Кровоточащий камень

Ратш Любомиров
Над головой в небесной лазури пронзительно вскрикнула чайка. Земля была недалеко. Вскоре груда облаков на горизонте должна была превратиться в цветущий остров. Остров назывался Флоер и был французской колонией в Архипелаге. Именно к нему под всеми парусами стремительно мчался сорокавосьмипушечный фрегат.

Капитан корабля стоял на юте. Он был довольно молод для капитана — три десятка лет. Но в его серых глазах таилась мудрость и это в некоторой мере скрашивало возраст. Одет капитан был в черную шелковую блузу, развевающуюся на ветру, и штаны из темной кожи. Темные пряди волос выбивались из-под красного платка, который был единственным ярким пятном на человеке.

Качка не мешала капитану стоять ровно. В течении многих лет на качающейся палубе он чувствовал себя лучше, чем на твердой земле. Звали капитана Питером, его настоящей фамилии не знал никто из его окружения, но еще в молодости ему дали прозвище — Омут. Прозвище ему дал выдающийся рубака Архипелага Нико Виргин. Эту историю помнили немногие.

Питеру было тогда едва восемнадцать лет, он только-только начал вживаться в пиратское братство. Но уже тогда он был довольно знаменит как фехтовальщик, убив на дуэли известного боцмана Билли Черного. И вот в одной таверне оказались Питер и сам Нико Виргин, признанный лучший фехтовальщик Архипелага. После выпитого рома всем захотелось развлечься. И пьяные матросы стали натравливать Виргина на юного Питера. И вот пьяный Нико вскочил из-за стола и выхватил саблю с криком: “Не станет он лучше меня! Сейчас убью! Где этот Питер?!”. Питер, который смеялся чьей-то шутке мгновенно посерьезнел и тоже встал положив руку на эфес сабли. Нико окидывавший взглядом зал в поисках противника напоролся на холодный взгляд Питера. Он мгновенно побледнел и возвратил саблю в ножны со словами: “Омут… чисто омут… живи себе…”. Слова фехтовальщика не остались без внимания, прозвище Омут крепко прицепилось к Питеру. А позже Нико рассказывал, что увидел в глазах Питера не что иное, как смерть, и мгновенно к нему пришло понимание, что если он не остановиться, то неминуемо умрет.

Омут смотрел вдаль, вдоль пенящегося следа корабля. Попутный ветер был свежим, пиратский капитан невольно вздрогнул от холода. Это его движение не осталось без внимания, вскоре рядом с Питером оказался юноша с черным камзолом в руках. Капитан принял камзол и чуть заметно кивнул, что означало благодарность. Юноша просиял и спустился на палубу. Омут усмехнулся, глядя ему вслед.
 
Юношу звали Джоном Траверсом, и он появился на корабле пару недель назад. Омут всегда сам набирал команду, знал имя каждого своего подчиненного, имел представление о характере каждого.

Джона он встретил на Аркоре, пиратской твердыне, вернее это Джон встретил его. Омут шел по грязной улице, когда дорогу ему преградил юноша в простой одежде и с саблей у пояса. Юноша представился и попросил принять его в команду.

— У меня полная команда, — ответил Питер.

В глазах Джона он прочитал плохо скрываемое отчаянье и это остановило его от дальнейшего продвижения улицей. Он спросил:

— Тебе действительно нужно на корабль?

В ответ юноша только кивнул. Капитан вздохнул.

— Ладно. Идем со мной. Никакой благодарности! — оборвал он слова, готовые сорваться с языка Траверса. — Ты будешь помогать коку на камбузе, согласен?

Джон оторопело взглянул на капитана, надеясь понять, что сказанное — шутка. Но Омут говорил серьезно. Тяга к приключениям была слишком велика, и юноша опять кивнул.

Теперь капитан криво улыбнулся, вспоминая тот день. Разве мог тогда, да и теперь тоже, понять этот юнец, что Омут не много ни мало отодвинул день его гибели? Нет, конечно. Траверс принадлежал к тем, кого называли не иначе как “пушечным мясом”. Совсем зеленые юноши, которые оружия держать не могут, но рвутся, рвутся к морю, к приключениям, к славе. Большинство из них погибало в первом же бою, остальные же погибали в следующих или, что хуже, калечились и навсегда сходили на берег. И только единицы выживали, но это были истые самородки. Но все, или почти все, известные пираты были бывшим “пушечным мясом”.

И Омуту было жаль этой обреченной жизни, он хотел дать несмышленому юноше хоть какой-то шанс выжить. Да и сам он был таким же. Хотя, если судить по строгости не совсем таким же. Питер хорошо владел клинком и Удача была благосклонна к нему немного более, чем к остальным. Да и пошли в море, Омут был полностью уверен, они по довольно разным причинам.

Омут отвернулся от водной глади и прокричал хриплым голосом несколько команд. “Веселый Роджер” был предусмотрительно сменен флагом Франции. В воду был заброшен лаг и была узнана скорость корабля — восемнадцать узлов. О ней было доложено капитану. Питер молча кивнул. Его люди достаточно хорошо изучили его. Их капитан был молчалив и даже угрюм, но когда наступал момент боя, он преображался, в глазах появлялся азартный блеск, за плечами будто вырастали крылья — за несколько минут он проносился от бака до юта, подбадривая и давая указания каждому. Именно в такие моменты он проявлял свои способности стратега, лидера и навигатора.

А сейчас Омут подошел к рулевому, легким движением отстранил его и сам взялся за штурвал. Как всегда это принесло ему неописуемое удовольствие. Корабль был просто превосходным, хорошо слушался руля, был слабо подвержен качке. Правда, Омут не успел еще испробовать его в шторм, но он был уверен, что корабль выдержит испытание. Уже полтора месяца Питер ходил на этом корабле.

                ———

Фрегат значительно отличался от шестидесятипушечного галеона. Во многом он был лучше. Омут, хотя и не был особо суеверным, но ужаснулся своим мыслям. “Зевс” был его первым большим призом, большой удачей. Он верно служил своему капитану в течении десяти лет. Это был второй по счету корабль Омута. Первым была яхта, которую он выиграл в карты, еще раз доказав благоволение Удачи. На этой яхте он начал свою пиратскую карьеру. Он грабил небольшие торговые суда, но однажды напоролся на испанский галеон. Его люди стали молиться, понимая, что один залп неприятеля — и они корм рыбам. Но Питер, уже получивший прозвище Омута, проявил немалое мужество и пообещал, что изрежет на куски каждого, кто осмелиться ослушаться его приказа, а приказ был один — нападать.

Яхта была намного маневренней галеона, и это спасло ее команду, галеон был взят на абордаж с кормы. Яхта не дожила до конца боя, пойдя ко дну, так как получила несколько пробоин ниже ватерлинии, и никто не пришел ей на помощь. Так “Зевс” стал кораблем становившегося все более известным капитана Омута. Через три года под командованием Омута было два корабля, через пять — четыре, а через девять — семь. И неизменно “Зевс” был флагманом.

А потом во время бури “Зевс” был оторван от своей эскадры. На его пути к Аркору встретился небольшой торговый караван, состоящий из четырех кораблей. Караван, несмотря на свое численное превосходство, но узнав знамя Омута, удачливого и умного пирата, уклонились от пересечения курсов. И Омут бы повел своей дорогой слегка потрепанный штормом корабль, если бы не флаг, под которым плыли торговцы. Люди Омута замечали за ним почти маниакальную ненависть к французам. И галеон изменил курс, догоняя груженых торговцев. Против него было две каравеллы, барк и бриг. Последний был единственным, кто мог представлять хоть какую-то угрозу. Именно поэтому он и был потоплен первым, тремя точными залпами, едва успев один раз ответить. Но остальные торговцы проявили неожиданное мужество, вместо того, чтобы попытаться убежать, пока Омут топил бриг, корабли развернулись и открыли -огонь по “Зевсу”.

Это было неплохой попыткой выжить, если бы они разошлись в разные стороны, то по крайней мере один ушел бы от погони, а так все трое были обречены. На флагмане Омута были его лучшие люди, в том числе и канониры. Каравелла и барк еще не успели полностью скрыться под водой, когда последняя каравелла была взята на абордаж. Трюм призового судна был полностью заполнен грузом какао и хлопка. Несколько часов ушло на то, чтобы перенести груз на галеон. После этого каравелла была пущена вслед остальным французским кораблям.

А “Зевс” продолжил свой путь к пиратскому острову. На нем кипел ремонт, благо материалов было достаточно — парусина и доски были взяты с захваченного корабля. И галеон прослужил бы своему капитану еще не один десяток лет, если бы добрался до гавани без приключений.

Но Удача в тот день и так слишком долго оберегала Омута. На горизонте показались паруса, вскоре можно было разглядеть флаг — ненавистный Омуту француз.

На Архипелаге устроили свои колонии четыре страны: Англия, Франция, Испания и Португалия. С англичанами Питер был почти в дружеских отношениях, к Португалии был полностью нейтрален, а испанские и французские корабли старался не отпускать без боя никогда. И если бы приближающийся корвет был испанским, Омут подавил бы свою гордость и сменил флаг на испанский, в надежде на спасение, но с французами он не мог заставить себя сделать так.

Корвет был намного быстрее и маневренней галеона, а “Зевс”, кроме того, был еще и поврежден и загружен до половины. Но Омут знал про силу своего авторитета, и он представил себе молодого честолюбца-капитана, дерзнувшего напасть на него, еще до того, как увидел его в подзорную трубу.

Бой был жарким и на “Зевсе” раскаленные орудия поливали водой. Питер отдал должное капитану корвета, тот командовал очень умело, не подставляя свой корабль, как выгодную мишень для шквального огня галеона. И Омут пошел на хитрость. Подняв все паруса на галеоне, он сымитировал бегство. Вслед ему полетели ядра, но лишь одно достигло цели. А француз сделал то, чего ожидал от него пират, то есть ринулся в погоню. В запале он приказал поднять все паруса, не подумав, что догонит добычу и при половине. Для него самого стали совершенно неожиданными действия Омута. Галеон развернулся бортом к преследователю со всей возможной для себя прытью. Залп орудий, заряженных бомбами, и нос прекрасного судна превратился в кашу. Но несколько пушек были заряжены картечью и после их выстрела количество французов на палубе уменьшилось. Корвет набрал слишком большую скорость, даже повреждения не сильно замедлили его. Он на всем ходу втаранился в галеон.

Послышался ужасающий треск, который был следствием столкновения по сути хрупких, но больших масс. После этого наступила секундная полнейшая тишина, потом начали стонать раненые при столкновении, а потом с диким криком команда “Зевса” кинулась на палубу противника. В передних рядах пиратов можно было заметить фигуру в черном, которая сеяла вокруг себя смерть. Омут сражался наравне со всеми.

Победа досталась пиратам, но цена была слишком большой. Борт галеона был смят и снесен, грот-мачта едва держалась, угрожая падением. Многие советовали капитану добираться до острова на захваченном корвете, хотя и поврежденном, но не настолько. Но Омут отказался оставить корабль, который был ему верным другом, на произвол судьбы. Была произведена кое-какая починка, за борт полетело сорок пушек и половина груза. Был бы капитаном кто-нибудь другой, не миновал бы он бунта, но к странностям Омута не брать призовыми французские корабли уже привыкли. Вся команда молилась о попутном ветре и тихой погоде.

Каким-то чудом “Зевс” добрался до гавани Аркора. Практичный капитан отремонтировал бы его и продал бы какому-нибудь торговцу, “Зевс” потерял все свои боевые и ходовые качества, имея ценность только по вместительности. Омут же решил поступить иначе, он никогда не гнался за богатством, но при этом был очень богатым пиратом. На вопросы товарищей Омут отвечал:

— “Зевс” — военный корабль, и я не позволю какому-нибудь торгашу использовать его как баржу. Я устрою ему похороны, достойные великого воина, которым он и был.

Те, кто обладал недюжинным умом и большой жадностью, за глаза называли Омута расточительным глупцом, его же ближайшие офицеры и умудренные жизнью пираты поняли, что не зря уважают того, кто так уважает свой корабль.

“Зевс” был отремонтирован, по крайней мере он выглядел как и прежде. На него поставили новые пушки взамен выброшенных за борт, его борта заново покрасили, появилась новая грот-мачта и новые паруса. Трюм “Зевса” загрузили товаром, захваченным в последнем рейде.

Когда все было готово к отплытию, вся эскадра последовала провожать своего вождя в последний путь. Они отплыли на пару дней пути.

На “Зевсе” были подняты все паруса и команда, погрузившись в шлюпки, покинула корабль. На нем остались только капитан и десяток матросов. Омут несколько минут правил кораблем, наслаждаясь этими последними минутами. Потом отошел от штурвала и кивнул поджидавшим матросам. Было подожжено несколько пучков бикфордовых шнуров и оставшиеся люди погрузились в шлюпку.

“Зевс” плыл сам, под всеми парусами. Он в последний раз выстрелил из своих орудий. А через мгновение последовал еще один взрыв, который разорвал днище корабля. Бывший флагман медленно погружался в морскую пучину, все равно продолжая двигаться вперед.

Шлюпку подобрал корвет “Смелый”, второй по значимости после “Зевса” корабль. “Теперь уже первый” — с горечью подумал Омут. Его встретил Габриэл, его давний боевой товарищ, который когда-то был боцманом на “Зевсе”, а теперь был капитаном на “Смелом”. Глаза пятидесятилетнего морского волка слезились. Он взглянул на Питера так, как никогда не смотрел, и тут же напустил на себя суровость:

— Чертов ветер! Так и дует в глаза!

Ветер был несильным и в глаза дул как всегда. Но к своему удивлению Омут только после этих слов ощутил на своей загорелой обветренной щеке слезу. Он незаметно смахнул ее и подставил лицо ветру, который только сушил слезы, а не вызывал их.

Каждый корабль эскадры отсалютовал похороненному кораблю, желая удачного сна на дне морском.

Флагманом стал “Смелый”, но у него был свой капитан, Омут не мог, да и не хотел менять кораблю его капитана. Денег у него хватало и он, отправился на Ричлэнд, английскую колонию. На тамошней верфи он заказал себе корабль, который был спроектирован лучшими мастерами, которых можно было найти в Архипелаге. На похороны “Зевса” и постройку нового флагмана Омут потратил целое состояние. Но фрегат был действительно хорош, он объединял в себе превосходные мореходные качества, большую огневую мощь и немалый объем трюма, плюсом ко всему этому была элегантность и красота форм корпуса, продолжением форштевня была женщина в облегающей тонкой одежде, нюхающая цветок.

                ———

Омут отпустил штурвал, рулевой сразу сменил его. Капитан пошел к канонирам, им предстояло быть начеку и по мере возможности держать под прицелом форт или город. Предстояло очень рискованное предприятие.

                ———

А началось все с молодой француженки, которая оказалась на захваченном корабле. Капитан был обходителен и учтив с ней, как истинный джентльмен. Сначала, он хотел вернуть ее за выкуп, ведь она была дочерью губернатора  Флоера. Поразило Омута объединение немалой книжной мудрости и поражающая наивность. Ну как можно было признаться в том, что ты дочь французского губернатора, пирату, о маниакальной ненависти к французам которого сложено немало историй? Даже юность девушки не оправдывала этого.

И через несколько дней пути “Зевс” подошел к рыболовецкой шхуне. На шхуне даже не пытались оказать сопротивление. Когда на палубу шхуны прыгнул сам Омут, его узнали сразу. Капитан рыбаков в ужасе залепетал:

— О, капитан, вы со своей эскадрой можете захватить весь Архипелаг! У меня на корабле нечем поживиться, да и сам он не приспособлен для дальних плаваний!

— Тихо! Ни твой груз, ни твоя лоханка не нужны мне. Но у меня к тебе важное поручение. У меня на борту девушка, ее надо высадить в порту Флоера.

— Но капитан! Я никогда не захожу в городской порт, это день пути в обход острова.

На палубу упало несколько пиастров. Капитан шхуны умолк, перед ним был грозный пират, который еще и платит ему. Отказываться не стоило.

— Ты отвезешь ее в порт и проведешь к ее дому, она покажет. И смотри, если с ней что-нибудь случиться, пока она не войдет в свой дом, хоть кто-то криво на нее посмотрит, или она споткнется, я узнаю об этом. И тогда ты и вся твоя команда узнает всю полноту моего гнева. Есть вопросы?

Рыбак молчал.

Вскоре к нему на корабль спустилась юная особа приятной наружности в дорогом платье, все говорило о ее аристократическом происхождении. Омут сказал ей на прощанье:

— Прощайте, миледи. Доброго плаванья!

Она удивленно вскинула на него свои глаза.

— Нет, капитан, не прощайте, а до встречи! — и она лучезарно улыбнулась.

                ———
   
Омут знал, что она благополучно добралась до отца, это радовало его, но что-то в его сердце сжималось и хотелось, чтобы ее прощальные слова стали явью.
 
Девушка глубоко запала ему в сердце. И это случилось не полностью благодаря ее внешности, Омут мог найти себе десяток более красивых по общему мнению женщин, но с ее внутренней духовной красотой мало кто мог сравниться. Она сразу поняла, какой Питер человек, пробралась в самые глубокие застенки его души, хотя для всех это было почти невозможно, но пиратский капитан и сам хотел этого.

                ———

Еще в возрасте отрочества Питер понял, что если хочет сохранить свою душу, свою доброту, то должен отгородиться от окружающих. Это произошло еще дома, он знал, что после серии интриг и нечестных действий, он мог бы сам сесть на трон, но он не хотел этого. Кем, в сущности, был король? Или пешкой, марионеткой в чьих-то руках или своевольным монархом, но такие жили недолго. Именно поэтому Питер и ушел из дома, в Новый Свет, на Архипелаг. Фактически его выпроводили из страны насильно, пригрозив, что его старшим братьям не нужны претенденты на трон.

И Питер замкнулся в себе. Он довольно быстро возвел непроницаемую стену вокруг своего истинного “я”. А через некоторое время поверх этой будто каменной стены появился новый характер, он появился так, как грунт на только что появившемся вулканическом острове, его нанесло время. Питер был веселым в шумных застольях пиратов, без него не проходило не одно веселье. Но такая жизнь была ему противной, став капитаном, он все больше отдалялся от нее. Стена вокруг души перекрывала всякое милосердие и доброту, именно поэтому Омут без сожаления убивал своих противников при абордаже.

Но вот прошло время, стена была как никогда толстой и крепкой, и появилась эта француженка. Она за пару дней сделала то, что не удалось никому за пятнадцать лет. Да, стена дала трещину, и душа Омута желала вырваться на волю из своей темницы, которая когда-то была защитой. Но Омут знал, что сам не доломает эту стену, ему нужна была помощь. Помощь сильного и слабого существа одновременно.

Омут не знал, любовь ли это. Он никогда не любил. Но свой новый фрегат он назвал именем девушки. Возможно то, что название было готово еще до постройки корабля, и сделало фрегат таким несколько женственным. Это не портило, а скорей усиливало его.

И Омут побил все рекорды своей странности, объявив своим людям, что плывет на Флоер чтобы стать французским корсаром. Уж этого они не потерпели, слишком много они выпили крови у Франции, чтобы она приняла их с распростертыми объятьями. И люди Омута впервые отказались следовать его приказу, только старый Габриэл последовал за своим капитаном.

Собрание происходило на пиратском острове. Габриэл выкрикнул:

— Это бунт?!

Ответил молодой капитан брига Николас Готрон, Омут всегда знал, что он рвется к власти.

— Это не бунт, мы просто не хотим идти на смерть!

Омут сказал:

— Что ж, кто хочет, уходите. Кто пойдет со мной?

Больше трех четвертей его команды и почти половина команды “Смелого” зашумели, соглашаясь. Тогда Питер взглянул на офицеров, только Габриэл и двое его офицеров шли за своим капитаном. Омут удовлетворенно кивнул.

— Хорошо. Прощайте.

И он ушел в море сам, “Лилия” понес его на всех парусах прочь от Аркора. Омут понимал, что ему точно не обрадуются, и вполне возможно, что даже повесят, а команду продадут в рабство. Но его люди сознательно сделали выбор.

Габриэл в разговоре тет-а-тет сказал Омуту честно и прямо:

— Не понимаю тебя, Питер. Что с тобой твориться? Из-за юбки лишился эскадры! И я уверен, что теперь этот Готрон с твоей бывшей эскадрой решит убить тебя.

— Пусть попробует, — ответил Омут и его глаза очень нехорошо блеснули

На этом все и закончилось, фрегат был в дне пути от Флоера.

                ———

Хотя Омут и поднял над собой флаг Франции, но его знамя продолжало развиваться на корме. Это знамя знали все французы в Архипелаге: на черном фоне череп, под ним — скрещенные сабля и пистоль, над ним — корона.

К вечеру корабль должен был быть в гавани. И Омут был уверен, что Удача не подведет его в этот раз. И если фрегат не будет потоплен на подступах к городу и Питер добьется аудиенции у губернатора, то над “Лилией” надолго появиться французский флаг.

Но это случиться еще через несколько часов, а сейчас Омут смотрел на океан так, как всегда любил на него смотреть в свободное время, без поиска угрозы, без быстрых расчетов расстояний, а просто любуясь его величественностью.    

19 — 20.01.2004