Шли старухи деревенские, преодолевая студёный ветер к бывшему сельсовету. Получили приглашение на День пожилого человека.
Шли с батожками и без батожков.
- Какой уж нам праздник? Всё позади. Хоть словами перекинемся,- думали про себя.
Перешагнули через порог бывшей библиотеки. А там уже сидят бабки, кто откуда, за полированными библиотечными столами, с которых старые журналы убрали.
Лица морщинистые, глаза выцветшие. И не разобрать, какого они цвета были. Думы невесёлые, о болячках и о давлении. Раз позвали, вот и пришли. Ну что там?
А городская бабушка говорит:
- У нас в городе на этот день и мясо заливное на столах поставят, всякое угощение бывает.
- Конечно, город у вас закрытый. Подводные лодки делают. Так и должно быть. А у нас спонсоров нет. Наверное, район бедный. Чаем попоят с печеньем да кексами, доброе слово скажут, песен попоют. И то хорошо, -отвечает деревенская бабуля.
И, правда, три «девушки» из соседнего села из всех сил старались А «девушкам» уж за пятьдесят. И слова добрые говорили. И песни пели.
А когда из них самая голосистая запела:
«Старики вы мои, старики…»
и сама смахивала слезу, бабки потеплели. Тоже слёзы смахивали.
Головы то у них были забиты думами о детях, о внуках и правнуках.
Вот напротив меня сидит одна из них, седовласая, выбеленная вся годами, с полудетским вниманием в глазах.
Когда-то сильная и властная женщина, бывший управленец из города. И её лицо теплеет. А ведь когда-то рыжеволосой сероглазой девчонкой, красавицей была. И торговала она в местной лавке.
Справа Тамара притихла. Ей скоро девяносто будет. Дочка привела её сюда. Частушечница и песенница, бойкая и работящая, многодетная мать. В лесу она работала в свою молодость на лесоповале.
Вон Фаина сидит. В колхозной бухгалтерии работала. Платок на ней повязан, как и на Тамаре, по -деревенски, концы под подбородком. Рано вдовой стала. Всё сама на себе волокла, двух сыновей подняла. А песни пела когда-то задушевные…
И два мужичка рядом. Их и стариками не назовёшь. Недавно вышли на пенсию. Бывший электрик давно не пьёт. И не кодировался. И дом один поднял. От пола до печки всё переложил. Баню поставил. А здоровья нет.
Чай в чашки разлили. Можно и пить.
- Ну! Что сидите? Доставайте, у кого что есть! - скомандовала женщина напротив и достала на стол небольшой пластмассовый контейнер с тонко нарезанными кружочками колбасы и ломтиками сыра, хлебом и конфетами. И решительно поставила на стол чекушку.
Робко, несмело кто-то выставил ещё две чекушки.
И полились песни. Одна другой душевнее.
Я сидела рядом с певуньей из соседнего села и шептала ей:
-Давай вот эту споём…
Без аккомпанимента, сильным от природы голосом она вела мотив. А скромное застолье подпевало…
В этой деревне огни не погашены
Ты мне тоску не пророчь!
Светлыми звёздами нежно украшена
Тихая звёздная ночь.
Светятся тихие, светятся чудные,
Слышится шум полыньи…
Были пути мои трудные, трудные.
Где ж вы, печали мои?
И глаза стариков теплели, наливались цветом карим и серым.
Как он знал это, как предугадал поэт Николай Рубцов?
А, может, и не знал, что эта песня будет ласкать души людские, вселять в них надежды…
Не знал, что будут в тёмные ночи вглядываться люди в одиноко мерцающие в ночи огоньки…
Засобирался домой электрик. Впервые он был на таком празднике.
- Дома жена приболела. Пора.
Его не отпускали. Стали на прощание петь ему в дорожку:
Письма, письма лично на почту ношу,
Словно, я роман с продолженьем пишу.
Знаю, точно знаю, где мой адресат,
В доме, где резной палисад.
Одна из «девушек» его подхватила под музыку и закружила в вальсе. Он неумело и неловко перебирал ногами. Лицо стало пунцовым и смущённым, растерянным.
Может, только мальчишкой танцевал он когда-то в колхозном клубе…
После песен, как горох, посыпались частушки, сначала приличные. А потом под одобрительный хохот и хулиганские…
Всё бы пела, всё бы пела,
Всё бы веселилася!
Всё бы на сЕне лежала,
Всё бы шевелилася!
Как на калиновом мосту
случилась катастрофия!
Муж попал под колесо,
а жена под шОфера!
Потом под деревянную досочку с резьбой, изображавшую гармошку, плясала другая гостья, и под шуточные комментарии зрителей все дружно смеялись.
А единственный гармонист так и не пришёл.
И запела Фаина по просьбе грустную песню.
За рекой непогода,
За рекою туманы.
За холодным туманом
где-то солнце встаёт.
Только мама седая,
Моя милая мама
У крылечка родного
свою доченьку ждёт.
…
В тишине негромко пела Фаина.
И давно уже у многих этих женщин нет мам.
И глаза их наливались горячим теплом и состраданием ко всем, любовью.
И становились они не просто старухами, а красавицами, пронёсшими свою судьбу, кто как сумел.
А судьба легла на их лица дорожками и паутинками, лучиками морщинок под глазами.
Я приеду к тебе, моя мама,
Поцелую в морщинки твои.
Пусть проносятся годы упрямо.
только ты, моя мама, живи.
Только затронь душу теплом песни, и почувствуешь, насколько сильна и красива душа народная.
И сила её в этом тихом откровении.