Скрипичный демон

Ольга Васильева 7
Валентин Коробейников стоял на берегу моря и пристально вглядывался вдаль. Редкие волны набегали к берегу и впитывались в песок, как мыльная вода в губку. Периодически волны становились сильнее и отбрасывали на сушу какой-нибудь морской «подарок» – ракушку или комок свалявшихся водорослей. Валентин сел на корточки, машинально провёл ладонью по гладкому песку и сжал горсть в кулаке. Затем бросил её и побрёл обратно. Как страшно было ему возвращаться домой! Что найдёт он там? Потухшие глаза матери, покрасневшие и выцветшие от слёз, и старшего брата. Брат… хорошо ещё, если он спит, усталый от своих пьяных дебошей! А если не спит? Что тогда будет? Что будет?..  Валентин ускорил шаг. Пропадать – так пропадать! Всё равно он рано или поздно будет дома, так зачем медлить? Лучше уж сразу идти на казнь, а минута промедления служит не спасением, а лишней пыткой. Кирилл! Бедный Кирилл! Ну почему, почему он спился? А всё потому что всегда хотел быть музыкантом, но мать настаивала, чтобы он стал врачом. Кирилл поступил в медицинское училище, но бросил где-то на середине учёбы. До этого он честно старался, но в какой-то момент чаша терпения переполнилась до предела. Такие моменты наступают всегда резко и внезапно – человек просто вдруг чувствует, что больше не может. Этот момент нельзя предугадать и высчитать. Он набегает без предупреждений, подобно волне, затерявшейся в морской пучине и вдруг вырванной ветром наружу. Потом Кирилл прибился к какой-то музыкальной группе, в которой играл его брат, и стал и сам худо-бедно играть на гитаре. Но когда группа распалась, Кириллу вдруг стало некуда себя девать, и он начал пить. Сначала он пил изредка, потом это вошло в привычку, и он стал пить стабильно по выходным, а потом ему это так понравилось, что стало ежедневным занятием.
И вот Валентин подошёл к дому и нерешительно потянул ручку двери. Дверь заскрипела, и Валентин весь съёжился. Даже дверь беспощадна! Зачем она напоминает о том, что несчастный брат и так помнил, а именно о том, что произойдёт через несколько минут? И вот Валентин осторожно повернул ключ и вошёл в квартиру.
– Он спит? – тревожным шёпотом спросил парень.
– Спит, – слабым голосом ответила мать, идя на цыпочках в прихожую.
Валентин глубоко вздохнул и прошёл в свою комнату. Ему на глаза попался детский альбом, составленный когда-то им самим, Валентином. Парень взял в руки бархатный бордовый реквизит и открыл его. Кирилл в костюме зайчика на школьной ёлке! Валентин захлопнул альбом и отшвырнул на другой край дивана. Что за шум? Неужели Кирилл уже проснулся? Как быстро… Не дал лишней минуты для передышки! И вот началось… Грохот стульев и пьяные крики. О нет! Он идёт в комнату матери! Валентин поспешно последовал за ним. Пронесло. Кирилл шёл в прихожую.
– Куда ты, Кирилл? – осторожно спросил младший брат, забывая страх.
В ответ Кирилл схватил Валентина за грудки и с грубой силой тряхнул.
– А тебе какое дело, собачий сын?
На этот раз Валентин ничего не ответил и даже не зажмурился. Однако лёгкая дрожь пробежала по всему его телу.
– Пить иду – вот куда!
– Я с тобой пойду, брат, – тихо произнёс Валентин.
– Ты в своём уме? – послышался голос матери, которая всё подслушивала, но братья уже ушли.
Валентин и сам не мог бы объяснить, что толкнуло его пойти на пьянку вместе с братом. Это был какой-то сиюминутный порыв. Но в глубине души Валентин чувствовал, что хотел понять Кирилла, испытать то, что испытывал он, почувствовать, чем брата привлекала такая жизнь. Впрочем, Валентин знал, что она не то чтобы привлекала Кирилла, а просто тот уже по-другому не мог. Когда человек пьян, он может вообразить что угодно, например, что он великий музыкант. А как вообразишь это без ста грамм? Кирилл, пошатываясь, шёл в сторону дома алкогольных оргий, Валентин боязливо, но решительно следовал за ним. И вдруг они остановились. У небольшой кафешки сидел на раскладном стульчике седой худощавый мужчина и играл на скрипке, а у его ног были разложены диски с надписями «Аркадий Гжельский. Избранное». Может быть, Гжельский и был неплохим скрипачом, но вся грандиозность достигалась за счёт спецэффектов, ведь помимо скрипки музыкант использовал мощную аппаратуру, из которой летели звуки ветра, волн, крики чаек и многое другое. А если убрать всё это, можно было бы заметить, что Аркадий играл ничуть не лучше и не хуже других скрипачей. Он был самым обычным, посредственным музыкантом. Около него крутился какой-то молчаливый и задумчивый юноша с серо-зелёными глазами и тёмно-русыми кудрями. Заметив Валентина и Кирилла в стороне, он подошёл к ним.
– Не желаете приобрести диск Аркадия Гжельского? Всего сто рублей.
Валентин искоса посмотрел на брата, достал сторублёвую бумажку и сказал:
– Да, мы возьмём.
Юноша поспешно взял диск и протянул его Валентину, который вдруг побледнел и покачал головой:
– Я совсем забыл… У нас же магнитофон сломался. На чём же мы будем слушать?
Эти слова он не обращал ни к кому конкретному, но юноша, продавший диск, предложил:
– Пойдёмте ко мне, послушаем у меня.
Валентин снова посмотрел на брата, затем на юношу, и сказал:
– Пойдёмте.
Они ещё раз взглянули на Аркадия Гжельского, который широко улыбнулся всем троим, отложил скрипку и принялся театрально раскланиваться. Когда молодые люди удалились, скрипач вновь принялся играть.
Долго вёл незнакомый юноша двух братьев и наконец привёл в небольшой домик с садиком на окраине города.
– Неужели мы не могли подъехать? – спросил Валентин. – Зачем надо было так долго идти?
– У меня нет денег, – ответил юноша.
– Но они есть у меня. Я мог бы заплатить.
– Я не принимаю ни от кого денег, – ответил юноша, поправляя растрепавшиеся кудри.
– Вы хоть представьтесь, как вас зовут?
– Себастьян.
Братья во все глаза посмотрели на юношу.
– Да, меня зовут Себастьян. Мать дала мне странное имя, и я и сам получился таким странным. Я очень странный.
Валентин глянул на «странного Себастьяна» и сразу смекнул, что он вырос без отца, как и сами Валентин с Кириллом.
– А вас как зовут? – спросил Себастьян.
– Я Валентин, а это мой брат Кирилл.
– Я бы с удовольствием выпил кофе, – произнёс Себастьян. – Не хотите кофе?
– А чего покрепче у тебя нет? – рыкнул Кирилл.
– Покрепче только кофе без молока. С молоком полегче будет, – улыбнулся Себастьян обезоруживающей, но какой-то роковой улыбкой. – Так что вы будете?
– Без молока, – сурово пробурчал Кирилл.
– А вам?
– С молоком, пожалуйста, – попросил Валентин.
Себастьян удалился на кухню, и Валентин принялся разглядывать комнату. Ничего особенного, обычная комната молодого человека. По стенам висели какие-то плакаты с неизвестными музыкантами, на полу коврик, на коврике спящий чёрный кот.
– Его зовут Паганини, – улыбнулся вошедший с подносом Себастьян, поймав взгляд Валентина. – Я очень люблю скрипку. Мой дедушка был скрипачом, и я сам всю жизнь мечтал пойти по его стопам. Но мать была против.
Валентин закусил губу. Зачем Себастьян заговорил о том, что так больно отзовётся в душе Кирилла? Впрочем, как мог этот юноша догадываться, что у гостя-пьяницы похожая судьба?
– А знаете, что я сделал со скрипкой, когда дедушка умер?
– Что же? – Валентин во все глаза смотрел на Себастьяна.
– Я её похоронил…
– Похоронили?!
– Да! Пойдёмте в сад, – Себастьян легко поднялся и пошёл с чашкой в руке за дверь, братья – за ним.


Все трое стояли под старой яблоней и задумчиво пили кофе.
– Здесь, – Себастьян указал носком ботинка на землю под деревом. – Здесь я закопал её.
– Но зачем?
– Мне было слишком тяжело, что дедушка умер и больше ничьи руки не согреют её струны. Я бы не вынес, если бы она бездействовала. Сколько раз она вырывала слёзы из моей души! Как моё сердце обливалось кровью, когда дедушка высекал из этой красавицы дикие, странные звуки! Порой лучше убить кого-то, чтобы никто не обладал любимым существом. А у меня произошло наоборот – я убил её, потому что никто не мог больше обладать ею.
– И вы никогда не раскапывали её?
– Никогда.
– Но ведь жаль скрипку! – воскликнул Валентин.
– Жаль, не спорю. Но меня кто пожалеет, меня?
– Я, – вдруг раздался глухой голос молчавшего до сих пор Кирилла.
– Вы?
– Да, я. У нас похожи судьбы. Я тоже всю жизнь мечтал быть музыкантом, а мать хотела, чтобы я стал врачом. Этому вот ничего не надо, этого всё устраивает, – Кирилл пренебрежительно махнул рукой на брата. – А я не из таких. Я протестую, когда что не по мне. Вы думаете, мне нужна водка? Мне не водка нужна, а самовыражение. Если бы мне дали самовыражаться, я бы и не нуждался в протесте. А раз не дали – вот я и протестую.
– Напрасно ты, Кирилл, считаешь, что мне ничего не нужно, – мягко, но сдержанно сказал Валентин. – Я тоже творческий человек.
– Ты?
– Да. И если я никому не показывал своего творчества, это не значит, что его не было.
– Ну и что у тебя за творчество такое? – ухмыльнулся Кирилл.
– Сейчас почитаю.
– Да, почитайте, буду очень рад, – подхватил Себастьян. – Я люблю всё странное.
– Но мои стихи вовсе не странные, они скорее жизненные, – и Валентин прочёл:

Заградили собою тучи
Свет от юноши, пьющего очень.
Мне бы бросится камнем с кручи,
Чтоб не видеть ни днём, ни ночью,

Как себя губит он бесцельно,
Как с собою жесток бывает.
Ощущаю я лёд метели,
Но метель не меня понимает.

Понимает кого угодно,
Но вовек не поймёт всю правду,
Как мне дорог мой братец родный,
Самый лучший из всех из пьяниц.

– Это я-то пьяница? Это меня ты пьяницей окрестил? – закричал Кирилл, набрасываясь на Валентина.
– Не ссорьтесь, не ссорьтесь! – всполошился Себастьян, разнимая братьев. – Пойдёмте в дом, я сварю ещё кофе и почитаю вам и своё творчество.
– У нас, видите ли, сегодня день творчества! – язвительно расхохотался Кирилл.
– А как же! – Себастьян принял горестное выражение лица. – Разве такой странный человек, как я, может обойтись без творчества? Мне самая дорога в творчество, как скрипке моей – в могилу.
Они вошли в дом, Себастьян усадил братьев в кресла, а сам с таинственным видом достал из шкафчика тетрадочку и начал читать:

ЛЕБЕДЬ

Ипполит Гладков снимал квартиру у старого брюзжащего деда Георгия Фёдоровича Матросова. Этот дед был до того брюзжащим, что слюна часто сотней мелких брызг разлеталась в стороны, в том числе и на Ипполита, который и виду не подавал, что что-то произошло, и только втихаря шёл в ванную, умывался, вздыхал и возвращался обратно. Он мог бы снять другую квартиру, но почему-то считал своим долгом жить здесь и именно из-за скверного характера старика. Ипполит почему-то считал своей обязанностью оставаться с ним, ухаживать за ним вплоть до того, что стелить ему на ночь постель. Ипполиту старик казался невероятно одиноким и оттого несчастным. Конечно, Матросов не беседовал по душам с постояльцем, но Ипполиту казалось, что одно уже присутствие живого человека рядом должно благотворно сказаться на старике. Однако выходило всё наоборот – чем мягче и учтивее был Ипполит, тем несноснее становился Матросов.
Ипполиту Гладкову шёл тридцать четвёртый год. Это был худощавый молчаливый человек, казавшийся порой юношей, настолько он был тихим и робким, настолько в глазах светилось что-то молодое и мягкое. Его не подточили ни годы, ни неудачный брак, ни одиночество. Про одиночество даже наоборот – казалось, Ипполит нуждался в нём. Он был мягок с людьми, но как-то сторонился их. Если нужно было кому-то в чём-то помочь или утешить – всегда пожалуйста. Но пустить кого-то в душу – ни за что! Впрочем, не каждый и захотел бы проникать в глубокую душу. Душа у Ипполита была действительно глубока, хотя все чувства и эмоции были всегда какими-то тихими. Казалось, молодой человек не был способен улыбаться так, чтобы глаза светились двумя буйными солнцами на лице. Его глаза всегда сияли слабыми тусклыми ночничками, а улыбка всегда была до того тихой, что более эмоциональному человеку могло стать не по себе при виде этой улыбки.
Однажды Ипполиту пришло в голову почитать что-нибудь Георгию Фёдоровичу, он взял первую попавшуюся книгу «Робинзон Крузо», дождался момента, когда Матросов был более-менее в подходящем настроении, и постоялец уселся на краешек кресла с таким видом, будто не имел право на него садиться. Вообще выражение стыда очень часто проступало во всех жестах Ипполита. Казалось, ему было стыдно не за что-то конкретное, а просто за самого себя, и он извинялся за то, что кому-то мешает или раздражает кого-то одним своим присутствием.
– Георгий Фёдорович, хотите, я вам почитаю книгу? – застенчиво улыбаясь, спросил Гладков.
– Книгу? А что, я похож, по-твоему, на необразованного чурбана? – прорычал Матросов.
– Ни в коем разе! – поспешно заговорил Ипполит, подаваясь вперёд. – Просто я подумал, что вам тяжело самому читать, и я мог бы…
– Я слепая курица, по-твоему? Думаешь, у меня совсем уже глаза отказали, и я сам не могу книжку пролистнуть? А может, ты как раз этого и ждёшь? Хочешь, чтобы я поскорее ослеп и помер – так?
– Ну что вы, что вы, Георгий Фёдорович… Живите как можно дольше! Дай вам Бог крепкого здоровья!
– Проваливай! Возвращайся, когда я спать буду. Хочу отдохнуть от тебя.
Ипполит принял эти слова, как должное, ведь ему и самому казалось, что он всем мешал, и он пошёл прогуляться в парк, тем более это был выходной день, а Ипполит работал через день сторожем при одном цехе. Конечно, у Ипполита было высшее образование, но он сам выбрал себе такую работу, потому что увидел однажды при цехе бездомного старого кота, которого никто не кормил, и решил, что будет работать здесь до конца жизни кота и пойдёт работать по специальности, только когда животное перестанет в нём нуждаться. А перестанет оно нуждаться в Ипполите только после смерти. Так молодой человек и стал сторожить и кормить кота, у которого даже имени не было. Ипполит назвал его Мартином.
И вот Гладков сидел в парке на лавочке, погрузившись в свои мысли. Вдруг он увидел на соседней лавочке какого-то пышноволосого молодого человека, сидящего за мольбертом и вдохновенно смотрящего вдаль. Ипполит любил всё прекрасное, и ему хотелось бы посмотреть, что рисовал молодой художник, но, как всегда, Ипполиту казалось, что он непременно помешает, и он стал лишь искоса поглядывать на незнакомца. Однако незнакомец спиной почувствовал взгляд, сложил кисти и без обиняков направился прямо к Ипполиту, ужасно смутившемуся.
– Вы хотите посмотреть, что я рисую? – таинственная улыбка мерцала на губах художника.
– Я… я просто…
– Да что вы смущаетесь? Я ведь и сам давно наблюдаю за вами.
– Давно? Но ведь я здесь только минут десять…
– Я видел вас в другие дни. Вы приходите сюда и каждый раз садитесь именно на эту лавочку. Даже если другие лавочки свободны, вы садитесь только на эту. Она за вами закрепилась.
– Удивительно, что я вас раньше не видел! – улыбнулся Ипполит, и его глаза засияли тусклыми ночничками.
– Потому что я меняю лавочки, – ответил художник, и его глаза вспыхнули солнцем. – Ах да, я же вам не представился. Моё имя – Виктор Поплавков, но я не очень люблю своё имя и предпочитаю псевдоним, придуманный мною собственноручно. Ох, придуманный собственноручно! – рассмеялся вдруг художник. – Иногда как вырвется слово – сам не рад! Мой псевдоним – Лев Звёздный.
– Очень красиво, – всё так же улыбался Ипполит.
– А вас как зовут?
– Ипполит Гладков. Можно просто Ипполит, – и молодой человек вновь засмущался.
– Ипполит Гладков! Прекрасно! Вам невероятно идёт ваше имя.
– Вы думаете?
– Конечно! Я часто задумываюсь, что имя очень влияет на жизнь человека. Не в том смысле, что определяет его судьбу, – это отдельная тема, тоже очень интересная. Но я сейчас говорю, что имя влияет на то, как человек будет себя чувствовать. Ведь имя – это как рука, нога. Это что-то неотделимое от нас. Как вы думаете, как чувствует себя человек с невероятно огромным носом? Хорошо ему или нет?
– Думаю, что таким людям даётся возможность свыкнуться с их некрасивостью, – тихо произнёс Гладков. – Это мы со стороны воспринимаем их, как не очень красивых, а они сами каждый день смотрят в зеркало, каждый день ощущают себя. Им было бы очень плохо, если бы они только и думали что о своей внешности.
– Это вы так рассуждаете, потому что у вас с внешностью всё в порядке. Я даже хотел бы нарисовать ваш портрет, если вы не возражаете.
– О, конечно, не возражаю! Только я никогда не мог бы представить, что окажусь на портрете, мне странно и подумать об этом.
– И напрасно! Но рисовать я вас  буду не  сегодня. Знаете,  вдохновение – это такая птица, которую нужно поймать.
– И часто вы её ловите?
– Каждый день.
Ипполит вопросительно посмотрел на собеседника. Тот поймал на себе этот взгляд и поспешил объяснить:
– Я живу в состоянии вдохновения. Что бы я ни делал – делаю по вдохновению. Можно сказать, я свободный художник по жизни. Захотелось побывать в парке – иду и созерцаю природу. Захотелось поспать – ложусь даже днём.
– Вы не работаете?
– Работаю, конечно, работаю. Как же без работы? Я работаю продавцом в магазине игрушек, но туда мало кто ходит. Вот я иногда и клюю носом прямо на рабочем месте. Однажды мне крепко досталось от директора за то, что я спал на плюшевом крокодиле, – засмеялся Лев Звёздный. – Но подумайте сами, для чего нужен этот крокодил, если никто его не покупает? Ну конечно, для того, чтобы я мог на нём выспаться, тем более он такой мягкий! – и художник мечтательно закатил глаза.
– Что за работа! – удивился Ипполит.
– В самый раз. А что вас удивляет?
– Я бы так не мог. Мне кажется, я должен работать, даже если никто вокруг не работает. В таком случае я должен работать за них всех. А вы приходите в свой магазин и спите на крокодиле!
– Вы меня осуждаете? – резко развернулся Лев Звёздный.
– Что вы, что вы, ни в коем разе! Я знаю, что вы творческий человек, ваша деятельность идёт на благо красоте, даже если ваши картины никто не узнает. Всё равно вы – служитель красоты. А красота не терпит рутины. Я вас прекрасно понимаю! Я всего лишь говорю, что я бы так не мог.
– А-а-а… – протянул Лев Звёздный, который, казалось, думал уже о чём-то своём. – Послушайте, Ипполит, а не хотите посетить мой магазин? Я устрою вам небольшую экскурсию.
– О, с огромным удовольствием, тем более мне сегодня надо вернуться домой как можно позже.
– А что, жена не в духе? – игриво начал подтрунивать художник.
– Нет, у меня нет жены. Уже нет. Я снимаю квартиру у Георгия Фёдоровича Матросова. Он прекрасный человек, только очень несчастный.
– И, конечно, изводит вас бесконечными придирками?
– Увы, как вы правы… Но надо терпеть… надо терпеть… – два раза повторил Ипполит, казалось, чтобы ещё лучше уверить в этом самого себя.
– Вы очень интересный человек, Ипполит! – с улыбкой, но уже более серьёзно сказал художник. – Вы мне напоминаете того самого крокодила, на котором я спал.
– Чем же?
– Он такой же смирный, как и вы. Я вот сплю на нём – а он и не пикнет в ответ!
Ипполит снова мягко и тускло улыбнулся и тихо произнёс:
– На то он и игрушка…
– Не скажите, не скажите! Есть у меня там один лебедь, вот это необычное существо, хоть и игрушка! Хотите посмотреть на него?
– Очень.
И два эстета отправились в магазин игрушек, где работал Лев Звёздный. По дороге художник так расположил к себе нелюдимого Ипполита, что тот рассказал почти всю свою жизнь и удивлялся, что рассказывал даже то, что никогда и никому в жизни не говорил.
– Не удивляйтесь, Ипполит! – отвечал живописец. – Просто вы слишком много держите в себе, вот вам и нужно высказаться. Говорите всё, что хотите. Поверьте, мне очень интересно, иначе я бы и не продолжил наше с вами общение после той мимолётной встречи в парке.
– А я бы продолжил… – тихо отозвался Гладков.
– Да? Даже если человек вам не интересен?
– Неинтересных людей не бывает. Просто не каждый станет заглядывать в душу ближнего. Но если заглянуть, то можно в каждой душе найти удивительный мир, даже в душе самого посредственного и обыденного человека.
– Да, похоже, вы нашли очень богатый мир в душе вашего… как там его… Капитанова?
– Матросова, – тихо поправил Ипполит.
– А, ну да. А вот мы и пришли!
Они вошли в небольшой магазин игрушек, и Лев долго водил Ипполита между рядами, красочно рассказывая что-то про каждую игрушку и даже сочиняя какие-то истории, а Ипполит то и дело повторял: «А где же лебедь?», на что художник отвечал: «Терпение, только терпение». И вот они подошли к прилавку, на котором красовалась роскошная белоснежная птица.
– Он прекрасен, не правда ли? – восторженным шёпотом промолвил Лев.
– Очень… – тихо и задумчиво отозвался Ипполит.
– Я уверен, что он должен достаться такому же прекрасному человеку. Знаете, Ипполит, если бы ко мне ходили покупатели и его захотел бы купить гадкий человек, я ни за что не продал бы его.
– Гадких людей не бывает…
– Молчите! Я бы так им сказал: «Я не продам вам этого лебедя, даже если вы заплатите двойную и тройную сумму». Что мне деньги? Деньги – прах!
– Но без них нельзя жить, к сожалению, – покачал головой Гладков, ёжась от холода.
– Не уводите меня в сторону, Ипполит! Сейчас речь не об этом. Вам что, холодно? Ах да, о чём я говорил? Потерял мысль… тьфу… Ах, да! Я бы хорошему человеку бесплатно отдал эту птицу, поэтому я отдаю её вам.
– Мне? – Ипполит вздрогнул, перестал ёжиться, и краска залила его щёки. – Но…
– Никаких «но»! Или вы берёте лебедя, или я обижусь на вас раз и навсегда.
– Ну хорошо, если вы так настаиваете…
– Вот и славно! Вы на редкость сговорчивый тип, ой, простите, человек!
Ипполит вздохнул и улыбнулся. Лев Звёздный рассмеялся. А через какое-то время Ипполит уже возвращался домой с игрушкой в руках. Едва он вошёл в квартиру, как лебедь вдруг ожил, стал настоящим, подлетел к спящему Матросову и принялся кружить над ним. Георгий Фёдорович вскочил с постели и стал кружить в одной пижаме вместе с лебедем. Его глаза сияли, а Ипполит удивлённо смотрел на эту картину во все свои глаза-ночнички.
С этого для Матросов стал совершенно другим человеком. Он вёл задушевные беседы с Ипполитом, не позволял постояльцу слишком утруждаться, ухаживая за ним, и не уставал просить прощения за свой прежде несносный характер.
– Что вы, что вы! Вы ни в чём не виноваты, ровным  счётом  ни  в чём! – поспешно отвечал Ипполит, желавший в свою очередь просить прощения, но сдерживался, поскольку знал, что тогда Матросов начнёт ещё сильнее извиняться, а Ипполит не хотел этого.
Они теперь частенько втроём гуляли в парке: Ипполит, Лев Звёздный и Георгий Фёдорович. Вернее, вчетвером, поскольку лебедь был с ними и никуда не улетал. Однажды они сидели так на лавочке, Лев смотрел в безбрежное небесное море, тонувшее в его глазах, Ипполит смотрел себе под ноги, а Матросов – то на одного, то на другого. Наконец он остановил свой взгляд на Ипполите и обратился к нему:
– Послушай, Ипполит, мне больно смотреть, какой ты одинокий. Жениться тебе надо.
Ипполит вспыхнул, как всегда вспыхивал, когда затрагивали его больную тему. Лев, казалось, не замечал ничего вокруг, разглядывая облака, однако слегка покосился на Ипполита. Ипполит хотел не продолжать этот разговор, но счёл, что это было бы с его стороны невежливым, и тихо ответил:
– Вы же знаете, я был женат…
– Нет, ничего я об этом не знаю! – Матросов поднял брови.
– Ах да…
– Какой же я был дурак! – воскликнул старик. – Столько времени мы с вами жили бок о бок, и так я и ни разу не поинтересовался вашей жизнью!
– Не казните себя, Георгий Фёдорович, – кротко отозвался Ипполит, – ведь я же говорю вам: вы ни в чём не виноваты! Давайте просто порадуемся, что мы наконец-то подружились.
– О да, как ты прав! Как ты прав, голубчик! Дай его сюда, – вдруг обратился он ко Льву Звёздному, взял у него из рук лебедя и принялся гладить, а лебедь смотрел такими милыми глазами, что, казалось, вот-вот замурлычет. Может, он и мурлыкал, но как-то по-своему, по-лебединому.
– Почему же ты расстался с женой? – не унимался Матросов.
– Как вам сказать…
Лев вдруг опустил голову, прекратил созерцать и сказал старику:
– Георгий Фёдорович, не донимайте нашего друга, пожалуйста! Конечно, вы исправились, но пока что не поняли до конца, насколько тонок наш Ипполит. А с женой он расстался, потому что она хотела шумной жизни, множества друзей, ярких впечатлений, а нашему Ипполиту больше по душе тишина и уединение.
Ипполит удивлённо посмотрел на друга. Ведь он даже ему не рассказывал таких подробностей, говорил просто, что не сошёлся характером с женой.
– Не удивляйтесь, Ипполит, я всё-таки художник, – обратился Лев к Гладкову и снова взял лебедя из рук Матросова.
Однажды Лев позвонил Ипполиту и грустно и как-то растерянно сказал:
– Печальные новости, Ипполит. Мой директор стал каким-то самодуром с тех пор, как я отдал вам лебедя. Он только и делает, что донимает меня. Он, конечно, и раньше поругивал меня, бывало, особенно когда я на крокодиле спал, но теперь… это что-то! Он требует, чтобы лебедь снова был на месте.
– Но ведь он теперь живой.
– Я не всё тогда сказал вам. У этой птицы есть одно свойство: она оживает через какое-то время, когда её выносят за пределы магазина. А если принести обратно в магазин, лебедь снова станет игрушечным.
– Мне так жалко его… Неужели придётся отнести обратно?
– Ни за что! Не выводите меня из терпения своей покорностью, Ипполит! Ждите меня, я сейчас к вам приеду.
Через какое-то время все трое сидели в комнате и обсуждали сложившуюся ситуацию, а лебедь тревожно порхал у их ног. Вдруг Лев взял птицу на руки, прижал к сердцу и заплакал. Матросов растерялся и забормотал что-то, не зная, что делать, а Ипполит бросился утешать Льва.
– Не отдам, не отдам лебедя! – кричал Лев. – И пусть он меня хоть в гроб загонит – всё равно не отдам!
Однако шли дни, и Ипполит видел по болезненному виду Льва Звёздного, что директор всё зверел и зверел. Последней каплей для Ипполита был синяк на плече у художника.
– Он бил тебя? – настороженно и с глубоким внутренним страданием спросил Ипполит.
– Нет! Это я ушибся!
– Он бил тебя… – уже утвердительно прошептал Ипполит, а Лев не стал спорить. Понял, что Ипполит догадался. И Ипполит, никого не спросив, взял лебедя и сам отнёс обратно в магазин.
– Вот это другое дело! – во весь рот улыбнулся директор и вновь стал более-менее сносным.
– Что ты наделал? – закричал Лев, узнав о поступке Ипполита. – Послушай, как же ты мне надоел со своим смирением! Надо бороться, если что не так, слышишь? Бороться! А ты, как тряпка, идёшь и делаешь, что от тебя ждут! Как я понимаю твою жену! Я бы и сам… – и вдруг Лев замер. Он увидел, как Ипполит тихо и беззвучно глотал слёзы, даже не смея пролить ни одну из них. Слёзы катились внутри по его сердцу, а внешне он только судорожно сглатывал и облизывал пересохшие губы.
– Ипполит! – тихо воскликнул Лев. – Прости меня, пожалуйста. Я знаю, что ты в сто раз лучше меня, я не умею быть таким, как ты. Я не должен был так говорить. Я вовсе так не думаю!
– Не проси прощения, Лев, – быстро ответил Ипполит. – Я знаю, что ты вправе сердиться на меня. Просто я не мог видеть, как директор мучает тебя, вот и отнёс лебедя.
Но если директор теперь смягчился, то характер Георгия Фёдоровича вновь стал таким, как прежде, если не ещё хуже. Кончились те безмятежные деньки, когда он чуть ли не пылинки сдувал с Ипполита. Теперь он снова его мучил пуще прежнего, а Ипполит пуще прежнего терпел всё. Однажды Георгий Фёдорович прогнал Ипполита под ночь и сказал, чтобы тот не возвращался до утра. Ипполит мог бы позвонить Льву, чтобы тот приютил его переночевать, но не захотел тревожить друга и пошёл бродить по городу. Вдруг его взгляд замер на какой-то женщине, возвращавшейся откуда-то из гостей.
– Лида! – вырвалось у Ипполита.
– Ипполит! – и бывшая жена подошла к молодому человеку. – Какая встреча! Вот уж кого не ожидала встретить.
– Здравствуй, Лида! Я так рад видеть тебя. Как ты живёшь? Расскажи мне всё.
– Ой, живу лучше всех! А ты куда сейчас? Торопишься куда-то?
– Нет.
– Что-то случилось? – Лида пристально посмотрела в его глаза.
– Нет, Лида, всё в порядке.
– Не ври мне, ты врать не умеешь!
И Ипполит рассказал бывшей жене обо всём происшедшем.
– Но не думай об этом слишком, – тихо прибавил он, – я не хочу, чтобы ты утруждалась. Лучше расскажи мне о себе.
– Мы с подругами решили организовать кружок по интересам, собираем разных людей, часто творческих, встречаемся где-нибудь в кафе, выбираем определённую тему и часто беседуем на неё. Вот скоро у нас будет литературная встреча, мы должны обсуждать какую-то определённую книгу, но долго не могли выбрать, какую именно. И представляешь, я вспомнила тогда о тебе, вспомнила, что твоя любимая книга – «Робинзон Крузо», и предложила её обсудить. Девочки с интересом подхватили эту идею. Сейчас мы как раз собирались у Ани и обсуждали, что надеть. Ты встречаешься с кем-то? Знаешь, там был такой интересный мужчина, я даже думала пообщаться с ним, а он оказался женатым. Так что ты там говорил про лебедя?
– Лебедь снова игрушечный, а Георгий Фёдорович снова несчастный, – тихо ответил Гладков.
– А зачем же ты отнёс его обратно?
– Больно было на Льва смотреть. Ведь директор уже бить его начал.
– Но ведь теперь тебя будет бить твой Матросов!
– Пускай! Тем более руку он никогда не поднимает, он же уже старый. А морально пускай бьёт. Я вытерплю. А Лев такой ранимый, хоть иногда и изображает из себя бравого парня. Он очень раним, Лида, очень…
– Ой, Ипполит, ты всё такой же несносный. Не меняет тебя время! А я изменилась?
– Ты стала ещё красивее, чем раньше, – улыбнулся Ипполит бесконечно грустной и нежной улыбкой.
– Ой, спасибо тебе, родной! Как приятно от тебя это слышать! Ты мне оставь свой телефон, я тебе, может, звякну.
Ипполит оставил номер и побрёл своей дорогой. Он был рад, что улицы опустели, ведь он мог открыто предаваться своей печали. Сердце его рвалось на части. Он понял, что по-прежнему любил Лиду. Но Лида даже не предложила ему ночлег, а ведь знала, что Ипполит собирался бродить всю ночь по городу. И не со зла Лида не позаботилась о нём. Просто её голова слишком занята другим, а ему, Ипполиту, нет места в этой голове, не говоря уже о сердце. Через неделю она позвонила, то ли из приличия, то ли по доброй памяти.
– Слушай, Ипполит, я познакомилась с одним человеком, и так получилось, что он у себя на даче лебедей разводит. Хочешь, я тебе одного дам? Может, твой Матросов смягчится?
Сначала Ипполит отнекивался, но потом всё-таки согласился, чтобы не обидеть Лиду. И что же произошло, когда он принёс нового лебедя в квартиру? На глазах у Ипполита Георгий Фёдорович вспорол птице живот, изжарил её на сковороде и съел! Ипполит страшно побледнел и без чувств упал на пол, больно стукнувшись головой. Когда Лев Звёздный узнал обо всём, то насильно забрал Ипполита к себе и запретил ему возвращаться к Матросову. Ипполит уже и не сопротивлялся. Он и сам больше не был в силах вернуться обратно. Да и со Львом спорить не хотелось. Целую неделю Ипполит ходил с головой, криво перемотанной бинтом (Лев не очень-то умел оказывать медицинскую помощь), а ещё через неделю умер от разрыва сердца, проходя мимо городского зоопарка и увидев двух лебедей в небольшом искусственном пруду. После похорон Ипполита игрушечный лебедь исчез куда-то из магазина, а когда Лев Звёздный пришёл на могилу друга положить цветы и поплакать, то увидел белоснежного лебедя, обнимавшего обоими крыльями надгробный камень.


– Поразительная история… – прошептал потрясённый Валентин. – Вы сами это всё придумали?
– Ну не сказать, что всё-всё сам, – загадочным тоном ответил Себастьян, – но кое-что здесь правда. Ипполит Гладков и в самом деле живёт на свете, живёт и по сей день. Это мой школьный друг. Он уехал в город К. работать.
– Так он не умер? – спросил Валентин. – Зачем же вы написали такое про него?
– Такие, как он, долго не живут. Я написал, как вижу его. И к тому же не забывайте, что я странный. Мне всё можно.
– Да ведь каждый человек может назвать сам себя странным и так же заявлять, что ему всё можно!
– Нет, не соглашусь, мой друг. Странный – один только я.
– Остальные посредственные? – расхохотался Кирилл. – Да ты, друг, себе цену знаешь! Понимаешь, что странным быть гораздо престижнее. Это вот он – сама посредственность, – Кирилл вновь пренебрежительно указал на брата, а тот промолчал.
– Уж не про вас ли я написал мой рассказ? – вдруг воскликнул Себастьян, обращаясь к Валентину. – Уж не вы ли воплотились в образе Ипполита Гладкова? Он точно так же, как и вы, молча переносит оскорбления. Да знаете, что бы я закатил, если бы меня обозвали посредственным?
– Вас никто не обзовёт так, – вздохнул Валентин. – Ведь вы слишком часто говорите всем, какой вы странный, и ни у кого уже и язык не повернётся назвать вас посредственным.
– Это правда, я странен, не стыжусь этого и не скрываю. Однако мне за вас страшно, мой друг. Если вы и впрямь такой, как Ипполит, то худо вам будет.
– Но ведь Ипполит жив до сих пор и у него не было никакого разрыва сердца.
– Это правда, но вполне вероятно, что будет. Знаете, вы оба меня так вдохновили, что я совершу один безумный поступок, который столько лет не совершал!
– Какой же? – осклабился Кирилл.
– Я раскопаю скрипку и сыграю вам на ней!
Все трое вновь пошли в сад, Себастьян взял лопату и принялся копать. Он был довольно худосочным юношей, хоть и хорошо сложенным, и ему приходилось прикладывать немало усилий, чтобы раскопать заветное сокровище. Валентин предлагал свою помощь, но странный юноша отказывался. И вот, через несколько часов он наконец раскопал похороненный много лет назад инструмент, достал его, но… вместо скрипки в его руках был скелет! Самый настоящий человеческий скелет! Себастьян взял смычок, заиграл на рёбрах вместо струн, и душераздирающие звуки загремели по всему саду. Братья в ужасе бросились бежать, но калитка оказалась запертой, а Себастьян стоял на каком-то возвышении, играл и злобно смеялся. И вдруг раздался телефонный звонок. Все были в комнате.
– Алло! – произнёс Себастьян, а Валентин смотрел на него расширенными зрачками.
– Кирилл, мне сейчас такое померещилось! – прошептал Валентин брату.
– Что же?
– О, лучше и не говорить!
– Это Ипполит! – заявил Себастьян, вешая трубку. – Он сказал, что приедет в наш город, у него отпуск начался. Я еле уговорил его остановиться у меня. Он приедет завтра. Останьтесь и вы, я вас познакомлю. Уверен, он вам понравится, – обратился юноша к Валентину.
– Скажите, Себастьян, а Ипполит знает о вашем рассказе, что вы сочинили?
– Конечно, не знает и не узнает!

На следующий день в самом деле приехал тихий молодой человек, точь-в-точь как в рассказе Себастьяна. Это был Ипполит. Он был грустен и молчалив.
– Что случилось, мой друг? – спросил Себастьян, но никак не мог добиться ответа, ведь Ипполит не хотел никого обременять своими заботами.
– Ничего, ничего, Себастьян, всё в порядке, – Ипполит натужно улыбнулся.
– Ты меня не проведёшь. Хоть я и странный, но вижу, когда что-то неладное происходит. Тебе придётся рассказать.
Ипполит сдался и рассказал всю ту историю, которую написал Себастьян, правда из уст Ипполита она была неоконченной. Ипполит и в самом деле стал снимать квартиру у некоего Георгия Фёдоровича Матросова, который изводил его своими придирками и скверным характером. И вот сейчас молодой человек ненадолго уехал в родной город, а затем собирался возвращаться обратно, к тому же Георгию Фёдоровичу. Ипполит рассказал и о Льве Звёздном, с которым познакомился в парке. Не рассказал только окончание истории, так как оно ещё не произошло.
И в этот момент Валентин вдруг увидел ту же страшную картину: Себастьян, хохочущий, как демон, играл ужасающую музыку на человеческом скелете! Валентин подошёл к Ипполиту и шепнул ему на ухо:
– Ни в коем случае не возвращайтесь к Матросову! В нём ваша гибель!
– Что вы говорите? – удивлённо улыбнулся Ипполит, но смотрел на собеседника такими глазами, будто и сам всё понимал. А Себастьян всё играл и играл на скелете, глядя демоническими глазами на всех присутствующих.
– Умоляю вас, не возвращайтесь к Матросову! – уже почти кричал Валентин.
И вдруг всё исчезло. Валентин сидел в комнате брата и смотрел на него долгим заботливым взглядом, а Кирилл смотрел со спокойным вожделением на пустую бутылку.
– Пойти, что ли, закопать гитару? – проговорил он, немного растерянно глядя на младшего брата.
– Закопай лучше бутылку, – ответил Валентин, и молодые люди… обнялись.