Малиновый мой край

Евгения Минаева -Мартыненко
                Малиновый  мой  край
               
                Мир много раз имел возможность
                убедиться, что разоренный
                крестьянский дом такая же трагедия
                для государства, как и война.



 
     Печь  почти  остыла. Вера  Петровна  спиной  прижалась  к  ней. Все – таки  теплее,  чем  в  остальной  избе.  Теперь  надо  передохнуть,  путь  от  кровати  отнял  силы. За  окном  мороз  крепчает, даже  снегирей  у  кормушки  не  видно.  Хорошо,  третьего  дня  хоть  по  полешечке,  но  наносила  дров  в  избу.  Сегодня  не  хватило  б  сил  одеться  и  пойти  за  ними  в  сени,  тем  более  во  двор.  И  газеты,  и  спички,  и  щепки  для  растопки  тут  лежат. С  осени  все  запасено.  Дочь  и  зять  приезжали,  наготовили.  Вот  уж  спасибо.

    Ничего  не  болело,  но  слабость  великая  и  одышка  сковывали  движения. Пока  растопила – опять  одышка. А  когда  пламя  уверенно  загудело, заплакала: »Слава  богу,  растопила».  Теперь  вся  надежда,  решила  она,  захочется  ли  поесть. А  пока,  конечно,  не  хотелось.  Но  Тимку  надо  покормить.  Кот  сидел  около  своей  миски  и  смотрел  на  хозяйку..
- Невесело  тебе,  милый,  с  такой  хозяйкой.

   Посидела  на  табуретке  посреди  кухоньки,  отдышалась,  дотянулась  рукой  до  столика,  достала  накрытую  миску  с  остатками  холодной  каши.  Также,  не  вставая,  дотянулась  до  чайника  на  печи,  еще  не  успевшего  как  следует  нагреться,  плеснула   воды  в  миску,  размешала  кашу. Теперь  это  надо  перелить  в  миску  на  полу.  Побоялась,  что  опять  начнется  одышка.  Подумала,  осторожно  наклонилась  и  поставила  свою  миску  на  пол  для  Тимки. Опять  посидела  не  шелохнувшись.  Казалось,  сердце  стучит  из  последних  сил.  Тихонечко  пододвинулась  с  табуреткой  к  печи,  открыла  дверку  и  засунула  несколько  поленьев. Чуть  прикрыла  поддувало.  Теперь  долго  будет  гореть. Тепло  начало  растекаться  от  печи  по  избе.
 - Скоро  согреюсь.

  Доплелась  до  вешалки  у  дверей,  сняла  ватник,  старенькое  пальто  и  волоком  дотянула  до  широкой  лавки  у  печи.  Медленно –медленно  застелила,  устроила  себе  лежанку.  Передохнула. Опять  встала,  пошла  в  комнату  за  подушкой.  Заодно  взяла  и  коробку  с  лекарствами.
-  Положу  еще  таблетку  под  язык.
  Дошла  до  лавки,  положила  подушку,  под  нее  коробку  с  лекарствами  и  кое- как  разместилась.  Хорошо.  Тепло.  И  сердце  меньше  чувствуется. Тимка  у  пустой  миски  облизывается.  Наелся. Потом  запрыгнул  на  лавку,  устроился  у  ног  хозяйки  и  замурлыкал.
- Ах,  часы  забыла  завести.  Ладно.  Потом. Будем  с  Тимкой  слушать  пламя  в  печи,  думать.  Не  прозевать  бы,  потом  еще  дров  подложить.

   Думалось  о  разном.  Мысли  неспешные,  как  облака,  не  из  чего  появлялись  и  уплывали  куда – то.
- Хоть  бы  у  Люськи  моей   старость  была  счастливей,  чем  у  меня,  С  Виктором  живут,  кажется,  дружно  и  заботятся  друг  о  друге. Жизнь  нелегкая?  Копейки  считают?   Да  у  кого  она  легкая  сейчас?  Только  у  наворовавших,  у  ограбивших  свой  народ…   Тьфу,  меньше  всего  хочется  думать  сейчас  об  этих  негодяях.
Вздохнула.  Хотелось  повернуться,  но  побоялась,  что  опять  застучит  в  груди.

 - Да,  о  дочке…  Вспомнилось,  как  уже  в  начале  зимы  приехала  Люся  с  Виктором  и  Поленькой.  Летом  Поленьке  здесь  в  деревне  было  радостно  и  вольготно.  А  в  этот  раз  уже  снег  кое – где  лежал,  было  холодно,  безлюдно,  пусто.  Внучка  скучала,  ко  всему  была  равнодушна.  Люся  в  который  раз  настаивала: «Мам, поехали  к  нам  до  весны,  все – таки  город,  врачи.  Ну  как  ты  одна  здесь  со  своим  сердцем?»  Вера  Петровна  вроде  и  заколебалась: «Может,  решиться.  Перезимую  ли  одна?»  Глянула  на  зятя.  Он  кивал  головой  в  знак  согласия.  Ей  показалось,  что  нехотя.  И  она  твердо сказала.  что  остается  дома,  будет  их  ждать.  До  весны,  если  не  смогут  выбраться  зимой.  Разве  хотелось  ей  стеснять  их  в   крошечной  двухкомнатной  хрущевке? 
      
   Так  тому  и  быть.  Виктор  наносил  в  сени  до  потолка  дров,  наколол  кучу  щепок  для  растопки,  проверил  работу  телевизора  и  вообще  был  радостный  и  общительный.  Вера  Петровна  его  понимала.  Прислушалась  к  себе : обиды  на  душе  не  было.  Даже  похвалила  себя: «Молодец.  Насильно  мил  не  будешь». И  милая  внучка  Поленька,  всегда  ласковая,  льнувшая  к  бабушке,  уезжала  с  радостью  из  этой  скучной  деревни.  Вера  Петровна  держалась  изо  всех  сил,  только  бы  не  разволноваться,  только  бы  сердце  не  расходилось.  А  сейчас  вспоминала  и  вздыхала.  О  дочери  она  думала  всегда,  мысленно,  порою  вслух  разговаривала  с  нею.  Ну  а  если  тоска  подступала  к  самому  сердцу,  хватала  невыносимо  крепко,  она  сумела   для  себя  выделить  три  правила:
       1. Перетерпи.  Пройдет  2- 3  часа  и  улетучится  тоска.            
       2. Все  равно  надо  жить.  И  это  главное.
       3. Вспомни  о  тех,  кому  хуже. Вспомни,  сколько  калек ,  инвалидов  живет  на  белом  свете.  Вспомни  о  тех,  у  кого  и  крыши – то  своей  нет.  О  тех,  у  кого  в  целом  свете  нет  ни  одной  родной  души.  А  у  тебя  есть  Люська,  Поленька.

   Вера   Петровна  поднялась,  посидела,  прошла  на  кухню,  налила  свежей  воды  в  чайник  и  поставила  на  плиту. Потом  не  торопясь  натолкала  поленьев  в  печь. Почти  сразу  же  весело  заполыхало.  Хорошую  печь  сложил  знаменитый  когда – то   печник  Федор.  Выпить  любил,  но  золотые  руки  были..  На  все  села  в  округе  был  нарасхват.  Когда  это  было?  В  той  жизни. В  той,  когда  село  кипело  жизнью,  звенели  ребячьи  голоса.  Когда  школа,  клуб,  библиотека,  контора,  почта,  магазин  были  полны  людей.  Сейчас  ни  школы,  ни  людей,  ничего.
- Сидят  пять  кур,  таких,  как  я,  по  своим  избам  в  разных  концах  села,  а  меж  нами  заколоченные  избы.  О  чем  бы  о  радостном?

    Вера  Петровна  потомственный  учитель.  Ее  родители  тоже  были  педагогами,  только  в  городе. А  она  как  попала  по  распределению  после  института,  да  так  и  осталась  здесь  в  сибирском  селе.  Вышла  замуж  за  агронома,  завидного  тогда  жениха.  С  Андреем  жили  дружно,  душа  в  душу. Пришло  время,  и  справили  серебряную  свадьбу.  А  еще  через  два  года  Андрей  неожиданно  умер.  Тромб.  Какой – то  тромб  все  разрушил.  Дочь,  работа  помогли  не  сойти  с  ума.  Но  именно  тогда  она  надорвала  свое  сердце.  От  горя.  Так  она  думала.  Но  «время  лечит».  Острота  горя  сгладилась,  но  сердце  все  чаще  давало  сбои. 
- Дожить  бы  до  весны,  сходить  к  нему  на  могилку,  поговорить.   …Доведется  ли  побывать  на  могиле  мамы,  отца?

  Подумалось  о  Лидии.  Как  - то  она  там  со  своими  ногами?  С  Лидией  Алексеевной  они  дружили  семьями  с  давних  пор.  Замечательные  времена  были.  А  вот  теперь  обе  пенсионерки,  вдовы.  И  сходить  друг  к  другу  целое  путешествие.  Лида  до  самой  пенсии  работала  библиотекарем.  Теплая,  уютная  сельская  библиотека.  А  вот  поди  ж  ты,  отчего – то  распухшие  колени,  ноги  плохо  слушаются.  Сын  у  нее  заботливый,  часто  приезжает,  привозит  продукты, газеты,  журналы.  Иногда  она  соглашалась  с  недельку  погостить  у  сына  с  невесткой,  если  не  было  больших  морозов.  Боялась  заморозить  в  подполе  картошку. А  за  курами  соглашался  присмотреть  старый  тракторист,  живший  с  женой   через  три  дома.
  Третьего  дня  был  сильный  снегопад.  Сейчас,  наверное,  и  не  пройти  вдоль  длинной  улицы. Видно,  поэтому  Лида  и  придти  не  может. 

  - Думы,  думы.  Телевизор  не  хочется  включать.  Потом  посмотрю  новости. К чему  не  коснешься,  в  душе  лишь  горечь.
  Каково  было  старой  учительнице  слушать  и  читать  о  том,  что  развращение  молодежи,  подростков  по  телевидению,  в  журналах  - это  лишь  свобода  слова  и  соблюдение  прав  человека. А  бездомные  дети?  А  криминал  везде  и  во  всем?  А  рыночная  экономика,  против  которой   народ?  А  разоренные,  брошенные  деревни  и  села,  основа  основ  любого  государства?  А   разве  когда – нибудь  народ  простит,  согласится  с  тем,  чтобы  недра,  леса,  энергетические  станции  и  крупнейшие  предприятия  были  собственностью  хапуг,  жуликов,  а  не  государства?  Думы,  думы…   Молодежь  мечтает  о  счастье.  Но  «для  полного  счастья  необходимо  иметь  еще  и  славное  отечество».  Этим  словам  2,5  тысячи  лет.  Было  славное  Отечество,  да  сплыло.  Дай – то,  бог,  не  навсегда.  Сидела,  думала.

 -  Откуда  появилось  столько  безнравственных  юристов,  журналистов,  чиновников, врачей?  Как  они  прежде  выглядели?  А  хуже  чиновников  только  бандиты.                С  чего - то  вспомнились  передачи  о Сербии   под  бомбами,  униженной,  и  плакаты  на  ее  улицах: «Россия,  помоги!»  Помогли?  Все  это  старая учительница  без  слез  не  может  вспоминать.
-Ах,  не  надо  сейчас  об  этом.  Никому  мое  мнение  не  интересно.

   Темнеет.  Надо  хоть  чайку  попить.  Есть  печенье,  сгущенка,  мед.  Вместо  чая  заварила  душицу.  Как  вкусно.  И  неожиданно  появилось  чувство,  похожее  на  аппетит.  Улыбнулась.  «Аппетит  приходит  во  время  еды».  Верно. Пока  в  печи  не  прогорело,  вымыла  пяток  картофелин  и  поставила  вариться  прямо  в  «мундире». Захотелось  такой  картошки  с  солью,  с  растительным  маслом. 
- Поужинаю,  почитаю.  Не  забыть  таблетку.  И  вьюшку  не  забыть  бы  чуть  прикрыть. Спать  буду  полулежа.

   После  ужина  Вера  Петровна  около  лежанки  пристроила  старенькую  настольную  лампу,  рядом  положила  томик  Н. Гоголя,  рассказы  А.Чехова  и  «12  стульев». Свой  досуг  зимой она  проводила  за  книгой  или  за  «художеством».  Так  называла  свое  увлечение  аппликацией.  Вещи  получались  удивительно  красивые.  Это  и  цветы,  и  пейзажи,  и  натюрморты.  Работала  медленно,  тщательно,  со  вкусом  и  удовольствием.  Люся  и  коллеги  от  ее  работ  были  в  восторге.  И  сейчас  на  швейной  машинке  лежала  начатая  работа.  Но  подводило  сердце.

  Летом  по  мере  сил  возилась  в  огороде,  где  особняком  была  ее  любимая  полянка  с  цветами.   Ах,  если  б  позволяло  здоровье,  она  уж  развернулась  бы  на  огороде.  Прошли  те  времена.  А  ведь  еще  и  не  старуха,  до  семидесяти  дожить  надо.  Осторожно  вздохнув,  она  пошевелила  плечами,  ногами -  инстинктивно  чувствовала,  что  нельзя  долго  быть  в  неподвижности.

   В  который  раз  за  последние  дни  вспомнились  слова  Б. Шоу: «Жизнь  для  меня  не  просто  короткая  свечка.  Это  нечто  вроде  великолепного  светильника,  который  мне  довелось  подержать  некоторое  время».  Улыбнулась,  вспомнив  рассуждения  одного  из  французских  мыслителей: «Если  бы  я  мог  еще  верить  в  счастье,  я  бы  искал  его  в  монотонности  житейских  привычек».  Монотонность  житейских  привычек – понятие,  отвратительное  для  молодого,  цветущего  возраста,  но  отрадное  для  пожилого  возраста,  когда  болезни  еще  где – то  на  подходе.  Именно  с  годами,  уже  давно  уйдя  на  пенсию,  Вера  Петровна  с  удовольствием  жила  в  размеренно – свободном  ритме.  Беспокоило  и  выбивало  из  колеи  лишь  нездоровье.

 - Ах,  как  хорошо,  печь  почти  горячая,  и  сердце  не  чувствуется.
   Она  поднялась,  помешала  кочергой  в  печи,  прикрыла  поддувало,  вьюшку,  налила  кипяток  в  термос.  Теперь  мороз  не  страшен.  Тимка  сидел  на  пороге,  ждал,  когда  она  приоткроет  ему  дверь  и  выпустит  на  улицу. Выпустила.  Теперь  надо  подождать,  пока  зацарапается  в  дверь  обратно.

-Все - таки,  как  одиноко. Пустое  село.  Даже  не  общение  сейчас  важно.  Важнее  сознавать, что  в  домах  есть  люди,  односельчане.
 Малиновка,  не  одно  столетие  служившее  людям,  брошена. 
   А  ведь  здесь  для  сельчан  были  хлеб,  работа,  дом  и,  главное,  родина.  Все  потеряно.  Нашли  ли  они  в  городе  приют,  благополучие?  Город  ведь чаще  всего   неприветлив  и  даже  враждебен.

  Она  взяла  в  руки  книгу,  произвольно  открыла,  вглядывалась  в  страницу,  а  думала  все  о  своем.  Перед  глазами  проплывали  отрадные  картины  прошлого  Малиновки.  В  каждом  доме  был  достаток.  Нищих  не было.  Жили,  растили  детей,  у  всех  и  каждого  была  работа.  А  милая  Малиновка?  Красота  и  приволье.  Рядом,  вдоль  села,  чистейшая  речка.  Тоже  Малиновка.  По  одну  сторону  бесконечные   колхозные  поля,  по  другую – бесконечная  тайга.  И  богатейшие  малинники  и  кедровники.  Милая,  преданная  жителями,  Малиновка.

 -  Хватит,  Вера.  Почитай  и  надо  спать, - приказала  себе  Вера  Петровна.  А  за  окном  была  неправдоподобная,  какая – то  космическая  тишина. 
- Завтра  суббота.  Были  бы  силы,  истопила  баню.

   Ночью  просыпалась,  думала  о  дочери,  глотала  таблетки,  опять  засыпала.  А  утром  чуткий  слух  уловил  дальний  говор.  Кто  ж  это?  Меньше  всего  ожидала,  что  завернут  к  ее  дому. Люська?
Вот  радость – то!  В  сени  дорогие  гости  сами  открыли  дверь,  затопали,  сбивая снег. Вера  Петровна,  сдерживая  себя,  заспешила  к  двери,  сбросила  крючок.  Вот  она  радость,  вот  мои  родные!

    Виктор  широко  улыбался.  А  Люся  с  порога: « Мамочка,  прости  меня,  нас. Прости!  Не  могли  раньше,  машина  была  не  на  ходу.  Пока  ремонтировали,  думала  свихнусь. Как  я  боялась  за  тебя!  Если  б  что  с  тобой  случилось,  я  бы  убила  себя. Мамочка,  как  ты?  Как  сердце?  Мы  без  тебя  теперь  не  уедем.
Полинку  оставили  дома,  чтоб  заднее  сиденье  было  для  тебя  свободным.  Можно  и  полежать  там.  Как  сердце?»
-  Плоховато.  Ведь  я  толком  и  не  знаю,  какие  таблетки  глотать.  Было  страшно.  Не  суетись, Люсь.  Я  поеду - поеду с  вами.

  Виктор  сметал  с  крыльца  снег,  проверял  замок.  Люся  вынесла  грязное  ведро,  прибирала  в  избе,  собирала  и  укладывала  одежду  для  матери.  Сели  перекусить. Тимку  решено  взять  с  собой.  А  куда  ж  его?  Конечно, с  собой.  Все  были  расположены  друг  к  другу,  радостные.  Так  бывает,  когда  решился  важный  вопрос.  Теперь  суметь  добраться  до  машины. Ее  пришлось оставить  на  трассе  в  двух  километрах  от  Малиновки  и  идти  по  снежной целине.
   Виктор  вынес  из  сарая  саночки: » Понадобятся».  Все  кругом  замкнули,  закрыли  ставни,  завязали  калитку. Ну, с  Богом!  Сумку  с  Тимкой  понес  Виктор. Путь  до  машины  был  долгим.  Где  под  руку  ее вели,  где  дети  на  санках  ее везли,  но  добралась  Вера  Петровна  до  машины.  С  этой  минуты  все  ее  мысли  были  о  брошенной  избе,  и  теплилась надежда  на  добрых  врачей.
               
 
             Евгения  Мартыненко    Январь 2000г.
          
От  автора.  Лично  мне  Лидия  Алексеевна,  давнишняя  подруга  Веры  Петровны  рассказала  такой  эпизод.  Как – то  ей  пришлось  в  городе  задать  вопрос  молодому  врачу: « А  как  же  клятва  Гиппократа?»  И  он,  глядя  ей  в  глаза,  ответил: « Какая  клятва?  Это  ведь  красиво  придуманная  байка».  Вот  так.  Ни  больше,  ни  меньше.  Молодые  люди  учатся  на  деньги  налогоплательщиков,   а  потом  еще  и  жируют  на  их  же  нездоровье. Конечно,  есть  исключения.  И  как  не  вспомнить  мнение  А. П. Чехова,  что  чудовищно,  если  врач  наживается  на  нездоровье  людей.