Сегодня мне опять приснился этот сон. Он всегда очень ясный, очень яркий и очень грустный. Но просыпаюсь я не опечаленная. Просыпаюсь я с сознанием, что все произошло, как следовало тому произойти. Все обязательства погашены, и никто никому ничего не должен. Вот разве что…
Меня ведь читает так мало народу. И будет совсем безопасно, если я расскажу эту историю. Вряд ли она попадет не в те руки. А если и попадет, то все уже кончено и забыто. И следы поросли травой.
Это был небольшой приморский городишко в одной из стран, расположенных на одном из новых континентов, возникших, когда не стало великой Гондваны. Как известно, произошло это тогда, когда Эру свернул все пути в кольца и обратил Арду в шар. То есть очень давно. Поэтому не имеет никакого значения, на каком из материков расположен был городишко, в мэрию которого ворвалась как-то утром женщина средних лет, только что выпрыгнувшая из-за руля большой блестящей машины. Каждый, увидевший эту машину, сразу бы сообразил, что действие происходит в благословенные пятидесятые, когда бензин был дешев, а дамы могли себе позволить носить пышные юбки на кружевных подъюбниках кипельно-белого цвета и нитяные белые же перчатки до локтя. Сумочки тогда были непозволительно маленькими и скорее напоминали пудреницу, нежели сумочку. Вот такая-то лаковая безделица и болталась на локте женщины, пока она торопливо убеждала секретаршу мэра, что ей нужно войти к хозяину кабинета прямо сейчас и ни минутой позже.
Добравшись, наконец, до мэра, женщина глубоко вздохнула и открыла рот. Казалось бы, она должна была затараторить. Но вместо этого она заговорила звучным необыкновенно красивым голосом внятно и неспешно:
- Они скоро будут здесь. Конечно, они понятия не имеют о том, что здесь происходит на самом деле. Но у них масса самых диких теорий, и большинство склоняется к тому, что у нас расположена законспирированная шпионская база Советов. Впрочем, процентов тридцать за то, что это опять-таки законспирированная шпионская база пришельцев. И вот они (разумеется, в строгой тайне) выдвинулись сегодня, вооруженные усыпляющим газом, шприцами с бог весть какой дрянью, нервно-паралитическими гранатами и простыми карабинами. По-моему, Петер, пришло время уходить.
Мэр города, мужчина среднего роста с усталым лицом, вздохнул:
- Нам было так уютно в последние годы! И наши сады, что они сделают с нашими садами!
- Скорее всего, сады просто одичают. А вот нам будет совсем нелегко. Это не старые времена и повсюду теперь требуются документы. Социальные карточки, вид на жительство, налоговые декларации и масса прочей бумажной ерунды. Нет, Петер, на этот раз действительно пришло время уходить.
- Но как они могли догадаться, Луиза!
- Не будь дураком! Это наше кладбище, на котором никто не похоронен. Эта наша больница, в которой никто не лечится. Наше налоговое управление, которое не собирает налогов. И потом, в городе совсем нет детей. Никаких. Уже семьдесят лет. С тех пор, как они ввели статистику, жить стало решительно невозможно.
Мэр протянул руку к коммутатору и нажал самую потертую кнопку.
- Жоржетта, - сказал он, - объявляй общий сбор.
И народ, населявший город, потянулся к выглядевшему неприлично новым и неприлично стерильным зданию муниципальной больницы. Внутри больница казалась еще более странной, чем снаружи. Ее населяли блестящие шкафчики, полные склянок и картонных упаковок. Там и тут в углах стояли каталки с хромированными ручками, на которых (это было сразу заметно) никто никогда не лежал. В операционной на подносе были выложены хирургические инструменты, и солнце отражалось от их нетронутой поверхности и бросало солнечные зайчики на идеально выкрашенные стены. Да и народ, наполнявший постепенно больницу, выглядел странновато. Сразу и не скажешь, но что-то в них цепляло взгляд. Может быть, то, что среди них не было ни молодежи, ни стариков – только хорошо сохранившиеся люди средних лет. Может быть, то, что волосы у них у всех имели странный припыленный оттенок, словно кто-то собрался напудрить их мукой, но остановился, едва начав задуманное. Может быть , стороннего наблюдателя смущали их глаза – слишком ясные, слишком холодные, слишком разумные. Должно быть, городок их действительно находился на отшибе, долгое время не замечаемый властями, раз они столько лет смогли прожить, не тронутые и не потревоженные.
Все они, и мужчины, и женщины, казалось, весьма легкомысленно отнеслись к сложной ситуации. В толпе слышались смешки и шутки, кто-то насвистывал, кто-то напевал.
- Пропустите, пропустите! Лаура, подвинься, Ганс, отойди с дороги, Жан, куда ты тащишь с собой стул?
- Это настоящий готический стиль! Каштан, между прочим, мое любимое дерево!
Мэр погрозил Жану пальцем и встал, наконец, во главе толпы, которая к тому времени успела сформироваться в довольно стройную колонну.
- Вперед! – воскликнул мэр, и сопровождаемый одобрительными выкриками двинулся к регистратуре, расположенной на втором этаже. Там в углу стояли громоздкие часы, явно не представлявшие антикварной ценности, в отличие от каштанового стула. Мэр открыл часы и остановил маятник. Потом передвинул стрелки, так, чтобы часовая указывала ровно на шесть часов, но минутная почему-то показывала без четверти. Часы задумались на минутку, а затем разразились хриплым боем. В покрытой белым кафелем стене рядом с ними образовалась еле заметная трещина. Мэр снял с шеи ключ и вставил в трещину, которая тотчас же расширилась и раздвинулась, открыв проход в зал, также отделанный сверху донизу белым кафелем. Народ устремился в щель, что заняло не мало времени, так как ширины ее хватало только на одного человека. Последним протиснулся Жан, волоча за собой стул. Едва он вынырнул с другой стороны, как щель сама собой сомкнулась, и ровная блестящая стена на ее месте не вызвала бы никаких подозрений.
Они прошли через кафельный зал и оказались на лестнице, круто уходившей вниз. По мере продвижения, лестница старела, но не ветшала. Бетонные ступени сменились мраморными, мраморные – дубовыми. Блестящий кафель на стенах постепенно превратился в гладкотесанные каменные плиты. Электрическое освещение сменилось смоляными факелами. Кто все это построил? В какие времена? Почему факелы вспыхивали сами собой, освещая дорогу впереди, и сами собой гасли, когда мимо них проходил последний из странников? Я не знаю. Но не одна лестница изменилась. Изменились и те, что шли по ней. Личины спали, и объявились лики. И теперь уже совершенно ясно стало, что никакие это не люди. И что годы их отнюдь не средние, тоже стало ясно. Древний многознающий народ шествовал по подземным пролетам, и каменные своды множили их нечеловечески звонкие голоса.
Вскоре лестница кончилась. Короткий тоннель в горах вывел эльфов в небольшую пещеру, где их предводитель, снова снял с груди ключ и вставил в еле заметную выщербину. Скальная порода раздвинулась. Щель была едва ли не уже, чем первая. Несколько беспечных голосов, подшучивая, предложили Жану (только теперь его называли его исконным именем) оставить стул, но он отказался. Щель постепенно поглотила всех и сомкнулась.
А с той стороны… С той стороны, естественно, была гавань. И звезды сияли на небе, словно и не было этого долгого пути вглубь под землю. И стражник, взглянув на приближавшийся к нему отряд, не стал требовать пароля, а просто указал им на ближайший корабль, борта которого ночью казались черными, но черными, конечно, не были. Тот, кого так долго звали Жаном, со стулом подмышкой, ринулся к паруснику в числе первых.
На этом кончается мой рассказ. Трещина в скале, конечно, была трещиной во времени. И ни один человек не способен ее найти, а если и найдет, не способен ее открыть, а если и откроет, не сможет пройти сквозь нее живым.
Но те люди, что ворвались в городок около полудня, до трещины не добрались и так ничего и не поняли, хотя и прошли по всем домам, оставляя после себя беспорядок и разорение. Я даже не знаю, был ли среди них хоть один, который во всей этой кутерьме обратил внимание на дивные сады, которые украшали город. Да и до садов ли им было!