Посвящаю светлой памяти друга Миньки
Собрались мужики заранее на футбольном поле. Они и раньше здесь часто собирались. Но сегодня был особый случай: их друг Михалыч обещал сюрприз.
Сарапион на загадочную встречу пришёл с рыболовной сетью, Кеша - с недоплетённой ивовой корзиной, Гурий прихватил только что вырубленное топорище , а остальные явились с пустыми руками, но со своими болтливыми языками, что тоже необходимая в компании вещь.
- Робята, мы за небом должны глядеть, вдруг Михалыч прилетит. Он сегодня в плане или не в плане?
- Кто бы знал, это знает только его начальство, будет ли он в плане или будет не в плане. Он вчерась не сказал.
Вот и сидели мужики на скамейках и ждали сюрприз с неба. А разговор у них пока не клеился.
Надо же с чего-нибудь начинать. С чего начинать - с погоды, сенокоса, грибов, ягод?
И начали со всего этого, только тема что-то быстро закончилась.
Самый мудрый и опытный Санька Мехничёв попросил:
- Далее давайте будем говорить обо всём, но только - про баб и про то, что они для мужиков заманчивое имеют, ни слова. Ещё день разгорается, а мы пустяками станем заниматься!
Гурий Русаков согласился с предупреждением. Он недавно вернулся из Прибалтики, проведывал дочь.
Все уши навострили: как там в Эстонии?
- Буду, как условились, говорить только про мужиков. Познакомился с одним мужиком со смешной фамилией Калоша. Так вот Калоша уговорил меня съездить на мудистский пляж, посмотреть, как да что и с чем его едят.
Мехничёв его поправил:
- Не мудистский, а нудистский.
- Так я и говорю "мудистский".
- Приехали мы на берег, в дюны. Красотища! Песок чистый, сосны от постоянного направления ветра склонились в сторону залива, солнце нежное, море ласковое. Но, когда Калоша увидел безобразие на пляже, особенно голых девок, сразу упал на живот и закричал во всю мочь: "Ой, не мОжу, ой, не мОжу!" Отжимался на руках и кричал "Ой, не мОжу, ой, не мОжу!"
- А кроме калош русские-то там есть?
- Да, до хера, а, может быть, и боле! На целлюлозно-бумажном комбинате в варочном цехе русские, у бумагоделательных машин русские, среди инженеров - русские, только главные начальники ихние.
- И всё? Больше ничего не видел?
- Зашёл это в один магазинчик. Жена наказала купить ей каких-нибудь мазил. Подхожу к продавщице, а я в эстонском языке, знаете, силён, даже одно слово выучил. Подхожу и сразу выдаю ей: "Тэрэ!" Она прям растаяла и начала из-под прилавка быстро доставать тушь, помаду, духи и прочее. Потом что-то спросила у меня. А я ей ответил чисто по-вологодски: "Чево?" У неё сразу всякий интерес ко мне пропал. И всю выставленную хренотень моментально сгребла под прилавок. И сделала вид, что перед ней никто не стоит. Вот такие пироги! Осталась моя баба без мазил!
Рассказ закончился, и вдруг Ковка-Пятница заорал:
- Вертушка летит!
- С чего это ты взял?
- У меня в левом ухе жужжит!
- Оса у твоего уха жужжит, отгони, а то укусит, - зашибёшься неделю чесаться и зелёнкой мазаться .
- И верно, - замахал Ковка-Пятница обеими руками. И тут же вывез: - А чё, мужики, сидим без дела-то? Может, на Кооперативную сгоняем, лавка-то открылась? Церковного вина купим.
Сарапион тут же спросил: "Поскоко будем сбрасываться и кто побежит?"
Санька Мехничёв прокомментировал ситуацию:
- Ковка, ты пургу-то не гони, все - при деле: корзина доделывается, сеть ремонтируется, топорище доскабливается, - вишь, как пыль летит! Только ты чешешь языком.
И на счёт того "поского сбрасываться" Мехничёв про каждого имел определённое мнение: У этого балаболки в кармане вошь на аркане. Он начинал с понедельника ходить по соседям и просить взаймы до пятницы (может, зарплату дадут или пензию принесут?) Проходили пятницы, а долг не возвращался. Другим жёны давали по 50 копеек на обед, и не больше, а иным и вообще ничего не давали, мол, приходи домой, что останется от вчерашнего в кастрюле, тем и пообедаешь.
- Ковка, а тебе жена даёт?
- Конечно даёт, и по нескольку раз на дню.
- Да, мы про деньги едем, а не про то, что ты подумал.
- И деньги даёт, аж по полтора рубля! На днях ушёл из дома, а жена из окна кричит, лешой, деньги-то забыл. А я ей: "Так выбрось". А она: "Рассыплются, в траве не найдёшь". А я ей: "Ты в рубль их заверни, и выбрось". Она так и сделала. Бросила да и очухалась, что вроде бы не то сделала, завопила, как блаженная: "Ведь омманул прохиндей, омманул! И огласила свой приговор вдогонку: "В таком разе два следующих дня не получишь ни копейки!"
- Ха-ха, вот тебе и полтора рубля, - решило общество, - и когда ты, Ковка, ***деть перестанешь?
- Когда рак на горе свистнет, тогда точно перестану!
А Мехничёв продолжал думать про себя, нет, не про себя лично, а просто - молча: "Вот Сарапион, хороший мужик. Он даже вспомнил про него частушку:
Дорогой Сарапион
В исполкоме служит,
Наворует мильон,
Целый год не тужит.
Мужик-то он, правда, хороший, хотя идиот порядочный: первым отдаёт деньги вскладчину, но никогда, ни при какой погоде не пьёт. Ему важна компания, а не выпивка. Нет, он возьмёт стакан, тост со всей душой поддержит. А потом сделает отвлекающий маневр: "Ой, а кто это ещё к нам идёт!" Все отвернутся, а Сарапион - хлобысь содержимое стакана назад, через плечо. Убивать таких надо. Но нельзя. Это наш идиот, очень полезный идиот!"
А тут Кеша подал голос:
- Наш борт летит, вон, над нефтетарой завис, к нам, кажись, правится!
- Когда кажется, тогда крестятся, что не видишь, что пожарный вертолёт летит? Наш - шарового цвета, корабельного.
По всему по этому мужики продолжили сидеть на скамейках и продолжили базарить.
Гурий так, между прочим, заявил:
- Так мы же скамейки-то и делали.
- А кто же ещё, - поддержали все, - никто кроме нас их не делал!
- И всё этот зануда - Михалыч. Сделали одну скамейку: два чурбака, поверх их прихерачили барошными гвоздями половую доску, пятидесятку, - ни за что не оторвёшь! А Михалыч сказал, что надо ещё пару скамеек сделать. И сделали! Потом говорит, мол, ворота нужны. А чё тут трудного! Вкопали два столба, поверх перекладину прихерачили двумя барошными гвоздями. "Будем играть в "американку", на одни ворота", - заявляют мужики. А он: "Будем играть по-русски, на двои ворота". Соорудили и вторые ворота. А потом Михалыч говорит, что надо поле утрамбовать, мол, нехорошо за кочки запинаться. Взяли хороший чурбак, прихерачили к нему доску одним барошным гвоздём, чтоб руками можно было взяться, - отличная "баба" для трамбовки получилась, - и пошли охобачивать луговину,- ни одной кочки не осталось, - все умяли.
- А, Гурий, вспомни, как мы в футбол играли!
- Не-а, это Кеша у нас самый памятливый, ему и карты в руки.
Кеша даже встал со скамейки и начал:
- Играли от мала до велика, от пионера до пенсионера. Как набирались команды? Вставали капитаны, их ещё матками называли. К ним подходили по два игрока: "Матка, матка, чей запрос? Табаку ли папирос?" Матки должны были выбирать. В общем, "табак" уходил налево, "папиросы" - направо, матки не особо были рады своему выбору. Ничего не поделаешь, - сплошная лотерея! Подходила следующая пара игроков: "Матки, матки, чьи отгадки? Солнце на закате или манду на самокате?"...
Играли до умопомрачения, пока женщины не приходили на поле и не кричали: "Пашка, Мишка, Лёнька, спать пора, завтра в школу! Санька, Сарапион, Кешка, Гурька, Ковка, и у вас-то ума тоже нисколько не насрано, забирайтесь домой, старые пердуны!"
Ковка-Пятница слушал, слушал и не выдержал:
- Так мы ж всё сделали, а где была наша власть, которую мы, как бы, выбирали и поддерживали? И сам себе ответил, мол, власть, власть, - пилось бы да елось ей всласть, а на всё остальное свой прибор класть.
Санька Мехничев не согласился:
- Ковка, ты не прав, власть участок земли отвела, некоторые материалы дала для устройства, чиновник из городской управы приезжал, ленточку на открытии футбольного поля перерезал, настоящий футбольный мяч подарил, а чего до этого-то мы гоняли: бабарушку, консервную банку, тряпичный мяч, а тут... И о занудстве Михалыча прекратите разговоры. Этот "зануда" за три года службы побывал трижды в отпуске на родине.
- А где он служил?
Мехничёв почти пропел:
"Четвёртый день пурга качается над Диксоном,
Но только ты об этом лучше песню расспроси."
Вот там, на краю Земли он и служил. Между прочим, был первоклассным радистом, лучшим на всём побережье Ледовитого океана.
Ковка засомневался:
- Так уж прямо и на всём побережье?
- А сколько раз ты побывал в отпуске?
- Ни одного! На ночном марше шандарахнул тяжёлую военную машину в канаву, причём несколько раз она перевернулась. Хорошо, что обошлось без жертв. За такие "подвиги" тогда почему-то отпусков не давали.
- Вот то-то и оно!
Той порой Гурий заканчивал стёклышком скоблить топорище.
- Ты его ещё соплями смажь, чтобы блестело.
- А и смажу, хочу товар лицом показать .
У Сарапиона было всё путём, а вот у Кеши что-то с перевеслом корзины не ладилось, видать, прутья пересохли, никак изгибу не поддавались. Но вот и он, наконец, с облегчением громко выдохнул: "Всё, ***дец!"
- Без этого-то никак нельзя?
- Какая же корзина без перевесла? И нести неудобно, и бросить жалко.
- Да, я не про перевесло, - попытался уточнить Мехничёв.
- А!!! Без того тоже невозможно. Сказал так, значит, сделано всё - полностью, окончательно, как построение социализма, и бесповоротно, значит, гора с плеч, - коротко и ясно!
Кто-то поинтересовался, а на каких самолётах Михалыч летает?
- Бортрадистом на "Яшках", - ответили. - В Москву, Петербург, Хельсинки, Великий Устюг. А, когда не в плане, чего ему ошиваться в аэропорту, вот и идёт к вертолётчикам, мол, ребята, возьмите запопутье, забросьте в Лесобазу. А те летят на восток области за шестьсот километров, так что двадцать вёрст для них не крюк, конечно, забрасывают коллегу.
- Да, вот и Михалыч пожаловал, - торжественно произнёс Мехничёв.
Вертолёт сделал круг над футбольным полем и помалу стал снижаться. Сел. Ещё лопасти крутятся, а уж дверь открылась, лесенку выбросили. И выходит сам Михалыч, в форменной одежде, с радостным выражением, рукой машет. Ему из вертолёта подают какую-то картонную коробку. Он её двумя руками несёт к встречающим: "Это, мужики, вам, пиво вкусное, заграничное, чешское".
Первым подбежал Ковка-Пятница. Как же без него-то! Быстро открыл коробку:
- Один, два, три - по горизонтали, один, два, три, четыре - по вертикали. Три на четыре, - двенадцать на ум пошло. Михалыч! Маловато будет! Помнишь у нас в обществе слепых незрячие били из клёпки ящики под двадцать бутылок.
Михалыч упрёк понял, хотел сразу даже обидеться, но ничего не ответил. Хотя он не такой, чтобы не ответить. Может, не сразу, но вообще не ответить не мог.
А тут Мехничёв подходит:
- Вот я, - а потом осмотрел собравшуюся братию, - поправился, - вот мы хотим тебе корзину подарить для сбора грибов, ягод и прочего. Это Кеша сплёл в твою честь.
- Эта сетка тебе пригодится, - сказал Сарапион, и положил в корзину сетку, - поедешь на родину во Власово, наловишь на Сухоне лещей немеряно.
Гурий подложил в корзину топорище: "Давно ты говорил, что топор есть, а топорища нет. Вот!"
Чешское пиво пошло, как Христос в лапотках.
Михалыч вспомнил упрёк о малой ёмкости тары:
- Какого ХУ вы мне сделали с гулькин нос корзину-то? Вертолётчики обещали меня забросить в тайгу, где грибов, хоть косой коси, а тут...
Кеша сразу же откликнулся:
- Так пусть эта корзина будет набирушкой. Хочешь я тебе пестерь сплету? Надеру дранки, такие у меня есть славные сосновые чурки, - без сучка без задоринки. Хочешь?
- Конечно, хочу.
- Вот и ладно. Обруч черёмуховый сработаю, ремень приделаю. Наберёшь полный пестерь грибов, так усерешься тащить.
Мужики с превеликим удовольствием "уговаривали" пиво.
- Михалыч, ты за кампанию хотя бы пригуби!
- За кампанию мужики за озером баню сожгли и бабу изнасиловали. Вы чё, баобабы или *бобабы, - начал нервничать Михалыч.
- Да, долбо*бы.
- Вот именно, Сарапион! - согласился Михалыч. - Завтра же я в плане, - я в Питер лечу! Мне не только употреБЛЯТЬ, а даже пригуБЛЯТЬ нельзя!
- Зануда, он и есть зануда, - подвёл итог Кеша, - зануда даже в нашем Кромовесове зануда.
И побежали мужики на Кооперативную за церковным вином. Так ведь и правда истинная: что можно и нужно выпить сегодня, большой грех оставлять на завтра!