Глава 4. Клятва Нана

Август Хеппийцик
И какое же роскошное путешествие предстояло отставному губернатору со всей подобравшейся компанией! Надо же, даже не одного шторма эта посудина не испробовала за всё время путешествия! Но штормы-то, конечно, были, только та посудина в это время стояла в уютном порту на починке каких-нибудь постоянных поломок. А вся команда с семьями находилась в приятных путешествиях по осмотру местных достопримечательностей. Надо понимать, что все члены команды недостатка в деньгах не испытывали, и проводили время на берегу в своё полное удовольствие.


Правда, было одно немаловажное событие, пропущенное обитателями этой посудины. В порту Марселя на берег сошла с полдюжины матросов из неженатых вольнонаемных, а на их место взошла добрая дюжина молчаливых молодцов с военной выправкой. При всем том незаметно для остальной команды в трюм были загружены тяжелые бочонки с неизвестным содержимым.


А вот как тяжко приходилось путешествовать на той посудине женатым матросам? Вокруг постоянно находятся жены, дети. И слова лишнего сказать не смей, а то ещё от друга получишь в ухо, что б при детях не ругался. Только после того, как наставала ночь на корабле, у мужчин наставала свобода. Там нашлось местечко подальше от женских ушей, где мужчины могли свободно обсуждать свои проблемы. А вот проблем-то у них у каждого было немало. Надо понимать, что каждый из этих отцов семейств мог направляться в Европу разве что каждый за своей персональной виселицей. А по прибытии в родную страну, что с ним может сделать его преданная супруга, если все его состояние потом достанется его жене? Конечно же, сама же она его и сдаст полиции. Вот на обсуждении женской жадности до денег и трусливой подлости и вертелись в основном разговоры в этой мужской компании.


Вот в той компании и выяснилось, что в каюте капитана, далеко не самой лучшей на корабле, вместе с ним путешествует какой-то старик, больной и немощный. На свежий воздух этот старик выходил только ночью, чтобы днем его не видели женщины с детьми. Старик этот не мешал неспешным мужским беседам, но если изредка вставлял свои комментарии, то собеседники долго хохотали над своей наивностью. У этого старика оказался достаточно острый ум, чтобы вовремя ввернуть острое слово. И так вставлял, что и днем, мужчины, глядя на своих жен, начинали хохотать, вспоминая остроты старика. А на вопросы своих жен начинали оправдывать свой смех: «да это солнышко мне в глаз попало». Так кличка Солнышко и прилипла к старику.


А как же семья губернатора? Ему жена родила сначала четырех дочерей, а потом на свет появился мальчик. Ну и как не пожелать такой славной семье ещё таких же славных детишек? Вот кто-то и пожелал. А вместо того губернатор стал печально объяснять, что больше детей он не имеет права заводить. Конечно, посыпались расспросы. На что губернатор стал пространно рассказывать, что в его роду действует проклятье тамплиеров.


Только услышав упоминание о каких-то тамплиерах, этот восточный бродяга Солнышко сразу насторожился и обратился весь в слух. А губернатор стал рассказывать о своих предках, живших в Германии в глубокой древности. Надо же, оказалось, что предков губернатора издревле связывала с тамплиерами глубокая и преданная дружба. И особенно предки губернатора почитали одного из магистров тамплиеров, а именно род графов де Гадл. И почитали предки губернатора именно этих графов выше, чем любых королей. Но вот породниться с графами де Гадл, его богатым и знатным предкам никак не удавалось. Не жениться ни на ком те графы не хотели, не хотели отдать девушку из своего рода, даже и без приданного тоже не желали отдать. А вот тот, последний в роду граф де Гадл совсем был одинок. Никогда у него не было ни жены, ни детей. Да и других родственников тоже никогда не было. Потому что, в семье этих графов де Гадл всегда рождался только один сын, который впоследствии и становился новым графом. А вот сестер у тех графов всегда было предостаточно. Правда, по тому поводу ходили весьма подозрительные слухи, что якобы жены графа де Гадл ему дочерей в подоле приносили, но каждый из тех графов де Гадл женился только на своей сестре.


Тут в повествовании губернатору пришлось взять паузу, пока не уймутся возмущенные возгласы по поводу инцеста у тех графов де Гадл, вот мол, де отчего их род сошёл на нет. А дальше губернатор продолжил о ещё более странных слухах о каких-то странных дочерях графов де Гадл, которые якобы были женщинами, а может и ведьмами, и становились женами в каких-то семействах тамплиеров. Но при всём при этом никакого отношения к женщинам они не иметь не хотели. Вроде бы оттуда и взялся символ тамплиеров: два рыцаря на одном коне. Вроде бы были эти дочери вроде как бы женщины и замуж выходили, а вовсе не совсем они были женщинами. И детей у них никогда не было. Губернатор сам признался слушателям, что ничего в тех слухах и сам понять не может.


По причине дружбы и никак иначе, его немецкий предок отправился в Париж, как только узнал, что магистры тамплиеров схвачены французским королём и среди них сам граф де Гадл. Вместе со своими двенадцатью взрослыми знатными рыцарями-сыновьями они прибыли в Париж, чтобы хоть чем-то помочь графу де Гадл. Но ничего поделать не смогли, даже еду ни от кого не принимали для узника. И вот, когда графа везли на Еврейский остров на аутодафе, то именно этот граф прокричал на их род какое-то странное проклятье мол, де всегда в вашем роду только один старший сын сможет родить только одного своего старшего сына, который тоже сможет иметь только одного старшего сына. И так будет всегда.


Слушатели уже стали улыбаться такому безумному проклятию, но губернатор стал продолжать. Не успел его предок выехать из Парижа домой, как смерть стала поодиночке настигать всех его двенадцать сыновей. Дома убитого горем старика, ждал только один его старший сын от какой-то простой крестьянки. Вот от этого сына крестьянки и продолжился весь их род. И всегда только один старший сын доживал до детородного возраста и давал потомство. И неважно было, от какой падшей женщины был этот старший сын. Но только через него мог продолжиться их знатный род. Зная то, что проклятие обязательно сбудется, все его предки обязательно не допускали никаких внебрачных связей, а тем более добрачных. Но, если вторым ребенком у них в семье рождался мальчик, всё равно проклятье начинало сбываться. Сам себе искал смерть этот парнишка. Как будто бы каждый из них с ума сходил. Причины были разные, но итог был один: смерть.


Тут посыпались разнообразные предложения от заинтересовавшихся слушателей, но губернатор только отмахивался. Мол, де всё уже давно было до него испробовано, даже знал кто из его предков до того бесполезного «средства» дошёл, чтобы спасти своего сынишку от неминуемой смерти от проклятия тамплиеров.


Когда полемика, наконец-то утихла, то в разговор европейцев вступил тот самый туземный Солнышко. Радостно улыбаясь, он заявил, что он де хорошо знает, как снять проклятие тамплиеров именно с этого немецкого рода губернатора. И вот эти вполне разумные европейцы были вынуждены выслушивать от этого восточного старика какую-то совершенно несусветную чушь. Надо же, этот безумный Солнышко стал всем объяснять, что это проклятие тамплиеров снимается очень легко и просто. Надо только родителям, обречённого на смерть второго сына, взять в жены своему сыну его (старикашки) потомицу: дочку, внучку, правнучку, праправнучку. То уже как у потомства старика получится. И стал обещать, что как только у него в потомстве народится девочка, её надо же сразу забрать для младшего сына. И забрать сразу же после её рождения. И нужно это, чтобы тот потомок древнего рода розенкрейцеров учился ухаживать за этим младенцем, за своею женой. Как ему надлежит следить за её кормлением, как из под неё он должен убирать детские недоразумения, как нужно следить за её сном и постелью… А как этот ребёнок начнет подрастать, то совсем нельзя с неё глаз спускать. Надо следить, чтобы она училась не только всему, чему учат детей, но чтобы всем овладела, что доступно мальчику в окружающем мире. А как вырастет, то этой девочке ещё надобно дать такое образование в самых лучших университетах Европы, которого никто из предков этого губернатора не только ещё не имел, но и мечтать, не смел. Тут, конечно, это заболтавшееся Солнышко перебил гомерический хохот слушателей. Надо же, совсем старик заболтался! И ещё какие неразумные враки про женский пол наболтал! Надо же такое сказать, что какой-то девке надо ещё и образование дать, перед тем как просто напросто взять себе её в жены!


А этот хохот оборвал сам Солнышко. Надо же, он вдруг посмел обратиться к капитану со следующий фразой: «А я думаю, что ты тоже хочешь, чтобы я это же самое сделал и для твоего второго сына?». И тогда настала гробовая тишина. Все присутствующие мужчины очень хорошо знали полное отсутствие сыновей у капитана. Но кое-кто, кое-что знал и о «капусте». Поэтому и затихли всякие разговоры. И в полной тишине безумный старик по кличке Солнышко в придачу к вышеизложенному своему бреду стал излагать свои последующие требования: он стал требовать дать своей внучке, правнучке и т.д. образование именно в конкретном университете Сорбонны. В наступившей тишине мужчины тихо разошлись по каютам своих жен. Но, а что капитан? Никто не заметил его реакции на речи губернатора. А следовало бы. А наш капитан как вытаращил глаза от ужаса от упоминания о тех тамплиерах, так и оставался всё это время в этой же позе. Только на обращенные к нему речи Нана Сахиба, он как то стал очень странно головой ворочать.
А что вы себе удумали? Что все эти члены берегового братства до сих пор не догадались, кого с собой в каюте тащил в Европу их капитан? Но друзей Англии на этом корабле отродясь и не водилось, одни только враги. И эти враги Англии между собой почему-то решили, что их ночного собеседника их капитан обязательно был обязан выбросить за борт за эти недозволенные речи. К тому же больше этого старика на корабле они так и не увидели. Разговор этот знаменательный произошел ещё до прохода кораблем проливов Босфор и Дарданеллы, поэтому и подумали мужчины на старого пирата, что это он выкинул своего попутчика за борт в Эгейское море. Но, как известно из истории, впоследствии этого Нана Сахиба достоверно видели в Константинополе, свободно расхаживающим по улицам Стамбула. Надо понимать, что этого деятеля ислама совершенно никто не собирался преследовать в Турции? Но почему же тот Нана Сахиб вдруг стал на корабле выдавать себя за буддиста? Вроде бы как он и есть буддийский монах и к исламу никак не может иметь никакого отношения? Всем же должно быть известным о его индийском гареме и о его множественном потомстве? Но тот дурак, кто верит Великобритании. Наверняка все это враки, что Великобритания сообщала миру о порабощённых и уничтоженных ею народах, особенно в Индии. Поэтому ничему нельзя верить из английских источников и о Нана Сахибе. И о дате его рождения в1824 году в каком-то индийском семействе Панду, как и о том, что он в возрасте 33-х лет он уже якобы поднял восстание? Неправда всё это. Тогда Нана Сахиб был очень юн, и было ему не более семнадцати лет, когда в 1857 году он был вынужден примкнуть к восставшим исламистам. А почему примкнул? А может ему было тогда и меньше семнадцати? И пока забудем о нем.


А посудина благополучно проникла в Чёрное море. И достигла берегов России в виде портового города Туапсе. Тогдашний туда заход этой посудины объяснялся желанием каких-то дворян посетить своих благородных российских родственников. Пока благородные создания со своими пожитками проходили таможню города Туапсе, все остальное население посудины пустилось в гуляния по пляжам этого великолепного места. И так им всё это место понравилось, что после пикника на природе, вся эта кампания заночевала прямо на берегу. А почему бы и нет? Время тёплое, еды достаточно! А утром все они в город пойдут знакомиться с местностью.
Вот только утром они своего корабля не обнаружили. Вот ужас-то был! Все эти отдыхающие без ничего остались. Все же их вещи на пропавшем корабле остались, вместе с документами. Правда, семьи все были на берегу. На пропавшем корабле вместе с капитаном ушли только неженатые матросы. Поэтому семьи остались в полном составе на российском берегу.


И какой же поднялся бабий плач и вой, вместе с рыданиями малых деток! Чиновники города Туапсе так и назвали это явление «ной»! Это от русского слова ныть, а не от каких-то «высших материй», типа библейского Ноя. А когда все эти чиновники стали выяснять, что за народы к ним прибыли, то совсем с ума стали сходить и назвали ту мерзкую посудину, которая всё это разнообразие им доставила: «Ноевым ковчегом». Ну, и надо же, сколько разноязыких народностей с Европы к ним сразу прибыло и все они совершенно нищие. И все чего-то там просят с бабским ревом и жалобным плачем детишек. Пришлось долго со всем этим явлением разбираться местным чиновникам. А всё кончилось с выдачей российских паспортов с постоянным местом жительства. Но какой же смех вызывала эта невинная история у просвещенных людей Российской империи того времени! Ясно же было, что это был самый лучший способ перебраться в Россию, сменив имена и фамилии, чтобы избежать преследований европейских полиций.


А корабль тот потом не удалось отыскать вообще. Вроде бы как его в последний раз видели где-то в районе Новороссийска, но из Черного моря он точно не выходил. Но веселье расстающихся с капитаном мужчин лучше всего передавала появившаяся где-то в шестидесятых годах двадцатого века песенка: «Капитан, обветренный как скалы, вышел в море, не дождавшись нас. На прощанье поднимай бокалы золотого терпкого вина!» Вот оно что, значит, доверяли капитану всё свое имущество и капитан их не обманул. А то, что этот капитан якобы не знал других морей и океанов, вот это точно сомнению не подлежит, что знал.


Именно эта посудина и пристала к скале Кисилёва, что за речушкой Небуг, и там произошла выгрузка. При всём при этом корабль встречали дикие горцы, которые груз с корабля навьючивали на лошадей, а тот груз, что снимали с тех лошадей, загружался на корабль. На рассвете корабль ушел в море с теми же матросами и новым капитаном. А что наш капитан? А он не только переоделся в дикого горца, но и заговорил со своими старыми друзьями на их родном языке. Да, встречали корабль именно те французские солдаты, что когда-то выходили с ним в море на пиратском корабле. Ах, вот чем, оказывается, занимался наш капитан в каюте с Нана Сахибом, а он учился адыгскому языку от Нана. Вот отчего царская охранка ничего предосудительного в переписке той девицы Мари Александровны де Гадль не обнаруживала. А адыгского языка они там точно не знали. А почему Нана свободно себя чувствовал в Турции в полнейшей безопасности, а в России вынужден был скрываться? А Великобритания была образцом для подражания династии Романовых. Вот теперь нам и ответ на вопрос: зачем девица Мари искала встречи с писателем Жюлем Верном? Чем-то там её заинтересовал персонаж капитана Немо? Вроде бы как у того персонажа семью англичане убили в Дели? И с восстанием сипаев он был связан? И при личной встрече разочарованная Мари выяснила, что все эти фантазии не имеют ничего реального. А Мари так хотелось что-нибудь узнать о своём свёкре, который когда-то давно, ещё в её детстве, прислал ей набор старинной серебряной посуды с выгравированном годом её рождения на каждом предмете.
А что же этот Нана? А как-то ночью этой девице Мари из-за двери послышалась адыгская речь, и она встретила своего любимого Нана. Этот набор кухонной утвари он приказал немедленно втайне переплавить. Так, что ещё пришлось заплатить за переплавку. Долго Нана не мучил девицу своей гниющей, не заживающей раной, дождался рождения сына, которого назвал именем любимого героя индийского эпоса и помер. На этот раз Мари пришлось хоронить умершего по паспорту, так как тот Нана на адыга мало походил. Захоронила рядом с могилой своего отца Александра. И на могиле Нана установила такой же памятник, как и отцу, но там было совсем незнакомое имя. А после очередного переворота 1991 года в России те плиты с могил стали красть, и теперь на тех безымянных могилах стоят иномарки чиновников Федеральной миграционной службы.
Но откуда же Нана был известен адыгский язык? Вроде бы из английских источников как-то всё известно о наличии гарема и родителей с другими родственниками у этого Нана Сахиба, но об адыгах там ничего не говорилось. А, поскольку, нигде адыгский язык там, в Индии, Нана никак не мог выучить, то надо полагать, что именно адыгский и был родным языком Нана. На этом языке Нана впервые в своей жизни заговорил.
А вот откуда же современным кладоискателям могло стать известным, что с какого-то там корабля сгружались какие-то огромные сокровища, что якобы потом могли быть зарыты в районе Апшерона, да ещё и для какого-то графа? Вот эта следующая история совсем не имеет никакого смысла и объяснения, кроме как о паскудности баб.
В портовом городе Туапсе, как и в любом другом русском селении, имелось достаточное количество заведений под красным фонарём. Проституцию в Российской империи никто не преследовал. Наоборот, считалось, что проститутки укрепляют институт семьи и брака. Чтобы один раз женившись на приданном, мужчины дальше не искали себе для души любовниц, вот их в публичных домах за деньги удовлетворяли проститутки, кому там какая понравится. А то, что в СССР проститутки как-то там преследовались, так на то, не семья с браком же была виноватыми, а те мужики, что власть в стране захватили. Как-то там им не хотелось платить женщинам за «это». Да и ни к чему платить, если можно пользоваться женщинами всласть, принуждая политическими репрессиями к бесплатному удовлетворению любой своей сексуальной прихоти насилием. Если какая баба начальнику и откажет, то сгниёт в Гулаге. Вот поэтому и расплодилось такое количество сексуальных маньяков, что некому стало приучать мужчин платить за «это».
А в империи все в этих заведениях было стабильно, вплоть до регулярного осмотра врачом всех дам. Только всем дамам в заведениях места не хватало. Поэтому полиция отлавливала только «диких» жриц любви, а потом не знала, куда их девать. Вот полиция Туапсе и придумала вывозить этих неугодных дам подальше по дороге в горы, где их и полиция и высаживала в маленьких поселках. А дальше уже местные жители прогоняли этих дам дальше в горы. А в горах к тому времени стали расселяться сбежавшие из резерваций адыги. Вот одна из дам и приблудилась к сакле нищего бобыля. А если пришла жить к одинокому мужчине, значит уже по-адыгски жена. И зажила она следующим образом. Как только в сакле становилось совсем голодно, отправлялась баба в город Туапсе на заработки, откуда её потом вывозила полиция почти до места жительства. И то так, пришлось немало голодных детских ртов кормить этой мамаше. По причине смерти бобыля, а может и по какой другой причине, но детишки наконец-то перестали у неё рождаться. Да и смысла ей ездить в Туапсе на заработки больше не было никакого, так как та баба с возрастом стала малопривлекательной. Пришлось ей влачить в адыгском ауле жалкое существование.


И тут и в их аул, как и по всей Адыгее, стали прибывать зрелые мужчины для поселения. И без проблем стали брать самых лучших девиц себе в жены. Тут-то этой бабе совсем нет никакой прибыли. Вот и стала она за теми мужчинами подглядывать. И как-то раз ночью она и углядела в щелку, как в чьём-то доме высоченный старик командует этими прибывшими с ним мужчинами. А вскрывают они и пересчитывают бочонки с золотыми монетами царской чеканки. А почему в Марселе загрузили не французское золото? А вы что думали, что французское правительство должно было расплатиться со своими солдатами французскими золотыми монетами? Даже французское оружие у отставников у всех отобрали, чтобы не вызывать подозрений у российских властей. И на родину все они нищими якобы из хаджей возвратились. Поэтому и удалось все благополучно скрыть от царской охранки.


А той бабе как-то очень страшно стало от увиденного пересчета сокровищ. И решила она, что этот высоченный старик и есть атаман разбойников, и все это золото он где-то награбил. Но и в полицию ей-то как-то тоже страшно показалось обращаться. Вот и удумала та баба оженить старика на себе. Что ей с успехом и удалось.
И что только не говорили адыги этому старику про скверную бабу, а он только отшучивался: «Зато детишки у неё вот какие хорошие». И правда. Жизнь в этом семействе наладилась. Старик тот мастеровым оказался и детишек стал обучать ремеслам. Часто ездили и в Туапсе на базар. Достаток в семье был.
Но вот странная деталь. Дети одного немецкого семейства в городе Туапсе потом вспоминали, как к ним в дом приходил высоченный горец дикого вида и приносил им подарки. Странная деталь для немцев того времени?


А потом случилось вот что: застала баба на старике свою незамужнюю дочку за тем занятием, от которого дети родятся. И подняла крик на весь аул, что дочь решила её обокрасть. Все деньги старика себе решила у неё, у своей родной матери украсть. Сбежавшиеся на крик отставники попробовали было утихомирить бабу. Стали ей объяснять, что только её дочь сможет родить старику ребёночка, вот только этот ребёночек и будет богат. И его мама с бабушкой тоже нужды знать не будут. А когда тот ребёнок вырастет, то и самым лучшим образованием будет обеспечен. А если баба будет продолжать орать, то всем им тут капуста будет.


Но куда там. Вот ведь ничто не может утихомирить старую проститутку, обманутую в своей надежде на деньги! Даже то, что её просили отдать свою дочь старику в жены второй женой, возымело обратный эффект. И первому же проходимцу Али-сцуку, что пробегал с Кубани куда подальше через этот аул, баба предложила забрать свою дочь в жены. И погнала свою дочь на верную смерть. Тот проходимец впоследствии придушил и эту жену, как и в случае с двумя другими своими женами на Кубани, сразу после благополучных родов с жизнеспособными младенцами.. Тогда адыги сразу там не догадались, почему погибали у него жены одна за другой, следов-то насилия на трупах не было, он же подушкой жен душил.


Только в ауле Кичмай уже после смерти третьей жены сразу догадались, отчего этот папаша в зеркало часами мог разглядывать свои уши, затем и уши младенца перед смертью третьей жены. Слухи по Адыгее быстрее ветра разносятся. Так это же не зеркало виноватое, что этот подлец учился в ваххабитском медресе в Турции, а уши Али-сцука. И в ауле Кичмай обрезали уши Али-сцуку под корень, чтобы дать ему новую жену, и дальше ему там не с чем было сравнивать уши своих новорождённых младенцев. После этого «потомки» по метрикам стали своего предка величать муллой. Наверное, все сошли с ума в том большом Кичмае?


А что старик? А заплакал при одном упоминании о «капусте» и больше не выходил из своего угла. О ребеночке в чреве девушки, ему, конечно, неоткуда было знать. А после того, как тот Али-сцука утащил девушку из аула, старик ушел из аула в селение Анастасиевку к какому-то своему другу. Друг, конечно, обрадовался своему гостю, но старик попросил дать ему отдохнуть. И тут же стал упрашивать друга похоронить его по-христиански. Друг, конечно, недоумевал, но отправился готовить угощение дорогому гостю. А получилось, что приготовили поминки. Когда хозяева пришли гостя будить, оказалось, что старик давно мертв. Делать нечего. Обрядили покойника как полагается, и в гроб положили. А тут и баба прибежала и давай гроб с покойником обыскивать: «Где деньги?» А какие могут быть деньги в гробу с покойником? Тут баба стала голосить, что хозяева её, бедняжечку, обокрали. Все деньги старика себе забрали и ей возвращать не хотят! Вот и погнали люди камнями её подальше от своего селения. Только одного не смогли понять те люди, тех адыгов не смогли понять, почему вовремя не свернули шею этой скверной бабе? Вот от проститутки и пошла гулять глупая легенда о каких-то сокровищах с пропавшего корабля.