Пехливаны детства
Посмотрите - вот он
без страховки идёт.
Чуть правее наклон -
упадёт, пропадёт!
Чуть левее наклон -
всё равно не спасти...
Но замрите, - ему остаётся пройти
не больше четверти пути!
В. Высоцкий
Прохладой в этот вечер нам, мальчишкам нашей улицы, не пришлось насладиться, хотя она была так желанна после августовского дневного зноя. Всё началось с утра, когда по улице пробежала стайка ребятни с громкими ликующими криками:
- Пехливаны! Пехливаны! Они приехали. Они уже здесь.
Я тут выскочил из дому навстречу этой новости. Такое никак нельзя было пропустить. Раз, а то и два раза в год приезжали эти кудесники. И их приезд всегда предвещал удовольствие от неповторимого зрелища. Я закрываю глаза и переношусь в то удивительное время.
В маленьком переулке между старыми одноэтажными домиками на разбитой в пыль дороге приезжие бородатые армяне устанавливали напоминающие букву Х стойки, только её перекрестие было смещено вверх. И между этими перекрестиями натягивался трос, который был в метрах двадцати над землёй. По бокам стоек были спущены верёвочные лестницы, что позволяло подниматься на маленькую площадку, установленную в начале троса. Мы, мальчишки и девчонки с ближайших улиц, весь день следили за этими работами, лишь ненадолго убегая домой, чтобы спешно перекусить и тут же вернуться, боясь пропустить что-то очень важное. Ближе к вечеру стали подходить взрослые, и вскоре обе стороны улицы были заполнены народом. Многие женщины-армянки приходили в удивительных национальных костюмах с большим количеством украшений. Особенно привлекали старинные монеты, скреплённые нитью и повязанные вокруг головы. Мужчины начали складывать костры по периметру зрелищной площадки. То тут, то там стали появляться уличные торговцы с конфетами, пирожками и водой.
Стало темнеть. Зажгли костры. И тут ударили барабаны, вслед за ними в вечернее небо понеслись чарующие звуки дудука. И вот на фоне темнеющего неба появилась стройная фигура в изящном одеянии, украшенном восточной вышивкой и блестящими галунами. Музыка заиграла с новой силой. И пехливан двинулся, держа в руках длинный бамбуковый шест. Перед нами канатоходец собирался показать мастерство древнего армянского искусства. В нём восхищало всё: и смелость, и удаль, и сила, и ловкость, и красота прыжков и падений на трос. А разнообразие трюков просто поражало воображение и временами просто захватывало дух: бесстрашно на канате совершалось нечто невообразимое. Костры освещали огненными бликами восторженными лица зрителей, огненные искры летели к звёздному небу, музыка рвала душу и уносила далеко от этого места куда-то в далёкие времена. А сменявшие друг друга пехливаны всё продолжали творить свои чудеса, которые превращались в неистовый танец, утверждающий величие этого гордого и красивого народа, ведущего свою историю из далёких веков.
Я бы мог описать многие из тех выступлений. Но они были очень схожи с теми проделками пехливанов на тросе, что в 1667 году наблюдал на Кавказе древний османский путешественник Эвлия Челеби. В своём знаменитом десятитомном труде «Книга путешествия (Сейяхат-наме) он дал описания многих трюков в исполнении пехлеванов средневековья.
И так, слово Эвлии Челеби:
«Бьют барабаны, и Коджа быстро как молния взбегает на этот
испытательный канат, шутовски идёт по нему, от середины каната
поворачивает назад, возвращается с балансиром в руке так же быстро,
как бежит заяц, преследуемый на скакуне.
Потом подошёл пехливан из Испарты Дживелик Али. Видимо, он был из
признанных мастеров. Искусство всех пехливанов состоит в том, чтоб
идти, держа балансир в руках. Однако этот Дживелик Али, взяв балансир
правой рукой за один его конец, опустил другой конец вниз и в таком
положении молниеносно перешёл на ту сторону. Все пехливаны и зрители
воскликнули: «Это непостижимо для человека!»
Пехливан из Харпута Шеджаи без балансира, с двумя наполненными по
самое горлышко кувшинами в руках прошёл по канату туда и обратно, и,
когда он шёл так с кувшинами в руках, канат вдруг резко опустился
вниз, так что все присутствующие на зрелище сокрушённо
воскликнули: «О, пехливан!» Однако по воле всевышнего не только телу
его не было причинено никакого вреда, но и кувшины, которые он держал в обеих руках, не разбились. С таким искусством он падал вниз и не
разбивался при этом, что весь народ остолбенел от изумления.
Пехливан из Токата Хасан Зарель вышел в новых кубадийских папучах на ногах и с устройством из чашек с водой на головном уборе из шитого
золотом нансука, в мусульманском плаще из красного сукна. Без балансира в руках, но ухватившись за края с плаща как за балансир, он прошёл по канату туда и обратно. Все зрители обезумели.
А пехливан Сехраб из Гергира прошёл по канату в женских туфлях на высоких каблуках и с телёнком па плечах, положив балансир на
предплечья. Пройти по канату в таких женских туфлях поистине
богатырское дело.
Пехливан из Магриба ходил с балансиром по канату с завязанными
глазами, и играя на барабане худай, который висел у него на плече.
Пехливан Селим из Арабгира прошёл по канату обнажённым, в одной набедренной повязке, стреляя из кремневых пистолей. На
противоположной стороне он перезарядил пистоли и, снова стреляя,
возвратился обратно.
Пехливан Насреддин из Джербели подвесил себя на цирковом канате
за волосы, расчёсанные на две стороны. В руках у него был круглый
предмет вроде арбуза. Раскручивая его, как вертушку на бечёвке,
пехливан продвигался, вися на своих кудрях, которые были привязаны к
продетому через канат кольцу. Но ни балансира в руках, ни точки опоры
под ногами у него не было. И вот так, вися на волосах и раскручивая
предмет, который держал в руках, он проделал путь туда и обратно. В это
время у всех собравшихся ум за разум заходил».
Я думаю, что у этих собравшихся ум начисто свихнулся бы набекрень, если бы они увидели ещё и некоторые из номеров, что показывались в тот вечер в нашем переулке под названием Постовой. Своё названия он получил потому, что вёл к Горе Пост, высокому холму, где во времена Лермонтова находился сторожевой отряд российской армии на Кавказе с целью предотвращения набега воинственных абреков. Помните у Лермонтова строку из колыбельной:
Злой чечен ползет на берег,
Точит свой кинжал.
Очень умиротворяющие строчки, надобно заметить. Так и хочется под них заснуть. Неужели такими строками можно было убаюкать младенца?
Пролетели десятилетия, и потомки тех воинственных народов сейчас творили чудеса на натянутом канате, демонстрируя столь свойственную им и их предкам безоглядную храбрость и природную красоту выверенных движений. Вот один из тех номеров, что до сих пор стоит у меня перед глазами. Молодой пехливан залез на площадку перед тросом. Взял из ведра по три длинные булавы с чёрными головками и быстро пробежал до середины троса. Один из помощников схватил длинный шест с паклей, намотанной на один его конец. Опустил этот конец в ведро и тут же вынул его оттуда. Другой помощник поднёс к мокрому концу спичку, и тут же там появился яркий факел. Затем мужчина высоко поднял шест с горящим факелом на конце и стал им размахивать. Вдруг раздалась резкая барабанная дробь, и он поднёс конец шеста к пехлевану, и тот окунул головки своих булав в пламя большого факела. После чего пламя на шесте было погашено, а пехливан, передвигаясь и балансируя на тросе, стал жонглировать огненными булавами, всё ускоряя своё движение по натянутому канату, повинуясь ритму барабанов, который становился всё более яростным и быстрым.
Затем ещё двое пехливанов встало на концах троса, и полетели огненные булавы к тому, кто находился на середине троса: тот их ловил и незамедлительно бросал обратно. Пламя так и полыхало над всей длиной троса. Но и этого было мало. Другая пара пехливанов взобралась по лестницам с двух сторон троса и стала с бешеным усердием раскачивать его из стороны в сторону. С огромной амплитудой взлетала тройка пехливанов, не перестающих жонглировать огненными булавами. Это заключительное зрелище на фоне звездного ночного неба и под оглушительный бой барабанов было ошеломляющим.
По окончанию представления один из пехливанов стал обходить зрителей, обнося их большим серебряным подносом, куда и полетели бумажные купюры. Мелочь бросали только дети. Всё это время дудук выводил свои проникновенные мелодии. Вскоре все разошлись, кроме пехлеванов и их друзей и знакомых среди жителей прилегающих улиц. Из соседних дворов вынесли столы, стулья, посуду, еду и бочонок с вином. И началась неторопливая трапеза, продолжавшаяся далеко за полночь.
Я в это время уже лежал в своём саду на немецкой трофейной раскладушке. Мой дом находился через дом от переулка, где состоялось представление, и мне хорошо были слышны и звуки дудука, и эмоциональная армянская речь беседующих за столами. Потом всё стихло, и купы садовых деревьев склонилось надо мной, оберегая мой сон, творя тишину и покой.
Утром мы выбежали в переулок, но там уже ничего не было от вчерашнего, лишь присыпанные и утрамбованные ямы на месте стоек, на которых был натянут трос для заезжих пехлеванов, смелых и гордых людей.