Да простят меня сторонники определённых политических взглядов, которых, впрочем, меньшинство во всём обществе. Да простят меня также приверженцы реализма и беспристрастной правды жизни в литературных произведениях, потому что в моём повествовании этой самой правды будет очень мало. Но всё же немного будет. Итак, заранее выпросив у всех прощения, приступлю к самому рассказу.
Виктор Оленевич Башкирский был простым инженером лет сорока-сорока пяти, прямолинейным и беспощадным там, где порой требуется пощада. Он не любил работать на компьютере и по старинке рисовал свои чертежи на больших листах ватмана. Это сильно усложняло работу, но никто его не увольнял, потому что он был толковее многих молодых сотрудников, особенно Генки Парашина, молоденького мальчика с коротким ёжиком спереди и длинными прядями тёмных волос сзади, в узеньких джинсиках и облегающих маечках. Генка плохо чувствовал свою работу, не особо понимал, как нужно провести ту или иную линию. Теоретически он знал своё дело, но когда приходилось приступать к нему на практике, вот тут-то и начиналось!.. Впрочем, может быть, виной всему были «Драные кошки». Эта музыкальная группа двух тощих девушек, не умеющих петь, целиком и полностью поглощала Генку, который и работал, и ел, и даже спал в наушниках, а когда засыпал, наушники выпадали из его ушей и засыпали рядом с ним. Генка каким-то образом уклонился от армии, и Виктор Оленевич неустанно язвил по этому поводу, говоря, мол, что красных девиц в солдаты не берут, а Генка, который был по природе незлобным человеком, хихикал и старался обернуть всё в шутку, хоть втайне и расстраивался из-за прямо высказываемых мыслей коллеги.
Был на работе в другом отделе так же инженер Семён Макарович Гусёнков, к которому Виктор Оленевич любил прийти в обеденный перерыв поболтать о политике, но так как Гусёнков был к этой области жизни весьма равнодушен, Башкирскому приходилось говорить одному. Молчание Семёна Макаровича он принимал за согласие со своими пламенными речами. Вот сейчас и пора открыть читателю, в чём же заключались политические взгляды нашего инженера. Он очень не любил президента Владимира Путина и хотел, чтобы и другие не любили его точно так же, а кто любил его, того, по мнению Виктора Оленевича, надо было жестоко наказывать и принимать все необходимые меры для «перевоспитания». Однажды он так и сделал с одной старушкой, которая дерзнула сказать, что «Путин – наше всё». Недолго думая, Виктор Оленевич схватил её за грудки и стал таскать за волосы. В результате ему пришлось ехать в травмпункт, потому что старушка пребольно покусала его вставными зубами, крича:
– Ты чтой это, думал, раз у меня своего добра уже нет, я себя в обиду дам? Я и орехи, и семечки этими резцами грызу, а тебя уж и подавно!
Виктор Оленевич поморщился, услышав слово «резцы», плюнул, да и поехал в травмпункт. С тех пор он решил не драться со старушками и неустанно размышлял на тему их «перевоспитания». Уж больно много среди них развелось любительниц президента!
Надо сказать, что Макара Семёновича Гусёнкова часто посылали по работе в какие-нибудь поездки в ближайшие города и поселения, он уезжал и возвращался под вечер. Виктора Оленевича не посылали, потому что чувствовали, что это к добру не приведёт. И вот однажды, вернувшись из очередной поездки, Макар Семёнович, усмехнувшись, сказал Виктору Оленевичу:
– Знаешь, батька, что я видел сегодня в деревне? Мне пришлось побывать во многих домах, и везде там живут старушки, и у каждой из них на столе стоит портрет Путина, аккуратно вырезанный из какой-нибудь газеты.
– Что-о-о?!! – закричал Башкирский, покраснев, как перец чили, и схватив коллегу за грудки. – А ну живо говори, что за деревня?
Опасаясь, как бы не получить физический ущерб, Макар Семёнович тут же назвал деревню и как в неё доехать. На следующий день Виктор Оленевич отпросился с работы и поехал туда, «где так много творится безобразия». И действительно, безобразия было немало: грязные дороги, покошенные домишки, улицы без фонарей, и везде чувство унылой опустошённости. Это была совсем не такая деревня, какие были на Руси в прежние времена, и Башкирский даже поёжился от беспросветной тоски. Где вы, красивые резные избы? Где вы, фруктовые сады? Где вы, аккуратные улочки и весёлые песни крестьян? Где вы, бойкие гармонисты? Виктор Оленевич постучался в одно из немногочисленных подобий дома, и ему открыла какая-то скрюченная старушонка, вся закутанная в десять платков. Виктор Оленевич бросил взгляд в комнату и увидел, что за столом сидела ещё одна такая же старушонка и что-то бормотала себе под нос, шамкая губами. Башкирский отстранил открывшую дверь хозяйку и прошёл внутрь. Подойдя к столу, он увидел – о ужас! – портрет Путина, ровно вырезанный из потёртой газеты! Да, не соврал Макар Семёнович…
– Да что мне с вами со всеми делать?!! – завопил на испуганных старушек гость, достал сигарету, закурил её и бросил прямо посреди комнаты. – Только это одно вас вразумит!
– Да ты что, сбрендил, что ли? – заохали бабушки, мечась взад-вперёд, не зная, что предпринять, и только и делая, что причитая.
Когда пламя стало вытягиваться до потолка, Виктор Оленевич сообразил, что сделал что-то не то, схватил кипу лежащих на полу газет, успев заметить, что все они посвящены Путину, и стал тушить ими пожар. Соседский мужичок почуял запах гари и прибежал на помощь с ведром воды, вылил его на огонь, и пламя потухло. Но Виктор Оленевич ничего не соображал в тот момент и решил, что это он сам потушил пожар, и не чем иным, как газетами про президента. С этого дня он полюбил Путина, спасшего, заслонившего собой от огня бедных старушек.
Теперь надо рассказать немного о Генке Парашине. Незадолго до этой истории он ходил на концерт «Драных кошек». Что же это была за группа? Однажды их продюсер, ещё не будучи знаком с девушками, задумал «грандиозный проект». Он решил найти двух девушек, как можно более тощих, и неважно, как они поют. Он стал ходить по улицам, выискивая потенциальных претенденток на роль солисток, и вдруг увидел двух девушек, идущих порознь по противоположным сторонам бульвара. Он подбежал к одной из них, схватил за руку и побежал вместе с ней к другой, и только после этого остановился, отдышался и рассказал им о своей задумке. Девушки восприняли эту идею на ура и уже на следующий день приступили к репетициям. Конечно, у них не оказалось ни слуха, ни голоса, но Генку Парашина это мало смущало. Он спал в обнимку с плеером, откуда доносились любимые песни:
Ты моё тра-ля-ля-лу-ла,
Навсегда твоя я крошка,
От тебя с ума сошла
Твоя драная кошка.
После концерта можно было подойти к «кошечкам» и сфотографироваться с ними. Не веря собственному счастью, Генка пролез к любимицам, встал между ними и с сияющим лицом посмотрел в объектив фотоаппарата. В тот же вечер фотография уже висела у него над письменным столом. У Генки было много подружек, которые точно так же «фанатели» от двух молоденьких новоиспечённых певиц, чьи хиты уже успели стать знаменитыми. И сам парень, и его подружки любили придумывать себе разные имена, в основном на английский манер, и Генка стал Джеком Таймоном. Однажды одна из подружек пришла к нему домой.
– Ну что, Джек, давай, включай музыку!
Подпрыгивающей походкой Генка подбежал к компьютеру и поставил очередной хит «Драных кошек»:
Я хочу тебе сказать,
Ты мой сладкий мытый персик,
Ах, какая это страть!
Ах, какой лукавый перчик!
Генка стал прыгать по всей комнате с подружкой под любимые песни, потом они упали рядом на кровать, хохоча и совсем запыхавшись, а когда отдышались, поднялись и пошли на кухню готовить чай.
– А что же Мэри не пришла? – спросил Генка.
– Да она заболела. Ты разве не знал?
– Я звонил ей сегодня, а она что-то трубку не брала.
– Простыла деваха, говорить не может, голос у неё совсем сел.
– Плохо дело. Надо бы её навестить.
– Вот завтра и навестим. У тебя как с работой, Ген?
Генка махнул рукой с фирменным браслетом от «Драных кошек» и сказал:
– Не получается у меня, Крис. Не моё это. Вот если бы я был певцом… Вот это жизнь была бы! Не жизнь, а сказка! Да и к тому же я смог бы часто видеть «Драных кошек»!
– Джек, а может, нам с тобой вместе пойти на курсы вокала? Я видела недавно объявление, какой-то учитель музыки даёт уроки.
– Крис, ты у меня просто супер умничка! – с сияющим лицом воскликнул Генка, и друзья с чашками чая в руках снова побежали в комнату, снова включили любимую группу и стали пить чай, дрыгая в такт коленками.
На следующий день Генка сидел на работе за компьютером, невпопад чертя какие-то странные линии и напевая под нос:
Я хочу тебя увидеть,
Ты мой мачо из Чикаго,
Должен ты сейчас услышать,
Мне тебя лишь только надо.
Вдруг сзади к Генке кто-то подошёл и выдернул из его ушей наушники. Генка удивлённо развернулся на своём катающемся кресле. Над ним стоял Виктор Оленевич и держал что-то в руках.
– Ну что, мачо из Чикаго, готовься!
– Готовиться… к чему? – робко поинтересовался совсем перепуганный мальчик.
– Это твоя повестка в армию.
– В армию?!!
– Да. А ты думал, вечно будешь своих кошек слушать? Пора бы тебе твои узенькие штаники сменить на камуфляж, а то вся задница вываливается уже!
– А откуда вы взяли повестку?
– Знай наших. Это потому что мы живём в лучшее время, в лучшей стране и при лучшем президенте, а значит, он и не позволит, чтобы такие, как ты, задницу протирали да небо коптили.