Доклад на XX Пушкинской конференции "А.С. Пушкин в Подмосковье и Москве" в Государственном историко-литературном музее-заповеднике А.С. Пушкина. с. Большие Вязёмы Одинцовского района. 1 октября 2016 г.
Публикация: Егорова Е.Н. Мир фауны в творчестве А.С. Пушкина: "Смилуйся, государыня Рыбка...." // А.С. Пушкин в Подмосковье и Москве (XX Пушкинская конференция 1 окт. 2016 г.,XXI Пушкинская конференция 7-8 окт. 2017 г. ). XIX и XX Троицкие чтения (2016, 2017 гг.). Хозяева и гости усадьбы Вязёмы (XXIII Голицынские чтения 21-22 янв. 2017 г. Материалы научных конференций. Под общ. ред. А.М. Рязанова. – Б. Вязёмы; М.: ООО "РазДваТри", 2018. С. 44-52.
Самым ярким и важным образом водной фауны [1] в произведениях А.С. Пушкина является, безусловно, золотая рыбка в «Сказке о рыбаке и рыбке»:
В третий раз закинул он невод, —
Пришел невод с одною рыбкой,
С непростою рыбкой, — золотою.
Как взмолится золотая рыбка!
Голосом молвит человечьим:
«Отпусти ты, старче, меня в море,
Дорогой за себя дам откуп:
Откуплюсь чем только пожелаешь».
Удивился старик, испугался:
Он рыбачил тридцать лет и три года
И не слыхивал, чтоб рыба говорила.
Отпустил он рыбку золотую
И сказал ей ласковое слово:
«Бог с тобою, золотая рыбка!
Твоего мне откупа не надо» [2].
Сюжетная основа этой сказки, как указывает М.К. Азадовский, позаимствована поэтом у братьев Гримм из «Сказки о рыбаке и его жене» и перенесена на русскую национально-историческую почву: «…устанавливается ряд очень характерных и убедительных совпадений, позволяющих установить прямую зависимость сказки Пушкина от гриммовского текста. Из деталей первой в тексте Гриммов отсутствует: мотив корыта (первое требование у Гриммов — новый дом), по-разному именуются рыбки: у Пушкина — золотая рыбка, у Гриммов — камбала, причем у Пушкина упущено указание, что рыбка — заколдованный принц. Наконец, Пушкин значительно усилил мотив покорности мужа. В сказке Гриммов старик только покорный муж, не смеющий ослушаться приказов жены и пользующийся вместе с ней дарами чудесной рыбы; у Пушкина — старик совершенно отделяется от старухи, чем достигается большая художественная и психологическая глубина. Текст немецкой сказки Пушкин переключил в план русской» [3].
В этой связи показательно мнение протоиерея Николая Германского: «В образе простого и смиренного старика легко угадывается Россия, призванная Богом пребывать в трудах и молитвах и желающая жить спокойно и праведно… И вот за свое долготерпение старик сподобляется поймать рыбку, готовую исполнять его желания. Но удивительно то, что он ничего не просит у нее для себя. Почему? Да потому что у него все есть: и мир на душе, и любимое дело, и даже сварливая жена, которой постоянно чего-то не хватает и с которой он обречен жить бок о бок всю свою жизнь» [4].
«Сказка о рыбаке и рыбке» А.С. Пушкина является не единственным произведением русской литературы первой трети XIX века, источником которого послужила «Сказка о рыбаке и его жене». Стихотворное переложение сказки братьев Гримм сделала в 1824 году юная поэтесса-переводчица Елизавета Кульман (1808-1825), писавшая на русском, немецком и итальянском языках. Художественные достоинства ее сказки «Рыбак и его жена» и «Сказки о рыбаке и рыбке», конечно, несравнимы. Талантливая девушка довольно точно следовала немецкому оригиналу, ввела лишь непринципиальные отличия, и ее сказка осталось «заморской», как и указано в подзаголовке [5].
Среди важных отличий пушкинской сказки от гримовской называется замена поэтом последних требований жены рыбака – стать римским Папой и Богом [6]. В черновой версии сказки А.С. Пушкин эти требования присутствуют [7], но потом поэт их исключил, скорее всего, как неестественные для православной Руси. Однако, на наш взгляд, не это отличие от гриммовского текста является ключевым. Пушкинская сказка гораздо глубже исходной немецкой прежде всего благодаря центральному образу самой золотой рыбки. Неслучайно поэт опускает ее видовую принадлежность и не соотносит с заколдованным принцем. Рыбка у Пушкина именно золотая, и это роднит ее с золотым петушком из другой сказки. Золото у славянских народов символизирует божественную власть, богатство, исполнение желаний. Примером может служить былина о Садко, которому водяной дает возможность выловить три рыбки с золотыми перьями, что приносит ему богатство:
А не то ступай во Новгород
И ударь о велик заклад,
Заложи свою буйну голову
И выряжай с прочих купцов
Лавки товара красного,
И спорь, что в Ильмень-озере
Есть рыба - золоты перья.
Как ударишь о велик заклад,
И поди свяжи шелковой невод
И приезжай ловить в Ильмень-озеро:
Дам три рыбины - золота перья.
Тогда ты, Садко, счастлив будешь!
Образную перекличку этой былины со «Сказкой о рыбаке и рыбке» подтверждает первый стих черновой редакции: «На Ильмене на славном озере». Это отметил М.К. Азадовский [8]. Важно также и то, что у древних христиан рыба была символом Христа Спасителя. Как полагает протоиерей Николай Германский, «и в сказке Александра Сергеевича она также символизирует Господа, который всегда «гордым противится, а смиренным дает благодать», как сказано в Евангелии» [9].
В «Сказке о рыбаке и рыбке» золотая рыбка соотносится с «владычицей морскою», она немногословна и милостива, пока требования старухи не выходят за рамки разумного и возможного. Это в полном смысле «государыня рыбка», как обращается к ней старик. Состояние моря зависит от настроения рыбки и в сказке братьев Гримм, но у Пушкина эта зависимость более яркая, существенная, глубинная. Золотая рыбка не отвечает на наглое требование старухи стать владычицей морскою. Молча скрываясь в своей стихии, она возвращает героев к разбитому корыту:
Ничего не сказала рыбка,
Лишь хвостом по воде плеснула,
И ушла в глубокое море.
Так не отвечает Бог на человеческую мольбу, исполнение которой нанесло бы вред душе просителя.
С одной стороны, образ морской владычицы - прекрасной золотой рыбки - даже внешне резко отличается от упоминаемой в «Яныше королевиче» (из цикла «Песни западных славян») Див-рыбы – морского чудовища, властителя глубин. С другой стороны, в близком к этой песни по сюжету стихотворном наброске, который перекликается с драмой «Русалка», влюбленный князь сравнивает русалку с золотой рыбкой:
О, скоро ли она со дна речного
Подымется, как рыбка золотая?
Как видим, образ золотой рыбки появляется у Пушкина в 1826 году, за 7 лет до сочинения «Сказки о рыбаке и рыбке», и связан с исполнением желания князя встретиться с возлюбленной.
Миры русалок и рыб естественно переплетены между собой и в фольклоре, и у Пушкина, который использовал запись свадебной песни, сделанной в Михайловском, в драме «Русалка» в сцене княжеской свадьбы:
По камушкам, по желтому песочку
Пробегала быстрая речка,
В быстрой речке гуляют две рыбки,
Две рыбки, две малые плотицы.
А слышала ль ты, рыбка-сестрица,
Про вести-то наши, про речные?
Как вечор у нас красна девица топилась,
Утопая, мила друга проклинала.
Отметим также упоминаемую в реплике мельника рыбку-одноглазку, подобно мифическому циклопу, стерегущую деньги, отданные на сохранение дочери-русалке.
Издревле у разных народов водные божества, традиционно обладавшие даром пророчества и целительства, умиротворялись дарами. Отсюда происходит обычай бросать монеты в воду (фонтан, море, бассейн), загадывая желание. Этот обычай опоэтизирован Пушкным в «Бахчисарайском фонтане» при описании времяпровождения наложниц в гареме хана Гирея:
На шелковых коврах оне
Толпою резвою сидели
И с детской радостью глядели,
Как рыба в ясной глубине
На мраморном ходила дне.
Нарочно к ней на дно иные
Роняли серьги золотые.
Здесь рыбки, на дно к которым женщины роняли золотые украшения, загадывая желания, ассоциируются с их исполнением.
В своих произведениях Пушкин не склонен часто употреблять видовые названия рыб, даже если это касается рыбы как предмета промысла или как пищи. Выросший в Захарове поэт, несомненно, знал множество названий речной рыбы, но упоминает только некоторые из них, потому что в художественных произведениях это не всегда важно. Когда надо указать на разнообразие рыбы в водоемах, Пушкину хватает 3-х названий, как хорошему художнику бывает достаточно несколько мазков для изображения дальнего леса: «Пруд наполнен карасями, а в реке Сивке водятся щуки и налимы» («История села Горюхина»).
Старинное рыбное блюдо «щука в скатерти» (то есть щука, запеченная под тонким слоем теста) упоминается в известном отрывке «Послания к Юдину», посвященном сельцу Захарову:
Но вот уж полдень. В светлой зале
Весельем круглый стол накрыт;
Хлеб-соль на чистом покрывале,
Дымятся щи, вино в бокале,
И щука в скатерти лежит.
Самыми яркими «гастрономическими» стихами великого поэта является отрывок «У Гальяни и Кальони…» из письма С.А. Соболевскому от 9 ноября 1826 г., где содержится стихотворный рецепт ухи из форели:
Поднесут тебе форели!
Тотчас их варить вели,
Как увидишь: посинели,
Влей в уху стакан шабли.
Чтоб уха была по сердцу,
Можно будет в кипяток
Положить немного перцу,
Луку маленькой кусок.
Поэт советует другу: «В Валдае спроси, есть ли свежие сельди?»
Из вкусной благородной рыбы Пушкин несколько раз упоминает осетра. В неоконченном романе «Рославлев» рыбные деликатесы на равных «соперничают» с французской писательницей мадам де Сталь за внимание гостей, привыкших к пустому времяпровождению в свете: «Наши умники ели и пили в свою меру и, казалось, были гораздо более довольны ухою князя, нежели беседою Mde de Staеl… Внимание гостей 20 разделено было между осетром и Mde de Staеl».
В «Исторических записках» Пушкин упоминает остроту князя Г.А. Потемкина в отношении прославленного полководца А.В. Суворова: «Суворов наблюдал посты. Потемкин однажды сказал ему смеясь: «Видно, граф, хотите вы въехать в рай верхом на осетре». Эта шутка, разумеется, принята была с восторгом придворными светлейшего».
Форелью, осетрами и стерлядью, упомянутой как угощение в письме к жене из Нижнего Новгорода от 2 сентября 1833 г., ограничивается разнообразие видов благородной рыбы в произведениях Пушкина. Из вкусных морских обитателей поэт упоминает устриц. По-видимому, Пушкин и его друзья обожали этот деликатес. В одесских строфах «Путешествия Онегина» есть такие жизнерадостные строки:
Но мы, ребята без печали,
Среди заботливых купцов
Мы только устриц ожидали
От цареградских берегов.
Что устрицы? пришли! О радость!
Летит обжорливая младость
Глотать из раковин морских
Затворниц жирных и живых,
Слегка обрызнутых лимоном.
В письме от 22-23 апреля 1825 г. из Михайловского в Петербург брату Льву А.С. Пушкин передает веселое пожелание гостившего у него барона А.А. Дельвига: «Приказывает тебе кланяться, мысленно тебя целуя 100 раз, желает тебе 1000 хороших вещей (например, устриц)».
Из крупных морских обитателей в произведениях Пушкина появляется только дельфин, да то и как бы мимоходом - в черновой строке стихотворения «Арион»: «Спасен Дельфином, я пою». По преданию, греческий поэт и певец Арион, живший в VI веке до н.э., был вынужден прыгнуть за борт судна в море, спасаясь от грабивших его моряков. Поэта подхватил дельфин и вынес на сушу.
Пушкинское стихотворение «Арион» относится к декабристскому циклу [10]. Оно приурочено к годовщине казни пятерых декабристов [11] 13 июля 1826 г. и лишь в некоторых общих чертах использует это предание, далеко выходя за его рамки:
Погиб и кормщик, и пловец! -
Лишь я, таинственный певец,
На берег выброшен грозою,
Я гимны прежние пою
И ризу влажную мою
Сушу на солнце под скалою.
В окончательный текст упомянутая выше строка о дельфине не попала. Как писал Д.Д. Благой, «этот вариант, и вообще вступающий в противоречие с реалистическим строем стихотворения, и, кроме того, способный вызвать чересчур прямолинейные ассоциации (по-французски слова «дельфин» и «дофин» — синонимы), Пушкина никак не мог удовлетворить. И вот он возвращается ко второму из вариантов, заменяя только слово «песни» подсказанным первым вариантом словом «гимны», которое находится в полном соответствии с историей (Арион считался создателем дифирамба как жанра) и, главное, дает представление о высоком гражданском пафосе песен поэта, действительно в этом отношении являющихся «прежними». Другими словами, поэт не захотел, чтобы в стихах был намек на то, что его спас от наказания по делу о восстании декабристов наследник («дельфин-дофин») Николай I, взойдя на престол. Арион у Пушкина «на берег выброшен грозою», что соотносится с волей небес (как бы Зевса Громовержца), потому поет «гимны прежние» [12].
В середине глубокого, многопланового религиозно-философского стихотворения «Пророк», которое по датировке и некоторым черновым вариантам стихов также можно условно отнести к декабристскому циклу, есть такие важные строки:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
Пушкин здесь использует сложную антитезу для описания всевидения и всеслышания поэта пророка: ему ведомо горнее и дольнее, происходящее в воздушной, земной и водных стихиях, крупное и малое, находящиеся в быстром движении и стоящее на месте – словом, все многообразие мира. Неотъемлемой часть этой образной антитезы является «гад морских подводный ход» - движение мелких тварей в водной стихии.
Водные животные в произведениях А.С. Пушкина упоминаются для образного описания противоположных начал: высокого, божественного, прекрасного, справедливого, желанного, сказочного (золотая рыбка) и низкого, мелкого, дольнего (морские гады, рыба как пища).
Ссылки и комментарии
1. При подготовке статьи использованы источники: Словарь языка Пушкина: в 4 т. / Отв. ред. акад. АН СССР В. В. Виноградов. 2-е изд., доп. – М.: Азбуковник, 2000.
Васильев Н.Л. Пушкинский бестиарий // Пушкин на пороге XXI века: Провинциальный контекст. Выпуск 9. – Арзамас: АГПИ им. А.П. Гайдара, 2007. С. 77-90.
2. Все произведения А.С. Пушкина цитируются по изданию: Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: в 10 т. – М.-Л.: Издательство АН СССР, 1949.
3. Азадовский М.К. Источник сказок Пушкина // Временник пушкинской комиссии. Вып. 1. М.-Л., 1936. С. 142.
4. Германский Николай, протоиерей. Россия и судьбы мира // Наш современник, 2015. № 4. С. 183.
5. Жаткин Д.Н., Гришина О.С. Еще раз к вопросу об источниках пушкинской «Сказки о рыбаке и рыбке» (А.С. Пушкин и Е.Б. Кульман) // Пушкин на пороге XXI века. Провинциальный контекст. Вып. 10. Арзамас: АГПИ, 2008. С. 138-149.
6. Азадовский М.К. Источник сказок Пушкина... С. 141.
7. Бонди С.М. Новые страницы Пушкина: статьи, проза, письма. М.: Кооперативное издательство, 1931. С. 53-58.
8. Азадовский М.К. Источника сказок Пушкина... С. 143.
9. Германский Николай, протоиерей. Россия и судьбы мира… С. 183.
10. Отнесение стихотворения «Арион» к декабристскому циклу не бесспорно. См.: Немировский И.В. Декабрист или сервилист? Биографический контекст стихотворения «Арион» // Легенды и мифы о Пушкине. СПб.: Академический проект, 1999. С. 174-191.
11. Иезуитова Р.В. К истории декабристских замыслов Пушкина. 1826-1827 гг. // Пушкин. Исследования и материалы. Л.: Наука, 1983. Т. 11. С. 94-100.
12. Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина. 1826-1830. М.: Советский писатель, 1967. С. 158-159.
Иллюстрация: современный лубок Марии Русановой (из интернета - http://alldayplus.ru)