Откуда мог взяться на Кавказе со строжайшими обычаями Кавказа почтения к женщине, такой страшный аул, где женщин настолько презирают, что требуют от женщины рабских сексуальных услуг любому мужчине, потребовавшего от неё ублажения всех его желаний? Даже то, что кричит женщина и молит о пощаде, и этого не понимают эти аульчане. Мол, де кричи, не кричи, а всё равно, что мужчина тебе прикажет, так и будет. И ладно ещё бы супруги между собой бы скандалили. Так нет же, к любой можно приставать тем аульским мужичкам. и клеветать на женщин в ублажение своих сексуальных фантазий. Конечно, опасаются только братьев, отцов той оклеветанной женщины, но если у той женщины нет никого, кто бы мог физической расправой защитить женщину… Тогда в том ауле можно всё
И этот «обычай» сохранился и в наши дни, так как аул стоит особнячком в горах и полиции совсем неохота встревать в «обычаи адыгов». А если живёт в том ауле совсем одинокая женщина, то мужикам аула «охота» проникнуть в этот её дом и «познакомиться», типа «снимай штаны, знакомиться будем». Но и не в качестве же проститутки хотят использовать эту одинокую женщину, там же деньги платить придётся, а так, на халяву охота пользоваться женским телом. А эта несчастная якобы непредсказуемо ещё должна и обрадоваться, что к ней в дом вломится грязный, вонючий мужик и вменит в обязанности той «осчастливленной» его вонючим «визитом даме» радостно ублажать того маньяка в особо извращенной сексуальной форме. А престарелые мамаши ещё и поучают своих дочек, внучек, что надо подчиняться воле мужиков во всём, ведь это всё же мужик как-никак её возжелал.
А постольку поскольку, на сексуальные подвиги ещё мало кто и пригоден, так только языками те аульские мужики "ублажают" дам. В пьяных мужицких посиделках пересказывают чьи-то дурацкие сексуальные фантазии о невероятных якобы своих подвигах. А ещё нажрутся мужики до беспредела и начнут друг дружке по пьянке излагать свои несбыточные сексуальные фантазии, что якобы увидел у врага-соседа, как тот сексуально разлагал малолетних. А его пьяному собутыльнику совсем невдомёк, что у того бобыля, кого обсуждают в пьяном угаре, и близко в том ауле вокруг нет никаких «малолеток». Вот пока до несчастного оболганного не дойдёт, в чем там его оклеветали… Вот тогда этот оболганный целый день с топором гоняется за тем идиотом, что сам мечтал о тех малолетках.
А ещё подрастают парни, которые вместо того, чтобы работать и жениться по любви и растить собственных детей, наслушавшись дурацких россказней о сексуальных подвигах своих «предков», пытаются эти безумные фантазии претворить в жизнь в поисках бескорыстных богатых проституток. Что же могло стрястись в том ауле такое, что это аульское потомство до сих пор носит признаки свального греха? А ведь даже в секте хлыстов, свальной грех бывает только по редким их религиозным праздникам и безо всяких извращений.
Конечно, к Кавказу такое буйство фантазий никак не может иметь никакого отношения, как и к исламу. На Кавказе слово и дело женщины способно не только остановить смертную драку мужчин, но и прекратить обычай кровной мести. А уж в исламе женщина наделена такими правами, что кади по словесному обвинению женщиной мужчины в домогательствах и без приведения каких-либо свидетелей способен наказать тех провинившихся мужчин вплоть до смертной казни. Что-то не слышно о сексуальных маньяках в странах ислама?
Но и к Адыгее этот аул не желает иметь отношения, и по сей день. Так, только попользоваться привилегиями национальных меньшинств. Заявляют эти аульчане, что они вовсе не адыги. Никакого отношения к истории Адыгеи не имеют, и ещё врут, что этот аул стоял на этом месте всегда. Не было, значит, выселения адыгов с побережья в 1864 году и никакая Великая Кавказкая война не коснулась их аула. Якобы предки тех аульчан были такими дикими, что пересидели всю столетнюю Великую Кавказскую войну высоко в горах с семьями без пропитания и при этом их никто не тронул, типа регулярных войск царской армии. Что за чушь несут в этом ауле из поколения в поколение и с какой целью?
Конечно, в 1864 году со всего побережья все местное население было выселено в основном в Османскую империю. Но и после этого форт им. адмирала Лазарева подвергался частым и успешным нападениям горцев около сорока раз. Откуда брались эти горцы? Проходили через горные перевалы по старым, тогда ещё сохранившимся в прекрасном состоянии, адыгским дорогам из Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии. Чтобы прекратить эти набеги, царские войска вынуждены были перекрыть дорогу на перевалы Кавказа форпостом Марьино и разрушить все старые адыгские дороги на эти перевалы. И никаких поселений типа там каких-то диких горцев оставить в этом районе никак не могли. Наоборот, именно вот этот аул царские власти и терпели за его нерушимую преданность Российской империи. И со дня его основания в конце 19 века.. И ислама никогда не было в ауле по той простой причине, что никто из первых поселенцев этого аула ни в каких богов не верил, в том числе и в Аллахов.
Заселение адыгами побережья Черного моря началось вскоре после окончания Кавказской войны, и шло это переселение из резерваций с Кубани теми адыгами, кто не прижился в резервациях на Кубани. Селились сначала в районе города Туапсе, потом и ближе к Сочи стали селиться. Расселение шло в основном по сохранившимся до наших дней старым адыгским дорогам. Поэтому, когда сбежавший из порта Туапсе «Ноев ковчег» пристал к скале Кисилёва, то за Агоем этот корабль уже встречали местные жители-адыги. Много было в том районе аулов. И встречающие корабль сплошь состояли из отставников. Прибыли для получения своего жалования за долгие годы службы. А что, при выходе в отставку им пришлось на родину ехать нищими? Конечно, ведь служили те солдаты вовсе не России, а враждебной России в то время Франции. Вот и представить себе такое нищее возвращение на родину для солдата, отслужившего пару десятилетий в регулярной армии и привыкшего к строжайшей дисциплине.
Что происходит с солдатней при малейшем ослаблении воинской дисциплины? Правильно. Как с цепи срываются и начинают вытворять такое… Самые лучшие военно-начальники потом не в состоянии своё войско привести к дисциплине, это разложившееся войско. Процветает и мародерство, и прочее всякое непотребство: разбой и насилие. Вот что происходить могло с отставниками, попавшими вдруг в мирную жизнь, да ещё и в полнейшую нищету. Но, если в адыгском ауле было мало тех отставников, то всем миром мог тот аул призвать тех бывших вояк к порядку. А если представить себе аул, сплошь состоящим из одних отставников?
А что, сложно себе представить, что могло твориться в том ауле этой солдатней, освободившимся от воинской дисциплины? Вот оно и есть то самое, что и имеем в этом ауле. И виноват в произошедшем развале воинской дисциплины ни кто иной, как сам Микаэль де Гадль. Окончивший Сорбонну «мягкотелый» интеллигент совсем не имел никакого воинского образования. Служил в армии в качестве инженера. Занимался только техническими вопросами, больше всего подрывными работами. А с солдатней Микаэль дела почти не имел. По вполне понятным причинам, на Кубань этот Микаэль никак не мог сунуться. Да и на побережье жили выходцы из кубанских резерваций и среди них могли оказаться такие, что знали этого Великолепного Микки в юности с его разбойным нападением на царскую выставку сокровищ Востока. Поэтому Микки решил основать свой собственный аул без посторонних, только вместе с отставниками жить захотел. Вот и пошел его отряд от самого села Георгиевское через аул Малый Псеушхо, Большой Псеушхо до аула Красноалександровского. Нигде места не нашлось, пригодного для основания «своего» аула. Но в Красноалександровском ауле переселенцам сказали, что дальше есть только одно место, пригодное для расположения аула, но там поселился с семьёй один какой-то очень нехороший человек, которого выгнали изо всех аулов, где тот не смог прижиться из-за того, что нехороший человек пытался сотрудничать с полицией. Всё, происходившее в аулах, этот нехороший человек немедленно бежал докладывать уряднику. Но Микки все равно понадобилось посмотреть на это пригодное место.
И со своим отрядом Микки прискакал к дому того нехорошего человека, место уж больно ему понравилось по прибытии. К тому времени тот старик уже овдовел и жил с пятью взрослыми неженатыми детьми. Надо сказать, что Микки к тому времени сильно изменился, сменил своё имя на Магомед, да и фамилию взял себе девичью своей матери Заремы, Тлиф. И вряд ли бы тот старик сумел бы опознать в этом мужчине какого-то мальчика, которого мог видеть только мельком и очень давно на Кубани. А Магомед сразу прокричал своим товарищам, что этот человек уж точно никогда не сдаст их полиции. И конечно, рассказал историю одного преступления, давно произошедшего в одном адыгском ауле, откуда родом была мать Микки, Зарема.
В одном из бжедухских родов изредка родятся дураки. Адыги об этом знают и стараются тех дураков не трогать. Когда в Кубанских аулах стали селиться вынужденные переселенцы с горной местности, то тем переселенцам приходилось очень плохо жить. И голодно, и пришлось им строить свои новые домики на новом месте из турлука. А средств-то и не было. Жил какой-то переселенец с семьёй. Чтобы как-то не голодать, посадил себе огород и ждал хоть какого-нибудь урожая. Только не дождался. Тот дурак зачем-то обобрал чужой огород, хотя вовсе и не голодал. Вот тот хозяин и сделал дураку замечание. А дурак этот, как и положено дураку, надулся, затаив обиду. И ночью пришел с топором в хижину к той семье своего «обидчика», где порубил топором насмерть всех, включая грудного младенца в колыбели. И, хотя и был дурак, но понял, что бежать ему надобно. Вот и побежал в прибрежные аулы. А там полиции так боялся, что сам стал за полицейскими бегать и обо всем докладывать. Вдруг тот урядник заподозрит что-то нехорошее в отношении него самого. Даже фамилию сменил, чтобы не заподозрила полиция, что этот имеет какое-либо отношение к партизанам.
Что, вам ничего неизвестно об адыгских партизанах? Так ещё в семидесятые годы двадцатого века Краснодарский городской парк изредка подвергался массовым набегам адыгских парней из-за Кубани, где и происходили драки с краснодарскими парнями. И это ими проделывалось якобы в память о партизанах, которых когда-то называли «водяными собаками» за то, что те когда-то голые переплывали через реку Кубань с оружием в зубах и вырезали мирное население на другом берегу. А корень «собака» встречается во многих адыгских фамилиях. Вот и этому преступнику понадобилось сменить свою настоящую фамилию с корнем «ха» - «собака» на более благозвучную. Типа как он «враг партизан» или «враг собак». А в то время многие меняли «неблагонадёжную» фамилию с корнем «ха» - «собака» именно таким образом: на «врага партизан». «Врагом собак» становилась их новая фамилия.
Когда старик понял, что его тайна раскрыта, то от расстройства и помер. Старшие его дети глупыми не были и отбыли в Турцию на постоянное место жительства. Только младший сын унаследовал скудоумие отца и остался жить один в доме, куда потом и привёл себе жену и обзавёлся ребятишками.
Как обустраивали солдаты свой аул, это совершенно не интересно. А вот как они женами «обзаводились»? То элементарно просто. Где, в каком ауле, какому отставнику приглянется какая девчушка, ту хватали и утаскивали. Согласия у девушек, понятное дело, никто не спрашивал. Насилие над женщиной вошло в привычный «обычай» этого аула. А когда изнасиловали своих жен, то пришла очередь насиловать женщин у своих товарищей. Надо же проверить, что за жену себе товарищ украл? А ещё если ту, изнасилованную многократно своим мужем женщину, какой-то другой мужчина случайно приласкал, то эта несчастная в своей судьбе женщина любому не откажет «наставить мужу рога». И всё теплое время года вокруг аула стоял весёлый треск в кустах. А после рождались в «семьях» детишки. И подрастали, чтобы их «папы» смотрели, кто «виноват». Иногда этих папочек осеняло, кто «виновник». И внезапно начиналась драка между мужчинами, причину которой эти дерущиеся сами бы не смогли бы объяснить никому. Смотрели на эти драки жители других аулов и решили, что в этом ауле живут какие-то особо бешеные драчуны-адыги. А как тех драчунов успокоить? Вот Магомед (или Микаэль со всей своей Сорбонной) и придумал, как их пристыдить. Додумался кричать по-адыгски драчунам, что презерватив одевать надо было. А как ему было этот предмет называть в то время, да ещё на адыгском языке? И по-русски в это время об этом предмете ещё мало кому было известным. А тут надо было ещё и как-то прокричать, что дикий народ адыгов может им преспокойно пользоваться. Конечно, что-то неблагонадёжное с теми адыгами покажется полиции. Да и среди адыгов было много таких осведомителей, что могли донести уряднику о неблагонадёжных адыгах чужого аула, где пользуются новейшими достижениями цивилизованных стран, типа презерватива. Откуда же взялись эти цивилизованные адыги? И тогда нетрудно полиции будет их увязать с теми французскими легионерами, что снискали себе дурную славу зверствами пиратов в Индонезии.
Вот и стал кричать Микаэль: «бога накрой». Какого бога надо было накрывать, то конечно, ни единый адыг не смог бы понять, кроме тех, кто побывал на Востоке. Те точно знали, что за бога рисуют на стенах домов в Непале и украшают это чудесное изображение цветами. А чем прикрывают это изображение в современном мире? Правильно: резиновым одноразовым изделием. А, поскольку окрик Микаэля действовал на драчунов однозначно, те начинали смеяться и, помирившись, расходились друзьями по своим делам, и иначе быть не могло, ведь каждый знал за собой свой грех, что испробовал жен у друзей и у них тоже росли не свои дети, то и скандалить было уже незачем. Вот со временем и стало это изобретённое Магомедом адыгское слово «бога накрой» названием этого аула. Дальше больше пошла потеха, что порвалось покрытие у твоего бога, Вот оттого и чужие дети в семьях родятся. А штопать не пробовали, прохудившийся сей предмет? В современном мире этот предмет стал одноразовым, но обстановку в том ауле не изменил и научно-технический прогресс. А как же иначе могло быть? Если выросшие в «солдатских» семьях дети не наблюдали никакой теплоты отношений между своими родителями и по этому принципу насилия строили и свои семьи? Украл и изнасиловал, а там стерпится и слюбится, лишь деньжата были. А если денег нет, то всё равно некуда бежать этой изнасилованной женщине. Только мать и сестры заслуживают какого-либо человеческого отношения со стороны мужского населения этого аула, но это пока не стали делить наследственное имущество. А откуда берется то наследственное имущество? Правильно, это наследство от умерших родителей, вот и причина для передела прав собственности по своему аульскому произволу. Вот скорей бы и мама с папой издохли бы, чтобы можно от них получить наследство. Это же, сколько работать надобно, чтобы прокормить семью? Ничего не могут эти аульские мужики предъявить своим жёнам, кроме распрекрасного "происхождения", и только за это должна терпеть своего «распрекрасного» балбеса-супруга. А то ещё и поколотить можно свою жену, чтобы кушать своим детям не просила у мужа-пропойцы. И все в порядке вещей в этом ауле. И в котором поколении эта «солдатчина» не кается и не выветривается. Перевоспитание, конечно, происходит с выходцами из того аула, но только лишь за пределами проклятого аула.
Среда обитания формирует мировоззрение обитателей аула и понять, откуда печать вырождения не так уж и сложно. Никак не убедить выросшую молодёжь в прелюбодеянии своих предков. Вот и крали те аульские парни соседских девушек себе в жены. Понять не могли, чего так сокрушается мать этой девушки, да и мать того парня. На своей сестре, значит, этот женился, а сказать об этом и теща и свекровь боятся. Вот следы инцеста (печать вырождения) и остались на лицах тех аульчан. А ещё и шутка осталась какая-то непонятная для тех аульчан. Как кто начнет говорить глупости, то ему и говорят: «Это в тебе кузнечики трещат». Какие такие кузнечики? А это те, что когда-то в кустах трещали. Здесь использовалась имеющаяся в русском языке созвучность слова «кузнечики» с «кузенчиками». Впрочем, те кузенчики и по сей день продолжают кустами трещать.
Имеется врождённая умственная неполноценность у этих аульчан. И, если помножить на представления выходцев с Кавказа о бесценности материальных благ перед какими-то другими потребностями людей в простом человеческом счастье, то самое несчастное место на земле и есть этот аул. А почему?
Притчей во языцах стала жадность выходцев с Кавказа до всех материальных благ. Как вырвался из родного гнездышка этот сопливый глупец-птенец, так и начал доказывать свою особоценность. Как правило эти попытки заканчиваются отсидкой на зоне. где по-разному удаётся «доказывание» своей особоценности. А если где-то обломали того безмозглого зазнайку, то и бредет себе обратно в свой аул. Идти то больше некуда этой деревенщине. А у себя-то делать больше нечего, как доказывать пьяным собутыльникам свою состоятельность в жизни. Так и доказывают всю свою оставшуюся жизнь на дне бутылки. Не своё же фиаско объяснять своим аульским собутыльникам. Собутыльники также претерпели такое же фиаско в своих попытка навязать где-либо свои аульские «понятия» нормальным людям везде там, куда бы ни пытались переехать на новое место жительства. Надо же, какие горцы гордые, но отчего-то бедные. Вот и сидят себе мужики подальше от своих баб, чтобы никто не посмеялся над их пустой похвальбой своих отсутствующих «достоинств». Даже столы накрывают в том ауле отдельно для баб от мужиков. А кто его знает почему, может боятся свального греха, а может языка чёрта, что способен разоблачить лжеца.
Вот только с убийством Мишкиной жены не всё было так просто. Уже известным стало аульчанам, что для этой женщины был уже куплен самый лучший в ауле дом, вместе с самым лучшим в ауле садом. Вот за это и уговаривали дурака Сахидку «бить, бить, бить», чтобы убить «свою» невесту, чтобы не попользовался он ни тем домом, ни тем садом. Мол, много счастья привалило этому дураку. А на какие деньги был куплен этот дом, про это аульчане и не сомневались. Отец Сахидки был до сих пор известен, как очень богатый человек, и где его оставшееся состояние зарыто, по сей день не могут аулчане отыскать, как ни стараются. Вот эти аульские сволочи не только стояли и смотрели, но и подзуживали дурачка Сахидку убить свою «жену», чтоб ему неповадно было распоряжаться состоянием отца. Зависть и жадность до чужого, вот это и есть всё то, что по сей день правит всеми дурными поступками человечества.