Наступила весна. Миша и Алина все чаще встречались, в основном в «личной» Мишиной квартире – там было спокойно, ничего не отвлекало, никто не приходил. Разговоры их становились все более серьезными, доверительными, начала устанавливаться та взаимосвязь, когда настолько хорошо чувствуешь человека, что можешь прочесть по его лицу, взгляду состояние, мысли. Вот Алина и заметила, что последние недели Миша как-то необычайно воодушевлен, взволнован, и обрадован. Оказалось, у него появился новый друг.
И чем больше Миша рассказывал о нем, тем меньше Алине нравилось все происходящее. Дело в том, что это была не просто дружба. Мальчик этот, Денис, новый друг, был полной противоположностью Мише – двоечник и хулиган, неоднократно изгнан из школы, поставлен на учет как неблагополучный подросток. Что могло быть общего у него с Мишей, тонким умным мальчиком из порядочной семьи? Алина не постеснялась и высказала свое мнение, а так же предостерегла Мишу – от таких «друзей» добра не жди. Однако он был категорично настроен сделать из Дениса человека, и по его словам, тот уже начал меняться от их общения.
- Ничего ты не понимаешь. Не веришь в людей. А на самом деле все равны.
- Угу, равны. Только одни равны больше, чем другие, Миш. – Ой, как не нравилось это все Алине! – Вот увидишь, он у вас что-нибудь стащит. Тогда вспомнишь мои слова.
- Какая же ты циничная и приземленная! – взорвался Миша. Его задели слова подруги, задело ее неверие в лучшие стороны людей, разозлило ее вечное скептичное отношение, то, что она во всем видела какую-то грязь, низость.
Это была их первая маленькая ссора. Алина вспыхнула в ответ, и бросив Мише «Счастливо оставаться с новым одухотворенным другом!» со стуком хлопнула дверью и ушла. Миша не пошел за ней, и не позвонил. Надулся он здорово, и решил проучить подругу.
Новый друг Денис стал занимать все больше и больше времени. Миша жалел его, и считал, что другу просто не повезло родиться в такой семье, где не было, как у него, мамы-учительницы, папы-профессора, бабушки-врача. А на самом деле Денис хороший парень, нужно только помочь ему, научить его верным ценностям, и тогда, непременно, из него выйдет хороший человек… Сходить бы с ним на выставку, взять его с собой на концерт, в театр… Алина не писала и не звонила Мише, и он о ней почти не вспоминал.
Эта весна вообще оказалась такой насыщенной на события: новый друг, концерты, конкурс композиторов…Миша с волнением готовился к нему, и думать о ссоре с подругой ему было некогда. Подготовка к конкурсу занимала все его мысли, и даже Денис ненадолго выпал из поля его внимания.
Вот уже неделю как Миша не появлялся в их с мамой квартире. У него сейчас был период вдохновения, и он не успевал облекать рожденные в голове звуки в мелодию на синтезаторе. В университет ходить было никак нельзя, не то не ровен час муза упорхнет, и момент будет упущен. Потому он и заперся в своей «личной квартире», подальше от маминых чутких глаз. Врал по вечерам, когда она звонила, что был на занятиях, а она верила – такой у нее был характер – всему верить. Жил он эту неделю как попало – почти не мылся, спал в той же футболке, в которой ходил днем, ел, что придется – яйца жарил, пил чай, иногда заказывал пиццу. Музыка текла из него потоком, и даже по ночам, заставляя его вскакивать с постели и быстрее записывать на синтезаторе неуловимые мотивы собственной фантазии. Мобильный телефон у него был отключен – не специально, просто разрядился, а он и не заметил. На городской кроме мамы никто не звонил, так что он был полностью погружен в собственный мир, и ему никто не мешал.
Но спустя неделю такого творческого запоя точно гром среди ясного неба прогремел гневный мамин голос:
- А ну-ка живо собирайся и поезжай домой. – Приказала она, едва он снял трубку.
Тут уж мечтательная эйфория мигом слетела с него, и в желудке заворочался липкий ком страха. В голове мелькнуло – мама знает о его прогулах. Ох, и достанется же ему! Но все-же он уточнил деланно спокойным голосом:
- Что-то случилось?
- Я сказала, быстро домой! Жду! – выкрикнула мама, и повесила трубку.
Ну все, теперь-то он по уши влип. Пока он рассеяно натягивал на себя штаны и свитер, в голове вертелось множество отмазок: может, прикинуться больным? Вообще, он частенько симулировал, и всегда успешно – при желании он легко мог сойти за болезненного. Но сейчас-то это не прокатит – он ведь рассказывал каждый вечер маме по телефону о выдуманных приключениях в университете, пересказывал несуществующие беседы с преподавателями. Нет, нужно было соврать что-то другое. Но что? Не придумав ничего дельного, он вызвал такси и закурил – наспех, воровато, как будто мама сквозь телефон могла учуять запах дыма.
Дома мама встретила его с расстроенным видом. Но не злая, наверное, уже успокоилась, подумал Миша. Авось, пронесет.
- Что за срочность? – спросил он деловым тоном безумно занятого человека, когда разулся и прошел в студию.
Мама выглядела расстроенной, и ему даже показалось, что она плакала недавно. Вряд ли бы она стала плакать, узнав о его прогулах. Она считала, что он вполне взрослый и может самостоятельно принимать решения. Конечно, как мать, она была обязана его отругать за пропуски, но плакать из-за такой чепухи? Это было маловероятно.
Тут Миша почти перестал волноваться и уселся на диван – как ни в чем ни бывало, и выжидательно посмотрел на мать. Елена Петровна тоже глянула на него, горестно всхлипнула, потом глубоко вздохнула и заговорила:
- Сегодня днем я ходила на почту, платила за квартиру. Пока искала квитанции, раскрыла шкатулку с украшениями. Просто так, полюбоваться. И знаешь что? – тут она пристально глянула на него.
- Что? – удивленно протянул Миша. Странное было чувство – он уже понял, что о прогулах мама ничего не знает, так что гора с плеч у него, конечно, упала, но назревало что-то более серьезное, страшное, гораздо важнее, чем его загул.
- А то, что кольца бабушкиного, ну того, старинного, с топазом, не было. И сережек тоже! Пропали, нет их!
Тут она в сердцах кинула на пол газетку с телевизионной программой. Была она очень, очень расстроенной. У Миши все похолодело внутри. Их что, обокрали? Но если это так, то почему больше ничего не взяли? И вообще, как сюда вошли воры?
- Ты случайно не знаешь, кто их взял? – спросила Елена Петровна.
И тут Миша понял – да ведь мама на него намекает! Думает, он взял!
- Ты чего, мам? Думаешь, это я что-ли? Я украл?
От возмущения у него губы задрожали, и дыхание остановилось на миг.
- Да ты что, сынок, конечно нет. Я знаю, ты не мог. Не мог. – Воскликнула мама и села рядом с Мишей на диван, обняла его и тут же продолжила: - Но взял кто-то из ребят, Миш. Ну кто еще мог? Не ты же, не я.
- Ребят? То есть моих друзей ты хотела сказать?
Миша выпростался из маминых объятий и свирепо глянул на нее. Обидно ему было до чертиков.
- Я никого не хочу обвинять, Миш, но ты подумай – к нам никто не ходит, только друзья твои. Я на работе, ты на учебе, взлома не было.
Действительно, в маминых словах был смысл. Немного успокоившись, Миша представил, как Стас открывает шкатулку, пока он готовит ему чай, воровато оглядывается и прячет украшения в карман. Или Димка…Нет, это все было как в страшном сне. Ну не могли они, не могли.
- Мам, да кто мог взять-то? Ума не приложу… - протянул он.
Немного помолчав, Елена Петровна деликатно предположила:
- Может быть, Алина? Она видела и кольцо, и серьги, а как они ей понравились, а? Помнишь? Девушки любят украшения, может, бес ее попутал, не устояла…
- Мам да ты че, совсем уже? Алина украла у тебя кольцо? Ты сама-то в это веришь???
Миша взвился, как подстреленный. Алина, конечно, была та еще штучка, но чтобы она вот так вот запросто обокрала их? Да он даже думать об этом не хотел. Тем более что она, дура что ли – в тот же день как кольцо увидела, так сразу же и сцапала? Потом-то она у них не была, они с ней на другой квартире встречались.
И тут, словно молния, его осенила догадка, и он прошептал:
- Я знаю, кто взял. Мам, я знаю.
- Кто, Миша, кто? – мама потрясла его за рукав и повторила: - Кто взял?
Но он не ответил. Мама ничего не знала о том, что к ним захаживал Денис, Миша предусмотрительно этот факт скрывал. Ну, не понравился бы он ей. Так же, как и Алине. Потому он и молчал об этом. А в том, что это Денис взял – он не сомневался. Из всех мог бы только он. К тому же он уже давно не появлялся – не звонил, не писал, пропал короче. Все сходилось, как пасьянс. Украл украшения и был таков. Все, больше Миша ему был не интересен. Он получил свое.
От этой мысли Миша буквально посерел. Знаете, бывает, смотришь на человека, и сразу видишь – в душе у него черт знает что творится. Глаза у него, как у старика, хотя и молодой может быть, и маска скорби, строгой замкнутой печали, которая бывает у тех, кто не приспособлен к тому, чтобы облегчаться слезами. Мама, увидев, как Миша изменился на глазах, испуганно ойкнула и прижала руки к груди. Тогда он посмотрел на нее, так грустно-грустно, и пообещал:
- Я все верну. Не переживай. – И, ободряюще хлопнув ее по плечу, встал и побрел в свою комнату, совсем как взрослый – решать проблемы вдали от женских глаз.
Первым делом он включил мобильник, и тот сразу же разразился писком – приходили смс-ки, уведомления. Стас прислал сегодня утром, что на неделю едет на дачу с родителями, так что репетиции отменяются, девочка-одногруппница переживала, почему Миши нет на занятиях, и не заболел ли он – он ей, кажется, нравился, и еще парочка ненужных сообщений типа рекламы и такси. От Дениса молчок.
Тогда Миша позвонил ему. Было уже часов десять вечера, и он спохватился – не поздно ли? Но тут же горько усмехнулся – ну конечно, тот его обокрал, а он беспокоится, не потревожит ли его звонком в десять вечера. Однако Денис трубку не снял, что и требовалось доказать. Тогда Миша почувствовал, что безумно разозлился, и принялся названивать до тех пор, пока на том конце провода безликий голос-автомат не сообщил, что телефон абонента выключен.
-Ах ты упырь! – зло воскликнул Миша и настрочил ему длинное, обличительное письмо с многочисленными упреками и воззваниями к совести. Но потом перечитал его, и передумал отправлять. Вместо этого он только написал: «У тебя два дня, чтобы вернуть украшения. В противном случае я иду в милицию».
Через пять минут телефон коротко пикнул – пришел отчет о доставке. Ха, значит, Денис включил телефон! И очень скоро, к Мишиному удивлению, пришел ответ: « Иди на х… Я ниче ни брал».
Нет, не то чтобы Миша всерьез ждал раскаяния или чистосердечного признания. Не настолько он был теперь наивен. Но и к такому хамству он готов не был. Вот так значит. Вот значит как.
Если бы вы только видели его в тот миг, то, наверное, не поняли бы, что у него в душе происходит. Плакать он не умел, и если бывало такое, что комок совсем уж подпирал к горлу, то его начинало как-то трясти нервной дрожью, но слез не было. Вот и теперь не видно было, что с ним на самом деле происходит. А происходило вот что: представьте, что рыбу вдруг вырвали из воды и подняли в воздух. Вот она плыла себе, плыла, ни о чем плохом не подозревала, дышала, пускала пузыри, и вдруг бац – что такое? Ни вдохнуть, ни выдохнуть, и воды больше не чувствует, и плыть не может, и самое главное – понять не может, где же она, что с ней сталось, почему все вдруг в один миг изменилось? Так и Миша, точно эта рыба, еще час назад был другим, верил во что-то, был замкнут в своем мирке, и оставался чистым, незапятнанным, не раненным еще острой действительностью. И вдруг его, будто ту рыбу, кто-то схватил и выдернул из этого мира, поместил его в реальность, без подготовки, внезапно, просто взял и окунул в самые что ни на есть помои человечества. И от этого он вдруг разом стал будто старым, злым, и притом растерянным.
Ночь он не спал, даже не ложился. Сидел в прострации на своей кровати, уставившись в одну точку. Утром мама ушла на работу, и он остался совсем один. Тоскливо стало до ужаса, и он вдруг понял, что не может просто вот так сидеть и ничего не делать. Новый прилив зла на Дениса придал ему сил, и он решил действовать. Быстро собрался и вылетел из квартиры. Через десять минут он уже стучал в дверь Дениса. К его удивлению, тот сразу открыл и даже внутрь его пустил.
- Слушай, давай по-хорошему. – Без лишних сантиментов начал Миша. – Просто отдай, и забудем. Я никому не скажу, что ты взял.
- Так ты с этой фигней приперся? Я-то думал, ты мириться пришел. – Возмутился Денис.
- Я жду, Денис.
- Слышь, алле? Я ниче не брал, ясно? Если ты только за этим приперся, тогда вали давай.
Денис потянулся к двери, чтобы выгнать Мишу, но тот вдруг озверел: перехватил его руку и заломил ее за спину, а после пинком прижал Дениса к стене.
- Ты взял. Я знаю, что ты. По глазам твоим вижу!
Мишу трясло, вдруг разом нахлынула вся обида на лже-друга, который так его предал. Денис сначала даже испугался немного, наверное, от неожиданности – Мишу-то он не боялся и в два счета уделал бы его в драке. Но глаза у него такие страшные сейчас были, совсем чужие, не детские, скорее, как у злого старика.
- Отдавай! – снова потребовал Миша и тряханул его за плечи.
- Нет у меня ниче. – Денис чуть не плакал. Перед ним стоял какой-то незнакомый человек в Мишином обличии, и этого он боялся. – Я продал, деньги нужны были.
От страха он признался, даже сам не заметил как. Миша оцепенел. Одно дело подозревать, не знать наверняка, но совсем другое слышать признание от самого вора. Тут уж вариантов не было – Денис обокрал его, цинично, холодно, по-скотски. Внезапно он отпустил его, и бросил прямо в лицо:
- Отморозок.
Это было первое, что пришло ему в голову. Уже на улице он подумал, что можно было бы найти кучу убедительных нравоучительных слов, емких обличительных тирад вместо этого одного тупого обзывательства. Но с другой стороны, этим ничего уже нельзя было вернуть – ни украшения, ни его отношения к Денису. Вдруг вспомнилось, как Алина предостерегала его и стращала: «Вот увидишь, он у вас что-нибудь стащит». Какими пророческими были ее слова! И почему она так хорошо разбиралась в жизни? Как это у нее так получалось – посмотреть один раз на человека и всю душу его прочесть, увидеть, на что он способен, чего от него ждать? И почему он сам, Миша, совсем этого не умел? Если бы только он ее послушал, если бы не был таким наивным.
Коря себя за все на свете, приписывая себе чужие ошибки и мучаясь от них, он брел домой. Ничего не хотелось. Гадко было на душе, очень гадко. Еще и маме он вчера пообещал все вернуть, а как теперь вернешь-то, если этот гад уже успел сплавить украденное? С досады он зачем-то пнул мусорную урну возле подъезда, но легче не стало. Тогда он покурил и поднялся в квартиру. Прошел в свою комнату, упал на кровать, и вдруг почувствовал, что совсем измучился за последние сутки. Глаза его сомкнулись, и он сам не заметил, как уснул. Проснулся он поздним вечером, мама уже была дома - он слышал, что она смотрит телевизор, - и хлестал дождь. На улице все гремело, и Миша как-то озлобленно оскалился – да, пускай громыхает, ему как раз под стать такая погода сейчас. Легче на душе не стало, он даже почувствовал себя еще хуже. На сердце было мерзко, пакостно, саднило горечью, и захотелось завыть от тоски. Таким одиноким, таким преданным он себя ощущал.
Внезапно он понял, что ему необходимо с кем-то обо всем поговорить, почувствовать себя прежним, не опустошенным. Но с кем? Завести разговор с мамой он бы не решился, она и без того была очень расстроена. Можно было бы рассказать Стасу, но тут он вспомнил, что Стас с родителями на даче. Миша не мог придумать, кому бы еще позвонить, но все же побрел в прихожую, снял телефон и утащил трубку в свою комнату. Пока он вертел ее в руке, звонить расхотелось, но машинально он все же набрал чей-то номер. Когда трубку сняли, он услышал Алину. И тут понял, что только ее одну ему бы хотелось сейчас слышать, только она одна смогла бы его правильно понять.
- Ты была права. – Сказал он без "привет", без ничего.
- Миш, это ты? – Удивилась она. Обычно он был вежливее и веселее.
- Я, но уже не тот. – Печально сказал он. Голос у него был какой-то убитый, чужой.
- Что-то случилось? - забеспокоилась Алина.
- Люди-дерьмо. – едко бросил он.
- Что? Миш, ты в порядке?
Странно, но даже по телефону она будто видела, как Миша сидит, ссутулившись на подоконнике. Он всегда так разговаривал в своей комнате - сидел и смотрел в окно. Вот и сейчас он так сидел – подтянув острые коленки к подбородку, и грустно смотрел, как дождевые струи жижей расползаются по оконному стеклу. Мерзко было на это смотреть. Ему сейчас все было мерзко, кроме одного, вернее, кроме одной. Тут в голову его пришла сумасбродная мысль, и он предложил:
- Возьми такси, а? Приезжай в бабушкину квартиру. Я сейчас выезжаю туда. – И, помолчав, добавил – Мне нужно увидеть тебя.
Он ее конечно ошарашил – на дворе стояла чуть ли ни ночь, и все было как-то загадочно, странно. Но Алина чувствовала – ему сейчас плохо. Она сказала, что приедет, и через полчаса уже ехала в такси.
Миша ждал ее, и каждые пять минут нервно поглядывал на часы, выкуривая одну сигарету за другой. Наконец, она вошла в квартиру – торопливо разулась, швырнула сумочку на пол, бегло оглядела его и потребовала:
- Выкладывай.
Он уселся на табуретку, сложил руки на стол и водрузил на них голову. Алина села напротив и вперилась в него тревожным взглядом.
- Помнишь, мама показывала тебе бабушкины топазы? – напомнил он.
Алина кивнула и нервно сглотнула. Кажется, она начинала понимать, что произошло.
- Их украли? – уточнила она.
Миша едва заметно кивнул и прикрыл глаза.
-Денис? – снова спросила она.
- Как ты и говорила. – Подтвердил он.
Видно было, что она расстроилась - глаза посерели, они всегда становились у нее темными, если она расстраивалась.
- Миш... – Нагнулась, протянула руку через стол, едва ощутимо коснулась его ладони.
- Да пошел он! – вскинулся Миша и с досады стукнул кулаком по столу.
- Ну и правильно. – Поддержала она. Алине было так горько за него, будто это ее, а не его обокрали, обманули, предали. Она оказалась права, снова не ошиблась, правильно разглядела, что за человек был этот Денис, и только теперь Миша ей поверил.
– Наверное, ему очень надо было. Бог ему судья.
- Почему, Алин? Зачем он так со мной? – Миша, казалось, не слышал ее. Ему просто хотелось поделиться, облегчить сердце, раскрыть его. – Он ведь менялся. В правду, менялся. Я видел! Книжки пересказывал, меньше матюгался… На диване моем сидел, котлеты жрал, смотрел мой телевизор, и ждал удобного момента.
Тут он нервно вскочил, пнул табуретку, и снова закурил. Огорчен он был страшно, и даже зол в этот миг. Алина таким его не видела – будто разом повзрослевшим, утратившим свою уникальную чистую наивность, которая придавала ему неповторимое, неземное очарование. Ей стало страшно за него, она подошла к нему сзади и легонько обняла за плечи:
- Разочаровываться всегда больно, это правда. Знаешь, сколько раз ты еще вот так разочаруешься в людях? Без этого невозможно, поверь.
Миша не отвечал, и курить тоже перестал, и Алина подумала, что он плачет – дыхание у него стало тяжелое, и плечи дрогнули. Чтобы не смущать Мишу, она отошла и погасила светильник, а затем уселась на табуретку.
- Знаешь, есть одна история, рассказать тебе? Это старая африканская сказка. Слушай. Однажды один человек пришел к реке набрать воды, и вдруг увидел, что посередине реки бьется тонущая змея. Человек пожалел ее, и зашел в воду, взял змею на руки и перенес ее на противоположный берег. Когда они оказались на суше, змея обвилась вокруг его шеи и собралась задушить, тогда человек сказал ей:
- За что ты хочешь меня убить? Я ведь спас тебя, а ты мне за добро платишь злом.
На что змея ответила ему:
- Ты спас меня, и теперь, когда смерть не угрожает мне, я должна хорошо поесть, и накормить своих детей.
Так у них завязался спор, и они никак не могли решить, кто из них прав. Тут мимо них проползла старая черепаха, и человек предложил ей разрешить их спор. Черепаха сказала, что неправильно за добро платить злом, и тогда змея отпустила человека и уползла искать другую добычу. А человек подошел к черепахе, взял ее и сунул в свою сумку.
- Зачем ты берешь меня с собой? – спросила черепаха.
- Сварю из тебя суп. – Пояснил человек.
- Ты разве забыл, что я спасла тебя от укуса змеи?- возмутилась черепаха.
- Ты такая старая, черепаха, и не знаешь – за добро всегда платят злом.
- Вобщем, кончилось все плохо – съели черепаху. – Подытожил Миша.
- Точно. И так всегда было, понимаешь? Большинство людей по своей сути подлые обманщики, предатели и эгоисты. Не будь черепахой, Миш. Не позволяй таким вот ничтожным Денисам варить из тебя суп. Он никто, пустой звук, пшик от пузыря, а ты – человечище.
Последнюю фразу она сказала как-то особенно, проникновенно, и Миша вдруг почувствовал себя легче. Может, права она была, и Денис не стоит его переживаний? Как хорошо, что она приехала, была рядом сейчас. Ей ничего никогда не нужно было объяснять, с ней можно было не притворяться. К черту этого Дениса, к черту всю эту помойку, в которую он его втянул. Эта ситуация отравляла его, пачкала какой-то инородной грязью, которую он был не в состоянии понять. Хорошо, что Алина приехала.
- Поиграем музык? – вдруг спросил он.
- Разных всяких? – шутливо добавила она. – Идем, сыграешь мне Моцарта. Захотелось его до ужаса! – это она специально сказала - Моцарт не способствовал грусти, и Алина надеялась отвлечь Мишу, заставить его забыть обо всем неприятном.
Миша сыграл сонату фа мажор, первую часть, и ему как будто действительно стало лучше - мрачные мысли отступили, снова блеснул лучик света в душе, и дышать стало свободнее.
- Останешься до утра? – предложил он Алине. Ему казалось, что если она останется, то к утру он непременно станет прежним, выздоровеет, словно больной, зараженный вирусом простуды.
Алина не ответила, только демонстративно закинула ноги на спинку дивана, готовясь пролежать на нем до утра.
-Играй, музыкант! – шутливо повелела она и царственно взмахнула рукой.
И тут на душе у Миши сделалось совсем хорошо. Он улыбнулся, впервые за последние два дня, и вдруг признался:
- Ты моя муза.
- Муза?
- Да. Когда я думаю о тебе, мне хочется писать. Хорошо, что ты пришла. Что мы помирились.
- Глупенький. Разве я могла не прийти? Я же люблю тебя. – засмеялась Алина.
« Люблю тебя…» - эти слова, которые он еще никогда ни от кого не слышал, кроме мамы. Только сейчас он вдруг понял, как ждал этих слов от Алины, и что его странное волнение, часто бьющееся сердце в ее присутствии это вовсе не приступ идиотизма, как он сам про себя это называл, а что-то другое, связанное с этими ее словами, которые он не мог забыть всю ночь, и от которых на душе стало светло-светло, и все горести вмиг забылись.