Была полночь, когда я возвращался с передовой. В штабе полка меня ждали рано утром для уточнения разработанной операции. Предстояло выбить немцев с безымянной высоты. Тогда наше командование смогло бы контролировать движение противника по автостраде. Главным препятствием на пути к осуществления задуманного служила речка Суходровка.
В план нашей операции входило навести через речку три переправы: одну ложную, другую действующую и третью запасную. Вот об этом я и шёл доложить. Командир полка Сандро Чхаидзе, выслушав сообщение, приказал выдвинуть батальон на исходный рубеж, чтобы его силами была взята высота и прилегающая к ней деревня Косачи.
Из штаба полка я зашёл в сапёрный взвод отдал нужные распоряжения. У землянки командира я заметил девушку. Из под пилотки пряди выбивались пряди пышных русых волос. Большие светло-серые глаза светились лукавым озорством. Увидев меня, девушка повернулась и бойко отрапортовала, что санинструктор Ванда Якубович прислана в моё распоряжение.
Четвёртый год шла война. И Ванда за это время поняла очень многое. Совсем недавно она ещё скакала вприпрыжку на тротуаре, играя в «классы». А теперь вот взрослая, да ещё и несёт военную службу.
На «студобекере» я с сапёрами добрался до исходной позиции. Вечер покрыл лес густым сумраком. Выпрыгнув из кузова, сапёры оказались в такой сплошной темноте, словно нырнули в густую чёрную нефть. Они двинулись по лесным зарослям. В лесу, словно рассыпанный жемчуг, матовым блеском мерцали светлячки. Их здесь было так много, что казалось , звёздное небо упало на землю, и млечный путь начинается здесь, под ногами.
Неожиданно длинным огненным хвостом взмыла вверх ракета, за ней другая, третья. И тут же та-та-та-та… Длинными светящимися цепочками полетели трассирующие пули. Мгновениями становилось так светло, что чётко вырисовывались обрубленные снарядами деревья, кустарник и возведённые блиндажи и окопы.
Сапёры соединились с ударным батальоном и вместе по наведённым переправам, незамеченные немцами форсировали речку. Теперь предстоял самый тяжёлый участок пути. Нужно было проделать проходы на заминированном пространстве. Фашисты установили на поле «шпрингмины». Сам её корпус в земле, а наружу, а наружу выходят едва заметные стальные усики. Стоит наступить, и стальной стакан с сотнями шариков шрапнели разрывается в воздухе, сея смерть.
Сапёры удачно сделали проходы. Взлетевшая красная ракета озарила село. Через короткий промежуток времени поднялась зелёная ракета - сигнал к атаке. Стреляя на ходу из автоматов, бойцы батальона ринулись в перёд.
- Огонь! - По этой короткой команде заговорила артиллерия, приданная батальону.
Со своим связным, казахом по национальности, Ибраем Валихановым я побежал вместе с наступающими. Я перепрыгнул через плетень и в стороне услышал немецкую речь. В нескольких шагах от меня немецкий офицер пытался вскочить на оседланного коня. Подняться на седло ему суетливо помогал ординарец. Капитан не помнит как в его руках оказалась граната, как он резко по немецки крикнул «Хенде хох!». Пленный немецкий майор был начальником инженерной службы и оказался весьма ценным «языком».
Бой за деревню нарастал. В автоматные и пулемётные очереди вмешивались взрывы гранат. Застигнутые врасплох среди ночи, гитлеровцы метались по сторонам. Отдельные группы пытались отстреливаться, другие же при приближении наших поднимали руки кверху. К рассвету бой утих. Лишь слева, где наступала вторая рота, продолжал стрекотать «максим». Потом стало до таинственности тихо. И вдруг на самой высоте, куда цепочкой устремились наши бойцы, ожил вражеский пулемёт. Пришлось залечь. Я снял с пояса противотанковую гранату и передал её своему связному. - Ибрай, - сказал я, - вручи этот подарок фашистам. Ползи к амбразуре, а я прикрою тебя огнём из автомата.
- Есть! - ответил связной и пополз, прижимаясь к земле. Медленно сокращалось расстояние. Боец к кровь истёр локти и колени, но полз и полз, напрягая нервы и уже не думая ни о ноющей боли от ссадин, ни о себе. Он только мысленно прикидывал то место, откуда начинается, непоражаемое пулемётом пространство.
Забрав круто в сторону, подполз к амбразуре сбоку, метнул сильным броском гранату прямо в цель, а сам кубарем покатился по откосу в низ.
Вражеский пулемёт умолк. Бойцы овладели высотой. Я крепко по-отцовски обнял связного: « Молодец, Ибрай!». Фашисты, озлобленные потерей важной стратегической точки, обрушили шквал огня из тяжёлых миномётов. Осколком ранило меня. Ибрай и тут пришёл на помощь, он разыскал и привёл санинструктора Ванду, а сам побежал с котелком на речку за чистой водой. Ибрая настигла шрапнель, угодив в грудь. Когда его нашла Ванда, он ещё был в сознании и хотел улыбнуться и что-то сказать. Ванда вскрикнула и прижалась к его ещё не остывшему лицу. Потом она направилась к речке. Зачерпнула котелок, пошла ко мне. Река Суходревка пылала от солнечных лучей, от всплеска рыбы крутились, бежали серебряные кольца. А в низинах дрожал белый пар, светились ивы, огоньками горели капельки росы на осоке.
Ванде оставалось совсем немного дойти до меня. Но и её не пощадила война: снайперская пуля оборвала юную жизнь.
Хоронили павших над крутобережьем у безымянной высоты. Могилу Ванде вырыли около ярко цветущей медуницы. Кровь людей всех наших республик пролита за общую победу над врагом.
…Шумит, как и прежде Белорусский лес. О чём он хочет сказать нашему сегодняшнему молодому поколению? Может быть, о том, что наступит время, как сказал С.Есенин, «когда на нашей планете пройдёт вражда племён…».
Зуев Г.С.