Рюмин Продолжение 9

Андриан Оле
        На следующий день я отправился на работу – отпуск, взятый мною за свой счёт, закончился, и мне необходимо было приступать к моим профессиональным обязанностям.
        Как я и предполагал все мои знакомые сослуживцы, в том числе и не знакомые, но видевшие меня по телевизору, хотели подойти ко мне и услышать из моих уст рассказ, как всё произошло в тот печальный и трагический вечер – на комбинате только и разговоров было об этом случае. Я тактично отказывался от пересказов, ссылаясь на усталость, люди с пониманием воспринимали это, высказывали свои слова сочувствия.
        В обеденный перерыв, сидя за столом в столовой, я увидел вошедшего в зал Виталия Павловича. Он явно был взволнован, и выискивал кого-то взглядом. Я помахал ему рукой. Увидев меня, он обрадовался, подошёл ко мне, и протянул руку для рукопожатия.
        - Здравствуйте, здравствуйте Виталий Павлович! – сказал я, поднявшись со стула, пожимая его сухую сильную пятерню.
        - Привет, Лёша! – ответил Виталий Павлович, усаживаясь рядом на свободный стул. – Ты-то мне и нужен – так и думал, что ты здесь! А я у себя в кабинете уже пообедал, то, что мне Лизонька с собой дала!
        - А зачем же я вам понадобился? Неужели что-то узнали за того человека?
        - Ты словно в воду смотришь! Нашёл я его, нашёл! – обрадовано произнес Виталий Павлович. – Точнее, ни его, а его старого приятеля. Он, кстати, и отца твоего очень хорошо знает. И когда я ему рассказал, что его сын, то есть ты, интересуешься тем человеком, чтобы разобраться с той давнишней историей, он решил раскрыть тебе эту тайну, где скрывается этот человек. Но при одном условии, что ни одна душа кроме тебя не будет больше знать.
        - Виталий Павлович, вы ж меня знаете, – усмехнувшись, сказал я.
        - Да знаю, конечно, знаю, поэтому и вверяю тебя чужую тайну, а тот человек мне доверился, потому что я за тебя поручился. Ты это учти, пожалуйста, Алексей.
        - Можете не переживать – эта тайну я унесу с собой в могилу! – произнёс я, патетично и насмешливым голосом.
        - Ты давай с этим не шути, Лёха! – погрозил пальцем Виталий Павлович. – В могилу… не шути так.
        - Ну, я понял, понял, Виталий Павлович! Никто не узнает, этой тайны, я обещаю! – рассмеялся я. – Ну, так где же он, этот человек?
        - Мне сказали его адрес: это совхоз в нашей области, он там с тех памятных пор с семьёй и проживает, и в город вообще никогда не ездил, связи ни с кем не поддерживал, только, вот, с этим своим товарищем, и то, очень и очень редко, и только по телефону. Который, кстати, должен на пенсию со дня на день уйти – глядишь, и не успел бы я его разыскать. Так что ты вовремя об этом забеспокоился.
        - И что за совхоз?
        - Совхоз называется «Путь Ильича» - сохранилось же ещё у нас такоё название, – сказал Виталий Павлович, при этом печально хмыкнув. – Я грешным делом думал, что все старые советские названия уже заменили, а вот, на тебе – оказывается, и не все! Да и улица, на которой тот человек живёт, кстати, зовут его Захар Иванович Самойлов, тоже из славного советского прошлого – имени Клары Цеткин, номер дома – тридцатый, где-то на окраине села. Лёша, а ты хоть знаешь, кто такая эта «Клара Цеткин»?
        - Нет, Виталий Павлович, к своему стыду не знаю? – ответил я с серьёзным видом.
        - А кто такой «Ильич-то» хоть знаешь? – спросил Виталий Павлович, удивлённо вздёрнув брови.
        Я пожал плечами, и отрицательно покачал головой.
        - Эх-х-х… - раздосадовано вздохнул Виталий Павлович. – Вот современная молодёжь пошла – ничего уже не знает о нашем прошлом…
        - Да пошутил я, Виталий Павлович! Пошутил! – рассмеялся я, увидев, как осерчал Викин отец. – «Ильич» - это Владимир Ильич Ленин – пролетарский вождь! А Клара Цеткин – деятельница коммунистического движения в Германии!
        Виталий Павлович сделал серьёзное лицо, нахмурил брови, точно так же, как нахмуривает их Вика, посмотрел на меня, хмыкнул, и громко рассмеялся!
        - Ну, ты и мастер, Лёха, разыгрывать! – сказал Виталий Павлович, сквозь смех и выступившие на глазах слёзы. – А я уж поверил!.. Рассмешил ты меня! Давно так не смеялся! Ну, ладно, мне уже пора идти дальше химичить! Да и тебе тоже, Алексей. Только ты никому ни слова за Самойлова!
        - Разумеется! Я к нему в субботу поеду. Спасибо вам, Виталий Павлович!
        - Да что там , – засмущался тот. – Лишь бы польза была от этого. Кстати, а суббота-то завтра. Ты к нам сегодня-то придёшь?
        - Да, точно, суббота же завтра! А к вам, конечно, приду – проведаю родителей в больнице, и сразу к вам.
        - Привет им передавай. Жаль, что нам пока к ним нельзя. Ты спроси у врача, может быть, уже можно?
        - Спрошу, конечно. И привет обязательно передам!
        - Тогда – до вечера!
        - До вечера!
        По-правде сказать, я не ожидал, что так скоро появится возможность увидеть и, может быть, поговорить с этим заинтересовавшим меня человеком, если, конечно, он вообще захочет со мной разговаривать, а то просто пошлёт меня куда подальше. Ну, а если бы он вдруг и нашёлся, где-нибудь за тридевять земель – у чёрта на куличках, тогда что? А тут, оказывается, что он не далеко, в нашей же области живёт, в двух, трёх часах езды.
        Странно, но как только я узнал о существовании этого человека, у меня появилось предчувствие, что встреча с ним прольёт свет на многие события, в том числе и на последние. И сейчас, после того, как отец Вики рассказал про Захара Ивановича Самойлова, и дал мне его адрес, это удивительное ощущение вспыхнуло во мне с новой силой. И вскоре оно стало переполнять меня. Оставалось лишь дождаться завтрашнего дня.
        Когда закончился рабочий день, выйдя с комбината, я подошёл к той самой троллейбусной остановке, откуда всего несколько дней назад начались все эти события, которые так изменили ход моей размеренной жизни. Невероятное волнение охватило меня сейчас. В мельчайших подробностях я вдруг вспомнил все, как было в это же точно время в начале того предстоящего ужасного вечера: остановочный павильон, толпа людей ожидающих троллейбус, подъехавший Майбах, открывшееся окно в двери, радостный голос Козловского приглашающий меня сесть к нему в машину, голоса за спиной, когда я садился в автомобиль: «Петрович! А нас не подвезёшь?! Троллейбуса-то всё нет и нет!..»…
        Подъехал троллейбус и, разрушив мои воспоминания, толпа внесла меня через открывшиеся огромные двери в его светлое и тёплое чрево. Вот если бы тогда не задержался троллейбус, подумал я, и ничего бы, возможно, не было. Не было бы убийства Козловского, не было бы и моего ранения, похищения Вики, родителей в реанимации.… Но, увы, всё это уже свершилось, и невидимая рука судьбы уже взяла бразды управления событиями. И всё что уже произошло, произошло именно со мной, с Викой, с моими родителями. И нет уже в живых Юрия Петровича…
        Я вышел на нужной мне остановке недалеко от больницы, чтобы, как и запланировал, проведать своих бедных, маму и отца. Я не торопился, потому что мысленно всё ещё пребывал в тех воспоминаниях. Медленно побрёл я по заледенелому тротуару, и при каждом моём шаге раздавался звонкий треск раздавливаемых льдинок, падал редкий снег, было морозно, но вполне терпимо. И вдруг я резко ощутил в мозгу и во всём теле что-то похожее на спазм. Перехватило дыхание, и сердце так яростно вдруг забилось, что меня мгновенно бросило в жар. Не успев разобраться в природе этого странного явления, как какая-то неведомая сила заставила меня быстро оглянуться и посмотреть налево, на дорогу. И в этот момент всё стало происходить, как в замедленных кадрах кинофильма: я увидел медленно подъезжающую к бордюру машину, точно такую же, из какой в Козловского стрелял киллер – удивительно, но я сразу узнал её, - и точно так же в открытом окне передней двери я увидел торчащее дуло пистолета с глушителем. И снова та же неведомая сила с невероятной быстротой отбросила меня в сторону за дерево, и тут же послышались, похожие на щелчки выстрелы: один, второй, третий, четвёртый…
        Я не знаю, сколько всего было выстрелов, но я не стоял на одном месте, а метался от одного дерева к другому, прячась за их не такие уж толстые стволы. Странно, но я каким-то неведомым мне чутьем понимал, что так и нужно поступать, чтобы у стрелка не было возможности точно прицелиться. Вероятно, именно это и спасло меня: стрельба прекратилась – видимо, закончились патроны в обойме, и автомобиль киллера рванул с места. Когда он скрылся из вида, я, наконец, смог перевести дух. И какое странное в эту минуту меня охватило ощущение! Мне стало так радостно и так весело, и не потому, что я остался жив и невредим, хотя и это тоже, безусловно, радовало, а совсем от другого, - отчего именно, я сам ещё не мог толком понять! Наверное, это ощущение – ощущение победителя неравного поединка! То, как я почувствовал приближение угрозы, и то, как ловко от неё ушел, пробудили во мне какие-то до этого момента неизвестные эмоции! Мне стало так легко, так невероятно легко и я почувствовал прилив необыкновенного счастья! Мною овладело, ни много ни мало, ощущение всемогущества!..
        Но эта эйфория во мне продолжалась недолго. Буквально через минуту я «вернулся» на грешную землю, и заставили меня это сделать пришедшие из глубины сознания мысли – весьма печальные мысли: на меня открыта охота, - а я, предполагая и догадываясь об этом, расслабился, и совсем забыл об осторожности. Киллер меня выслеживал, и выслеживал именно возле комбината, как совсем недавно он выслеживал Козловского. Значит, подумал я, он не знает ещё пока, где я живу, и где бываю – тоже не знает. А это уже плюс! «Надо быть, Лёшка, впредь внимательней», - наказал мысленно себе я.
        Побывав в больнице, и проведав родителей, я пришёл к Вике. В прихожей, когда я снимал куртку, в двух местах моего спортивного пуховичка, обнаружились отверстия от пуль: они прошли вскользь навылет, лишь зацепив вздутия на ней – мне снова повезло. Вике, которая сразу заметила эти дырки, я объяснил, что они появились ещё во время нашего похищения – видимо я там, где-то за что-то зацепился. Вика, выслушав это моё объяснение, посмотрела на меня с явным недоверием во взгляде, но возражать не стала.
        Весь вечер, до того, как мне уйти к себе на квартиру, то есть, на квартиру Козловского, я провёл в тёплой домашней обстановке Викиной семьи. После очень вкусного и сытного ужина, каждый стал заниматься своим делом: родители Вики смотрели сто какую-то серию долгоиграющего фильма, при этом, Виталий Павлович, хорошо умеющий рисовать, что-то рисовал цветными карандашами на самодельном мольберте, а Елизавета Марковна сидела в кресле и вязала. Вязание – было её страстным увлечением ещё с детства! И все в её семье носили ею связанные свитера, шапочки, рукавички, носки! Разумеется, и у меня было два чудесных, тёплых и красивых свитера!
        Ну а мы с Викой находились в её комнате: Вика готовилась к занятиям, читая какую-то толстенную книгу, разумеется, по истории, а я лежал на диване, и читал «Игру в бисер» Германа Гессе, а точнее – пытался читать. Эту книжку меня обязала прочитать Вика, пояснив, что это должен прочесть «всякий интеллигентный человек»! Но, то ли мне не хватало интеллекта, то ли, оттого, что мысли мои были рассеянными и блуждали где-то уже в районе совхоза «Путь Ильича» по улице Клары Цеткин, сосредоточиться на тексте мне всё никак не удавалось! Магистр игры Иозеф Кнехт представлялся мне почему-то полковником Шевченко, а вымышленная страна Касталия – нашим городом!
        Мои мысли были нарушены Викой. Она, отложив свою книжицу, пристроилась рядом со мной, и немножко обиженным голосочком, какой я очень и очень люблю, – и она об этом знала, и часто пользовалась этим приёмом, - спросила:
        - Вот скажи мне, Лёшечка, о чём ты сейчас думаешь? Я ведь вижу, что ты совсем не читаешь. Уверена – ты сейчас думаешь о завтрашней поездке и предстоящем разговоре.
        - А откуда ты знаешь, что я завтра куда-то поеду и буду с кем-то разговаривать? – искренне удивился я.
        - Папа сказал. А ты сам мне разве не рассказал бы об этом?
        - Я не хотел тебя лишний раз беспокоить. Ведь я быстро: туда и назад. И что же он тебе сказал?
        - Сказал, что ты завтра поедешь в какое-то село на встречу с каким-то человеком.
        - Хм… вот же Виталий Павлович! Мне приказал никому не рассказывать, а тебе, значит, рассказал!
        - Как тебе не стыдно, Лёша?! – рассердилась Вика. – Я же его дочь, и от меня у него не должно быть тайн! Тем более, если это касается тебя!
        - Ну, ладно, ладно, не сердись Викуша, - сказал я, обняв её и поцеловав.– А книжку я и правда не могу сейчас читать – ну не идёт совсем! – не лезет в голову!
        - Ох, и что же мне с тобой делать?.. – вздохнув, тихо проговорила Вика, лёжа с закрытыми глазами, прижимаясь к моей щеке. – Что мне с тобой делать, ответь?..
        - Я же у тебя хороший, Викушечка: не пью, не курю… всю зарплату домой приношу! Что же тебе ещё-то нужно, солнышко моё?! – ответил я насмешливым голосом.
        - И то, правда! И то, хорошо! – поддержала мою весёлость Вика. – Как твоя щека, Лёш?
        - Всё замечательно! Уже совсем не болит! Ну, что, я уже пойду, наверное, поздно уже. И тебе рано вставать.
        - Не хочу, чтобы ты уходил, - захныкала Вика. – Ох, и когда уже лето наступит – когда же мы уже поженимся… Не хочу расставаться с тобой ни на минуточку…  А ты домой сегодня пойдёшь или к Стасику снова?
        - Наверное, к Стасику, - соврал я: про квартиру Козловского Вике я пока ещё не рассказывал.