Бездна. Глава 11-11. Будет у тебя остров!

Бездна -Реванш
     От томления я не находил себе места. Как-то неожиданно развернулся сюжет жизни…

     Я вышел на улицу и стал слоняться по улочкам, стараясь не отходить далеко от моего пристанища.

     Мысли крутились вокруг одного и того же: море, корабль, милая девочка-колибри, капитан, в универ больше не вернусь, корабль, настоящая мореходная специальность, крутой поворот в жизни, снова корабль, море, девочка, в универ…

     Но маятник настроения качнулся в другую сторону. Ну не может в моей жизни быть так, чтобы как по маслу… Допустим, это сон? Но ощущение реальности было вполне обыденным, воробьи чиририкали слишком буднично.

     Я сидел в парке на скамейке и в сотый раз перечитывал повесть о любви, придумывая новые повороты теперь уже не сюжета, а самой настоящей реальной жизни. Как-то дальше повернёт своё русло судьба?

     Что мне повороты судьбы?! Как ни поверни — всё одно: я обречён издали наблюдать за девчонкой без малейшей надежды на удовлетворение. Быть вблизи девочки и вечно дразнить себя несбыточными бесплодными надеждами на необитаемый остров?! Писать в стол повесть любви, обречённой на неминуемое поражение. Ждать, когда вырастет до совершеннолетия красавица Леночка. Когда ей будут падать в ноги прекраснейшие и богатейшие мужчины. Но… — я не стал продолжать о том, насколько она будет меня интересовать в двадцать лет. — А сейчас: выдержу ли я нахождение рядом с милейшей двенадцатилетней девчонкой-колибри? Вынесу ли громадную силу притяжения к изысканнейшей из роз. Вряд ли… Результат — тюрьма! Вот бы произошло чудо! Тогда я уверовал бы во что угодно.

     Но реальность неутешительна. За каких-то три часа я отрёкся от великой любви! Я мгновенно предал мою Оленьку. Оленёнок, милая девочка! Помоги мне не сгореть от безудержной страсти, которая сулит только муку, или даже тюрьму! Забери меня в наш сон, в нашу повесть о вечной любви! Наш остров — это убежище от пошлости этого мира! Я буду его созидать!

     Я прижал тетрадки к груди. По правой щеке покатилась слеза.

     — Юноша, я вижу, тебе больно.

     Я не вздрогнул от неожиданности лишь потому, что голос был тихим и мягким.

     Я посмотрел на хозяина этого голоса с нескрываемым интересом. Белые брюки и белая рубашка. Чуть выше меня ростом, зато какой-то щуплый и по-мальчишески худенький. Возможно, ему не было и тридцати лет. Да что там тридцати — двадцати шести!

     — Юноша, тебе катастрофически одиноко.

     Он взял мою руку и стал водить тонкими пальцами по прожилкам ладони. Его прикосновения были нежными, проникающими в самое существо. Несмотря на всегдашний скепсис по поводу гаданий, я был готов открыть ему все ладони, все тайны, лишь бы его мягкие касания залечили раны моей души.

     — Да, мне очень одиноко. Мне всегда одиноко. Но так одиноко не было никогда.

     Я понимал: гадания — видимость, предлог, чтобы прикоснуться к моей боли, чтобы облегчить страдания. И он нежно сомкнул мою руку в ласковых ладошках.

     — Ты видел жемчужниц? Они прячут в себе прекрасные драгоценные камни. Эти сокровища сотканы из боли, но они сияют неземным светом. Когда песчинка попадает в тело, она причиняет неизменную ноющую боль. Зато она становится прекрасной жемчужиной, — он ухватил мои запястья и удивительно цепко заглянул в глаза. — Ты одинок, ты слишком закрыт в себе.

     Что от него ждать: исцеления от боли? Новых пыток? Что?!

     — Но у тебя удивительно прекрасная душа!

     Он сел рядом, не отпуская моих рук, так, что наши волосы соприкоснулись.

     — Ты исключительно одинок. Твоя душа болит много лет! Ты был одинок в школе. Ты одинок в институте. Даже близкие всегда обижали равнодушием. Ты хотел вырваться из мира пошлости и разврата, но людские условности цепко держали тебя на привязи ненужных обязательств.

     Он продолжал нежно водить кончиками пальцев по линиям моей судьбы.

     — Я знаю, у тебя не было девушек.

     Он читает мысли! Но я не боюсь! Правду, только правду! Раскрыть душу перед незнакомцем! Пусть предстану пред ним обнажённым! Вдруг он знает секрет избавления от страданий? Незнакомец, спаси меня!

     — У тебя никогда не было девушек! Не было?!

     — Не было…

     — Почему? — и сам же ответил: — Потому что у тебя есть абсурдная проблема, о которой даже подумать стыдно? Раскрой свою боль! Признайся! Доверься!

     — Это трагедия всей жизни, — м-мда… слишком патетично… Но чуть преувеличить стоит — ради исцеления. И я вскричал:  — Вокруг я вижу только грязь! Лишь во сне…

     — Ни слова больше! Я знаю! Тебя совершенно не интересуют женщины! — он ещё крепче схватил мои руки и приблизил своё лицо настолько близко, что я почувствовал тончайший аромат роз.

     Своей чуткой душой он проник в мои грёзы. Он узрел мои страдания! Только он сможет мне помочь! Для того он послан судьбой именно в эту минуту в этот парк… Я доверю ему мою душу. Ради Оленёнка!

     — Не интересуют?

     — Не интересуют…

     — Я знаю, к чему ты привязан всеми нитями своей души! Это страсть, которую все люди называют преступной. Однако она — верх того, что может быть лишь у человека с тонкой страдающей душой. Но ты сам должен сказать это, я лишь повторю. Чего ты хочешь? Что тебя волнует до глубины души?

     — Остров, где я впервые полюбил! Где я полюбил моего Оленёнка!

     — Я всё тебе дам! Будет у тебя остров любви! И твой оленёнок… — он неожиданно замолчал.

     — Что я должен для этого сделать?! — теперь уже не он держал мои руки, а я — его.

     — Будет у тебя корабль. Ты будешь помощником капитана! Ты будешь иметь большие деньги. Ты повидаешь далёкие страны. Весь мир будет у твоих ног! Ты исполнишь все свои детские мечты!

     — Что я должен сделать? — я ещё крепче сжал его запястья. — Устроиться на судно? Потом сбежать на остров! Но это до банальности простое решение невыполнимо. Я верю: вы дадите мне всё. Что я должен за это сделать?

     — Ты уже понял, что я хочу? — его лицо стало тошно-сладким.

     — Нет, не понял, — сказал я, хотя начал догадываться о причине приторности его физиономии.

     — Я дам тебе всё! — теперь он прямо-таки вцепился в мои руки. — Мне нужно немногое: твоя податливость, твоё желание, твоя ласка. Твой оленёнок — я! Поедем ко мне! Посмотри, у меня всё готово, — он раскрыл миниатюрный сумарь, откуда блеснули разноцветными огнями импортные вина и некие упакованные в сверкающую радугу лакомства. — Дома ты ещё не то увидишь! Мне нужен ты! Тебе нужен я! Я — твой оленёнок!

     В помои рухнул целый мир. Его слова оказались на удивление прозаичными. Жена уехала в отпуск. Ему просто нужна замена… Даже не замена — он всего-то простой извращенец!

     — Я дам тебе деньги. За небольшую услугу. Захочешь — корабль станет твоим домом. А там, глядишь, махнём на остров. Недельки на две…

     — А жена?

     — Какая жена?

     — Твоя, — язык не повернулся сказать “ваша”

     Он ещё минут десять уговаривал меня. Потом жёстко сказал:

     — Пошли хотя бы в парке потешимся. Я знаю, у тебя нет денег. Я дам тебе их за небольшое взаимоудовлетворение…

     Я чуть не плюнул ему в лицо.

     — Неужели в детстве с мальчишками не баловался…

     — Да пошёл ты!

     Он покопался в сумаре и достал несколько мятых купюр.

     — Давай хоть за деревья зайдём, поласкаемся.

     Я представил, как он будет снимать в кустах свои беленькие брючки и снежно-беленькие плавочки. От отвращения чуть не вырвало.

     — Что тебе стоит?! — он хотел всунуть приготовленные деньги в мой карман. — Поласкаемся — и по домам!

     — Вот ещё! — я больно ударил его по руке так, что деньги упали на траву, подопнул купюры ему под ноги и, не оглядываясь, пошёл в сторону вокзала.

     — Подожди, желанный! Я — твой оленёнок! На нашем корабле мы покинем этот мир и будем счастливо жить на нашем острове! Этот остров будет нашим навечно! Скажи лишь слово!

     Он умолял, говорил нежные слова, пытался удержать меня за руку. Наверное, так девушка пытается удержать возлюбленного, когда тот, наигравшись, уходит к другой.

     Я с силой оттолкнул его так, что он чуть не растянулся на траве.

     — Ты меня обманул! Нет у тебя острова! Нет у тебя корабля. Нет у тебя жены! Ты не капитан! Ты — самозванец! Ты — извращенец!

     Я пошёл из парка. Оглянувшись, я увидел жалкого человечка. Он стоял на коленях и плакал.

     — Не оставляй меня! Я твой оленёнок. Прости меня, я дал тебе мало, — он стал доставать из сумочки бутылки с вином, деньги, консервные баночки…

     — Твои ликёры — дешёвая подделка. Твои лакомства — собачий корм! Ты сам — падаль! Мне мерзок даже один твой вид. Ты — извращенка!

     Я говорил жестокие слова. Но мне было его жаль. Я знал, что он страдает от своей абсурдности. Знал, что ничего не может с собой поделать…

     Люди оглядывались. Кто-то ляпнул:

     — Семейная ссора.

     — Так её! — раздалось с другой стороны. — Жена должна уважать мужа!

     Как они могли подумать?! Чтобы быстрее завершить представление я, не оглядываясь, побежал по улице. Опасаясь преследования, я заскочил в гастроном и нырнул в густой круговорот покупателей.

     Я купил хлеба и, с досады, бутылку портвейна по немалой “коммерческой” цене, потратив значительную часть денег.

     Потом вернулся в контору, зашёл в маленькую каютку с железной кроватью, где мне предстоит ночевать, потому что с бутылкой вина стыдно идти в квартиру доброго человека. Я поднялся на корабль, походил по берегу, раздумывая, запереться с бутылочкой вина в каюте или пока посидеть на корме с книжкой в руках. Но по трапу поднялись перепачканные мазутом мужики и начали стучать на всю округу.

     Вопрос решён — на природу, подальше от шума. Вдруг кто-то из этих мужиков был свидетелем “любовной драмы” в парке? Мысль была абсурдной, но мне казалось, что у меня на лбу огромная сверкающая печать, на которой всё-всё-всё написано. Вроде, с честью выбрался из любовного двухугольника, точнее, угла. Нет — кола! Но чувство постыдности и гадливости не оставляло меня.

     Прихватив вино, хлеб и бушлат, я побежал на остановку, сел на пригородный автобус. Когда автобус миновал окраины, я попросил водителя остановиться возле небольшого ручья в нескольких километрах от города.

     До самого вечера в полухмеле я гулял по зарослям, представляя себя среди тропических джунглей острова Чунга-чанга. Благо, жара и растительность создавали иллюзию тропиков. Я лежал на траве, расслабленно глядя на проплывающие облака. Иногда думал о предложении извращенца. Вдруг он вправду капитан. Тогда — фиктивный брак… Со временем утопить капитанишку в луже, как поганую змеюку. Во время дальнего плавания… С его кораблём все острова в океане будут моими. Спохватываясь, я бил кулаками по земле от омерзения и кричал:

     — Никакие блага не соблазнят меня даже прикоснуться к поганому извращенцу! Никакие острова в мире не заставят изменить моему Оленёнку! Моей Леночке! — и уже совсем неуверенно: — и Алинке…

     Возвращаться в город не хотелось. Я сделал небольшой шалаш, подстелил на землю веток, закутался в бушлат и уснул под пение ночных птиц и журчанье ручья, представляя себя на острове Чунга-чанга… с тремя жёнами: Оленькой, Светланкой и — Леночкой!

     На следующий день до полудня я бродил по лесу.

     Лишь после обеда вернулся на кора… корабля не было.

     Была лишь контора. И мужичок с хитрым взглядом, лет шестидесяти.

     — А где… — я старался не дышать в сторону мужичка, алкогольный перегар наверняка не выветрился.

     — Корабль? Благополучно ушёл в плавание. Час назад. Товар загрузили несколько дней назад, да мешали какие-нибудь зацепочки. Сегодня дали добро. Пал Петрович до последнего ждал твоего возвращения и оттягивал момент отплытия до бесконечности. Но не в его власти было отменить плавание.

     — Где девочка?

     — Уехала к бабушке до следующего лета. Учебный год на носу.

     — Куда поплыл корабль?

     — Сначала в Индонезию, потом… В общем, месяца три и больше будут плавать.

     Рухнул мир. Я в беспамятстве куда-то пошёл, лишь бы не стоять на этой земле.

     — Тебе причитается вознаграждение, — мужичок-сторож догнал меня и вручил деньги.

     Я увидел его брезгливую физиономию и постарался вообще не дышать. От денег я отказался. Точнее, взял даже меньше, чем положено за день работы.

     Когда я шёл по улице, мужичок окликнул меня:

     — Ах да, тебе письмо от нашего благодетеля, — он нехотя протянул красивый конверт.

     Ах, проходимец, не хотел письмо отдавать?!

     Из письма я узнал… Павел Петрович ждал меня, отсрочивал момент отплытия, но приказы не обсуждаются… Что в последний момент вопрос о работе сторожем был решён в мою пользу.

     Я ещё не дочитал письмо, как пенсионер стал придумывать немыслимые доводы, что-де батюшка-капитан в последнюю минуту передумал насчёт сторожа-то, что я незнакомый человек, вдруг пропью всю контору, мало ли проходимцев, что…

     … я развернулся и ушёл.

     Это — крах целой жизни. Купился на сладкий хмель, позарился на остров в пригороде Владивостока. И потерял целую жизнь!

     — Проклятый гомик! Из-за тебя я просрал будущее! Твоё счастье, что нет тебя рядом, а то намылил бы твою поганую морду!

     Я забрал оставленный у доброй женщины рюкзак с вещами и отправился на железнодорожный вокзал.

     — Мишка, я так устал… Даже пустая квартира не привлекает меня. Домой! Только домой! А там виднее. Может, вернёмся через три месяца.

     — Смотри, капитан, тебе решать.

     — Вот тебе и собственный остров…