В ночное

В этом тексте, как и в большинстве других моих произведений, в оригинале имеются сноски, разъясняющие те или иные слова и понятия, которые, к сожалению, не отображаются на данном сайте.
По многочисленным просьбам читателей все ссылки с последней страницы вручную перенесены внутрь текста, который для этого разбит на страницы, чего этот сайт автоматически делать не позволяет.  Конец текста отбит линией подчеркивания, ___ а после сносок, то есть по завершению страницы, сделана отбивка двойной чертой=====. В случаях, когда на странице ссылок нет, ее выделение не делалось.

Уважаемые читатели. Убедительная просьба по прочтении оставить рецензию. Я не прошу хвалить , но хочу услышать мнение. Для меня это важно. Потратьте пару минут, пожалуйста.

Юрий Яесс

В ночное


Ленинград – Санкт-Петербург                1969 - 2016


Летний вечер. За лесами
Солнышко уж село;
На краю далеком неба
Зорька заалела;

Мужички сторожевые
Улеглись под лесом
И заснули... Не шелохнет
Лес густым навесом.
Все темней, темней и тише...
Смолкли к ночи птицы;
Только на небе сверкают
Дальние зарницы.

И какие-то все в белом
Тени в поле ходят...

И трещат сухие сучья,
Разгораясь жарко,
Освещая тьму ночную
Далеко и ярко...

Иван Суриков

Отклонение от темы — душа остроумия
Рэй Бредбери.


Гена Балушкин позвонил уже около десяти вечера.  И, поскольку завтра я никуда не собирался, так как сессия уже осталась позади, я, было, «намылился» спать. Так что звонок его, меня, можно сказать, выдернул из постели. Мой давнишний приятель, майор милиции Балушкин служил в главном управлении милиции Ленинграда на Литейном, в так называемом «Большом доме», в должности оперативного дежурного по городу. Некоторые далекие от этих реалий люди полагают, что дежурный – это вроде как в школе дежурный по классу, в роли которого по очереди выступают все ученики, – тряпку намочить, бумажки с пола поднять,  доску протереть, иногда в старших классах из учительской журнал к уроку принести да сообщить учителю о том, сколько в классе присутствует ребят и кто отсутствует. Но в органах милиции все обстояло совсем не так. Оперативные дежурные – это был отдельный, я бы сказал, привилегированный контингент офицеров, которые нанимались на работу именно для дежурств по Ленинграду. Их было всего несколько человек, сменявших друг друга после суток. В помощь дежурному по городу ежедневно со всех подразделений придавались сотрудники: от уголовного розыска, от ОБХСС, от отдела по работе с иностранцами, так называемый отдел спецслужбы ОСС, от технических служб и от районных подразделений. Но независимо от того, в каком  звании пребывал тот или иной приданный сотрудник, главным человеком всегда оставался дежурный по городу. Именно он принимал все решения, и именно он нес полную ответственность за все происшествия в городе, случавшиеся на протяжении его дежурства.
Генка, частенько, если знал, что я свободен, вытаскивал меня, помня, что мне очень нравилась атмосфера дежурной части Управления. Кроме того это была прекрасная возможность пообщаться  с товарищем,  поэтому я, ни одной минуты не сомневаясь, быстро оделся и почти бегом рванул на Херсонскую, где через пару минут уже тормознул зеленоглазую «Волгу», выезжавшую из таксопарка. Генка велел не задерживаться и даже сказал, что компенсирует расходы на такси.–Литейный,четыре,– назвал я водителю адрес, и он как-то странно на меня посмотрел.

–Прямо туда?– с ударением на втором слове переспросил молодой вихрастый парень в темно-красной ковбойке с длинными рукавами.
–Именно туда,– также выделив второе слово, ответил я и добавил с понтом: – к главному входу.
–Там мне останавливаться нельзя, там знак висит и мент всегда пасется, – водила споткнулся на полуслове и смущенно замолчал.
–Ничего, это я беру на себя. Движение в те времена в Ленинграде было еще никаким, про пробки никто даже не слыхал, тем более вечером, так что через пятнадцать минут мы, пролетев по Исполкомовской, Новгородской и Кирочной,  уже подъезжали к нужному месту.
 Интересно, что название улицы Салтыкова-Щедрина ленинградцы никак не хотели признавать и продолжали называть по-старому: «Кирочная». Остальные прижились: и Воинова, и Каляева, и Петра Лаврова, и Чайковского.
– Давай, тормозни перед дверьми. – Таксист мотнул головой в сторону стоявшего на углу Каляева и Литейного постового. – Смотри, вон ходит, бродит.
–Да и хрен с ним. Перебьется! – Я посмотрел на счетчик. Там горели циферки: 49 копеек.
Именно столько стоил в то время проезд на такси от считай Старо-Невского почти до Невы. Я отдал шоферу монетку в 50 копеек. Вышел и быстрым шагом направился к огромной двери главного входа, на ходу доставая из заднего кармана паспорт, чтобы предъявить его дежурному на вахте. Краем глаза я заметил, что постовой с угла Каляева как-то подозрительно резко двинулся в мою сторону, похоже, с намерением все-таки разобраться с нахальным  таксёром, остановившимся под знаком на глазах у дежурившего милиционера. Так что я задержался, не стал сразу заходить внутрь, дождался, когда он подойдет и сказал:

– Сержант, не гони лошадей! Мне сюда, а водилу я попросил именно здесь остановиться, так как спешу. Его вины нет! – Похоже, сержант ждал, что я буду ему совать в нос удостоверение, которого у меня, разумеется, не было. Но я в любом случае этого не стал бы делать. Видит, куда иду, и этого достаточно.

 Но в это время водитель вдруг неожиданно выскочил из машины и сам подбежал к нам. Я удивленно взглянул на него.
–Ты чего, а? – Я что-нибудь забыл в машине?
 –Ну, да, вы забыли сдачу взять!
–Чего, какую еще сдачу?– Я непонимающими глазами смотрел на парня, который протягивал мне монетку в одну копейку.– Издеваешься, что ли?
–Не, неудобно,– парень мялся и подозрительно смотрел на сержанта.
 Есть все-таки у пассажиров, приезжающих в это здание, некое преимущество перед обычными ленинградцами. Вы видели когда-нибудь водителя такси, бегом догоняющего пассажира, чтобы вручить ему копейку сдачи?! Скорее, я бы понял, если бы он возмутился моей жадности – мол, оставил копейку, жмот. Но с моей стипендии как-то шиковать – не с руки.

В общем, прошел я дежурного милиционера внизу - пропуск мне был уже Геной спущен, поднялся наверх на третий этаж и, войдя в дежурную часть, с удовольствием увидел нескольких знакомых ребят из разных отделов и служб. Кроме самого Гены Балушкина, я хорошо знал невысокого, плотно сбитого, широкоплечего Костю Алексеева из «убойного» отдела, уже немолодого, лысоватого Пашу Ширяева из следственного, незаметного, дотошного и ядовитого опера Илью Пищина из ОБХСС, высокого и нескладного, светловолосого Ваню Ермолинского из Смольнинского райотдела, с женой которого мы учились в параллельных классах, будущего генерала МВД Федора Травникова из ОСС и Эдика Баглая  –  эксперта из технического.
Майор Балушкин  в форме сидел за огромным  старинным письменным столом, обитым зеленым сукном, на котором в нескольких местах зияли прожженные сигаретами и папиросами дыры, и по всей поверхности были разбросаны чернильные пятна разного возраста -  от совсем свежих, ярких, до почти выцветших, вероятно, еще довоенных. Поскольку сам Балушкин не курил, то и всем остальным курить разрешалось только в туалете, который, впрочем, располагался совсем рядом в торце коридора.

 В соседней комнате располагались женщины, сидевшие за телефонными аппаратами. Это и были те, кто отвечал на звонки по 02. Заходить туда запрещалось всем, кроме самого дежурного.
–Так, народ, кончай галдеть! Сейчас циркуляр пойдет! – Гена командным тоном перекрыл стоявший в комнатах гул голосов.
Время подошло к полуночи, когда во все подразделения милиции города и области передается циркулярная сводка, то есть сообщение обо всех последних происшествиях в зоне ответственности милиции Ленинграда и Ленинградской области. Это было довольно интересно слушать, хотя и не всегда доставляло удовольствие. Но как-то начинал ощущать свою причастность к событиям, происходящим на просторах Питера. Трудно себе даже представить, сколько случается всякого разного. Там кого-то побили, там разбили витрину, где-то кто-то выбросился или его выбросили из окна парадной. Собака покусала сторожа на заводе цветных металлов. На Ваське  в коммуналке соседка покусала соседку, обнаружив у нее своего мужа в постели. Пьяный мужчина подглядывал в окна женской душевой в общежитии на Шкапина, причем на четвертом этаже, но умудрился сбежать, когда приехал наряд милиции. Как он пьяный влез на четвертый этаж и как сумел смыться – сие осталось загадкой. На перекрестке Восстания и Саперного столкнулась машина такси и хлебный фургон – «горбушка». Ну, и те, и другие славились своим бесшабашным вождением, хотя столкнуться на пустынных ночных улицах – это надо было очень постараться!
В общежитии Политеха на Непокоренных произошла массовая драка между советскими и иностранными студентами – двое госпитализированы с ножевыми ранениями, оба негры.
 Еще одна драка пресечена нарядом милиции в помещении ДК Моряков на Межевом канале в районе порта. Задержан гражданин Гопенко Степан Викторович, 1920 года рождения, находившийся во всесоюзном розыске, – вычеркнуть из списка разыскиваемых лиц. Из  трампарка на Московском проспекте неизвестными злоумышленниками был угнан грузовой трамвай с платформой, груженной алюминиевым металлопрокатом. Найти трамвай пока не удалось! Вот это номер – трамвай сперли!
 Горят  квартиры на Большой Московской, на Южном шоссе,  дом в Парголово  и морг тюремной больницы имени доктора Гааза. Есть пострадавшие. Интересно, в морге, что ли? В городе Кириши совершено убийство – две женщины, находившиеся на поселении, недавно отбывшие срок, убили командировочного, с которым познакомились в кафе «Ромашка», не поделив мужика между собой. Во, бабы дают! Не стали друга дружку мочить, а кардинально решили вопрос – ни мне, ни тебе! Тихо, но  не совсем мирно.
Буксир с пьяной командой  и таким же  капитаном врезался в опору Финляндского железнодорожного моста. Движение по мосту не прерывалось. Серьезных разрушений нет. Идет эвакуация буксира, который получил пробоину выше ватерлинии.
 При заправке водой из системы поливальная машина сорвала вентиль и вода разлилась на проспекте Обуховской обороны. Остановлено трамвайное движение Работают две ремонтные бригады. Водитель «поливалки» задержан. Он был пьян и рванул с места, не отсоединив заправочный рукав от системы.

 При выходе из ресторана гостиницы «Спутник» неизвестные избили и отобрали пальто и деньги у гражданина Марокко. Ведется розыск по горячим следам.
На  подъездных железнодорожных путях, ведущих к ликеро-водочному заводу, на Синопской набережной, рядом с Амбарной улицей найден труп женщины приблизительно сорока лет цыганской внешности. Установить личность пока не удалось, документы отсутствуют. (Нет уже Амбарной улицы – снесли вместе с хлебными  амбарами, построенными Карлом Брандтом для купца Калашникова – как и церковь Бориса и Глеба, стоявшую на набережной в створе проспекта Бакунина, а заодно  и располагавшуюся рядом мою школу.)
Семейные разборки: жена обвинила мужа в изнасиловании, а другая, по пьяни, зарезала супруга кухонным тесаком. По этажам гостиницы «Октябрьская» с ножом в руках бегает голый консул или кто-то из консульских работников финляндского консульства – гоняется за такой же голой супругой, угрожая ее убить. Милиция не предпринимает мер по его задержанию, опасаясь международных осложнений, – мужик имеет дипломатическую неприкосновенность, но на этаже постоянно находится сотрудник ОСС, который внимательно наблюдает за происходящим с целью недопущения тяжких последствий–очевидно,  наблюдает за голой женой финна (в то время у консульства Финляндии еще не было своего жилого здания на Преображенской площади, только рабочие помещения на Чайковского, и финны жили на третьем этаже гостиницы «Октябрьская», занимая большую часть номеров в дальнем правом крыле Лиговского корпуса).

В Павловске не вернулся с занятий в спортшколе ребенок – мальчик Дима Логинов, 12 лет. Объявлен розыск. Накануне ушла из дома  на улице  Зайцева и не вернулась пожилая женщина 62 лет(данные, приметы, одета…) Объявлен розыск.
Еще одна аналогичная информация, но уже на Дальневосточном проспекте. Объявлен розыск.
 Внимание всех отделов и служб! Вооруженное нападение на помещение сберкассы на Мясной улице. Нападавшие в количестве четырех человек выломали двери, ворвались внутрь, попытались взломать сейф, но не смогли. На вызов сработавшей сигнализации немедленно прибыл наряд милиции, по которому бандиты открыли огонь из стрелкового оружия. Легко ранен  в руку старший сержант Кудрявцев. Один из нападавших убит ответным огнем. Остальным удалось скрыться на автомобиле марки «Победа» бежевого цвета. Государственные регистрационные знаки разглядеть в темноте не удалось. Преследование оборвалось, так как преступники, по всей вероятности, хорошо знали местность, подготовились  и смогли проехать проходными дворами, разбрасывая за собой, заранее приготовленные «ежи», из крупных гвоздей, на которых милицейский УАЗ проколол сразу два колеса.
И еще, и еще, и еще в том же духе.
 Этот циркуляр сейчас слушали дежурные во всех райотделах и горотделах милиции, в отдельных и специальных подразделениях – линейных отделах на транспорте, в отделе милиции порта, а также в комнате дежурного по Комитету госбезопасности, располагавшемся в этом же здании, но со стороны Воинова. Слушали и дежурные во всех райкомах и горкомах партии, во всех рай - и горисполкомах Ленинграда и области, в Ленинградском военном округе, в штабе Балтийского флота и в погранвойсках, как на суше, так и в морских частях
Через час в сообщение  внесут свежие данные, и все повторится вновь.  Наверное, для тех, кто слушал эти циркуляры  постоянно, это было рутиной, но для свежего человека, вроде меня, – это был детектив, причем реальный.
 Но на этом интересные события, к моей радости, не закончились. Из аппаратной на дежурного перевели звонок, который дублировался по громкой связи. Докладывал по рации лейтенант Шишкарев – старший группы ППС из Сестрорецкого райотдела. Согласно его словам, на берегу реки Сестра, между Сестрорецком и Белоостровом рыбаки обнаружили труп мужчины. Выехавший на место лейтенант Шишкарев, осмотрел тело и установил, что мужчина, вероятно, был убит ударом по голове, так как имеются следы крови. Одежда и документы на убитом отсутствуют, то есть налицо признаки ограбления. Наряд ждет дальнейших указаний.
–Ждите, ждите. – Гена, вероятно, принял какое-то решение.– Встречайте нашу дежурную группу на шоссе, чтобы сопроводить к месту обнаружения тела.
–Есть – отрапортовал лейтенант.– И добавил:–Одевайтесь теплее, прохладно здесь у реки, товарищ майор.
– Спасибо, сейчас попрошу у интенданта выдать шинели или даже полушубки.– Балушкин никогда не упускал случая поиронизировать. При этом его глаза всегда оставались добрыми, а ирония никогда не была обидной.
–Что, едем, Геннадий Алексеевич? – следователь Ширяев, кряхтя, но довольно бодро поднялся  из глубокого старинного кожаного, одного, вероятно, возраста со столом кресла.
–Едем, Павел Николаевич, едем. Травников, Алексеев, Ермолинский. Нет – ОБХСС пока отдыхает. Баглай, возьми свой чемоданчик, хотя Эдика без знаменитого чемоданчика даже представить было трудно. По поводу его содержимого ходили легенды. Говорили, что там есть все необходимое, чтобы определить любое известное вещество, включая экзотические яды, а также большинство из тех, что  науке  пока неизвестны.
Но неизвестность науке не  означала, что они неизвестны эксперту-криминалисту Эдуарду Баглаю. Мне однажды посчастливилось заглянуть одним глазком внутрь чемоданчика. Там действительно, странным образом, на весьма ограниченном пространстве умещались различные пробирки и реактивы, несколько справочников: по оружию, по почвам, по метеорологии, по отравляющим веществам, по автотранспорту и что-то еще.

 А самое основное и ценное, как говорил сам Эдик, – это несколько общих тетрадей по девяносто шесть листов большого формата  в коленкоровых переплетах, от корки до корки исписанных баглаевским почти каллиграфическим почерком прилежного ученика на уроках чистописания – с нажимом, с правильными соединениями. В этих тетрадях был сконцентрирован весь его почти двадцатилетний опыт работы – с рисунками, фотографиями, схемами, примерами. Наверное, это следовало опубликовать, но Эдик говорил, что еще рано, маловато материала для полновесной книги, а для защиты диссертации он еще не созрел, да и не уверен, что это ему надо. Периодически, правда, его статьи появлялись в специальных ведомственных журналах и вестниках по криминалистике. Фамилия Баглай, означавшая «лоботряс», «лентяй» и «лежебока», никак не соответствовала деятельной и энергичной натуре носителя.
–Юрась, давай, присоединяйся. Тебе будет, надеюсь, интересно. Чего тебе здесь прохлаждаться, да шмалять[1]  пахитоски [2] .
–Конечно, Гена, а все это я мог бы и дома делать – и прохлаждаться, и курить. Правда, кукурузных листьев у меня нет, у меня простые болгарские «Булгартабак».
–Где берешь? Фарцуешь[3]  помаленьку? – шутливо  спросил Балушкин.
–А то! Мне «финики»[4] спецрейсами привозят и сигареты, и резинку, и пайты[5] , и болонью в тюках.– в тон ему ответил я. – Думаешь, откуда  у меня деньги, чтобы тебя коньяком угощать! Может,  это и было нахальством с моей стороны, но я достаточно давно и хорошо знал Балушкина и понимал, что можно себе позволить, а что нет.
Гена уже позвонил в гараж и, как только  мы вышли на улицу, к подъезду подкатила «волга»- универсал с надписью: « Дежурный по городу» на бортах. За рулем сидел немолодой уже капитан. Он вышел, распахнул перед Балушкиным переднюю дверь и уважительно произнес:
– Прошу садиться, Геннадий Алексеевич! – Было видно, что Гена пользуется у этого человека доверием и уважением.
Балушкин пожал капитану руку и с таким же уважением поблагодарил:
– Спасибо, Петро. Я сколько раз тебе говорил, что умею открывать дверцу, а ты все выскакиваешь. Чай, не мальчик, чтобы мне двери распахивать, да и я не генерал паркетный.
[1]  Шмалять–жарг. здесь курить

[2]  Пахитоска –уменьш. к пахитоса; тонкая сигара из мелкого резаного табака, завёрнутого в лист маиса

[3] Фарцевать – совет. слэнг , заниматься незаконной скупкой ( в основном, у иностранцев) и перепродажей ценностей (ценных бумаг, товаров, какого нибудь имущества и т. п.); барыжничать, спекулировать

[4]  Финики –  разг. шутливо-презрительное по отношению к финским туристам

[5] пайта  paita –  – финск. Рубашка, сорочка мужская

– Ладно. Не сердитесь, это же я потому.  что мне с вами всегда приятно ездить.
– Однако давно не случалось, Петр Терентьевич.
– Это точно. Не совпадали у нас дежурства. Я уже давно своему начальству говорю, чтобы нас , как и оперативников, закрепили за конкретным дежурным. Вы бы тоже этот вопрос подтолкнули.  Всем же удобнее, когда водитель и опера знакомы, и друг на друга могут положиться.
– Ну, это ты разумно мозгуешь.– Гена, видно, отложил вопрос себе в память, а,  зная его бульдожью хватку, я был уверен, что рано или поздно. вопрос непременно решится.– Но я надеюсь, что и на других водителей можно положиться. Как, впрочем, и на других дежурных, – добавил Балушкин.– А, Петро? Не сошелся же свет клином на нас с тобой?!
–Оно, конечно, так, товарищ майор, но все-таки…

Судя по всему, Петр был водителем «от бога». Машину он вел как-то легко, уверенно, словно играючи. При этом он почти не пользовался тормозами, угадывая так, что лишь слегка отпускал педаль газа, приближаясь к перекресткам, и тут же снова набирал ход, проехав очередной светофор.
Свет в «Волге» не включался, в машине было тихо, следак, похоже, закемарил, привалившись к дверце. Будущий генерал постоянно ворочался, никак не мог устроиться. Был он высок и широк в плечах, ему явно некуда было деть длинные ноги, а голова на ухабах и люках упиралась в потолок. Он даже не сдержался и сердито произнес:
–Товарищ капитан, сделайте одолжение, хотя бы часть люков объезжайте, пожалуйста. А то я  точно головой вам крышу пробью.
–Ну, голову твою, Федя, беречь нечего! Не такая уж и ценность! – Генка был в своем репертуаре. А зря! Не предвидел он будущего карьерного роста  капитана Травникова. С генералами, даже потенциальными, надо быть аккуратными в выражениях. Федор через пятнадцать лет из Москвы  еще припомнит Генке эти слова, «зарубив»  ему полковника.
А пока он просто отшутился:
–Моя-то голова все выдержит,  она как у буйвола,  – твердая, а вот крыша в машине может принять форму головы.
–Извините, Федор, не знаю, как Вас по батюшке. Но объехать все люки невозможно, я и так стараюсь. – Водитель смущенно оправдывался. – Почему-то у нас все люки на проезжей части делают, да еще и в шахматном порядке. Я вот был в Норвегии, так там на дороге люков почти и нет – они на тротуарах или на обочине. А, если и есть, так все в один ряд расположены – между колес пропускаешь без проблем. И пассажирам удобно, и ни подвеска не страдает, ни баллоны. А здесь как нарочно!
 Тем временем мы уже проскочили курортные  Лисий Нос, Горскую, Александровскую и Разлив, и подъзжали к Сестрорецкому Разливу, а значит, и к Сестрорецку.
Мне как-то не понравилась эта напряженность, возникшая после Травниковских слов и Генкиного ответа и я решил разрядить обстановку, продемонстрировав заодно свою подкованность в краеведении.

–А знаете историю этих мест? Могу немного рассказать.
–Давай Юрка, покажи, что не зря в институте учишься, государство не зря на тебя деньги тратит.– Не знаю, уж, насколько Феде было это интересно, но,  видно, он тоже почувствовал некую неуютность ситуации и не хотел накалять обстановку.
Пришлось мне немного поработать экскурсоводом:
–Начиная с XIV века, река Сестра была пограничной. По Ореховецкому мирному договору по ней проходила государственная граница Новгородской Республики и Швеции, сохранявшаяся вплоть до Смутного времени,  когда по Столбовскому миру, шведы захватили у России все земли, прилегающие к Балтийскому морю, и граница передвинулась далеко на юг. Кстати, любопытно, что название реки не имеет отношения к слову "сестра" в привычном  нам понимании. Это название восходит к финскому "Siestar-oja", что переводится как "Смородиновый ручей", — и в допетровские времена речку было принято по-русски называть Сестрея. Русским это слово показалось похожим на слово "сестра", как, впрочем, и шведам, которые стали называть пограничную реку Зюстербек . В середине 17 века здесь появилось одноимённое шведское торговое поселение. Во время Северной войны в июле 1703 года, устье Сестры было взято русскими войсками, то есть через два месяца после основания Санкт-Петербурга, и уже в 1714 году был заложен город Сестрорецк, где Пётр указал построить летний дворец. Дворец был сооружён, но не сохранился до наших дней. В 1721-1724 годах был построен Сестрорецкий оружейный завод.
На Сестрорецком заводе трудился (и умер в Сестрорецке) русский оружейный конструктор генерал-майор Сергей Иванович Мосин, создавший знаменитую "трёхлинейку" — первую русскую "повторительную" (то есть магазинную) винтовку, которая служила нашим солдатам и в русско-японскую войну, и в Первую Мировую, и в Великую Отечественную, и в другие, и, кстати, до сих пор, по сути, состоит на вооружении.
На реке Сестра была поставлена плотина,  и в результате разлива перед плотиной образовалось озеро Сестрорецкий разлив.
– Смотрите, церковь какая-то. Никогда не обращал внимания. Старинная? – Гена тоже решил внести свой вклад в дело прочного мира или действительно заинтересовался.
–Не знаешь?
–Ну, почему же, знаю, разумеется. Церковь современная, новодел. Раньше при заводе была церковь святых Петра и Павла, но ее в тридцатые годы ликвиднули, а на ее месте построили школу и памятник вождю мирового пролетариата. Там же находится и еще один экспонат – деревянная реконструкция первой русской подводной лодки — так называемого "потаённого судна" Ефима Никонова.
Тем временем за разговорами слева осталась плотина основного русла реки Сестры, и справа – озеро. Кстати, Сестрорецкий разлив соединен с Финским заливом не только руслом Сестры, но и водосливным каналом, прорытым специально для того, чтобы обеспечить возможность сброса лишней воды из Разлива для предотвращения наводнений во время паводка.  На этом канале тоже устроена плотина для сброса излишков воды. Мы выехали из города Сестрорецка. Проехали мимо кладбища на противоположной стороне шоссе и покатились вниз, под горку. В это время раздался писк рации, и знакомый уже голос лейтенанта Шишкарева:
– Главный, главный, я – «Арктика – шесть», Вы еще далеко? Я жду на выезде из Сестрорецка, у поворота на детские Дюны, знаете?
– Знаю, я знаю,  – наш водитель оживился и почти сразу мы увидели стоящий на обочине  милицейский УАЗ с включенным проблесковым маячком.
– «Арктика-шесть» вижу вас,  – тотчас откликнулся Гена.
Петр подрулил и встал позади местных. Все вышли размять ноги и перекурить, только следак продолжал мирно посапывать на сиденье. Подскочил молоденький стройный высокий лейтенантик, четко отдал честь , представился:
– Младший оперуполномоченный Сестрорецкого райотдела лейтенант Шишкарев.
Согласно Вашему указанию дожидаюсь приезда оперативной группы для сопровождения…
–Стой, лейтенант. Мы не на занятиях по строевой. Говори нормально. Я оценил твою выправку.– Гена довольно бесцеремонно прервал доклад парня. Было видно, что тот недавно получил офицерские погоны, возможно, этой весной и еще не наигрался. Из его кобуры  к ремню тянулся страховочный шнур старого образца, кожаный, неудобный, но красивый, который вероятно, в кобуре крепился к антабке[6]  табельного «Макарова». Опытные оперативники никогда  такими не пользовались, так как они были длинными и могли легко зацепиться за все, что угодно, от рукоятки на дверце машины и  дверной ручки до ветки дерева и руки случайного или неслучайного прохожего. Предпочитали более современные, завитые кольцами, которые были короче и растягивались при необходимости.
Гена тоже обратил на это внимание:
–Лейтенант, тебя как зовут?
–Славик, – ответил тот. – Простите, Вячеслав, – поправился он тут же,  смущенно зардевшись.
[6]  Антабка – деталь оружия, приспособление для крепления и передвижения ремня ручного огнестрельного оружия(ружья, автомата, ручного пулемёта) или арбалета, страховочного шнура пистолета или револьвера. Представляет собой металлическую скобу или кольцо на шарнире, расположенные на цевье (или дульной части ствола) и прикладе оружия, к которым крепится ремень, либо в нижней части рукоятки пистолета (револьвера).
 Славик, смени страховочный шнур на пистолете. Если нет на складе, возьми шнур от телефона, который кольцами завит, иначе рискуешь потерять оружие – это не шутки.Зацепишься сам или в толкучке специально выдернут.… Смени непременно, не пижонь – не тот случай.
 Есть, сменить, товарищ майор, – и тут же наивно признался:
– У меня в сейфе лежит такой. Я этот еле достал – редкость теперь. Красивый!
–Я почему-то так и подумал – Балушкин по доброму протянул парню руку со словами:
–Ну, будем знакомы. Даст бог, еще не раз пересечемся по службе.
–Все может быть, товарищ майор.
–Геннадий Алексеевич я. Можешь вне кабинета так обращаться, да и в кабинете тоже, без особых церемоний. Церемонии – только в присутствии начальства большего, чем я сам, уместны.
– Понял, спасибо, Геннадий Алексеевич.
Умел, все-таки Балушкин разговаривать с людьми. Я всегда поражался и немного завидовал этому умению. И хотя мужик он был простой и свойский, образованием особо не обременен – школа милиции в Стрельне и заочный  юрфак,– но жила в нем некая наследственная, видать, интеллигентность, какая только из семьи и приходит к человеку, только с молоком матери и впитывается и ни с какими дипломами или степенями не добавляется. Я никогда не слышал, чтобы Гена повысил голос, чтобы прилюдно выматерился, хотя иногда по шевелению губ  можно было понять, как ему этого хочется.
 –Ну, что, показывай, Слава, дорогу. Мы за тобой.
–Нет, Геннадий Алексеевич, возразил лейтенант, – «Волга» там не пройдет, там только на нашей проедем. Давайте я вас всех за два раза перевезу туда, чтобы никому в «обезьянник» не садиться.
–Ничего, поместимся, не графья! – Кто у нас самый молодой? Тебе Слава, сколько лет?
– Двадцать… будет через два месяца.
– Юрка, а тебе?
– В сентябре  двадцать один исполнится.
– Ну, насколько я понимаю, вы оба и есть наилучшие кандидаты на клетку, остальные все уже посолиднее возрастом будут.
– Петро, ждешь нас здесь, только спрячь машинку в кустики, чтобы с дороги не видна была. Чую я, это будет полезно в будущем.
И как в воду глядел. Забрались мы все в УАЗик – нас шестеро, да местных с лейтенантом трое – мы со Славиком и еще с двумя сержантами влезли через заднюю дверь в отделение для задержанных, в так называемый «обезьянник», или «клетку». В принципе,  там было вполне удобно, только трясло сильно, когда машина пошла сначала по грунтовке, а затем вообще по полному бездорожью и по кустам вдоль берега Сестры. Было видно, что здесь до нас уже пару раз проехались, пробив некое подобие просеки. Вероятно, в первый раз проехать было сложнее.
– Мы здесь еле пробились по первому разу, –  подтвердил мои выводы старшина – водитель. Думал, не пройдем, хотел уже по речке ехать, да побоялся ночью. Днем бы так и сделал. Боялся фары побить об кусты. Все-таки не БМП, хотя прет почти вровень с ней. Весу только поменьше, не может так валить деревья, да и по мощности не сравнить. И еще как-то без пулемета неуютно, привык, что завсегда есть чем ответить.
– Механик – водитель?
– Так точно, товарищ майор. Два года в Афгане.
– Где?
– Ташкурган – Кундуз, сто сорок девятый гвардейский, мотострелковый, Ченстоховский Краснознамённый ордена Красной Звезды полк двести первой мотострелковой дивизии,– четко отрапортовал водитель с нескрываемой гордостью.С  Карпат, из  Мукачево в одну ночь перебросили.
– Так мы с тобой, братишка, в одной дивизии были – Гена уже почти по-родственному смотрел на водителя.– Я был тогда командиром взвода в сто двадцать втором полку.
– Там командиром был подполковник Изварин, у меня там Вася Глухов, земляк мой служил.
– Изварин погиб, на его место потом  полковника Васильева прислали. Глухова не помню, наверное, это в другом батальоне. В  нашем я всех знал.
Разговор теперь полностью переключился на воспоминания. Нашлись и общие  знакомые и даже друзья. Старшина и майор, оказавшиеся неожиданно собратьями по оружию, прошедшие параллельно по одним дорогам, с нескрываемой грустью перечисляли фамилии бывших сослуживцев, не вернувшихся «из-за речки» и названия поселков, речек и городков, через которые их провела эта война. Действительно, верно говорят, что «мир тесен» Я неоднократно в этом убеждался в жизни:
***
 Однажды, после восьми часов на самолете в Сибирь, а  потом еще столько же на вертолете в тундру, до забытого богом временного поселка золотоискательской артели в устье безымянной речушки, скорее, ручья, после двух дней, проведенных на местной крошечной ТЭЦ, сравнивая имевшиеся чертежи с реальной действительностью, и попытавшись после этого улететь обратно, я столкнулся с тем, что на ближайшие три недели ни одного свободного места в вертолете не было.
Вертолет сюда летал три раза в неделю, а как раз заканчивался промывочный сезон, и золотодобытчики постепенно покидали артель до следующей весны. Так что сидеть мне предстояло долго. Но желания такого не было,  и я отправился к местному авиационному начальству, которое было представлено двумя людьми: начальником аэропорта и его секретаршей. Кто из них был главнее – это большой вопрос, но я решил пойти по линии наименьшего сопротивления. Достал из рюкзака припасенную бутылку «Амаретто», подумал и пришел к выводу, что к начальнику надо идти с чем-нибудь более существенным, чем дорогой, но непривычный российскому человеку итальянский ликер.
 Поэтому путь мой сам собой определился и мы с, кажется, Машенькой  к утру благополучно прикончили заморскую дрянь. И слава богу, так как я к этому времени уже с трудом выдерживал напор явно сексуально неудовлетворенной девочки. Кадавр[7] , неудовлетворенный сексуально. Кажется, даже братцы[8]   до такого не додумались. Хотя, у них вроде был кадавр, неудовлетворенный полностью, если не ошибаюсь. А раз полностью, то можно предположить, что и в этом плане тоже. Машенька – пусть будет Машенька, хотя за давностью лет  ручаться уже не мог у– если я правильно помню классификацию, относилась к кадаврам второго  типа, способным компенсировать истончение «серебряной нити»  путем поглощения материальной энергии. И эту энергию она всю ночь черпала из меня, вычерпав, похоже, всю без остатка. Мне казалось, что я отчетливо вижу шнур, выходивший изо  лба  моей визави и уходящий куда-то в астрал, вероятно, в область пониже пупка ее астрального тела.

[7]  Кадавр- чудовищный монстр, созданный безумным гением профессора Выбегалло в стенах НИИЧАВО и, НИИКАВО  в один из долгих но плодотворных понедельников, начавшихся ещё в субботу,  Первая модель к. была неудовлетворенной желудочно, а посему пожирала все вокруг.   В «улучшенном» варианте к. оказался неудовлетворкнным полностью, то есть решил присвоить себе абсолютно все материальные ценности мира, а затем свернуть пространство, вероятно, чтобы не отобрали. Мир оказался на грани катастрофы. Но всех спас Роман Петрович Ойра-Ойра , сумевший с помощью джинна уничтожить к.

[8] Братцы – здесь подразумеваются известные советские фвнтасты – братья Аркадий и Борис Стругацкие, авторы повести "Понедельник начинается в субботу"



 Интересно, слово «визави», в принципе, означающее «стоящий или сидящий» напротив, может быть применено в данном случае, когда напротив находился человек не стоящий в обычном смысле слова и не сидящий,  а скорее, лежащий?
Постепенно, по мере того как уходили мои силы, этот серебристый луч явно набирал энергию, светился ярче и ярче, становился толще, пока,  наконец, не достиг толщины каната сечением примерно с металлический рубль. Вокруг него появился концентрический ореол-аура, как экранирующая оболочка у коаксиального кабеля, но, когда моя энергия прекратила поступление ввиду полного ее отсутствия, шнур стал постепенно втягиваться в  Машин (или все-таки, Маришин?) животик и вскоре совсем исчез. Девочка начала мелко-мелко дрожать, задергались руки и ноги, тело несколько раз подпрыгнуло, все мышцы напряглись, с губ срывались какие-то бессвязные звуки. Вероятно, это был своего рода оргазм, но уж очень пугающий и необычный. Похоже было, что к ней возвращается сознание, которое она утратила в процессе.  Я смотрел на нее и чувствовал, что одной бутылки ликера на двоих  явно недостаточно, чтобы это могло мне понравиться. Но на какие жертвы не пойдешь ради любимой работы, проектных изысканий и построения общества светлого будущего к назначенному сроку, до которого, однако, еще оставалось почти два десятка лет.
Поэтому, когда утром, после всех этих утомительноволнительных мероприятий, длившихся всю ночь, Мариша, а может Маша, накрасив, все, до чего доставала ее ручка, и нимало не смущаясь моего присутствия (а действительно, глупо было бы уже смущаться после всех перипетий  и пертурбаций этой ночи!),  перемерила, кажется, все лифчики и все трусики, имевшиеся в ее распоряжении ( а ими был заполнен целый ящик комода и полка шкафа), остановилась, наконец, на том, что ей показалось самым лучшим, а мне вообще невидимым и оттого излишним, наконец, сказала:
– Все, поторопись, пора приступать к следующей фазе наших действий. Сам понимаешь, это все только прелюдия.
 Тут я испугался по–настоящему, Если это была прелюдия,  а сейчас еще только интерлюдия, то дожить до заключительного каданса[9]  у меня нет никаких шансов. И реприза[10]  мне тоже как-то не улыбалась. Кроме коды[11]  и финала никаких мыслей не было. В крайнем случае хотелось бы, чтобы эта прелюдия была  хотя бы к хоралу[12] , что подразумевает под собой хоровое(!) пение. Подчеркиваю – хоровое! Поэтому слова подруги о том, что нас ждет начальник аэропорта, вселили в меня смутную надежду на то, что я не останусь вновь один на один с ее проблемами. Я вообще не мог понять незнакомого мне начальника, у которого была столь качественная секретарша. Как он мог допустить, чтобы кадавр так изголодался!
–Слушай, а сколько лет начальнику? – мой интерес был настолько откровенно выражен, что она даже расхохоталась:
[9]Каданс – завершающая музыкальную фразу гармоническая последовательность.
 
[10]Реприза – повторение музыкального материала в заключительной части произведения

[11]Кода –заключительный раздел музыкальной композиции

[12]Хорал (лат. choralis подразумевается cantus choralis — хоровое пение



–Не боись! Я тебя сегодня,– она сделала ударение на последнем слове,– больше мучать не буду. Вижу, что все отдал честно и без остатка, признательна. Сергеич в этом смысле сачок, а может, его жена специально полностью выдаивает, чтобы он уже ко мне даже близко ничего не чувствовал. Я его, правда, пару раз раскрутила; оказался вполне пригоден, но потом стал манкировать, боится, видать, что женушка прознает. А кроме Сергеича да нескольких залетных пилотов здесь нормальных мужиков не водится.
– А артельщики, их же навалом, а женщин, похоже, совсем нет.
–Во-первых, женщины здесь есть, хоть и наперечет. Кроме Сергеичевой женки есть еще целых три поварихи в артели – каждая килограмм на сто с лишним потянет.. Любой на всю артель хватит, еще и останется. Они по субботам все вместе на станцию в баню ездят и всех троих с собой возят. Еще продавщица есть в лабазе – водкой торгует, хлебом. Эта, говорят, девочка-недотрога.  Но я-то видела своими глазами, как  эту недотрогу прямо у нее в магазине на прилавке главбух артельный «дотрагивал». До того дотрагивался, что прилавок рухнул. Пришлось главбуху  в санчасть идти, шов на рассеченный лоб накладывать – об пол он так саданулся. Так этот кобель тут же и фельдшерицу оприходовал. Она мне сама рассказала, в тот же день. Я уж было обрадовалась, что мужик есть нормальный, ибо остальные артельные – пьянь беспробудная и грязные, пахнут плохо. Я так не могу. Я, если заметил, стерильная – жаль не стерилизованная.  Это – главная проблема. Здесь, сам понимаешь, с этим сложно.  Я уж втрое вертолетчикам за резинки переплачиваю, а все равно при моих запросах не хватает. Быстро очень заканчиваются. Хоть стирай! – Она рассмеялась. – Придется, наверное. Так представляешь, – продолжала она  рассказывать, пока мы шли от ее домика к тому,  что здесь называлось  славным словом «аэропорт»,– этот козел, ну бухгалтер, после первого же раза заявил, что он не желает гробить свое здоровье и хочет оставить силы на других теток. Он, мол, собирается осчастливить не одну, а всех. Тоже мне счастье!  Одну меня осчастливить не смог, а на всех, видите ли, губу раскатал!  – Ох, как я понимал и этого главбуха, и ейного начальника, и начальникову жену, которая, видать, хорошо знала, с кем имеет дело ее супруг во время работы и действовала проверенным веками женским способом: сделай ночью так, чтобы до следующей ночи у мужчины даже помыслить о женщине сил не было.
 Тем временем мы пришли. Мариша-Машенька толкнула дверь и провела меня в неожиданно большую комнату, где стояли два кресла и красивый, почти новый кожаный темно-зеленый диван. Она кивнула в сторону дивана:
– Падай, отдыхай. Переутомился небось, укатала я тебя! Это мы можем! Или могём? – подражая герою известного военного фильма,  произнесла  она со вздохом.
– Могим! – в тон ей ответил я. – Мы тоже кое-что могём!
– Я это заметила, представь себе, и оценила. Потому и пойду сейчас просить за тебя у начальника.
С этими словами она сняла трубку с селекторного  аппарата (надо же, селектор!) и проговорила:
–Приветик, начальству! Я уже здесь. Хочешь меня?   Знаю, хочешь! Я зайду, жди.
Я достал из кармана поплавок[13]  академии гражданской авиации, к которой не имел никакого отношения, но который всегда возил с собой в командировки, и прицепил его к пиджаку. В отличие от большинства подобных значков об окончании ВУЗа, имевших  почти один стандартный для всех  институтов дизайн, этот отличался кардинально. Красивый золотой  самолетик  стремительно рассекал синее небо на фоне белого земного шара с линиями меридианов и параллелей. В бесконечных командировках он неоднократно выручал меня, когда требовалось как-то улететь туда или обратно, а билетов не предвиделось. Не раз навстречу «своему» шли и кассирши, и даже экипажи. Однажды из Ташкента меня даже везли в кабине пилотов, так как не было не только билетов в кассах, но и места в салоне.
– Заходи, труженик постельного фронта,– улыбаясь, Машка-Маринка, поманила меня пальчиком и посторонилась, давая возможность войти в кабинет. Но не преминула чуть сдвинуться, когда я проходил, так, что волей-неволей я был вынужден протискиваться между косяком и ее грудью. Косяку, понятно, это было «до фени», а ей,  нет. Она, похоже, уже ожила и была готова к новым подвигам.
–Ну, ненасытная! – шепнул я ей на ушко на ходу.
–Да, мы такие!  Нам, пожалуйста, все, сразу и побольше!
[13]Поплавок – разг. Нагрудный знак об окончании высшего или среднего учебного заведения

Я вошел, поздоровался и обомлел. За большим солидным столом в дальнем конце кабинета сидел мой однокурсник, с которым мы вместе в паре делали обычно лабораторные работы перед сессией – Дима Малышев. В отличие от нас, питерских, иногородние студенты прилетали за месяц до сессии, сдавали контрольные, делали вместе с нами практические работы и слушали целыми днями лекции почти по всем предметам, стараясь ликвидировать дефицит  знаний, недополученных за учебный год.
Нельзя сказать, что мы с Димкой были друзьями. Сокурсники и не более, хотя он несколько раз ночевал у меня дома, мы выпили не одну бутылку коньяка, я его познакомил не с одной из своих знакомых девочек, специально напоминая им про необходимость привести подружку для моего товарища. Начальник мгновенно подлетел ко мне, обнял и поинтересовался:
–Так, позволь мне тебя приветствовать и спросить,: – Как ты влип в мою нимфоманку? Как это тебя угораздило? Я тебе сочувствую.– Димка сделал скорбное лицо, но глаза смеялись.– Но, судя по тому, как она за тебя ходатайствует, честь нашей альмы матер ты не посрамил. Чего сразу сам ко мне не пришел?
– Я решил, что кружной путь надежнее, и я уже давно убедился, что во многих случаях мелкий клерк гораздо эффективнее, а главное, значительно дешевле обходится, чем большой начальник. Когда мне надо в Ленинграде кого-нибудь прописать, то у начальника милиции или начальника ЖАКТа это стоит несколько сотен, если не тысяч, да еще и попасть к ним надо как-то, а значит, надо еще искать подходы и тоже «благодарить». А у паспортистки в том же подразделении то же самое можно решить за пару финских колготок или бутылочку парижских духов. И то, и то на Галёре стоит не дороже полтинника. А если девочка молодая и симпатичная, то эти колготочки потом еще на нее и надеть собственноручно можно… Димка недоверчиво покачал головой.
–Что, паспортистка вместо начальника подпись поставит и печать шлепнет?
–Разумеется, нет у нее печати. И подпись подделывать она не станет – не полная же  дура. Но, как ты понимаешь, не один только мой протеже прописаться желает. Много народа этим занимается. Кто-то квартиру на Ленинград из другого города обменял, кто-то из армии демобилизовался  или с зоны откинулся и домой должен вернуться, кто-то на учебу в институт поступил или в академию военную с семьей прибыл – всем прописка нужна. Вот и соберет девочка все такие заявления в одну толстенькую стопочку, а в серединку и бумажечку, за которую колготочки получила, подсунет. Думаешь, будет этот ее начальник каждую бумажку в стопочке вычитывать и разбираться в мотивах и нюансах? Для этого у него и есть паспортистка, чтобы ему на подпись только правильные бумаги приносить. А если учесть, что девочка в новеньких обалденных колготках или, еще пуще, чулочках, да в коротенькой юбчонке, из-под которой краешек этих чулочков проглядывает и резиночка виднеется, перед ним и так, и этак попкой вертит – ну, до грибов, ли Петька! Тут не то, что подпись или печать поставишь, тут и слюной изойдешь, и глазки совсем не в бумагу смотрят, а рука сама без команды мозга пишет. Мозг в этом вопросе уже  вообще не задействован. Здесь совсем другая голова работает и по другому принципу.
–Я же не подозревал, что ты здесь сидишь. Я помню, что вроде ты в Новосибирске был, когда мы учились, вот и действовал по стандарту. Кто же знал, что такая тяжкая доля мне в этот раз выпадет.
–Уже два года. Почти сразу после защиты перевели в эту тьмутаракань. Но положение и деньги приличные. Здесь же и полярка, и коэффициент. Получается, почти в три раза больше, чем в цивилизации. А работа – не бей лежачего. Жена только ноет, что скучно ей, видите ли, ни кино, ни ресторанов, ни театров, ни мужского внимания. Где я ей мужское внимание найду?! Так что готовься, будешь оказывать вечером. Она, как узнает, что ко мне из Питера приехали, так сразу растает. Добрая будет.  Я ей сейчас сообщу, эту девку пошлю, пусть  передаст, чтобы пельменей из оленины налепила к ужину.
–Димон, я домой хочу, устал я за эти дни. Пока сюда к вам добирался – сутки на ногах, а сегодняшняя ночь меня вообще добила. Я уже никакой, меня даже на расшаркивания уже не хватит, не то, что на знаки внимания.
Он нажал кнопочку на столе, и тут же появилась секретарша.
– Кажись, и я пригожусь? – Она с явной надеждой переводила взгляд с шефа на меня и обратно.
–Пойди, купи машинку губозакаточную. – грубовато обрезал ее надежды Дмитрий Сергеевич, но с теплотой в голосе продолжил:
–Сделай, дорогая, одолжение – прогуляйся до моей хаты и Алинке моей передай, что у нас вечером будут гости из Ленинграда. Пусть пельменей накатает побольше.  И скажи механику, что я просил скататься до стойбища и оленинкой разжиться свеженькой, для меня. Деньги пусть у Алинки возьмет, а лучше на, вот, – он открыл сейф, достал оттуда маленькую «Столичной». Это надежнее будет, за деньги могут аборигены и не дать. – Чувствовалось, что у Димона здесь все было налажено и поставлено в правильное русло.
Девочка разочарованно кивнула, присела в подобии книксена и отправилась выполнять задание.
 А мы с Димкой еще долго вспоминали прошлое, ребят из нашей группы, наши похождения в Ленинграде и удивлялись, как же тесен мир. Улетел я через два дня, которые были полностью посвящены пьянству и воспоминаниям. Алинка у Димона оказалась вельми приятной женщиной, так что я поспешил улететь от греха подальше, так как всю жизнь исповедовал принцип, что жена друга – табу, а мысли в эту сторону уже начали появляться.
***
 Тем временем машина встала, мотор смолк. Наступила тишина, я вылез из обезьянника и из машины и понял, что путь наш привел per aspera ad astra.[14]   Ночь была редкостная – черная-черная, подобная ночам в далеких южных широтах. Небо раскинулось бархатом с блестками драгоценных камней. Тут были камни на любой вкус:  белые и сероватые жемчужины, синие сапфиры всех оттенков, розовые, желтые и голубые брюлики, красноватые кораллы и александриты. С журчавшей рядом за прибрежными кустами речки тянуло прохладой, а в кустах кто-то шебаршился мелкий, но нахальный, – присутствия человека не боялся. Лейтенант повел нас по едва заметной тропинке, освещая дорогу мощным фонариком. Эдик, разумеется, тоже был экипирован для такого случая и тоже включил свет. Стало почти светло. А когда включили свои фонари старшина-водитель и следователь Ширяев, то уже все кусты стали легко различимы, и мы быстро вышли к нужному месту, которое было опоясано бело-красной лентой. Поднырнув под нее и подсвечивая нам фонариком, лейтенант затем повел лучом света вниз на берег Сестры.
[14]Per aspera ad astra –  лат.  «Через тернии к звездам». Луций Анней Сенека


 Сверху нам было хорошо видно лежащее на урезе  воды тело. Поскольку одежды на нем не было, то лежащий вниз лицом мужчина белым пятном хорошо выделялся на фоне черной воды и черного же илистого берега. Ноги находились в воде, над водой торчали ягодицы и часть спины. При этом на суше, а точнее, на корнях и ветках кустов, которые здесь росли фактически прямо  из воды, лежала одна рука. Вторая была в воде, голова же находилась на берегу. Складывалось впечатление, что человек плыл по реке, а потом одной рукой зацепился за куст, подтянулся и слегка выполз на сушу. Но на большее у него уже сил не хватило, и он так и остался лежать в этом положении между двумя стихиями – водой и твердью, не принадлежа уже ни той, ни другой. Небыстрое течение струйками обтекало покойного, вода набегала прямо ему между ног, создавая небольшую волну, которая то закрывала белеющую задницу, то уходила снова,  нескромно открывая эту часть тела  для взглядов всех присутствующих. Гена обратился к лейтенанту:
–Слава, дай, пожалуйста, своим команду выломать, вырубить, срезать четыре жердины длиной метра по полтора – два и толщиной в руку у запястья. Надеюсь, в машине найдется что-нибудь колюще-режущее.
– Конечно, товарищ майор, я без топора на дежурство не езжу. Мало ли куда придется заехать; бывает, что и гать надо сделать, и веток под колеса нарубить… – Старшина уже нес из кабины этот универсальный по своим возможностям инструмент.
 Вроде нехитрая вещь, а незаменима во многих делах.  Уже, наверное, несколько тысяч лет как придумали древние это приспособление, а до сих пор надежно служит людям.  И церковь им Нестор на Онеге ладил, и лодки-долбленки однодеревки – будары, кутьки да комяги разные  им долбили, и землю как мотыгой топором-теслом рыхлили, и плотник без топора уже  как  и не плотник.  Можно и дров наколоть, и тушу зверя добытого разделать, а кто умением обладает, так и поделку, какую сделать топором сподобится. А при случае, по необходимости, и черепушку снести врагу дело достойное – боевые топоры почти у всех народов водились. На Руси – секиры да бердыши, клевец у поляков, чеканы у скифов и некоторых народов восточной Европы,  у индейцев – томагавки.  И латы пробить, и меч вражеский зацепить и выдернуть, и пленного добыть,   ежели обухом огреть. Можно и как молоток пользовать – гвозди забивать. И дом именно рубят. Здесь без топора совсем никак. Даже современные инструменты топору не конкуренты.  Не любят, наверное, топор только те, кто подневольно много лет  им махал на лесоповалах нашей необъятной и любимой, «где так вольно дышит человек». Я, например, очень уважительно отношусь к этому изобретению человечества, считая его наравне с колесом, порохом, парусом, бумагой и луком – наиважнейшим в человеческой истории.
Ребята принесли четыре добротных шеста, хотя никто пока не понимал, для чего они предназначены и зачем начальник приказал их сделать. Похоже, только многоопытный и всякого на своем веку повидавший следователь Паша Ширяев,  быстро просек Генкину задумку и тихонько посмеивался в  седые усы.
– Сделали шесты, Геннадий Алексеевич, что дальше? – Славик продолжал демонстрировать готовность выполнить любой приказ командира.
–Дальше? Дальше давай, ограждение снимай, чтоб ни одного клочка ленты на кустах не осталось, не дай бог. Проследи за этим, когда ребята закончат.
–Есть проследить! – в голосе Славика слышалось полное недоумение. Ну да, он грамотно, как учили, выполнил все необходимые по инструкции первичные действия на месте происшествия: обнес его лентой, выставил оцепление, сообщил руководству. Но теперь он не мог взять в толк смысл приказов городского дежурного. Зачем нужны эти шесты, зачем надо убирать ограждение, если труп еще не вывезен, и почему так важно проследить, чтобы не осталось обрывков ленты. Обычно в таких скрытых от публики местах ленту вообще не убирали – чего силы тратить на это, да еще и ночью, рискуя исцарапать лицо и руки ветками. Все равно вторично ее не получится использовать – неудобно. Но приказ  есть приказ, а Славик привык приказы выполнять. Его твердо приучили, что именно четкое выполнение приказов начальников и старших по званию есть залог и гарантия достижения положительного результата дела и его личного успеха в этом деле, а значит,  и его будущего продвижения по службе. Поэтому он тщательно два раза обошел с фонариком весь периметр, срезал перочинным ножиком, который ему выдал из своего знаменитого чемоданчика Эдик, пару прилипших к дереву обрывков ленты и еще парочку подобрал с земли. Всю  принесенную ленту Гена упаковал в большой полиэтиленовый пакет и приказал отнести его в машину. Наконец, кажется, наступил момент, когда нам предстояло узнать о планах нашего командующего.  Но оказалось, что не только узнать, но и принять активное участие в их выполнении.
– Мужики,– Гена  оглядел всех своих бойцов командирским взглядом. Он был высок, строен, подтянут. В нем чувствовалась военная выправка строевого офицера, а не только мента.
–Кто у нас самые молодые? « Молодым везде у нас дорога»! Видать вам, парни сегодня  быть героями и ложиться грудью на амбразуру. Остальные уже заслужили право смотреть, как совершается подвиг, но не совершать его самим, – и неожиданно добавил.
–Юрась, Слава . Не расстраивайтесь! Когда-нибудь наступит и ваша очередь отправлять молодых, прикрываясь годами и опытом. Раздевайтесь догола, думаю, что плавок у вас не имеется, не предвидели,  а в мокром потом ходить – заболеть наверняка.  Придется искупаться. Награду в виде хорошего коньяка после подвига обещаю каждому выжившему, но выживут все, надеюсь.
Я еще не до конца просек, что Гена задумал, но начал догадываться. Со всех сторон понеслись комментарии и язвительные замечания в наш адрес.
–Геннадий Алексеевич, надо было в группу кого-нибудь из молодых телефонисток включить. Там есть парочка пухленьких, они бы как раз и в воде не замерзли. И нам бы теплее стало,– известный на все управление Казанова  Ваня Ермолинский подал мысль, которую тут же стали активно обсуждать присутствующие. Я, разумеется, тоже сожалел, что Гена не догадался привлечь к этой работе парочку молодых девиц из аппаратной. По крайней мере, тогда мне не пришлось бы лезть в ночную, отнюдь не парную воду. Это на Черном, Красном, Средиземном, или Карибском морях, наверное, в кайф пойти ночью купаться с подружкой и тихонько плыть по лунной дорожке, наблюдая за свечением воды вокруг ее обнаженного тела. А потом вылезти на песок и согреваться теплом, исходящим от этого же тела. Здесь, увы, не было ни теплого моря, ни обнаженной подружки. Обнаженка, правда имелась. Но лучше бы ее и не было. Только теперь, когда я уже стоял абсолютно голый, а рядом вместо подружки стоял такой же голый лейтенант и нас вовсю начали жрать комарихи, которым темнота не мешала четко находить самые «вкусные» места  наших тел, Генка-гад торжественно вручил каждому по два шеста, наказав строгим голосом:
– Руками, ребята, старайтесь не дотрагиваться, хрен его знает чего там можно подхватить, а перчатки мы не предусмотрели. Эдик, у тебя нет случайно в чемоданчике?
–У Эдика есть все, как в Греции. - откликнулся Баглай и действительно протянул нам две пары тонких резиновых перчаток.– Что за эксперт, если он без перчаток работает?! Это уже не эксперт, а дилетант, который все «пальчики» своими отпечатками накроет. - Эдик фыркнул презрительно. – Но у меня только две пары. Надеюсь, мне не придется выполнять здесь свои прямые обязанности.
 Для меня самой большой и сложной проблемой были ноги. Дело в том, что я с детства не научился ходить босиком. Моя матушка всегда боялась, что я непременно порежу подошву стеклом или железякой  или поймаю занозу от сосновых иголок, или какую-нибудь заразу типа грибка, лишая и тому подобного. Поэтому она всячески заставляла меня надевать что-нибудь на ноги не только в лесу, но даже на пляже, а тем более там, где в траве действительно можно было наступить на пробку от бутылки или осколок самой бутылки. Так что ходить босиком я не был приучен. Не любил и не умел. Кожа на ногах у меня не загрубела, нервные окончания стоп не привыкли к грубым воздействиям камней, шишек и коряг, что не позволяло мне чувствовать себя комфортно без какой-нибудь обувки. Поэтому я решил пожертвовать кедами – благо я случайно второпях надел совсем старые, которые уже пора было выбрасывать. У меня были куплены новые, корейские, которые я берег и надевал только в хорошую погоду и по важным случаям: на свидание, погулять с друзьями, сходить в гости…  А в этих, старых, я играл в футбол в Овсяшке, мог бродить по лесу, ходил в походы, не боясь испачкать грязное и порвать рваное. Так что и теперь я мог, благодаря верным  советским резиновым кедам, не беспокоиться о том как буду шлепать по дну реки, где были весьма вероятны всяческие сюрпризы типа консервных банок и бутылок, оставшихся после пикников отдыхающих граждан.
Но самый первый сюрприз ожидал нас сразу, как только мы попытались влезть в воду. Во-первых, Генка дал команду входить в реку не там, где лежал покойник, а намного выше по течению.
–Не следует топтаться рядом с трупом, сообщая всему миру, что здесь уже был майор Балушкин со товарищи, а во-вторых, береженого, как известно, и бог бережет, .– Пояснил наш командир отеческим голосом.  Это было похоже на просветительскую лекцию для умственно неполноценных детей.–Подойдете к нему по течению, сверху. Так не будет шансов, что водичка на вас что-нибудь гнусное от «жмура» накатит, и следов от вашей топотни не останется. Постарайтесь поменьше по берегу у уреза фланировать; там, на песке и глине, следы ног надолго сохранятся, а нам это ни к чему.
 Идея командирского плана уже давно стала нам всем понятна. Поэтому, взяв в руки шесты, мы с лейтенантом Славой прошли с десяток метров вверх по реке, сквозь кустики вышли к воде и шагнули в темноту. Весь этот путь нам освещали лучи нескольких мощных фонарей, позволявшие более - менее спокойно, без особых происшествий разминуться с торчащими сучками и ветками, видеть, что делается под ногами, чтобы не навернуться на корнях и кочках,  и не звездануться в речку с довольно крутого берега.
 Вода была холоднее, чем  нам казалось вначале, когда мы трогали ее руками, а глубина больше, чем можно было предположить, глядя на речку. Я сразу бултыхнулся, поскользнувшись на каком-то округлом голыше, и с головой ушел под воду. Правда, я тут же встал на дно, и оказалось, что на самом деле воды здесь по пояс, а высоченному Славику вообще вода еле закрывала то, что не следовало выставлять на всеобщее обозрение.
–Все живы? Целы? – Взволнованный голос выдавал Генкино беспокойство. Видимо, произведенные  мною шум и плеск его насторожили и обеспокоили.
–Все нормально,–откликнулся я, и Слава тут же подал голос:
–Без проблем!
–Шесты не потеряли?
–Никак нет, товарищ начальник!– я тоже старательно «косил» под ретивого служаку.– Как можно?!
Опираясь на шесты, прощупывая ими дно, мы потихоньку, маленькими шажочками, двинулись вниз по течению навстречу подвигу и обещанному коньяку. Вопреки потаенным ожиданиям и смутным надеждам голый гражданин никуда не исчез – не растворился в воде, не уплыл по течению, не ушел, ожив неожиданно, к своей семье и друзьям. Он продолжал все так же неподвижно плескаться на мелководье, куда его, очевидно, вынесло течением. Сестра в этом месте  делала небольшой поворот русла, и течение подмывало наш берег, ударяя в него хоть и не очень сильно, но достаточно, видать, чтобы выбросить мужика на кусочек песчаного пляжика под довольно высоким нависавшим берегом, поросшим ольшаником.
–Слава, давай заходи снизу, упирай шест ему  в подмышку, а я  с другой стороны нажму. - Два шеста каждому – это был явный перебор. Они были длинноваты, обращаться с двумя сразу было несподручно, неудобно, и я, прокричав: – Поберегись, народ! - как копье, метнул один на берег, в кусты. Было слышно, как Гена тут же дал команду найти и забрать шест. Командир продолжал уничтожать улики.
Надо сказать, что надеть перчатки, щедро выделенные нашим запасливым экспертом, мы, разумеется, по запарке забыли, так что только шестами мы и могли действовать. Ибо прикасаться к покойнику никакого желания у нас не было.
Уперев шесты в подмышки мужику, я сосчитал вслух:
–Раз, два, навались! – Мы с трудом столкнули тело в воду.
–Парни, аккуратнее с человеком, не повредите кожные покровы. Мои  областные коллеги  тоже не идиоты, вмиг просекут. - Эдик Баглай проявил заботу о покойнике или тоже опасался оставить улики. Ну, «жмурику» уже навредить было невозможно. При ближайшем рассмотрении было видно, что голова проломлена, возможно, именно тем инструментом, панегирик которому я недавно только пропел. Зрелище – не для слабонервных  – не буду даже описывать.
Вопреки моим опасениям труп не утонул, попав на глубину и течение, а довольно споро поплыл вниз. Слава тут же ловко направил его шестом к середине реки. Я тоже уперся и, нажимая на шест, двинулся поперек речки к противоположному берегу. Мы с летёхой быстро приноровились к согласованному движению и минут через семь-десять уже подтащили, а точнее, подтолкали «найденыша» к земле, которая находилась уже вне города Ленинграда. В этом месте, по середине русла Сестры, как раньше между Новгородскими землями и Швецией,  позже между Россией и Финляндским княжеством, а потом между СССР и Финляндией, в настоящее время, проходила граница  между городом Ленинградом и Ленинградской областью. Меняются времена, появляются и исчезают государства, строятся и уходят города, и только природа никуда не исчезает. Как служила речушка некой границей пять веков назад, так и сегодня выполняет те же функции, внося разлад в отношения людей.
Увы, на противоположном берегу не имелось отмели, подобной той, с которой мы  «угнали» покойничка. Пришлось нам протолкать его еще метров десять вверх против течения, пока представился нашим глазам удобный затончик под ветками небольшой ивы, куда мы с огромным удовольствием и направили нашу добычу. Мужик показал отличные мореходные качества и, рассекая воду, словно адмиральский катер, как в гавань, вошел между корней дерева. Убедившись, что груз прибыл по назначению и не проявляет намерений пуститься в новое плавание, мы с лейтенантом издали победный клич:
–Да! Мы сделали это! Ура! – Но тут же услышали обеспокоенный голос командующего операцией:
–Чего, черти, орете?  От водички что ли охренели? Давайте на берег быстренько, поздно уже. Скоро ночь кончится, светать начнет.
Действительно, хотя белые ночи уже давно закончились, но продолжительность дня еще была значительной. Солнце  вставало довольно рано. Так что надо было поторапливаться, что мы и сделали. Наискось пересекли течение в обратном направлении, выбрались на берег, с помощью поджидавших нас ребят взобрались наверх и тут же на нас набросили какие-то неизвестно откуда взявшиеся огромные куски ткани.
– Чехлы от «Волги»,  – пояснил Ермолинский в ответ на мой вопросительный взгляд.– Пока вы, маэстро, благородно принимали ванну, подмывая свою задницу, ваш покорный слуга, выполняя волю и приказ отца-командира, сбегал к шоссе, снял чехлы с обоих сидений и теперь ваше драгоценное здоровье вне опасности.  Надеюсь, что это зачтется мне при распределении  обещанных наград.
–Понятно,  Ванечка,  понятно. Оказывается цена Вашей дружбы и заботы – глоток коньяка!
–Неубитого медведя делите? – Генкина фигура выросла рядом.– Давайте, ребята,. одевайтесь по-быстрому. Пора к следующей фазе операции переходить, - и добавил в ответ на наши со Славиком вопросительно-просительные взгляды. Обещанное чуть позже, у костра получите.
И снова начал отдавать приказы
–Так, старшина, врубай рацию, свяжись с городом. Остальные за хворостом и разводить костер подальше от деревьев и кустов, чтобы пожар здесь не устроить. Лейтенант, ты же на своей земле, оденься и покажи всем, как доблестная сестрорецкая милиция умеет работать. Вот тебе десятка – с тебя две бутылки беленькой.  Передай Петру, что это мое распоряжение, пусть с тобой скатается, куда скажешь – хоть в Сестрорецк, хоть в Курорт.
–Не, в Белоостров надо ехать. Там таксистов больше в это время. Но сначала попробую к вокзалу.– И он легкой рысью затрусил к шоссе.
 Старшина принес манипулятор[15]  и вручил его Генке.
– Геннадий Алексеевич, Ленинград на связи.– Длиннющий шнур тянулся от манипулятора к машине, к радиостанции.
 –«Гнездо, гнездо, я Птенчик. – Денис, это Балушкин.
– Да, товарищ майор, Гнездо на связи, слушаю Вас.
– Свяжись, пожалуйста, по телефону с областным дежурным; передай, что  городская оперативная группа под руководством дежурного майора Балушкина, обследовав место обнаружения трупа в районе города Сестрорецка, установила, что труп действительно имеет место быть. Но находится на правом берегу реки Сестра в прибрежных кустах, а, следовательно, расположен на территории, не подведомственной нашей юрисдикции.  Короче, объясни им:  пусть выезжают. – Все, конец связи, как понял?
–Конец связи, понял хорошо, сейчас позвоню. - Генка нажал тангенту[16]  и отдал манипулятор старшине, не забыв похвалить его – Молодец, старшина, нигде раньше не видел, чтобы такой длинный кабель у манипулятора имелся.
–Я еле достал, за бутылку у вояк в автобате в Сертолово. Там наш, афганец, на складе сидит. Не отказал. А зато удобно как! Не надо каждый раз к машине бежать.
–Гена, а зачем надо было по рации в город звонить? Разве ты не мог прямо с областью с той же рации связаться, а не через Литейный? – мне было  непонятно, а следовательно, интересно.
– Во-первых, я не знаю позывных, хотя это, разумеется, не проблема узнать у дежурной. Но, главное  -  не в этом, а в том, что все телефонные звонки дежурному в обязательном порядке фиксируются в журнале дежурств, а сообщения по радио – нет.– Он покровительственно взглянул на меня, мол, учись, салага, покуда есть возможность.
[15]Манипулятор – устройство для включения и выключения радиостанции, иногда крепящееся на груди

[16]Тангента — кнопка или клавиша переключения с приема на передачу на переговорном устройстве, телефонном аппарате или радиостанции.


–   Ну, все, мужики, теперь ждем.
–А чего ждать-то? Ну, приедут областные, ну вывезут покойничка, а нам - то здесь, что еще делать.? – Федя Травников недоуменно смотрел на командира, явно не горя желанием задерживаться в этом сыроватом комарином месте.
–Эх, капитан! Никогда ты не будешь майором! – Опять не прозорливо и не дальновидно высказался Балушкин, вбив еще один гвоздь в крышку гроба своих полковничьих погон.
Увы, будет Федя и майором, и даже генерал-майором. Но ни ума, ни порядочности, ни других положительных человеческих качеств это ему не добавит. И хотя на его похоронах будут говорить правильные и хорошие слова о безвременной утрате (действительно, рано генерал Травников скоропостижно скончается от инфаркта – вот никто не подозревал, что у Феди и сердце еще имеется!). Ну, да о мертвых либо ничего, либо только хорошее. Что бы хорошего о Феде вспомнить? Ах да, было. Помог он однажды мне пройти техосмотр без очереди. Лет этак через пятнадцать - двадцать после описываемого случая. Толпа на техосмотр была, наверное, человек сто. Люди стояли с утра, а Федя неожиданно появился  в генеральской форме со своим приятелем и, подойдя к старлею, который проводил техосмотр, положил перед ним документы на машину своего протеже.
– Давай, лейтенант, подпиши по-быстрому, некогда мне ждать.  Бедный инспектор не решился возразить генералу и, разумеется, подписал, что техосмотр пройден успешно. Замечаний нет. Тут я не выдержал, подбежал и тоже положил перед инспектором свои бумаги.
– Здравия желаю, товарищ генерал! Прикажите и это подписать! – Федя застыл от неожиданности, но, надо признать, не стал делать вид, что не узнает меня, чего я, честно говоря, опасался. Он вельможно протянул мне руку, еле-еле ответил на мое рукопожатие, слегка пошевелив пальцами и произнес:
– Привет, привет, рад видеть в добром здравии.
– Так и просилось добавить «и в полном уме».
– Давай, лейтенант, подписывай, видишь, народ недоволен – почему одному подписали, а другим нет.
–Так может, мне сегодня техосмотр, товарищ генерал, не проводить? Всем так подписывать? Я не против, а то до вечера не успею, придется опять до полуночи здесь с фонариком номера разглядывать.– Старлей все-таки решился выразить свое отношение к происходящему, но мои документы подписал. Я сказал «спасибо», забрал бумаги и отправился в вагончик, где оформляли талоны о пройденном техосмотре. Федю я больше не видел никогда, только на гражданской панихиде в ДК Дзержинского, на Харьковской. Но это уже был не генерал Травников, а покойный генерал Травников, что, как говорят в Одессе, «есть две большие разницы».
 –Ждем, капитан, ждем. Потому, как областные не глупее нас. И им «глухари» тоже  без надобности.
–Думаешь,  могут повторить? –кажется, я в первый раз  за все время услышал  голос
Кости Алексеева, что, честно говоря, было на него не похоже. Душа любой компании, знаток массы анекдотов, прекрасный рассказчик, обаятельнейший человек и верный надежный товарищ, готовый в любую минуту закрыть собой от удара, пули и ножа своего напарника. Его уважали и ценили в управе, но как-то странно не спешили с присвоением званий. И ходил уже тридцатипятилетний Костя в старших лейтенантах, хотя давно уже и по выслуге, и по должности начальника отделения уголовного розыска главка, и по результатам работы – десятки личных опасных задержаний, два пулевых и два ножевых ранения, должен был быть майором, а может,  и подполковником. Видать, здорово кому-то наступил когда-то на мозоль. Причем этот кто-то был, похоже, злопамятен и имел влияние. Обычно этим отличались в первую очередь кадровики и особисты. А может, были в его бурной, как я слышал, молодости какие-то занозы, которые до сих пор цепляли и не давали спокойно жить. Я этого не знал, но за парня было немного обидно.
– Думаю, вполне.   А что им мешает? – Гена опять начал раздавать указания:
–Разжигаем костер, давай, давай. Сейчас лейтенант уже должен подъехать, да и Юрке не мешает согреться.
Он  достал из внутреннего кармана кителя и протянул мне увесистую, обтянутую кожей красивую фляжку. Примерно грамм на четыреста, к которой на таком же кожаном шнурке была привязана пирамидка из трех стопок, вложенных одна в другую. Я и раньше видел у Гены дома эту знатную вещицу, знал, что он очень дорожит ею, поскольку это был подарок его погибшего в Афгане друга, который тот добыл в качестве трофея, сняв с мертвого «духа».
 Я отвернул крышечку, которая сама была сделана в виде небольшой емкости, напоминавшей бочонок. Наполнил самую нижнюю, внешнюю, самую вместительную стопочку, вылил содержимое в горло, обжегся, но тут же повторил, снова обжегся, но Паша Ширяев уже протягивал мне крышку от термоса, из которой струился обалденный аромат хорошего кофе.
–Паша, ты же не в ОБХСС работаешь. Признавайся. где кофе достаешь? – кофе был дефицитом, и не переставал им быть  со временем. И так было уже много лет. Иногда, в наборах (помните, что это такое?) можно было отхватить баночку финского растворимого, а чаще нашего, производства комбината «Пищевик» на Лиговке, но  и это была редкость. Не зря даже анекдот ходил: «Их или дома нет, или они кофе пьют. Поэтому и не открывают».
– Места надо знать,– отшутился следак.  У каждого свои каналы – это понятно. Каждый вертится, как может.
Но кофе был отличный, особенно после не менее отличного коньяка.
–«Арарат»? – я с сожалением вернул флягу владельцу.
–Соображаешь! «КаВэ» – Гена  знал толк в коньяке и барахла не признавал. – Ладно, пошли к костру.
Действительно, метрах в десяти на полянке уже вовсю трещал костерок. Ребята не поленились и натаскали огромную кучу валежника, с явным избытком. Заготовленных дровишек навскидку могло хватить до утра, а то и дольше.  Пламя то разгоралось, когда огонь охватывал небольшие ветки, которые все время подбрасывал в костер старшина-водитель, то немного припадало к земле. Рядом с костром, протянув к нему руки, на принесенном откуда-то толстом бревне сидела почти вся оперативная ленинградская бригада: Федя, Павлуша, Костя и Ваня
. Тут меня словно током ударило. Я вспомнил школу, Веру Тихоновну, любимую мою училку по литературе в старших классах, начиная, кажется, с седьмого или шестого.
 Вспомнил вроде  давно забытый урок, когда она сама читала нам отрывок из Тургеневского рассказа « Бежин луг», где как раз и сидят вокруг костра ребятишки. Только Илюши, если я правильно помнил, и не хватало на бревне для полного совпадения.
–Генка, слушай, а чего ты Пищина не взял с собой? - Балушкин возвышался за моей спиной и, снова достав свою заветную фляжку, наливал в стопочку коньяк.
–Будешь еще? – спросил он. Я кивнул, и Гена нацедил вторую стопку, ловко умудряясь держать обе одновременно между пальцами левой руки.
–А зачем нам здесь опер из ОБХСС нужен? – я уж думал, что он пропустил мой вопрос мимо ушей, ан нет.
 Я посветил его в свои ассоциации.
– Видишь, для полноты картины нам только Ильи здесь и не хватает.
– Да еще пары собак и русалки,. –  к моему величайшему удивлению, Балушкин помнил содержание тургеневского рассказа. - Только здесь у нас не дети собрались, а взрослые мужики, можно сказать, лучшие силы ленинградской милиции.
–Но смотри, тоже ведь в ночное выехали, тоже костер развели у речки. Дай волю, наверное, тоже начнут байки травить.
–Это точно, только вряд ли про домовых, да антихристов будут байки.– Балушкин усмехнулся. – да, и крестится, точно, никто не будет, отгоняя нечистую силу, разве что шмальнуть из «Макара» могут или в рыло садануть.
 Мы помолчали. Ночь еще была в силе, небо сверкало звездами, хотя где-то там, на востоке, откуда текла река, и где находилось озеро Разлив, по самому краю темнеющего за озером леса начала проявляться розоватая полоска, предвещавшая скорый восход Солнца.
 В это время послышался треск кустов, и  в освещаемый костром круг вышел Славик. Пламя оранжевыми отблесками отразилось на зажатых в обеих руках бутылках. Славик победно поднял их над головой  и демонстративно изобразил строевой шаг:
 –Товарищ дежурный по городу, лейтенант Шишкарев прибыл после выполнения специального задания. Задание выполнено. Разрешите приступить к дальнейшим действиям, – и он еще раз потряс в воздухе своей добычей.
–А что это у тебя за пакет? – Гена обратил внимание на полиэтиленовый белый мешок, висевший у Вячеслава на сгибе руки.
–Это я к  однокласснице у вокзала домой заскочил. – Стаканы взял, хлебца, да баночку домашних огурчиков солененьких.  Мамаша у нее обалденные соления делает, больше никто у нас так не умеет.
–Что-то ты быстро, однако, от девочки ускользнул,  – подколол парня Ермолинский, –я бы не выдержал, непременно задержался.
–Тебе бы, Ванечка, моя одноклассница задержалась.– Галку я знал хорошо и четко представлял себе ее действия в подобной ситуации – Опять бы с расцарапанной рожей ходил, не помнишь, как в позапрошлом году весь в пластыре щеголял?
–Молодец, объявляю благодарность за отличное выполнение спецзадания. На вот тебе обещанную награду.– И Генка наполнил еще одну, третью стопку. Словно фокусник или карточный шулер, он умудрялся удерживать между пальцами все три посудинки, наполненные темной, остро пахнущей жгучей жидкостью.
–Разбирайте.
–Служу Советскому Союзу, – неожиданно отреагировал на похвалу Славик и попытался щелкнуть каблуками, но зацепился за траву или за какой-то корешок и чуть не грохнулся.
Гена подхватил его под руку и удержал, не пролив при этом ни капли драгоценной жидкости.
–Слушай, лейтенант, – мне в голову пришла неожиданная мысль.– А картошечки ты, случаем, не приволок чуток.
–Эх, не сообразил, можно было взять. Не проблема.
–Жаль, а то бы еще один штрих  подобия добавился к антуражу.– Это я уже для Генки, в продолжение  нашего разговора. Слава поинтересовался, о чем это я и  мне пришлось снова рассказать об имевших место ассоциациях, на которые меня навели имена наших бравых молодцев.
–Ладно, давайте пейте, наконец, а то коньяк выдыхается, да и пальцы уже устали врастопырку.
– Слава, извини, но твоих ребят  я не могу привлечь к мероприятию, потом объяснишь им и нальешь – мы оставим. Непременно. Мне, да и все остальным, как, впрочем, по большому счету, и тебе, с младшим составом выпивать не положено. Этого правила всегда придерживайся – уважать будут и распоряжения выполнять без ворчания. Иные есть офицеры, что такое себе позволяют, а потом удивляются, когда слышат: «Сам вчера с нами бухал, а теперь из себя начальника корчит!» Офицер никогда себе такого не позволит со старшим по званию, потому мне не  западло с тобой или с капитаном выпить, а со мной бывало, и генералы поддавали. Офицер с офицером могут выпить, независимо от звания, ибо они к одной касте принадлежат. А с рядовым или сержантским составом – это уже совсем другой коленкор выходит.
– Спасибо, товарищ майор за урок, я  понимаю, и ребята поймут, надеюсь. Видно было, что в лице лейтенанта Гена приобрел верного почитателя.
– Давай, Слава, командуй процессом.
Лейтенант роздал сидящим у костра ребятам стаканы, Эдик мгновенно вскрыл неведомо откуда взявшимся ножом двухлитровую банку соленых огурчиков.
Вытащил из своего волшебного чемоданчика нехилую пачку салфеток, разложил на них нарезанный крупными ломтями круглый хлеб, от которого струился непередаваемо вкусный ржаной запах, выложил на каждый ломоть, порезанный вдоль, на две половинки огурец. Славик аккуратно наполнил стаканы до половины.
– Думаю, что так как раз нам на два захода хватит.
– Давай, командир, скажи что-нибудь – Странно, но это произнес Федя Травников. Все-таки он не рвался осложнять отношения с руководством. Наверное, это и сыграло не последнюю роль в его успешной карьере на пути к генеральскому званию и московскому кабинету.
– Скажу. Непременно скажу. – Гена выдвинулся в освещенное пространство и, не обращая внимания на летающие в воздухе искры и идущий от костра дым, поднял стакан. Давайте, мужики. Выпьем за наше офицерское братство, за всех офицеров, что делают свое дело честно и достойно, не позоря ни погон, ни друзей.– Он неожиданно запнулся, что-то вспомнив, и продолжил:– Сегодняшняя операция, полагаю, нас не позорит. Не мы в этом виноваты, а те, кто систему отчетности нам придумал, кто к этой системе премиальные  пристегнул – вот они пусть и стыдятся, что таскают опера «жмуриков» с одной стороны улицы на другую, из района в район.  – Он помолчал и добавил, копируя  интонацию Высоцкого в роли Глеба Жеглова:
–Я все сказал!
 Выпили. Закусили. Снова выпили. И снова закусили.  Уже молча.
Над полянкой повисла тишина, нарушаемая только негромким плеском речной воды, шорохом ветерка в кустах да возней какой-то лесной мелочи в траве. Неожиданно плеснула крупная рыба.
–Слава, а рыба в Сестре есть? –  Федя был заядлым рыбаком.
–Не знаю, я здесь никогда не ловил, но народ вроде ловит. Говорят,. щука есть, судак и окунь, а зимой и налим попадается. Угорь еще заходит, ну и корюшка, конечно.  Это самая наша рыбка, фирменная, можно сказать. Нигде больше такой не водится. – Славик, похоже, был патриотом своего городка. – Еще минога точно присутствует. Мы пацанами ее прямо руками под водой собирали. Бывало, ведро полное за час можно было взять, если не замерзнешь в воде телепаться.
–Должен, лейтенант, тебя разочаровать. Корюшка не только здесь ловится.– Федя,  похоже, зацепился за знакомую тему.– Во-первых, она в Выборге, в Выборгском заливе присутствует, причем покрупнее, чем в Финском. А еще на Дальнем Востоке – и на Камчатке, и в Приморье,  в низовья Амура, Пластуна и других тамошних речек заходит, когда на нерест идет. Причем дальневосточная тихоокеанская корюшка раза в два нашей балтийской крупнее – и длиннее и толще. Наша в сравнении с ней – килька. Но пахнет наша приятнее – огурчиком свеженьким. У той такого запаха не наблюдается, или он просто слабее намного. Я  три года срочную в тех местах служил, знаю.
Федины словоизлияния неожиданно были прерваны писком рации, и тут же старшина снова принес манипулятор.
– Товарищ  майор,  это  ваш водитель с «Волги» сообщает, что областной УАЗик – «буханка»[17] прошел по шоссе со стороны Зеленогорска и полез по грунтовке в нашу сторону.
– Скажи Пете спасибо, значит, приехали. Все мужики: быстро, бегом тушим костер, чтобы даже уголька не было. Старшина, неси ведерко. Да воды набери из речки, чтобы надежно огонь залить. Всем соблюдать режим молчания – полная тишина. И не курить, к речке не выходить. А ты, братишка, будь наготове завести свою тачку, развернуть ее по моей команде мордой к реке и врубить дальний свет.
– Понял, командир, сделаем. Здесь как раз места хватит, чтобы сманеврировать. Вон между теми кустами в аккурат и посветим, –  он показал рукой на  две темные купы, между которыми просвечивало уже немного посветлевшее небо. А на востоке  оранжевая полоска стала намного шире и ярче, предвещая скорый восход.
 Все опять замолчали, выполняя приказ «командующего». Не прошло и трех минут,  как на той стороне Сестры послышался натужный рев двигателя.
–Старшина, выключи пока рацию, не дай бог, кто вызывать начнет – прокол выйдет. – Гена старался предусмотреть все варианты. Чувствовался боевой опыт комвзвода. Шум мотора на той стороне приближался; потом появились лучи, выдававшие  приближение машины с включенными фарами. Свет метался вверх-вниз, повторяя нырки и подъёмы вездехода, пробирающегося по ямам и кочкам. Похоже, что на той стороне дорога была еще хуже, чем на нашей, а може,т ее и совсем не было. Для «горбушки»  это не помеха. Нет, наверное, таких мест, где  бы не смогла пройти эта легендарная Ульяновская машинка. Я не знаю, пожалуй, кто с ней может сравниться по проходимости.
Еще пару минут– и со стороны реки донеслись голоса, замелькали огоньки фонариков и красные точки сигарет или папирос. Похоже, народу там приехало до фига – человек десять, не меньше, благо вместимость у «буханки» была  –  не сравнить с нашим «Козликом»

[17]Буханка– УАЗ-452 — специальный грузопассажирский, полноприводный, двухосный автомобиль повышенной проходимости, с колёсной формулой 4х4. Машина выпускается Ульяновским автозаводом с 1965 года. Является старейшим по количеству лет выпуска российским автомобилем. Из-за внешнего сходства с буханкой хлеба, в народе стал именоваться «Буханка», «Пилюля», военные модификации — «Таблетка», так как их используют медики.


Некоторое время на той стороне наблюдалась тишина: похоже, совещались. Затем, словно по команде, закипела бурная деятельность. Послышались звуки топора.
– В лесу раздавался топор дровосека.– Генка прошептал это почти мне на ухо.– Жерди рубят коллеги. Ну, никакой фантазии. Плагиаторы хреновы.  Внимание, слушаем, слушаем.
Почти сразу послышался громкий плеск, но это уже точно была не щука, поскольку плеск повторялся в такт шагам по воде. Генка мигнул фонариком в сторону наше й машины и тут же мгновенно, взревел мотор и «Козлик» буквально выпрыгнул на полянку, вертанулся почти на месте, встав передом к реке и сразу врубил дальний свет, выхватив из мрака и предутреннего тумана, который уже лег на воду серыми ватными клубами, двух человек в высоких болотных сапогах, застывших в воде.
Гена уже стоял  около  машины и  держал в  руке микрофон громкоговорителя.
«Матюгальник» – штука обалденная. Представьте себе  ощущения, которые испытывает человек, которому неожиданно в полной или почти полной тишине пустынного лесного берега вдруг бьет по ушам мощность около сотни ватт. Звук такой установки слышен на несколько километров, так что предполагаю, что Генкин голос донесся и до Белоострова, и до Дюн, и до Сестрорецкой сороковой больницы, что за кладбищем на той стороне шоссе.
–Привет, коллеги. Уже достаете? Молодцы, быстро работаете. Кстати, перчатки, если надо резиновые, могу напрокат бесплатно дать.
–Балушкин, ты, что ли? Слышу знакомый голос, – человек с той стороны  приветственно помахал фонариком.
 –Я, Клим, я, разумеется, кто же еще.– Видно, что Гену знали и в области. И он знал своего коллегу.
– Ну, Генка, ты и жучара!  Похоже, выставился по полной, засаду нам приготовил, так?
– Что ты, дорогой, какую засаду. Зачем мне выставляться.  Ты же не планировал ничего такого…– Геннадий еле сдерживался, чтобы не расхохотаться. Его глаза искрились, в отраженном от предутреннего тумана свете фар, губы кривились; он зажимал рот, держался за живот, приседал, корчился от смеха, но держался.
–Вам, ребята посветить, может. А вы молодцы! И болотины имеете. Надо будет и мне выписать, а то у нас даже в воду при случае войти не в чем. Ну, сегодня, слава богу, и не понадобилось, но мало ли.
– Ладно, Балушкин, кончай стебаться, не надо меня за лоха держать. – Чувствовалось, что незнакомый мне Клим обижен и сконфужен. Еще бы - поймали на горячем, поиздевались, выставили идиотом  и дилетантом.
 На той стороне быстро закончили работу. было видно, как два парня, бродившие по воде, пронесли  тяжелый черный  или синий, в свете фар не разобрать –   полиэтиленовый мешок, погрузили его в «Пилюлю»,  затем вся орава быстро попрыгала туда же и укатила  зализывать раны души, нанесенные нашим командиром.
–Хамьё, произнес Гена.– Даже не попрощались. Область – она и есть область, никакой культуры!
–Всем спасибо! Едем домой.
 И мы поехали в город, уставшие, чуть пьяные, покусанные комарами, но довольные.
 А над лесом и озером, отражаясь в воде, уже в полнеба горела заря. Звезды исчезли, растворившись в первых лучах  восходящего светила.  Вдоль Разлива рядком сидели рыбаки, ощетинившись удочками. На глади озера  тут и там чернели надувные «резинки»  в которых тоже  периодически взмахивали  бамбуковыми и пластиковыми удилищами, забрасывая приманку в надежде  отведать  свежей рыбешки.
–
Дорогой читатель! Очень прошу поделиться своим мнением, какое бы оно ни было. Ведь я старался в том числе и для тебя!