О, губящее умиротворение,
оцепившее меня колючей проволокой светодиодов,
сжалься.
Сжалься, иначе я, в конечном счете,
останусь один на один с утопическим
фальцетом архивных манускриптов,
впитаюсь в их извилины
и сам превращусь в утлые корешки.
О, торжествующее безразличие,
радушно встреченное мной,
отступи.
Отступи, но так, чтобы даже близорукий
отрок Пикассо смог различить тебя
в пунцовых прудах опадающей Сакуры.
О, отупелое смирение,
спрыснутое обессиливающим эгоцентризмом,
избавь.
Избавь меня от своего присутствия
и позволь вновь сделать жадный глоток
из чаши Эроса, некогда снившейся мне
в сюрреалистической интерпретации,
где я чайкой пикирую
в слепяще-белую изнанку волн Эгейского моря.
О, параноидальный страх,
ввиду которого я ужасаюсь при мысли предстать слабым,
не мучай меня.
Не мучай и дай насладиться безотрадным откровением,
ужасающим в равной степени,
ибо в нем я ДОподлинно слаб
и кажусь себе сморщенным мокрым песком -
- жалким до тошноты,
выступающей в отвращении перед правдой.
О, трепещущая экзальтация,
раздирающая симметрию плоти,
подступи.
Подступи вплотную ко мне,
освежи горячим дыханием своей агонии
мое лицо, послесмертный восковой слепок,
и одари меня пылкостью донжуанского словоблудия.
О, щемящая усталость,
родственная имманентной боли,
умолкни.
Умолкни и сними блокаду
с моего искривленного города,
где газопроводные трубы
вгрызаются в брусчатку,
как собаки в лоснящуюся кость,
где многоэтажки совокупляются
среди крыш
надломленных горизонтов.
О, добродетельный кАтарсис,
сполна испытанный сухожилиями,
пропусти.
Пропусти очищающую зарю,
которая вот-вот придет,
дабы сменить прокаженного Нокса.
О, любовь моя!
канувшая в историю, как нечто искусственно утоляющее,
благослови.
Благослови меня на поклон забытию
несуществовавших паромов,
Прекрасная,
ты, ты останешься в блеске вечерних кварталов.
и во мне.
и во мне.
и во мне.