От южных ворот, повернув налево, как всегда, они сначала направились в ботанический сад. Черные решетчатые ворота были открыты, зеленая будка у входа казалась заброшенной. Прямая безлюдная аллея привела их прямо к могиле Крылова.
- За что я люблю Рощу, так это за неухоженность, запущенность и девственность, - заметил Андрей, осматривая густые заросли за памятником и доставая из портфеля клетку с Тимохой (пускай проветрится) и заветную фляжечку с охотничьей водкой.
- Говорят, есть в Роще места, где не ступала нога человека, особенно в черемушниках. Представь, нас бы профессора здесь на экскурсиях водили?!
- Ужас!
- А если бы все тропинки-дорожки асфальтом залили, стриженые изгороди, кустики роз, цветочки развели? Гуляй, не хочу!
- Дрожь берет! Это не лес (хотя была когда-то елань) и не парк, роща!
- Кандыки и хохлатки здесь больше к месту.
- Помянем, Никитича? – наполнил он первый колпачок.
- Помянем! Только на могилу не лей, знаю я вас, любителей Есенина – на Ваганьковском кладбище и моголу поэта, и могилу его любовницы всю водкой залили. Порфирий был не такой.
- Какой не такой, не пил?
- Работа его пьянила и природа. Посадит кедр в роще, час стоит, любуется. Какой-нибудь особый ватман, шкаф в Гербарий привезут из кедрового дерева, по особому заказу – волнение на неделю, я уж не говорю про экспедиции – Алтай, Саяны. В гимназии почти не учился, бегал с уроков птиц ловил, как мы с тобой. Четыре класса закончил и хватит.
- Нет, я решил до конца учиться. Отец сам биолог и думает, я тоже буду в его институте преподавать.
- А мой папаша зовет в свою часть, уже местечко подыскал в какую-то секретную лабораторию – микробов разводить. Говорит, будешь на всем готовом, всегда с деньгами.
-- Могилу эту Сергиевская устроила, перенесла с заброшенного кладбища, любила она Никитича. Странная бабка. Ходит в гимнастерке, стрижется как солдат. Недавно попросил найти «Флору Японии» в библиотеке Гербария, так она сама принесла. Книжка красивая, зеленая, бумага белая, как снег (рисовая, говорит). Жаль иллюстрации черно-белые. Эту книгу ей сам Макино по почте прислал. Представляешь, она и шутить по-своему умеет. Спрашивает, а почему, молодой человек, вы считаете так просто устроенные орхидеи вершиной эволюции? Подловить решила. Не ожидал.
- А все-таки зря Никитич не учился и университетов не заканчивал. У нас без этого нельзя. Не дали ему кафедры, лекций студентам не читал, званий не имел. И генетик Тимофеев-Рессовсий такой же, с мировым именем, а в Обнинске чуть ли не лаборантом.
- Зато Никитич какую «Флору Сибири» написал!
- Да кто ее читал эту «Флору»? Спроси любого небиолога на улице – кто такой Крылов? Ответят – баснописец, наверное!
- А Гербарий, один из лучших в мире!
- Это мы на красивые коробки в шкафах из кедра любуемся. А вот приезжал Евтушенко в Томск. Помнишь, как мы его слушали во Дворце спорта? Зал битком был набит. Классный поэт, многие строчки его помню. Привели его в Гербарий, профессора дрожащими ручками листы доставали из коробок. А он скучал открыто и даже сигарету закурил! В Гербарии! Что говорить о простых людях, ни ботаника, ни природа просто так никому не нужны, нужны ресурсы, как говорят в учебниках!
- Выпьем еще по одной за Никитича.
- Молчи, Тимоха, расшумелся, полезай в портфель!
- Клёво! Пошли дальше.
Приятели снова миновали ворота и вот она – настоящая Роща! Симфонический оркестр. Липы, как скрипки, скромно желтый наряд теряют, черные стволы и ветки на свет являют. Черемухи рассыпаются дробью красок: листья и желтеют, и розовеют, и вдруг мелькают пурпуровые мазки. Осины шипят, трепещут круглыми листьями на длинных черешках, зеленеют молодыми стволами. Черемухи Маака, красавицы в лохмотьях, самые темпераментные - бронзовые стволы блестят, как трубы, качается на легком ветру, шелушится прозрачная кора. Черные мелкие ягоды свисают гроздями, а на земле оставляют фиолетовые пятна под ногами прохожих. Птицы тоже добавляют свои аккорды. Синицы пинькают на земле, перевертывают опавшие листья в поисках добычи.И вдруг вдалеке прозвучала флейта снегиря, хотя до снега ее далеко.
- Интересно, почему Рощу рощей называют? Разве в центре города рощи бывают?
- А как ты думаешь, Андрей, какое дерево в Роще самое старое и самое красивое?
- Для меня в Роще отдельных деревьев нет, все толпятся в тесноте, есть группы, вроде кедров, или елей у главного корпуса. Чтобы быть красивым дерево должно расти одно, на поляне, чтобы обойти кругом можно было, издалека полюбоваться. Роща едина и неделима, как скульптура.
- Ну, тогда Никитич - Пигмалион!
- Нет, он, как ни странно выдающийся поэт,есть такие поэты, для которых слово- главное, есть такие, что пишут строчками или целыми строфами. Крылов писал строфами - Рощами, флорами, а помнишь его самую красивую работу о липовом острове в Горной Шории?
- Группы мне все равно не слишком нравятся. Вон уже и кедры видны, наверное, их сам Крылов сажал. Молодежь! Надо прийти через сто лет, посмотреть, и тогда они еще молодыми будут. Вот был я в кедрачах на Алтае!
- Вот и представь, что ты сейчас на Алтае. Замысел у Крылова грандиозный был – все ландшафты Сибири на пятачке вырастить.
- Ты прав. Замысел хороший. Только все равно в кедрачах травы цветут, а здесь - голая земля - все вытоптано. В кедрачах кедровки стаями летают. На севере их столько много, что в столовых с гречневой кашей подают, такая сказка. А у нас только сороки иногда залетят.
- В Японии кедровок называют звездными воронами и не едят. У нас народ любит покушать дичину. Да и кедры - для еды, не для красоты. Помнишь в Еловке, в деревне улицы грязные, в полисадниках ни одного дерева, одна крапива, а за околицей - кедрач. Не ради красоты берегут, ради шишек.
- Мы все такие. Помню в прошлом году на Басандайке иду по опушкам, вдруг впереди посреди поля - кедр. И так мне захотелось орешков! Не поленился, полез до самой вершины, благо веткиот земли шли,весь в смоле измазался и только одну шишку нашел - до меня обобрали. Схватил с радостью эту шишку, осмотрелся и стыдно стало. Такая красота сверху открылась, а мне тоже, чего-нибудь съесть! Это в генах!
- Ну, ладно, здравствуйте, кедры, дозорные тайги, как дела, здорово у вас по корням народ топчется? Знаешь, эти кедры – все-таки сердце Рощи.
- А Роща – сердце Томска и центр материка! Проникнись, где стоим! Самое красивое место на материке!
- Рисовать будем?
- Нет, лучше пойдем к Потанину, давно его не видели, посидим на скамейке.
Они уселись на любимой скамейке и достали пачки сигарет.
- У тебя сегодня какие?
- «Тракия» болгарская, еле нашел. Скоро на махорку перейдем, в магазинах только «ментоловые» остались. Козьи ножки я так и не научился скручивать.
- А мне родители «Яву» прислали. Мать ругается, что курить не бросаю, а все равно шлет.
- Помянем Григория, - открыл Андрей заветную фляжку и наполнил колпачок, - хороший был мужик
- Выпьем за его жену Александру!
- И почему сегодня таких мужиков нет? Читал недавно, когда Потанину исполнилось 80 лет, его весь город чествовал – Почетный гражданин Томска и Сибири! А кто сегодня у нас почетный гражданин? Никто не знает! В 1915 году люди на улице толпились, Общественное Собрание было переполнено. Сегодня такое бывает?
- Диссидент! Инакомыслящий! Выпьем за сибирского дедушку! Сепаратист! Хотел Сибирь от России отделить, в царских тюрьмах за это сидел! Жаль, не получилось. Вот была бы страна! Руда, лес, хлеб алтайский, масло кулундинское! Говорят, на севере нефть открыли, больше чем в Саудовской Аравии!
- Нефть погонят за границу. Слышал, уже строят нефтепровод - от Уренгоя до Ужгорода?
- Заброшена Сибирь! Как была одна дорога при царе с запада на восток и Томск-Бийск поперек, так и остались. Пятьдесят лет советской власти!
- Зря, все-таки, пусть и хороших людей, в городе хоронят. И Макушина – тоже! Мне Красная площадь поэтому не нравится, идешь, как по кладбищу. А баб тоже с могил украли.
- Пошли баб рисовать.
- А Куйбышева не будем?
- "Девушку с веслом" пускай другие рисуют.
Бабы в Роще были особенные, каменные.
- Где это мы? В Семиречье, или на Алтае?
- Табличек нет. Где не знаю, когда тоже, наверное, за тысячу лет перенеслись. Да, улыбка у них загадочная, как у Джоконды.
- Какая Джоконда, это же мужики, герои!
- Герои, а с амулетами, оберегами.
- Чтобы такую улыбку изобразить, долго сидеть нужно. Но и линии туловища волнуют, когда плавно по бумаге проводишь карандашом. Здесь водка не нужна, пошли к дубу, за его здоровье выпьем
Дуб справа от главного входа был заветным, в отличие от кедров к его стволу хотелось прикоснуться, провести раскрытой ладонью по коре.
- Жаль в чаще, среди деревьев его не видно издалека.
- Зато теплее, наверное!
- Выпьем по колпачку, тяжело ему сорокоградусные морозы переносить! А все-таки жаль, что все деревья в Роще безымянные. Ведь это не лес, роща! Дуб, может, Крылов посадил, но и до Крылова деревья сажали.
- Давай еще под ясенем постоим. Хорошее у дерева название - сказочное. Крона редкая, а сквозь желтые листья - голубое небо. Золото в лазури, как у Андрея Белого.
С клена падали
Листья ясеня ...
- Ну, теперь мостик и все!
Северный угол Рощи был самый запущенный, а к мостику просто так не подойдешь. Пришлось продираться среди кустарников и сорняков к краю болота, жаль было замшевых ботинок, но силуэт моста должен быть зарисован!
- Вот он чистый модерн! Материал – железобетон! Покруче, чем мрамор или гранит!
- Железобетонных людей не люблю, особенно в кино, а вот железобетонный мост - волнует.
- Жаль Медичка давно в трубе, в этом болоте отражение и не видно. И арка ушла в болото. Что-то наследники Крылова не поддержали, забросили Рощу. Вот линия арки просится на бумагу. Рисуем не спеша. Последний писк утреннего пленера!
- Последний писк модернизма в России, дальше была революция.
- Отличное закрытие прогулки по роще 19 века, идем в век двадцатый. Говорят, он начался в четырнадцатом году, когда мост построили и когда мировая война началась. Пора Тимоху продавать!
И они направились к воротам на проспект Ленина.