. Егор присел на постели, понимая, что уснуть этой ночью уже не получится…» Он оторвал взгляд от экрана и призадумался. Литеры грядущего сочинения кружились в воздухе и легонько потряхивали пальцы, но голова, как холодная, лишённая атмосферы планета, висела в ночном сферическом безлюдье.
Вдруг в сумраке мелькнул крохотный лучик чуть голубоватого на вид нетварного света. Гоша ощутил, как его геном потянулся за лучом, отделяясь от топкой бесконечности космоса. «Авторизация! Срочная авторизация!» – воскликнул некто совсем рядом. Пальцы, разогретые нетерпеливым ожиданием, обрушились на клавиатуру. На белоснежной вордовской льдине, словно чёрные точки полярников, стали возникать и множиться литеры нового литературного сочинения…

Разрешите представиться: ваш покорный слуга и сочинитель этого текста Георгий Древин, хрупкий, встроенный в передвижную коляску человек двадцати девяти лет, инвалид детства. Единственное утешение в жизни – поиск виртуальных приключений. Если вы мне скажете: «Эй, крысёныш, да пошёл ты со своим компьютером, виртуал хренов!», я через три дня умру. Меня просто разорвёт изнутри сила огромного несостоявшегося будущего. Я понимаю, что сейчас беседую с вами наполовину оттуда. Ваши крикуны, пересмешники и ассенизаторы вытолкнули меня из общепринятых человеческих пределов. И мне осталось, как они считают, одно - додышать малёк и тихо окочуриться в детский гробик размером метр двадцать по большей стороне – этого достаточно.
Мама, узнав резюме врачей, на последние деньги купила мне компьютер. И… я ожил! У меня даже появилась девушка. Она меня действительно любит и верит, что однажды я встану. Я и сам теперь в это верю. Вы не представляете, какое это счастье – снова обрести будущее!..

– Гоша, Гошенька! Вставай, пора завтракать, – мама приоткрыла дверь комнаты и улыбнулась, поглядев на вдавленные в клавиатуру локти спящего сына, – опять тебе, милый, не спалось!
– Мама, я почти дописал повесть!.. – сладко потягиваясь, ответил Гоша.
– И что же ты такое дописал?
– Мама, мой Егор оказался умнее меня! Он, как Конюхов, не испугался смерти и отправился в новую сильную жизнь, о которой мы все только мечтаем. Его «Арго» прошёл между Сциллой и Харибдой. Когда же смертельные выступы скал сомкнулись, этот смельчак был уже далеко! Мама, как я хочу походить на него! Это ведь совсем не трудно, правда? Надо только очень захотеть и перестать бояться…
Мама помрачнела лицом и стараясь, чтобы сын не обнаружил её замешательства, завела разговор о скором приезде Лены, невесты Георгия. Спросила о том, как они планируют проводить время, ведь Лена приезжает всего на неделю.
– Лена? Ах да, Лена... Мама, зачем она сейчас приезжает? Я же при ней не допишу до конца! Позвони ей, попроси приехать потом как-нибудь, не сейчас!
– Гоша, ты с ума сошёл. Ведь она любит тебя, понимаешь, любит! Ты говоришь некрасиво, зло, и это не делает тебе чести.
– Мама, я всё понимаю, но ведь тут тоже речь идёт о человеке!
– О человеке?
- Да, мама, да! Егор – это я, только лучше, решительнее. Я – лишь его тень, падающая на клавиатуру. Егор – источник моей жизни. Если с ним что-нибудь случится - мне несдобровать. Ты же видишь, как много в нас с ним нужды и желания что-то делать в этой жизни!
Мама ничего не ответила сыну. Она поспешно вышла из комнаты, закрылась в ванной и предалась горьким, нахлынувшим на неё воспоминаниям. Спазмы обиды на горькую судьбу сына и жалость к себе за многолетнюю непосильную долю матери-сиделки тисками обхватили её грудь. Крупные горячие слёзы побежали по её лицу, размалёвывая недорогую косметику. При каждом новом всплеске памяти тело женщины вздрагивало, будто его пронизывали колкие электрические разряды.
– Разве так можно? – повторяла она, стараясь утишить собственный голос. Её щёки горели от слёз и какой-то давней обиды, припомнившейся в разговоре с сыном.
– Мама, ты здесь? – спросил Гоша, подъезжая на каталке к ванной. – Мама, мне нужно в туалет, открой, пожалуйста.
– Сейчас, сейчас, Гошенька, подожди минутку.
Она наскоро вытерла слёзы и стремительно выбежала из ванной. Сын удивлённо посмотрел маме вслед и скрылся за дверью совмещённой туалетной комнаты.
 
Сейчас бы впору объяснить читателю причину столь внезапной перемены женского настроения, но, увы, на это совершенно нет времени. Ведь скоро приезжает Лена (мама так и не нашла в себе силы исполнить просьбу сына и позвонить будущей невестке с пожеланием ненадолго отложить приезд). А Егор уже в пути. И обратной дороги у него нет. Если Гоша не успеет провести Егора через предстоящие испытания, может случиться непоправимое!

Георгий приник к клавиатуре. Он совершенно забыл об остывающем на кухне завтраке, о работе, которую ему следует периодически совершать как руководителю собственной личности (Гоша работал нештатным экскурсоводом в небольшом виртуальном музее будущего театра). А тут ещё эта Ленка! Такая хорошая и так некстати!

Некстати!.. Егор оступился и, ломая хворост, рухнул в глубокую охотничью яму. Истошно лязгнула металлическая скоба. Он почувствовал, как в голень правой ноги впились металлические челюсти припрятанного на дне ямы капкана. Гремя «кандалами», он подтянул к себе ногу и ощутил неприятное тёплое скольжение крови по рассечённой голени.
– Ах ты, б… – взвыл от боли Егор. Он попытался ослабить захват капкана, но отжать жёсткую, сантиметровой толщины пружину, рассчитанную на медведя, человеку было не под силу.
– Так, спокойно, боль в сторону, думать! – Егор выцеживал слова, понимая, что сражаться со смертью на этот раз придётся долго. Он поднял на руки цепь, идущую от капкана куда-то в сторону, и, перебирая её, обнаружил место крепления. Цепь была приварена к арматурному стержню, вбитому глубоко в землю.
– Спокойно, Егор, ещё не вечер!
Он рассуждал, пытаясь заговорить огненную боль, обхватившую правую голень. – Отрезать худшее я всегда успею.
И тут наш пленник заметил разбросанные на дне ямы не стреляные охотничьи патроны. О том, как они здесь оказались, выпали из сумки охотника, когда он монтировал капкан, или выросли из земли, как грибы, думать было некогда. Превозмогая боль, Егор собрал патроны, вскрыл их поочерёдно и высыпал порох в кисейный мешочек, который всегда носил с собой на груди. Туго перевязав содержимое кисейной лентой, он, как мог, нагнулся и, пару раз охнув от боли, запихнул мешочек в приводной механизм капкана. Затем достал из кармана штормовки моток верёвки, а из вещевого мешка початую бутылку спирта. Смочив верёвку в огненной жидкости, он прикрутил свободный конец к выступу мешочка и принялся искать зажигалку, но её нигде не было.
«Сейчас спирт высохнет, и всё придётся повторить сначала», – подумал Егор. Он оторвал от штормовки обшлаг рукава, хорошенько пропитал его остатком спирта, расстелил на булыжнике, подвернувшемся под руку, и что было силы ударил цепью по поверхности камня. Удар и скольжения железных звеньев по гранитной поверхности высекли целый сноп ярчайших искр. Тряпка нехотя задымилась, потом всё больше и наконец загорелась ясным голубым пламенем.
«Господи, пан или пропал, как благословишь!» – с этими словами он голыми руками вложил горящую тряпку в щель приводной коробки и откинулся назад лицом к земле. Ждать пришлось недолго. Сквозь прогоревший мешочек огонь добрался до пороха, и тот!..
Порохового заряда двенадцати патронов хватило, чтобы разворотить приводной механизм капкана. Металлические детали, как встревоженные пчёлы, устремились во все концы ловчей ямы, но ни одна из них не ранила Егора. Трос, удерживающий пружину, ослаб. Кольца отпрянули от направляющих пластин, и челюсти вернулись в безвольную статику. Из восьми открывшихся проникающих ран хлынула кровь. Егор отрезком всё той же бечёвки перетянул ногу выше колена и остановил кровотечение. «Только бы не началась гангрена», – подумал он и посмотрел на пустую бутылку из-под спирта, которую он откинул в сторону. Смочив тряпку…

Гоша закрыл компьютер, подкатил к окну и стал в волнении рассматривать ночное небо. В небесной полусфере, как в кривом сказочном зеркальце, он отслеживал своего Егора. В безоблачные ночи ему удавалось даже поговорить с ним по душам, выслушать, обменяться мыслями. Вот и сегодня среди горящих звёзд он с тревогой наблюдал, как Егор выпутывается из очередной трудной ситуации. А ведь попал он в западню не по своей воле, а с лёгкой авторской руки Георгия. И принял на себя количество зла, предназначавшееся ему, автору. Да-да, то самое количество зла и боли, которое он, Георгий, не имея сил понести, переложил на своего виртуального двойника. Только вот оказия, двойник оказался… живым человеком. Он так же, как все, чувствует боль и испытывает горечь от человеческой несправедливости. И что же теперь делать? Как вымолить у Бога прощение за нижайшее человеческое предательство?
– Не бузи, Гоша, есть выход! – Георгий услышал голос собственного сердца. – Встань рядом с Егором там, в яме, где сейчас ох как не сладко! Ты ведь знаешь, пропадёт он – пропадёшь и ты…

Георгий смотрел в ночное небо и за чёрным горизонтом вселенной отчётливо видел свою будущую жизнь, полную личной отваги вперемешку с какой-то странной неземной немощью. Эта немощь не доставляла ему ни раздражения, ни печали. Наоборот! В ней он в трудную минуту черпал недюжинные силы и всякий раз выходил победителем, какие бы трудности ни обступали его. Мама звала сына то Георгием, то Егором и плакала от счастья, наблюдая, как он, опираясь на руку хрупкой и отважной Лены, приподнимается и переходит с каталки на костыли. А то, отбросив костыли в сторону, стоит посреди комнаты и поёт: «Я свободен!»
Свободен… Да, он обязательно будет свободен, вот только…

…За окошком утренняя зарница топила в карминовом молоке сонные ночные звёзды. Мир обновлялся. Наступала пора принимать решение.