Татьяна вытерла о фартук покрасневшие от стирки руки, и медленно разогнулась, схватившись за поясницу. «Рано ты девка разваливаться начала. Только-только тридцать лет разменяла!», - посетовала она себе, и приложив козырьком ладонь ко лбу, посмотрела по сторонам, высматривая близняшек.
«Ну, вот в кого они такие? – привычно заволновалась она, - велела же от дома ни ногой. Куда там. Чуть на дело отвлеклась, их и след простыл». Татьяна устало опустилась на колоду, прищурилась на неяркое солнце, на недальние сопки, лиловые от цветущего багульника.
«Скоро лето. Хотя какое тут, на Камчатке, лето. Здесь осень больше на лето походит», - вздохнула она, и отклонившись назад, достала из кармана спортивных брюк мятую сигаретную пачку и дешёвую зажигалку, покрутила головой по сторонам, - покурить, пока девчонок не видно. Егор бы сразу лекцию начал читать о вреде курения, нутро выворачивать. Только где он, этот Егор? Третий год пошёл, как в море сгинул. И ведь сердце тогда беды не подсказало. Пошёл с другом на лодке на рыбалку. В первый раз что ли? Волноваться она только к вечеру, когда темнеть начало, стала. Побежала к родителям дружка. Так тех уже по дороге к берегу догнала. Давно уже всполошились. Пошла с ними. Ни мужиков, ни лодки. Мать Стёпы, так Егорова друга звали, тоже рыбинспектора, в крик. Отец её успокаивать, мол, заявится охламон, никуда не денется. Там она их и оставила - девчонки дома одни. Хоть и самостоятельные, не по годам, да в том-то и беда. По дороге домой мужа костерила, на чём свет стоит. Думала, вернётся, она ему устроит рыбалку…
Два дня волна шла, их лодку на берег, в паре километрах от посёлка вынесло. Пустые гробы хоронили».
Татьяна вздрогнула, когда догоревшая до фильтра сигарета обожгла ей пальцы.
Слева, из-за сарая, послышались голоса близняшек, Веры и Нади. «Ну, слава тебе Господи! Нарисовались, - Таня втоптала окурок в землю, - отрада и обуза её, лет на семь-восемь ещё. А там… замуж, если повезёт, повыскакивают, и останется она здесь одна куковать. Эх, Егорушка, Егорушка! Что же ты наделал!».
Отправив дочерей мыть руки, она поднялась в дом, поставила на стол немудрёную снедь.
Глядя, как нагулявшие аппетит, словно отражение друг друга, девочки, уплетают рыбную похлёбку, Таня вспоминала себя в их возрасте, незаметно углубляясь, и блуждая по коридорам памяти.
Тогда она жила с родителями в посёлке городского типа, в часе езды от Костромы. Воспитанием её особо никто не утруждался. Отец, потеряв работу в середине девяностых, перебивался случайными заработками, когда Тане исполнилось одиннадцать лет, подался в Москву. С тех пор она его не видела. Мать пропадала на работе на одной из ювелирных фабрик посёлка.
Перед школой Таня сама готовила себе завтрак, а по приходу разогревала заранее приготовленный матерью обед. Предоставленная самой себе, с девчонками и ребятами, которыми верховодила, она всё свободное время проводила на Волге. В посёлке особых развлечений не было.
В таких местечках время по-своему течёт. Вроде бы еле тянется, чуть не на месте стоит, а встряхнись невзначай от сонного, расслабляющего морока – вот и школа позади, и не девочка уже.
На дискотеке бывший одноклассник, вернувшийся со службы, познакомил Таню со своим армейским дружком, которого пригласил погостить перед отъездом того домой.
Татьяна незаметно для себя улыбнулась: «Ох, и закрутили они с «дембельком»! Не то, чтобы любовь, у неё какая случилась… так. Он после армии, как застоялый жеребец копытом бил, а она и не против. Чего терять-то? Две недели друг друга до одури изматывали. Тот днями отсыпался, а она на работу, будто привидение какое, с чернью под глазами приходила. Уже и отвадить его собралась, как он возьми, и предложение ей сделай.
Чем она тогда думала? Один Бог ведает. Около неё в то время много женихов из местных вилось. Она чуть ли не первой красавицей в посёлке числилась, в претендентах, как курица в навозе копалась, а тут на тебе! Ещё один женишок образовался. Нет. Парень-то ей нравился, не чета её ухажёрам - рослый, широкоплечий, с лица очень даже симпатичный, на язык остёр. Но вот так, с бухты- барахты… Замуж, да ещё на край света? Сейчас она и сама не помнила, толи она на рассказы его купилась об океане, сопках, о том, как они поедут через всю страну на поезде, то ли пожалела парня. Её-то женихи его уже предупредили, чтобы он от неё отстал, а тот не из робких оказался, в Костроме в гвардейском парашютно-десантном полку служил. В одной драке двоих побил, так в другой раз его вчетвером подкараулили. Тут и дружок его в это дело вписался. Не детские разборки пошли. Её одноклассник и сам уж не рад, что парня в гости позвал, пришёл к ней, губы варениками, под глазом синяк, и ну канючить: «Тань! Что хочешь делай. Меня он не слушает, упёрся, как баран, говорит, не уеду без неё, без тебя, значит. Ты уж либо спровадь его по-хорошему, либо замуж за него выходи. Которые на тебя виды имеют, осерчали шибко. Не ровён час прибьют Егора, да и меня заодно с ним».
Подумала она тогда: «Ну, значит на роду так написано. То, что тут с ней станется, она и без гадалки знала. А уехать отсюда ох, как хочется. Была, не была! Да и парня жалко».
Так она оказалась здесь, на Камчатке. Родители мужа приняли её хорошо, грех жаловаться, жалко только пожили недолго, ведь и не старые ещё были.
Егор оказался человеком надёжным, только по ней правильным очень. Курить не курил, выпивал только по праздникам, в близняшках, когда родились, души не чаял.
Как приехали, он устроился работать рыбинспектором. Позже поступил на заочное отделение Камчатского ГТУ, на факультет экологии и природопользования. Год не доучился…
Любила ли она его? Да не то слово! Сама от себя такого не ожидала. Чем дольше с ним жила, тем больше влюблялась, коря себя за начальное равнодушие, и боясь спугнуть негаданное счастье. Удивляясь себе, она переборола свой «атаманский» характер, добровольно согласившись быть послушной женой. Правда, не всегда получалось, и тогда Егор быстро вспоминал, где раки зимуют и в каком месте пятый угол в доме находится. Свекровь со свёкром из своей комнаты и носа в такие часы не казали, с ними она свой нрав в узде не держала, чуть не с первых дней у неё по струнке ходили… И вот не уберегла. Не почувствовала. Да ей бы хоть намёк! Вплавь бы за ним помчалась, вытащила бы, отогрела. После похорон гроба неделю лёжнем лежала. Не ела, не думала, не жила. За близняшками соседи приглядывали. Встала она едва себя помня, из-за дочек жива осталась, а потом и цель у неё появилась.
По посёлку слушок недобрый прошелестел, что не несчастный случай был причиной гибели двух рыбинспекторов.
Вот тут норов её во всей своей сути проявился. Ночами подушку зубами грызла, муки адовы убийцам мужа выдумывала. Вот только как их отыскать? Понятно, что это кто-то из браконьеров, так тут этим делом только ленивый не балует.
Татьяна, как сомнамбула, бродила по посёлку, всё в глаза поселковым мужикам заглядывала, не убийца ли? Люди уж грешным делом подумали – умом баба тронулась. А ещё через три недели произошло событие, которое подвигло её прекратить хаотичные блуждания, и приступить к более осмысленным поискам преступников.
Поутру нашли на мелководье у причала тело одного городского, что двумя месяцами ранее в посёлке объявился. По всему выходило, что ночью он спьяну с причала упал, и головой о торчащую из воды старую сваю ударился. Только местные в такую версию неохотно верили. Мужик не особо пьющий был, да и чего среди ночи на причале делать? Не рыбу же ловить. Опять же, очень уж быстро из Петропавловска следователь с командой приехал, покрутился в посёлке для вида, труп забрал, и убыл.
Татьяна вспомнила того мужчину. Он нередко с мужем встречался. Всегда по темну, и никогда в дом не заходил, они у сарая о чём-то с Егором шептались. Она, было, сунулась с предложением чаю попить, гость-то с виду приличный, но Егор так на неё зыркнул, что больше она со своим гостеприимством к ним не лезла.
Татьяна отроду дурой не была, пораскинула мозгами, что к чему, и догадалась, что человек тот, не иначе, как из засланных был. Что разведает, сразу Егору докладывает. Выходит не сам он упал, а убили его, как Егора и Степана. И ещё она вспомнила, что к мужу, на тоже место, ближе к ночи, местный бухарик эвен, по кличке Барбак, что по-эвенски значит «плохой», наведывался. Вот с этим «плохишом» Татьяна и решила для начала потолковать.
Нашла она его в запущенном, но ещё крепком домишке, на краю посёлка.
Барбак поначалу отнекивался, мотал головой, жмуря глаза-щёлочки:
- Не надо тебе этого знать – это делэм (тайна). Плохо будет. Тебе, мне, всем!
- Мне хуже уже не будет, Егору со Степаном тоже. А вот тебе, старый гадёныш, уж точно поплохеет, если я по посёлку слух пущу, что ты мне всё разболтал, - припугнула его Татьяна, - а чтобы тебе думалось лучше, водочки за упокой убиенных выпьем. Ведь их убили, да?
Она со стуком поставила на стол, покрытый вытертой клеёнкой, бутылку водки.
- Плохо говоришь, страшно говоришь, - зацокал языком эвенк, - а водки можно выпить, водка хорошо! Кровь греет. А Егор твой добрый человек был, правильный. Барбак ему дело говорил, Егор Барбака не обижал. Выпьем давай.
Эвенк достал из выкрашенного белой краской буфета мутные стаканы, разлил водку.
Они ещё и полбутылки не допили, а Таня узнала много такого, чего простому человеку лучше и не знать вовсе. Главное, Барбак описал внешность людей, что её Егора убили. Как они это сделали, эвенк не знал, но уверял, что им большие люди приказали рыбинспекторов убрать. Уж больно Егор со Степаном хорошо налаженному делу мешали.
Узнав то, что ей было нужно, Татьяна, к немалой радости Барбака, ушла.
Ей стало немного легче оттого, что убийцы были не местными. Тяжела ноша, подозревать всех и каждого из тех, с кем прожила бок обок треть жизни.
Эвенк сказал, что тех, кто с её Егором расправились, можно в рыбном порту найти, у седьмого причала.
«Ничего не поделаешь, - размышляла Татьяна по дороге домой, - надо в город ехать. За девочками она родителей Степана попросит посмотреть. Лихо им, сын холостым был, детьми обзавестись не успел. Может стариков близняшки и растормошат немного. А откажутся – не в обиду. Значит им вдвоём своё горе сподручней мыкать. А она соседей попросит».
Отца Степана она застала сидящим на лавочке у крыльца своего дома, безвольно свесившим кисти рук меж колен. Татьяну поразило, как он сильно сдал за время, что они не виделись. «Глупость она придумала. Не до её девочек им сейчас», - подумала она, и решила уйти, пока тот её не заметил. Но он заметил, поманил к себе:
- Здравствуй Танечка. Ну, как ты?
- Здравствуйте дядя Коля. Жива, как видите.
Они помолчали. Татьяна всё же решилась:
- Просьба у меня к вам, Николай Трофимович …
-?
- За детишками моими не присмотрите, мне в город позарез нужно, - Татьяна мазнула пальцем по шее.
- Конечно, приводи. Нам всё не так пусто будет.
На следующий день, отведя дочерей, Таня ближайшим катером уехала в Пе-тропавловск. Умудрившись, минуя проходную, пробраться в порт, она нашла нужный причал, укрылась в неприметном месте, и стала высматривать описанных Барбаком людей. Она уже отчаялась, когда увидела одного из них. Ошибки быть не могло. Мужчина точно соответствовал описанию эвенка. Крепкий, лет под сорок, со светлыми усами и аккуратно подстриженной бородкой, на правой щеке выпуклая родинка. У Татьяны сердце подскочило к горлу, кулаки непроизвольно сжались так, что ногти впились в ладони: «Ну, уж нет, твари! Она жива не будет, а вы ещё в этой жизни за всё ответите!».
Через минуту к первому, подошёл второй – бритый наголо, резкий в движениях, жилистый... опасный. Знала Татьяна таких, по прежней жизни. «Этот и близко к себе не подпустит, волчара. С первым попроще будет. Сразу видно, до женского пола охоч. На этом она его и возьмёт, - размышляла она, мстительно щуря глаза на парочку, - надо уходить, пока они её не заметили. Теперь она знает, где их искать».
Возвращаясь домой, стоя у борта покачивающегося на волнах катера, Татьяна обдумывала план, который бы позволил ей безнаказанно уничтожить этих гадов. «Именно так, чтобы и мысли ни у кого не возникло, что она причастна к этому делу. Велико желание отомстить, но будущее детей важнее. Ей их ещё растить, а садиться в тюрьму из-за каких-то ублюдков, поганящих землю одним своим присутствием, она не собирается», - решила Таня.
Обратиться в полицию у неё и в мыслях не было. Во-первых, не с чем, никаких прямых доказательств у неё нет, а во-вторых, не верила она «ментам». Не раз по молодости из-за своего характера в отделении гостить приходилось. «Назови что милицией, что полицией, на вкус одно г…», - считала она.
Забрав дочерей от родителей Степана, она по инерции заботилась о Вере с Надей, занималась хозяйством, вышла на работу, которую ей устроил в рыбнадзоре начальник Егора. Со стороны казалось, что она пребывает в каком-то полусне. На самом же деле мозг её лихорадочно работал, предлагая и тут же отвергая всё новые и новые планы по уничтожению (и никак иначе) бандитов. Она давала себе отчёт, что те двое только пешки, и что основная вина лежит на тех, кто приказал убить Степана и её мужа. Но она была реалисткой, и не собиралась бороться со вселенским злом. Эти гады убили, они первыми и сдохнут, а там… Бог весть!
Чего бы она ни придумывала, приходила к одному и тому же выводу – первым должен был быть лысый. Случись что с его подельником, он либо на дно заляжет, либо сам копать начнёт, а такой расклад Татьяну совсем не устраивал. Для начала ей нужно было найти оружие. Не голыми же руками на этакого зверюгу идти? Егоровы ружья участковый забрал.
Татьяна извелась вся, придумывая, где бы незарегистрированное ружьишко найти? Не по дворам же ходить. Даже дурак участковый смекнёт, что не для охоты ей ружьё понадобилось.
«Поговорить разве с дядей Колей? Тот в любом случае не выдаст, даже если чего и заподозрит», - надумала Татьяна.
- Дядя Коль, у вас ружьишко какого не то дома не завалялось? – спросила она, как бы между прочим, наведавшись к старикам по надуманному поводу.
- А к чему тебе?
- Да боязно мне одной с девками в доме, а Егоровы участковый забрал.
- Дак и Степаново тоже прихватил, - прищурился Николай Трофимович, - ой смотри девка! Чую, что-то неладное ты задумала.
- Так, значит, нету?
- Отчего же нет. Есть прадедова «пукалка». Про неё не то, что наш учасковый, Степан не знал. Берёг от него, от греха подальше. Ты посиди пока, я принесу. Бабке моей ни ни! Пусть это секретом нашим с тобой будет.
Через десять минут Николай Трофимович вернулся с продолговатым свёртком из промасленной холстины.
- Вот, - развернул он свёрток.
- Это что? – взглянула Татьяна на предмет, смутно напомнивший ей о фильмах про гражданскую войну.
- Это, дочка, «обрез» называется, невесело ухмыльнулся Николай Трофимович.
- Точно! – я в кино такие видела. А как из него стрелять?
- Да это дело не хитрое. Эту штуку, с шариком на конце, вот так вот назад от-водишь, а потом толкаешь вперёд и запираешь. Жмёшь на курок, он и выстрелит.
- А пули где?
- Не пули, а патроны, поправил Таню Николай Трофимович, и достал из кармана горсть этих самых патронов, - заряжается так…
Утром, покормив девочек завтраком, Татьяна отправила их в школу. Как только близняшки ушли, она достала припрятанный обрез, потренировалась заряжать его патронами. «Надо бы пострелять попробовать, - подумала Таня, шаря глазами по комнате, в поисках чего-то такого, в чём бы можно было носить обрез, не привлекая внимания. Взгляд её остановился на оклеенном дермантином тубусе, с которым Егор ездил на учёбу, сиротливо стоящем у письменного стола. Таня всхлипнула, злым движением вытерла навернувшиеся слёзы. «Не время бабиться!», - одёрнула она себя.
Вытряхнув из тубуса карты, листы ватмана, с начерченными на них схемами, она попробовала засунуть в него обрез. Тот легко вошёл в полость цилинра, только провалился глубоко. «Обрез - в обрез», - Таня принесла из сеней сапожный нож, и отрезала часть тубуса до нужной длины. Получилось замечательно. На концах тубуса были кольца, к которым карабинчиками пристёгивался ремень. Татьяна сунула обрез в импровизированную кобуру, повесила её на ремень через плечо, и прошлась по комнате: «Отлично! Теперь можно и в белый свет, как в копеечку попалить».
Положив в карман куртки горсть патронов, обув резиновые сапоги, и уже собираясь выходить, она замешкалась, прошла на кухню, достала из шкафчика початую бутылку водки, и прямо из горлышка сделала несколько больших глотков.
«Это для храбрости», - оправдалась перед собой Таня, вытирая рот рукавом.
Она старалась не думать о том, что после смерти мужа стала частенько прикладываться к бутылке. Непреходящую тоску по Егору и мысли о бесперспективности своего дальнейшего существования получалось отогнать только с помощью алкоголя. Одно время она загорелась, было, идеей вернуться домой, к матери, но посчитав сколько денег уйдёт на дорогу, оставила эту затею. Такую сумму, с её теперешней зарплатой, накопить получится не раньше, чем через три года.
Татьяна прикрыла дверь дома, и направилась в сторону сопок. О том, что выстрелы могут кого-то насторожить, она не задумывалась. Начало сентября. Неделя, как осенняя охота открылась. Мужики соскучились, палят в окрестностях и по делу и без.
Отойдя от посёлка километра на полтора, Таня достала из тубуса обрез, и снарядила магазин пятью патронами, осмотрелась по сторонам в поисках мишени. Прицелившись в небольшую горку камней, нажала на курок.
Нет! Такого она не ожидала. Раздался оглушительный грохот, рука дёрнулась вверх и в сторону, а по запястью, словно поленом ударили. Раньше Егор учил её стрелять из охотничьего ружья. Татьяна и ожидала чего-то подобного, а тут…
Вообще-то она и не планировала вести по своим врагам прицельный огонь с большого расстояния, но из этой штуки она и в упор в них не попадёт.
Татьяна заставила себя сделать ещё несколько выстрелов. Получаться стало лучше. Она даже в цель пару раз шагов с семи попала. Решив, что «курс молодого бойца» она прошла, Таня вернулась домой.
Дождавшись девочек с уроков, она отвела их к родителям Степана, предупредив, что может задержаться в Петропавловске на пару дней.
В городе, походив по рынку, она напросилась в жилицы к одной старушке, придумав на ходу душещипательную историю о коварно бросившем её женихе, которого приехала разыскивать.
К концу смены она наведалась в порт. Рисковать больше не стала. Ждала недалеко от проходной.
Снова повезло. Минут через сорок из ворот вышла интересующая её парочка. Отстав метров на пятьдесят, она последовала за ними, поднимаясь по каскаду улиц. Те двое зашли по дороге в рюмочную, долго не задержались. На одной из улиц разошлись. Татьяна последовала за лысым.
Какого-то определённого плана у неё не было, так, одни фантазии. Проследив за «объектом» до невзрачной блочной пятиэтажки, она вернулась в квартиру старушки.
Переночевав… скорее проворочавшись всю ночь без сна, Таня пришла к неутешительному выводу: она до скончания века может ходить за бандитами, но подходящего случая так и не представиться. Возможно, ей придётся задержаться в городе, узнать о них как можно больше. Может они в каких-то безлюдных местах бывают? Не будет же она, в самом деле, средь бела дня по ним из обреза палить, чай это Петропавловск, не Чикаго какой.
И на второй, и на третий день всё повторялось с точностью повтора кадров из знакомого фильма – проходная, рюмочная, блочная…
Нет. Лысый, не дойдя до дома, свернул в проулок. У Тани часто-часто забилось сердце, и намокли ладони: «Может сейчас?».
Метров через двести лысый пролез в прореху в заборе какой-то заброшенной стройки.
«А вдруг у него там встреча с кем-нибудь назначена? Вдруг их там целая банда! И тут она с обрезом: «Я сказал Горбатый! То есть, лысый…». Глеб Жеглов, блин», - психовала Таня, следуя за мужчиной.
Всё оказалось ещё хуже. Она только заглянула за угол недостроя, как сильные руки схватили её, и придавили к стене. Стальные пальцы сжались на горле.
- Что, сучка? Думала перехитрила меня? Я тебя ещё в первый день срисовал, - обдал её свежим перегаром лысый, бешено сверкая глазами, - ты кто такая? Постой. Да ты баба одного из инспекторов, что мы постреляли!
Судорожно хватая ртом воздух, не слыша говорившего, Таня успела подумать: «Ой, какая же я дура…».
- Эй, мужик! женщину отпусти, - донёсся откуда-то слева чей-то молодой голос.
Татьяна скосила глаза, и увидела двух крепких парней в «камуфляже» и лихо заломленных на ухо чёрных беретах, на коротко стриженых головах.
- А ну, брысь отсюда, салажня! – не испугался лысый. Продолжая сжимать Танино горло одной рукой, второй он достал из кармана куртки выкидной нож.
- Не хами, дядя, огорчим, - второй парень сделал стремительный выпад, и выбил нож из руки лысого. Тот, отпустив Татьяну, ударил солдата кулаком в лицо. Солдат увернулся, а его товарищ, саданул ногой лысому в открывшийся бок. Первый нанёс лысому серию быстрых ударов в голову. Лысый кулём повалился на землю.
Таня, держась за саднящее горло, заворожено наблюдала за происходящим.
- Шли бы вы отсюда, дамочка, пока он не очнулся, - белозубо осклабился один из парней.
- Во-во, - поддержал его товарищ, - повезло вам, что мы сюда пузырёк раздавить забрались, а то бы…
- Спасибо ребята, - хрипло поблагодарила Татьяна солдат, - вы сами поскорее отсюда уходите, пока не видел никто. А то неприятностей не оберётесь.
- И то верно, Димон. Мы ведь в самоволке.
- Пошли. Вы здесь тоже не задерживайтесь. Если что – вы нас не видели.
- Вы меня тоже, - криво улыбнулась Таня.
Парни ретировались, а она, всё ещё не придя в себя после случившегося, не до конца отдавая себе отчёт в своих действиях, подняла с земли обломок тротуарного бордюра, и с размаху опустила его на голову лежащего у её ног человека.
Выбравшись за забор, Татьяна и ста метров не прошла, как её вырвало.
Ночью она провалилась в спасительный сон без сновидений. Наутро, вспомнив события вчерашнего вечера, Таня почувствовала, как к горлу снова подкатывается отвратительный комок, но на этот раз она сумела взять себя в руки: «Поздно нюни распускать. Надо дело доделывать».
Со вторым бандитом всё оказалось проще. Как она и предполагала, приклеился он к ней, как банный лист, только она у него сигарету попросила. Они разговорились.
Татьяна наплела ему, что беженка, приехала с Украины.
Во время разговора Валера, так он назвался, несколько раз пытался кому-то позвонить.
- Жене названиваешь? – кивнула она на телефон.
- Дружку я звонил. На работу он не вышел. А я холостой! Один живу. Пойдём ко мне, проверишь, - облапил её взглядом Валера, только что не облизнулся, козёл.
- Не. Пойдём лучше в сопки прогуляемся. Давно собиралась, да одной боязно. А с таким кавалером… Да ты не бойся, - поймала Татьяна его сразу заскучавший взгляд, - я тебя не обману. Я женщина свободная, во всех отношениях. Водочки возьми, закуски.
- И то! – повеселел Валера, - на природе оно даже романтичней.
«Даже не представляешь насколько. Ты будешь удивлён», - мысленно пообещала ему Татьяна. Она уже не сомневалась, что у неё всё получится. Когда у мужика в штанах зашевелится, для других мыслей у него в голове места не хватает.
Давай здесь что ли? – Татьяна заметила неподалёку густой куст ольховника. - Ты приготовь всё, а я пойду, носик припудрю.
- Трубу-то свою подзорную оставь.
- Мы пока не настолько близко знакомы, чтобы я тебе ценную вещь доверила, - кокетливо уклонилась она от руки Валеры, потянувшейся к тубусу.
Присев за кустом, Таня достала обрез, несколько раз глубоко вздохнула, и уверенной походкой направилась в сторону Валеры, суетившегося над расстеленной газетой.
- Ну, что мразь? Помнишь, как моего мужа убивал?! – дрожащим от ненависти голосом спросила она, остановившись в двух шагах от импровизированного стола.
Валера удивлённо поднял на неё глаза, и только потом заметил направленный на него обрез. Издав похожий на рычание звук, он бросился на Татьяну.
Та нажала на курок. Пуля, войдя в глаз, снесла бандиту пол черепа, отбросив тело назад.
Стараясь не смотреть на убитого, Таня убрала обрез в тубус, суетливо покидала в пакет пластиковые стаканчики и закуску. Прихватив открытую бутылку водки, она быстрыми шагами пошла вниз по тропинке, на ходу прикладываясь к горлышку.
Она не помнила, как добралась до квартиры старушки. Утром нашла себя одетой на не разобранной постели.
Расплачиваясь с хозяйкой, Таня на всякий случай извинилась за вчерашнее.
- Нашла своего полюбовника-то?
- Целых двух!
Оставив старушку в недоумении, она вышла из квартиры, и пошла в сторону причала, откуда отходили катера.
Уже в море, Татьяна незаметно выбросила обрез за борт. «Тут его разве что дед Нептун отыщёт», - на секунду поймала она взглядом уходящую в глубину тень.
Забирая девочек, Таня извинилась за то, что задержалась, а оставшись с Николаем Трофимовичем наедине, покаялась:
- Вы уж простите, дядя Коля, потеряла я ваш обрез. Так получилось.
- Ну, и слава Богу! Сколько лет он мне окаянный покоя не давал, - махнул рукой старик.
Она уже уходила, когда он поймал её за руку, заглянул в глаза:
- Спасибо тебе, дочка.
- Да за что? – Таня изобразила лицом непонимание.
- Знаешь за что. А другим про то знать не надобно.
Татьяна встряхнула головой, прогоняя воспоминания, взглянула на дочерей!
- Поели? Марш уроки делать.
- Так каникулы через неделю! Нам уроков не задавали, - хором возмутились близняшки.
- Ну… займитесь чем-нибудь...
Татьяна помыла посуду, и вернулась к стирке, подозрительно посмотрев на небо: «Вот уж и лето скоро. Хотя, что это за лето! Осень на Камчатке и то на лето больше похожа».