она не меня ждала

Николай Бизин
                пустыня

                Душа наша - пустыня, не плодящая добрых дел, от Тебя, Господи, да примет она силу плодоношения

                Преподобный Ефрем Сирин


    Как всегда, всё начиналось с начала, с пустоты.
    -  Здравствуй, - сказала она мне. Но здоровья от души не пожелала. Просто-напросто потому, что души у неё не было. У неё вообще ничего не было и быть не могло.
    Некому было мне ответить. Потому я никому и не ответил. Я прошёл мимо и (этим) совершил свою первую непоправимую ошибку.
    -  Здравствуй, - повторила мне вослед пустота.
    Всё было здорово. Был город Кировоград Украинской СССР, лето семидесятых. В принципе, где-то среди этих лет я должен был быть полуподростком лет десяти-двенадцати. Но сейчас мне это было бы не интересно. Я представил себя взрослым и ответственным за свои представления. Так я совершил свою вторую непоправимую ошибку. Я решил, что мне должно быть достаточно лет для того, чтобы я мог судить о прошлом, настоящем и будущем; самым страшным словом в этом многословии пустоты было «судить».
    -  Здравствуй, - повторила мне пустота. Уже не вослед, а изнутри меня.
    -  Кажется, во время войны тут были немцы, - сказал я. Я шёл к так называемой Круче: оврагу, проеденному хищными проточными водами в почве, заросшему высокой жирнозелёной порослью. Там квакало, и на дне оврага тёк полупрозрачный поток, и в нём плавали мальки, а вокруг и над летала какая-то незлая мошкара. Это всё было чем-то другим и иным, нежели улицы этого внешне очень сельского района украинского города Кировограда.
    Эта невидимая инакость немного меняла видимую реальность.
    -  Кажется, во время войны здесь были немцы.
    -  Да, были. Долго были. Несколько лет. Ты не чувствуешь, что люди здесь немного другие, не такие, как ты привык у себя дома, на советском Крайнем Севере, где ты родился? Ведь там ты не знаешь национальностей, там все вы - советский народ.
    -  Не чувствую, - сказал я. Это была третья непоправимая глупость: отказаться от чувств. Я пошёл на поводу у пустоты. Стал товарищем Суховым из Белого Солнца, обречённым идти всё мимо, мимо (этаким Колобком, которого никто не съест, ибо не за что ухватиться); те же, кто был на месте и на этом месте хотел жить, подлежали своей участи.
    Да и вообще все, кто хотел жить.
    -  Здравствуй, - сказала пустота, когда я подошёл к Круче.
    Я промолчал. Но мимо Кручи не пошёл: дальше уже некуда. Правда, через поток (смешное слово для проточной лужи) был брошен мосток из двух-трех досок. Но наступать на них не стоило. Я огляделся и пустоты не увидел. Увидел уже мной помянутое: жирнозёлёную зелень, склоны из жёлтой почвы, пару-тройку (попробуй сочти) стрекоз...
    Пустота, право слово.
    -  Да, - согласилась пустота. - Это я.
    И добавила:
    -  Здесь никого не расстреливали.
    Я не успел об этом спросить.
    -  Понять и не судить, - сказала мне пустота.  - Вижу, ты не вздрагиваешь при упоминании расстрелов. Думаю, ты бы даже поучаствовал в них, если бы тебя принудить. Если подставить позади сверхчеловека в форме, дабы он дулом парабеллума твой затылок мотивировал. Не стесняйся, это нормально.
    -  Я не стесняюсь, - сказал я.
    Товарищ Сухов укоризненно во мне прищурился: скольжение Колобка  меж мирами (не ешь меня, листонька-во'лчек-медведище, сам-сама-само Колобком  перекинешься, покатишься меж ипостасями) подразумевало  отстранённость вашего сущего - вовне, но не отменяло вашей же чуткости - внутри; само собой, бессмертие Колобка не отменяло для него права положить душу свою за други своя.
    Самому выбирать себе смерть. Которой его (и меня) только равный убьёт.
    -  Я не стесняюсь, - повторил я. - Но в этой карме не только мне тесно.
    -  Сочти себя во чреве китовом, - могла бы сказать мне пустота, но (во первых) она не подсказывала, и я (ещё более во первых) ничем с ней не собирался считаться. Впрочем, она была уверена, что сможет меня принудить...
    ...Ибо имя Иона возникло не случайно: был ли он во чреве, или притчу сию следует понимать иносказательно? Веруем ли мы в возможность невозможного, или мы такими историями всего лишь утешаемся? Становимся тише там, где должно быть звонко.
    Ведь если Иона не вышел живым из чрева, то и Христос не воскресал, чего уж там.
    Но мы сейчас не там, а здесь...
    ...Круча, меж тем, зеленела. Над Кручей, меж тем, смеркалось. Украинское лето (самый его разгар) было знойным, и лишь вечер начинал сглаживать невыносимость и духоту зноя, разлитую в воздухе… Хорошо. По своему. Не по моему.
    -  Ты не знаешь стеснения, - сказала мне пустота. - Хочешь, покажу?
    Я ничего не сказал. И пустота показала. Это было как в гимназии:

    Урок домоводства у девочек в шестом классе. Учительница говорит:
    -  У нас сегодня нoвaя тема: выворачивание канта наизнанку.
    Одна ученица тянет руку и спрашивает:
    -  Марьванна, это что же получается - звездное небо внутри нас и нравственный закон над головой?

    -  Да, - согласилась пустота. Потом пустота наполнила самоё себя. Что немного меняло реальность.
    -  Кажется, во время войны здесь были немцы.
    -  Да, были. Долго и упорно были. Несколько лет (она имена в виду различные притоки Леты). Ты не чувствуешь, что люди здесь немного другие, не такие, как ты привык у себя дома, на Крайнем Севере? Ведь там ты не знаешь национальностей, там все вы - советский народ.
    -  Я не понимаю, о чём ты, - сказал я.
    -  Знаю, - сказала пустота. - Сейчас объясню. И тотчас принялась объяснять, перенеся меня через более-менее благополучные времена (это нам раз плюнуть) и даже через моё недальновидное нехотение (см. притчу о чреве) с благополучием расставаться (это нам два плюнуть), а так же и через моё непобедимое невежество (это нам три плюнуть) и доставила меня в годы между 41-42-43-на-выбор… И первое, что я там услышал, было:
    -  Политрук лжёт. В германском плену Вас не мучают и не убивают, а обращаются с вами хорошо. Красноармейцы, переходите к нам!
    Улочка этого района Кировограда была (как я уже говорил) совершенно хуторской. И хотя от Кировограда до Киева было всего кило'метров сто, здесь был совершенно другой мир, и Круча здесь была совсем не Бабий яр. Здесь почти все поверили этому пустому обещанию: Твоё рабочее место разрушено большевиками! Что думаешь делать? Рабочий! Поезжай в Германию! Там ты получишь работу и хлеб!
    Здесь готовы были твердить: Мы едем в Германию работать, за мир и лучшее будущее.
    -  Постой, - сказал я. - Это ведь абстракция. Или аллюзия. Во всяком случае я не вижу здесь героев этой истории. Тех, кто готов пуститься в авантюру.
    И действительно, кировоградский ранний вечер был совершенно пуст: ни тебе света в окнах бедных тогдашних хат, ни редких  прохожих меж ними, ни даже собачьего между дворов перебрёха (а уж он точно быть должен, но не было); интересно, а чего бы следовало ожидать, с пустотой дело имеючи?
    -  Ты ошибаешься, - веско обронила пустота.
    Она тотчас овеществилась и стала быть. Она приняла  вид юного украинского нациста, того самого, что 9 мая сего года в городе Киеве отбирал у маленькой девочки георгиевскую ленточку. Был он то ли прямой потомок какого-то бандеровского карателя, то ли ещё какой столь же исторически мотивированный русофоб.
    -  Ты ошибаешься, - ещё более веско обронила пустота. Даже некий гул прошёл от оброненного: как лабазная гирька ударилась о напоённую горячей солнечной пылью летнюю украинскую землю. Пустота оказалась высока, но узкоплеча, руки имела с широкими (но не изуродованными трудом) запястьями, лицо было круглым и каким-то подчёркнуто славянским (такими нас представляют в в голливудских глянцах); здесь я вспомнил, что этого хероя, кажется, потом на Украине за что-то своё, украинское, зарезали, нанесЯ чуть ли не восемь ударов финкой… Представлена сия пошлая уголовщина была как действия совпротивлянтов современным   нацистам в Киеве, в чём я сомневался; да и было ли зарезание? Или Бог удержал-таки руку, занесённую над лукавым украинским агнцем.
    Впрочем, мне это было не интересно.
    -  Ты поедешь работать в Германию? - спросил я пустоту. Заведомо глупо спросил: основа мировоззрения такого украинства, которое приняла на себе пустота - кому бы отдаться, чтобы потом пановать? В Германии пановать не предвиделось.
    Однако же круглолицых недопан ответствовал:
    -  Поеду. Отчего не поехать. И тебя с собой возьму.
    -  Как ты меня можешь взять? Ты сейчас находишься здесь, в 41-42-43, а я временно (этим летом приехал к бабушке с Крайнего Севера в отпуск) обитаю в городе Кировограде Украинской СССР.
    -  Так и я такой тоже есть в городе Кировограде Украинской СССР. Причём не только тогда, когда там были немцы. Ты ещё убедишься, что я на Украине есть везде и всегда. Это ты всего лишь находишь себя (!) в советском городе своего детства, где словно бы и нет ни внешнего (когда-то немецкого), ни местного нацизма.  Оглядись.
    Я послушал круглолицего украинского нациста и огляделся, и действительно не увидел ничего, что могло бы вызвать тревогу: улица  упиралась в Кручу, на дне её проистекал поток мутноватой идеологизированной истории (простите, обычной грязной Воды, очень далёкой от чистоты Стихии), а в нём (и над ним) сновала мелкая живность.
    Я убедился: времена всегда одни. Не зависят от цифи'ри в графе календаря.
    -  Ну что, не нравлюсь? - спросила (о своей внешности) пустота. - Да уж, не графья.
    И я понял: это она не только на графу календаря намекала. Скорей, на то, что ничего нет для неё тайного в моих мыслям. Ох, пустая моя головушка...
    -  И сложишь ты её там, где я укажу, - сказала мне внешность пустоты, юный украинский нацист.
    Он ничего не сделал. Но и не надо было ничего делать. Всё произошло, ибо и без происшествия всё было.

    И стало утро, день оккупации (или, по нонешнему незалежному: освобождения от москальско-монгольсого ига) очередной. И пошли люди на сборные пункты, дабы отправиться за будущим в Германию.
    -  А кто сам не пошёл, постеснялся, за тем хлопцы пришли, - сказала пустота.     - И повели уже убедительно, под рученьки. Кстати, самих этих хлопцев германцы, не разбираясь, где чьё будущее, тоже в вагоны побросали.
    Я не обратил внимания на побросанных в вагоны хлопцев, а зря. Зато я огляделся: действительно, на Круче был ранний день, между утром и полднем, светло, но ещё не душно. Поток под мостиком журчал, живность плавала и летала. А в стороне от Кручи иногда проходили люди, туда-сюда. На одеяния их я внимания не обращал, так что и привязки никакой к конкретному времени (довоенному или послевоенному) осуществить не мог; и это правильно: времена всегда одни.
    -  А ты чего стал? Тебе тоже надо в Германию, за будущим.
    -  У Германии есть будущее? - удивился я, человек из этого самого будущего.
    -  Ещё какое, - улыбнулась круглолицая бандеровская пустота. - Если и где и будет стоять мечеть Парижской Богоматери, так не в Берлине же; впрочем, что мы о тамлиеровой готике, глядишь, о масонах и мировом заговоре заговорим.
    Пустота каламбурила. Если так дальше пойдёт, пообещает, что в будущем Соединённые Штаты вернут Германии её золотой запас (кстати, я так и не знаю: вернули или нет); впрочем, ближайшей моей участи это не изменило:
    -  Тебе надобно на пункт сбора восточных рабочих. Глядишь, повезет: попадешь работником к пожилой одинокой фрау. Так войну и перебедуешь, пригревшись, ещё и в прибытке будешь.
    Я вспомнил некоего будущего депутата Рады, сильного своим мужским задом (пардон, прошлым) и повторил очевидное:
    -  Принцип украинства: кому бы отдаться, чтобы потом себя паном почувствовать?
    -  А хоть бы и так, - сказала пустота. - Что с того? Тебе паном не быть. Мне - быть.
    Я промолчал. Пусто'ты смысла не мне наполнять. Пора было судить о смысле по делам. Я спросил:
    -  Где тут у вас на Украине берут в будущее?
    Бандеровец сделал весёлой глаза:
    -  У тебя, москаля, нет будущего. Твою участь будет решать наш доблестный союзник, великая Германия. В неё берут как раз за Кручей, ступай туда. Прямо сейчас и ступай, для того и сделано из ночи позднее утро.
    -  Для чего ж сотворено? - поправил я пустоту
    -  Для того, чтобы видел, куда идёшь., - ответила она, сама не разглядев, что сказала.
    А я увидел.

    Опустим подробности. Сборный пункт мало кому может быть интересен. Мало ли кого или что собирают, измышляют, исчисляют (тщатся постичь всеобщность) те, кто сам собирается стать чем-то вроде демона Максвелла: решать, кому по правую сторону стать, кому по левую. Я был из будущего, мне здесь всё было ясно, до лютой ясности и кристально чистой ненависти.
    Ясны правила, по которым конструируются миры.
    Тем более что здесь конструировался лоснящийся и жирный мир украинства. Тот мир, которого (по моему) быть попросту не должно. И не только потому, что он непоправимо пошл... Что не означает, что он не может убивать.
    Но даже убивать лучше не по одиночке, а скопом. А ещё лучше убивать не тела, но души: собрать эти души, заточить в теплушку и отправить по рельсам в рабство (хочешь, на завод, пули-снаряды для вермахта точа'ть, хочешь, тучной фрау в кровать); я увидел эту мечту украинства: когда меня - во всех моих прошлых и будущих ипостасях -  то есть нас было много разных, хороших и плохих - загоняли в безвыходный вагон.
    Смешно, но некоторое количество круглолицых бандеровцев тоже оказались в моём вагоне (и в прочих вагонах, верно, тоже); я бы решил - поделом, если бы не знал о будущем: скольких людей помещает обычный товарный вагон в обычное время, не знаю, но это время было необычным.
    Я даже не буду говорить о том, что вдоль перрона (кожаной рукой под козырёк) стояли немцы. Я даже не буду говорить о том, что (на самом деле) этого не должно было быть: гнать людей на убой вполне могли бы и полицаи, которые (даже!) не были бандеровцами, а попросту пошли и отдались новой власти для-ради того, чтобы самим иметь кроху власти над другими… Просто пассионарии, то есть.
    Скольких людей помещает в обычное время обычный товарный вагон, не знаю: я был помещён в совершенно необычное время. Время отделения злаков от плевел (или, ежели угодно опошлить, мух от котлет: видел ли ты, читатель, мух в настоящей украинской хате? Конечно, не видел, ибо в настоящей хате свидомого украинца мух не бывает и воздух там горный… Я бы даже сказал: горний); моё время пришло, меня загнали (как некую  элементарную частицу, которой я и был для местных демонов  Максвелла) в вагон, чтобы везти в будущее.
    Принцип неопределенности в чистом виде.

    Нас, элемантарных  частиц, набралось достаточно для того, чтобы никакой пустоты в вагоне не осталось: всё было элерентарно забито  телами. Впрочем, здесь следовало уточнить: живыми телами. Они пробовали дышать, кричать, умолять и элементарно договариваться друг с другом, чтобы совсем уже не задавить друг друга.
    О том, чтобы элементарно есть и испражняться, речи пока не было.
    Разумеется, речь об этом скоро зайдёт: всё живые тела таковы, даже если они сейчас элемантарны. А ведь даже для элементарной жизни необходимо пространство (пусть и с неопределённостью Гейзенберга: то есть либо-там-либо-не-там); но я уже говорил, что в вагоне пространства не осталось.
    Более того, не оказалось даже воздуха для дыхания. Его попросту на всех не хватало. Как могли рачительные германцы так поступить с необходимой им рабочей скотиной, было непонятно… Впрочем, в будущем откроется: не из жестокости, а просто потому, что не нашлось достаточных транспортных ресурсов… Проклятый царизм подвел завоевателя.
    Почему наши железные дороги шире, чем на Западе? Только ли потому, что русская национальная идея заключается в спасении человечества русскими?

    Разумеется, дело не только в спасении  человечества. Другой (не менее распространённый) ответ гласит: расстояние между рельсами в России было рассчитано инженерами как оптимальное исходя из габарита и веса потенциальных грузов, в Европе же рельсы были проложены по тележным колеям, оставшимся со времён древних римлян, расстояние между колёс у которых было стандартным исходя из размеров двух лошадиных задов. И главное: расстояние между рельсами умышленно сделали отличным от европейского из оборонных соображений - чтобы не дать потенциальным захватчикам использовать свои эшелоны на нашей территории.
    Ширина колеи в 1524 мм впервые стала использоваться в России в ходе постройки Николаевской железной дороги (середина XIX века). Существует мнение, что это было связано с работой на строительстве дорог консультантов из США, и прежде всего Дж. В. Уистлера (в то время эта колея была популярна в южных штатах США). Возможно также, что использовать эту ширину колеи предложили русские инженеры П. П.   Мельников и Н. О. Крафт, посетившие Америку перед началом строительства Николаевской железной дороги. Кроме того, эта ширина колеи была удобна тем, что выражалась круглым числом - 5 футов.
    Существует распространённое мнение, что при выборе ширины колеи сыграл роль и военный аспект - отличная от европейской ширина колеи затруднила бы гипотетическому противнику снабжение войск в случае вторжения в Россию (так было во времена Великой Отечественной войны, когда наступающим войскам приходилось менять ширину колеи для своего подвижного состава). С другой стороны, скорость перешивания колеи железнодорожными войсками составляет, по различным оценкам, до 20-50 км в сутки.
    Кроме того, в России был сразу принят единый стандарт на ширину колеи, в то время как в Европе такой стандарт был принят позднее... Но вернёмся к спасению человечества нами, русскими. У пустоты явно бы нашлось что на это сказать.

    -  Вот, - сказала бы мне (или пусть на самом деле) притиснутая ко мне пустота (напоминаю: никому даже вздохнуть было нельзя, однако же она вещала вполне свободно). -  Чем вы, русские (а на деле вы монголы, буряты или ещё кто - только не славяне), можете спасти человечество? Верно, этим различием колеи? Тем, что у вас другая железная дорога? Более широкая, что ли, более правильная?
Ответить (как и дышать) мне было невозможно, но я ответил через своё вечное «не могу»:
    -  И этим тоже.
    -  Хорошо, - обрадовалась пустота. - Спаси человечество, упёртый и тупой монголоид. А я пока спасу себя.
    Она (пустота) имена в виду своё на данный момент самое ценное достояние: высокого, круглолицего и узкоплечего молодого бандеровца. То есть своё телесное здесь (в железнодорожном вагоне) присутствие.
    Мне уже не было дела до того, как именно (и в ком именно) будет спасаться юный херой прошлой (то есть палачом Бабьего яра) и будущей (то есть извлечённым прямиком из зоны АТО на Юго-Востоке) Украины. Я вульгарно  не мог дышать. Было нечем. Во всяком случае, я так думал и ошибался. Ведь я всё ещё мог думать и мог попробовать себя сберечь в пространстве мысли...
    Остальное пространство оказалось переполнено  потной горячей  плотью.
    Впрочем, если пустоте (даже в бандеровском её облачении) это и мешало, то не слишком для неё смертельно: круглолицый вьюнош каким-то образом отдалил себя от меня и устремился (никак плотной и не проницаемой массы тел не нарушив) к себе подобным... Сами понимаете, не могло их здесь не быть.
    Вот они и были.
    Впрочем, пока эшелон стоял, все они (это сборище пустоты) никак себя не проявляли: вооружённые прогрессоры (отправлявшие нас всех в будущее германцы) стояли цепью вдоль эшелона; но вот уже и паровозик (я его не видел, конечно; не потому - но и поэтому тоже! - что был стеснён и лишён чувства свободного пространства) ожил и задымил, и тронулся, и пошёл-пошёл-пошёл… Тогда и выяснилось главное: зачем?
    Стало ясно, зачем пустота собиралась группой!
    Было этой пустоты человек шесть или семь (во всяком случае, никак не больше десятка); лишь только цепь прогрессоров вместе с железнодорожной станцией уплыла куда-то в никуда (начиналось будущее, прошлое стало ничем), пустота активизировалась и стала ещё плотней, и рванулась (орудуя руками-ногами, и даже - швыряя их из оскаленных ртов - воплями…
    Швыряя их из опустошаемых тел - душами…
    Какое там сито? Обыкновенный дуршлаг, дабы (как когда-то в СССР-эре) отделить макароны от взвара (!), сиречь - освободить от души; дать зверю отдушину: то есть всё не просто, а ещё проще! Пустота (в количестве около-или-менее-десятка убеждённых бандеровцев пробилась сквозь людей к воротам ада (иначе двери вагона и не назовёшь) и заняла там место у единственного оконца… Какое там сито? Бандеровская душа (самый взвар нации) хотела дышать.
    Макароны остались плавать в вагоне.

    Сами понимаете, я имел в виду не итальянскую провизию, а советские макароны по флотски. Продукцию добротную и почти удобоваримую: каждая макаронина отдельна и  напоминает длиннющую тоненькую шестерню с меленькими зубчиками и (самое главное) пустую внутри. Эти зубчики  были мягкими, никак что не годились, и я до сих пор не знаю, зачем они вообще имели место быть на каждой макаронине?
    Но это если макаронина  одна. В вагоне же макароны слипались  в разваренное тесто, и эти зубчики помогали взаимопроникновению микрокосмов друг в друга, дабы образовывался макрокосм. Но бандеровцев (существ, явившихся в мир, дабы любой ценой запанова'ть, закуклившись в своём кровном) интересовал Воздух.
Стихия.
    И здесь мне подумалось (выдавилось - сдавленному телами прижизненных реинкарнаций  - вместе с последним  глотком Стихии), что бесы (демоны, враждебные жизни сущности) не просто пусты. Они ещё проще: если для жизни нет никаких оснований, кроме простого "я хочу" (а так и есть), то смысл деятельности беса: чтобы я перестал хотеть.
    А это сродни отказу от аскезы именования: не называть ничего (ни бесов, ни пустоту, ни бандеровцев, ни прочие неодушевлённые предметы) по имени. Чтобы сам я стал пустотой: убивал и насиловал, жил всласть и всегда был готов проявить власть над слабым, и всегда был готов солгать и предать «во имя высокой идеи»…
    -  Куда тебе, москаль, рожа бурятская, - сказала мне пустота.
    -  Да уж, некуда, согласился я. - Я этого не хочу.
    -  Захочешь.
    -  Посмотрим.
    -  А некуда смотреть. Здесь ничему нет места. Ни дыханию. Ни жизни. Кто окажется у отверстия в воротах теплушки, тот и будет дышать…

    Хочу ещё раз сказать и подчеркнуть: никакого зверства со стороны немцев в таких нечеловеческих условиях перевозок рабочей силы не было, один лишь рационализм. Не было у них достаточной материальной базы, чтобы перевезти рабочую силу, а перевезти её следовало. Если кто из перевозимых выживал, то и слава Богу.
    Это как с голодом в Бенгалии: не собирались бритты морить индусов. Но у условиях тогдашней мировой (первой, кажется? ах, второй?) войны не было у них достаточных материальных ресурсов, чтобы перебросить продовольствие и подкормить население колонии… Если кто из голодающих миллионов выживал, то и слава Богу.
    Так и с нами со всеми, в моём вагоне, влекомом в бандеровское будущее: ничего личного, если выжили, живите себе. Это по немецки. По украински было не так.
Пробившаяся к воротам теплушки пустота оккупировала весь доступный людям (и украинцам, и прочим) Воздух и стала им дышать исключительно сама. Это было справедливо: они были носителями национального духа в самой кристаллически чистой его форме: украинский дух мог существовать, только отделяя себя от духа русского.
    Говорю ещё раз: это справедливо. Жизнь существует, только обособившись от смерти. А для невеликого украинства многожды большая русскость - смерть; не было у пустоты иного выхода, ежели она хотела себя утвердить и возвеличить... Пустота всегда решает свои проблемы за чужой счёт.
    Нет у меня другой неприязни к украинству. Кроме той, что противоречит неизбежному желанию помянутого "украинства" выкроить из моего живого тела себе  некую часть и обособить её. Ведь без этого никакого украинства нет, без этой выкройки по живому. И дело здесь даже не в бандеровцах... Любой "украинец", приступивший к подобному, может стать сродни людоеду.
    Здесь тоже ничего личного: я не хочу, чтобы мною питались.

    Ремарка о Бенгалии:
    Об этом заявил журналист и аналитик по международным вопросам Ракеш Кришнан Симха в интервью изданию Sputnik.
    По его словам, британцам стоит вспомнить о бенгальском Голодоморе 1943;1944 годов, который классифицируют «как величайшую катастрофу на субконтиненте в 20-м веке».
    Эксперт разделяет мнение, что голод Бенгалии являлся «искусственным холокостом», вызванным политикой премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля.
    В 1942 году в Бенгалии собрали обильный урожай, однако Британия вывезла огромное количество продовольственного зерна. Это способствовало нехватке продовольствия в ряде регионов, что унесло жизни более 3 миллионов индийцев.
    -  А не слишком ли ты эмоционален? Сказывается твоя неприязнь  к бриттам и бандеровцам, - сказала мне пустота.
    Она протянута ко мне (сквозь людское место вагона) и шепнула:
    -  Вот как было, если более объективно: ИНДИЯ, 1943 г.
    Ужасный голод 1943 г. в Бенгалии, унесший 1,5 миллиона жизней, был спровоцирован двумя причинами: природными факторами и социальными. К последним относились: Вторая мировая война, неправильное решение индийского правительства и человеческая жадность. Ливневые дожди, тайфуны и наводнения стали естественными предпосылками голода.

    * * *

    До Бенгальского голодного мора 1943 г. на протяжении 40 лет в Индии не было голода. Действительно, британцы с гордостью указывали на тот факт, что одним из триумфов правительства стало искоренение голода на территории Индии.
    Но в 1943 г. сочетание природных и социальных факторов изменило ситуацию к худшему.
    Предпосылки, вызванные войной, стали проявляться с 15 января 1942 г., когда японцы захватили Сингапур. Это стало одной из самых крупных побед японцев во Второй мировой войне. Вслед за этим они вторглись на территорию Бирмы и в течение двух месяцев оккупировали ее. Тысячи беженцев из Бирмы потянулись в Бенгалию через Ассам и Читтагонг. Они несли с собой не только жуткие истории о зверствах, но и вирулентную форму малярии.
    В любой момент ожидали вторжения японцев в Бенгалию, но этого не случилось.   Однако опасное присутствие японцев на границе северо-восточной Индии с этого времени и до конца войны в августе 1945 г. не уменьшало напряженности ожидания и постоянной готовности ко вторжению.
    Два мероприятия по такой подготовке в 1942 г. положили начало голодному мору.  Во-первых, в качестве крайней меры в условиях сложившейся ситуации запасы очищенного и неочищенного риса были вывезены из прибрежных районов дельты, куда вторжение японцев считалось наиболее вероятным. Вместо того, чтобы отложить рис для будущих нужд населения Бенгалии, его распределили в Калькутте.
    Во-вторых, чтобы поставить в безвыходное положение японских оккупантов в случае их вторжения, было решено убрать из этой зоны все лодки вместимостью более 10 человек.
    Эти опрометчивые решения индийского правительства усугубили сложившиеся в Бенгалии обстоятельства. В 1941 г. там был получен бедный урожай риса, в следующем году ливневые дожди и увеличение экспорта еще в большей степени ослабили снабжение провинции рисом. 11 октября 1942 г. над западными районами дельты пронесся тайфун, сопровождаемый тремя приливными волнами. Более 5000 квадратных километров территории провинции были опустошены; погибли люди, урожай риса и его запасы были уничтожены. Даже в районах, удаленных от побережья, уровень воды в реках значительно поднялся. Наводнение захватило территорию около 650 квадратных километров.
    Все это послужило причиной повышения цен на рис, который является основой индийской кухни, на него приходится 80 процентов потребляемых населением Бенгалии калорий.
    Цена риса в январе 1942 г. составляла 6 рупий за один монд (мера веса равная 37,1 кг), в июне того же года она подскочила до 40 рупий. Считается, что к концу 1943 г. от перепродажи риса была получена огромная прибыль, достигшая примерно 24 миллионов долларов.
    Для населения результат оказался очень печальным. К июню 1943 г. цена на рис стала недосягаемой для большинства бедняков. Безземельные крестьяне, мелкие лавочники, ткачи и ремесленники были вынуждены продавать за бесценок своим наиболее удачливым соседям домашний скарб, украшения, инструменты, одежду.   Продавали даже двери и окна своих жилищ. Постепенно их урезанный рацион стал еще меньше. Та часть населения, которая была в состоянии скупать рис, стала получать колоссальную прибыль.
    К маю в 6 районах дельты от голода умирало все больше и больше людей, особенно в Читтагонге. В июне смертность в два раза превысила средний пятилетний уровень, а в июле - в 3-4 раза уровень, характерный для июня.
    До августа, когда тысячи людей стали перемещаться в города, гонимые слухами о возможности получить пищу, администрация Калькутты оставалась равнодушной к трагической ситуации. Это была тихая армия просящих милостыню. Многие из них умирали на улицах возле запертых амбаров, где хранился тот самый рис, который мог спасти их от голодной смерти. Умирали в основном бедняки, привыкшие безропотно переносить несчастья. К тому времени, когда они достигали Калькутты, большая их часть уже впадала в состояние апатии, характерное для умирающих от голода.
    Автор книги «Победа над голодом» У. К. Эйкройд, который являлся членом национальной комиссии по расследованию причин голода, назначенной в июле 1944 г. правительством Индии, описывал в своей работе сцены в удаленных районах:
    «В августе я проезжал по железной дороге от Мадраса до Калькутты… Обычно на пути следования Мадрас-Калькутта на станции Кхарагпур, что в 50 километрах от Калькутты, к поезду цепляли вагон-ресторан, чтобы обеспечивать завтраками пассажиров 1-го и 2-го классов. Я в благодушном настроении вышел из купе и в предвкушении плотного завтрака направился в вагон-ресторан. Вся платформа кишела изможденными, высохшими людьми всех возрастов и обоего пола, надеявшимися сесть на поезд, следовавший в Калькутту. Многие из них еле передвигались. Я запомнил только блеющий, скулящий звук, что издавала толпа страдающих от голода людей, выражавший мольбу и безысходность… Завтрак не лез мне в горло, и я вернулся в купе».
    Уровень смертности от голода достиг пика в декабре 1943 г. Если в начале года люди гибли в основном от голода, то позже причиной смерти стали сопутствующие заболевания вроде ветряной оспы, холеры, малярии.
    Правительство Бенгалии пыталось остановить волну смертей, но его методы были слишком слабыми, к тому же предпринятыми с большим опозданием. Кроме того, усилия в обстановке ожидания военных действий были рассредоточенными. Сказалась необходимость прокормить фабричных рабочих, производящих продукцию для армии, чтобы защитить Индию от вторжения японцев, которое так и не произошло. Так, из 260 000 тонн риса, закупленного государством по бешеным ценам у процветающих дельцов, 140 000 тонн пошло для нужд Калькутты и 65 000 тонн было отправлено в сельские районы Бенгалии, где тоже начался жестокий голод.
    И только завершение войны положило ему конец. Комиссия по расследованию причин голода определила, что его жертвами стали 1,5 миллиона человек, хотя эта цифра была значительно занижена. Эйкройд писал: «Каждый раз, когда мне на глаза попадается историческая цифра 1,5 миллиона, я вспоминаю обстоятельства, послужившие ее причиной. Теперь я считаю, что она сильно занижена, тем более, что никто не считал количество погибших на дорогах. В то же время число жертв голода не достигло 3-4 миллионов, как заявляли некоторые критики работы комиссии. Но и самая низкая цифра уже достаточно трагична».

    (давай, посмотри листовки-объявы о работе в Германии, - подумал я: рабство - тоже избавление от голода; есть версия - красивая такая - что рабовладение прогрессивно, в сравнении с первобытной нищетой: раба кормили, а дикарь был свободен и от хозяйской еды; потом, кто-то должен возводить Парфенон… это тебе не древние египтяне, во имя веры в воскресение фараоново - дабы он, воскреснув, следом за собой воскресил весь Египет - воздвигавшие свои чудеса света)

    Впрочем, сейчас меня занимала смерть от удушья. Голод оказывался не на первом месте. Как-то так сложность. Оккупировавшая единственную отдушину в адовых воротах вагона группа сообразительных бандеровцев занялась именно тем, чем и занималась всю свою сознательную: молодые весёлые парни стали, похохатывая, руками и ногами отпихивать всех прочих, возжелавших Стихии Воздуха.
    Разумеется, в данный (везущий нас в будущее) вагон никак не вмещались полтора миллиона бенгальцев, но нам и самих себя хватало. Поэтому меня всё больше занимала моя скорая смерть от удушья: в глазах было совсем темно, и я почти понял, почему Воздух - это свет. Такие вещи постигаются (или почти постигаются) только на практике.
    Пустота, завладевшая Воздухом, тоже мной почти постигалась: я понял, что любой из людей, принявший в этом мире любое украинство, автоматически перестаёт числиться среди людей и становится мёртвой вещью… Здешний Воздух (как и Вода Кручи) оказался непоправимо пошл. И я понял: чтобы остаться человеком, мне предстояло задохнуться.
    И я начал.

    Потом, через многие годы, этот круглолицый бандеровец (абсолютный клон своему внуку, генетически ненавидящему меня и мой мир: ибо если я есть, его маленький мир может себя со мною сравнивать понимать свой реальный масштаб) будет сидеть за столом и рассказывать о голодоморе…
    Не о том голодоморе, что в Бенгалии, разумеется. А о том, когда ему не дали съесть меня. Было это так:
    Не в вагоне, влекомом на работу в нацистскую Германию, а уже в моём будущем и в одной из телестудий моей родины приглашённый житель Западной Украины (совсем-совсем не похожий на юного  кировоградского бандеровца, но могучий и даже несколько тучный высоченный мужчину средним лет и весьма буйного темперамента) ненавидяще смотрел на сухонького и пожилого "представителя русского мира"... Речь на передача шла о так называемой декомунизации.
    -  Речь не о декомунизации, - сказал я (и вместе со мной весь русский мир). - Посредством декомунизации вы хотите разложения Россию на атомы.
    -  Она и так распадётся, - процедил современный бандеровец.
    Он пожевал губами, словно бы каждый атом моего мира смакуя. Повторил, словно бы камлая, магичествуя:
    -  Распадётся.
    -  И нападки на Сталина, отрицание его достижений и побед - из этого ряда средств, - сказал мой русский мир.
    -  Какие победы у Сталина? - процедил современный бандеровец.
    И я позволил себе не содержаться:
    - Например, победа над украинским нацизмом.
    Какая стала тишина! Все словно бы увидели ряды виселиц, на которых один за другим повисали херои… Могучий ворог оледенел от бешеной ненависти. Ибо услышал правду: вчера деды ваши судимы были, завтра придёт ваша очередь.
    А я продолжил:
    -  Из воспоминаний офицера комендантского взвода от 1944 г.: «Самым неприятным в службе комендантского взвода было приведение в исполнение приговора бандеровцам, эти паскуды от страха старались перекусить себе вены и от этого были все в крови и говне, откуда у них было столько дерьма, неведомо. Их приходилось тянуть к месту казни и эти метры сопровождались вонью и воем, на ногах они не держались. Зрелище было отвратительным, и не раз вставал вопрос, чтобы этих гнид стрелять в каком-то сарае и не демонстрировать этих уродов в полном цвете, но приказ не меняли - Вешать...!»
    И современный бандеровец не удержался:
    -  Я думаю, вы тоже обгадились, когда вас давали.
    Я согласился:
    -  Да, обгадился. И обмочился. И весь оказался смертным потом покрыт.
    Потом я добавил:
    -  Внешне все умирают одинаково.
    -  Внутренне тоже, - сказала пустота.
    Я не стал спорить. Ибо не с кем.

    Наверное, нельзя ненавидеть. Особенно - в будущем, когда всё это будущее всё ещё находится в прошлом. Но я (как известная героиня известного и даже классического - хотя и американского - романа, который я не читал и не буду) подумаю об этом завтра. А сегодня я ненавижу.
    Следует признать: в этом мире всё сказано, и никого ни в чём не надо убеждать. Если бы мой мир был магичен, то глобальные лжецы-мироформирователи правили бы им, но мой мир божественен, потому у глобальных лжецов их миры никогда не получаются (формируй не формируй); впрочем, отсюда следует, что и мне никого ни в чём убеждать не надо. Ибо всё сказано: истина - это не то, с чем ты согласен или не согласен. Это то, чему ты рад.
    Если хочешь быть, радуйся: РАДОСТЬ
    "Cжав зубы до скрипа, сцепив пальцы до хруста, радуйся, ибо ты живешь.
    Радуйся бирюзе неба и рубиновым лучам рассвета.
    Радуйся жемчугу капель дождя, потому что по-другому нельзя.
    Радуйся отчаянной радостью израненного воина.
    Пусть битва проиграна, но флаг не спущен, и оружие не брошено в грязь, и ты не бежишь с позором, потому что нечем бежать. И остается только стоять насмерть.
    А когда ничего не осталось, радуйся высшей радостью за ближних своих.
    Радуйся чужой любви и звонкому смеху не своих детей.
    Даже когда свинцовые тучи радуйся!
    В дождь и слякоть радуйся!
    Радуйся и ликуй, презирая боль, ибо имя тебе человек!".

            Архимандрит Лонгин (Жар): Батюшка, усыновивший... 253 малыша

    В этом вагоне, влекущем меня в Германию, я задохнулся. И не только потому, что бандеровцы лишили меня доступа к Воздуху. Ещё и потому, что я им позволил себя чего либо лишать. Позволил, когда следовало их самих переформировать вместе с их недомиром. Потому-то вот здесь, посреди этой вагонной смерти, пора мне вспомнить о Стихии Воздуха...
    Воздуха мне! Воздуха!

    Ведущий программы" Место встречи" Андрей Норкин выгнал украинского блогера Запорожского из студии во время прямого эфира.
    Как передает корреспондент Накануне.RU, произошло это во время обсуждения темы о сбитом "Боинге" МН1"Версия, что "Боинг" сбил украинский самолет, была озвучена вовсе не Министерством обороны России, а эти фотографии появились в эфире одного из российских телеканалов, потому что были присланы одним американским блогером", - говорит Норкин, задавая свой вопрос гостю, когда из зала без микрофона мужчина начинает кричать: "Нет! Нет!"
    - Слушайте, не надо меня "лечить"!
    - Вы обманываете!
    - Слушай, пойдем, выйдем. Выйди отсюда, пошел вон! Будет меня еще всякий баран учить, я 26 лет в журналистике работаю. После этих слов Норкин вытолкал из студии кричащего мужчину.

    Дышать стало легче. Даже тогда, в вагоне. Хотя и это облегчение не могло бы меня спасти. Но обрадовало. Послушайте, прочитайте и послушайте, как величественно и красиво! Это из Притчей Соломоновых:
    Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони; от века я помазана, от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водою. Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов, когда еще Он не сотворил ни земли, ни полей, ни начальных пылинок вселенной. Когда Он уготовлял небеса, я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, когда утверждал вверху облака, когда укреплял источники бездны, когда давал морю устав, чтобы воды не переступали пределов его, когда полагал основания земли: тогда я была при Нем художницею, и была радостью всякий день, веселясь пред лицем Его во все время, веселясь на земном кругу Его, и радость моя была с сынами человеческими.

    Ибо радуйся, что ты есть.

    Собственно, всё. По прибытии эшелона в пункт назначения (в тогдашнее будущее бандеровцев, вожделенную Германию) только бандеровцы и вышли из моего вагона. Так что дискурс им продолжить было не с кем. И они посчитали, что его выиграли… А я, ставши товарищем Суховым, оказался совсем не тем Колобком, которым себя считал.
    Впрочем, бандеровцы меня тоже не считали.
    Единственное: выиграли они не у меня, а у себя. Они выиграли ад у ада. Меня там не было, я не играю в такие игры. Меня только равный убьёт. Потому все мои непоправимые ошибки поправимы.

    P. S. И подумалось мне так: Надо идти против ада.
    Словом и делом ада
    Ты против ада восстал,
    Я против ада восстал.

    Надо идти против ада.
    Вот его пьедестал:
    Слово и дело ада.
    Просто идти надо (надо снова и снова).

    Хоть никакой основы,
    Чтобы ад победить.
    Можно лишь навредить
    Аду адом другим.

    Дантовы эти круги я выпляса'ть привычен.
    Что же я так обычен (вместе с моей Россией)?
    Ежели ад вокруг,
    Я его на испуг и на ура беру.

    А коль смерть на миру:
    Мир этот как Иуда (смерть его не прелестна).
    А то, что я вновь воскресну,
          Это моё чудо.