Свежесть цветка, порхливость сильфиды

Магда Кешишева
   Год назад в Москве с 7 октября проходила выставка, посвящённая 150 -летию со дня рождения Валентина Серова. Москвичи и гости столицы ещё раз продемонстрировали свою любовь к высокому искусству, простаивая долгие часы на морозе, чтобы попасть в залы. Счастливцы - более 370 тысяч человек -  насладились работами Валентина Серова, предоставленными 25-ю российскими и 4-мя зарубежными музеями и частными коллекционерами.

   Серов - портретист, с полотен которого смотрели такие знакомые всем люди, никого не оставил  равнодушным. Трудно выделить какую - либо картину, но, тем не менее, один портрет особенно притягивал зрителя. Это, конечно же, хорошо всем знакомая "Девочка с персиками".

   Имя Веруши Мамонтовой, счастливое начало и печальный конец её жизни известны всем. А я хочу вспомнить те безмятежные дни, когда все были живы и счастливы, и ничто не предвещало будущих бед... Приведённое ниже повествование написано на осноае воспоминаний матери Веруши, Елизаветы Григорьевны.

   Девочка спрыгнула с постели и распахнула оконные створки. Чёрное темя заречного бугра курилось тонким, вьющимся паром, слабо светилось зелёными лучиками травинок.  У стены росла берёза - красавица, подобно невесте, одетая в белый, воздушный наряд. Рядом с ней - острые фисташковые коготки черёмухи. А земля пахнет стираным бельём, подошедшим тестом и смородиной.

  — Весна! Настоящая! - закричала девочка и, прыгая по ступенькам, сбежала в гостиную. Здесь било тихо и прохладно. Веселье девочки вдруг сменилось грустью: она пожалела, что прошла чудо - зима. И вспомнила она, как в позапрошлое
воскресенье отпевали в церкви няню Агафью Тихоновну: широкую грубо обструганную скамью и некрашеный гроб на ней. Впервые впечатлительная девочка видела смерть так близко...

  - Веруша, -услышала она мягкий голос мамы. - Ты так топала, - я боялась, Тоша проснётся. У него горло вечером болело.
   Тоша, Валентин. Валентоша. Он, как говорит папа Веруши, "первой гильдии талантище." Ей сказали, что называть его надо Валентином Александровичем, но Верочка зовёт его Антоном, Тошей, и считает своим другом. Правда, другу 22 года, он серьёзный художник и называет её "детёныш - глупёныш" но Веруша любит его как брата. Однако, она заметила, что Тоша с некоторых пор как- то иначе смотрит и поддразнивает не так, как раньше...

   Веруше нравится запах красок, холста, неожиданные шутки и чудачества Тоши. Девочке нравятся улыбка и смех художника, его милое, щетинистое лицо, усы - точь-в-точь, как на портрете молодого Рембрандта... Ах, Антон!

  - Анто - он! Анто - оша! -громко зовёт Веруша.
   В соседней комнате заскрипел диван, что - то упало на пол, и в дверях показалась лохматая голова Тоши.
 - Тоша, весна! Настоящая!
   Мама укоризненно качает головой -она нежно любит художника, который платит ей взаимностью; дело в том, что всегда занятая мать Серова пишет оперы, ездит в гости к Вагнеру и позирует самому Репину...

  - Да, весна... липы стали тёплыми... солнышком сочатся липы...
  - Валентоша, через неделю земля просохнет. Пойдём в Мураново? К Тютчевым?

   Художник молчит и смотрит на липы.
  - Тоша, пойдёмте! Я покажу вам цветок. Он всегда в эту пору распускается. И всегда в одном и том же месте. В кустах, на разлужье, между Глебовом и Артёмовом.
   Серов молчит, не переставая смотреть на липы.
   Девочка нетерпеливо продолжает:
  - Тоша, цветок белый - белый! А лепестки во все стороны, как лучики. Цветок - звёздочка. И пахнет - похоже на ландыш, только острее. На всю жизнь запах запоминается. Но никто не знает, как он называется... Тоша, почему вы не смотрите на меня? Ну... - звонко требует Веруша.
   Он переводит взгляд на  девочку, улыбается, любуясь её смугло - розовыми щёчками и постоянно меняющимися глазами - то задумчивыми, то смеющимися, алыми, удерживающими улыбку губами.
 
  - Так... - насмешливо щурится художник и решительно произносит: - Будем
работать портрет!
   Смотрит Серов на девочку, на её розовую блузку, чёрный, похожий на бабочку, бант, и думает о том, что за весной придёт осень, ... Розовую блузку с чёрным бантом спрячут в сундук. И никто не знает, наденет она её снова - изменится, вырастет. Художник решает остановить мгновенье - сохранить её такой, какая она есть сейчас.
  - Завтра. Утром.
  - Что, Валентоша? - удивлена Веруша.
  - Рисоваться!

   Утром он встаёт раньше обычного, быстро завтракает, готовится к работе: расставляет мольберт, проводит чистой тряпочкой по палитре,раскладывает тюбики и поёт названия красок на мотив "Сердца красавиц."
   Веруша тоже проснулась рано, спустилась в гостиную и села у стола. Художник смотрел то на девушку, то на розовую блузку, на розовый бант. Ему не терпелось приступить к работе, но он чего - то боялся, то перебирал тюбики, то передвигал стулья и повторял:
  - Что - то есть, чего - то нет...

   Наконец, сев за мольберт, широкими штрихами угля набросал контур фигуры, оал лица, руки. Долго рисовал. Затем вдруг схватил тряпку и размашисто ударил по холсту:
  - Нет!
   Веруша вскочила, подбежала к мольберту, посмотрела на размазанный уголь и растерянно спросила:
  - Почему... почему, Антон?
  - Какие липы! Ты любишь, когда липы цветут? Запах, а? Божественно...
  - Ну и рисуйте свои липы! - разозлилась она и выбежала из комнаты.

   Работа не ладилась: Веруша плохо позировала, передёргивала плечами и напускала на лицо скуку. Художнику тоже становилось скучно и он стирал с холста краску.
Прошла весна, запахло скошенным сеном и неотцветшими ещё липами. Веруша, загорелая, повзрослевшая,  носилась с соседскими ребятишками, весело хохоча. Серов, забросив мольберт и краски присоединился к ребятам. Он возил на спине детей, громко игогокал, как молодой конь.
 
   Однажды с утра заладил дождь. Сидя у окна, Веруша читала "Ундину" Жуковского. Мама девочки, Елизавета Григорьевна, вязала мужу, Савве Ивановичу, шарф. Стемнело, зажгли лампу, нехотя поужинали и разошлись по комнатам.
   Серов, укрывшись с головой пледом, лёг на диван и задумался. Пора уезжать. Непогода затянулась, видно, надолго. Загостился. Глупо как - то всё. Работа не ладится. Что его держит? Неужели чёрно - карие глаза, смуглые руки... Блажь какая - то, стыд... Блажь и стыд. И скука...

   Размышления художника прервал шум в передней. Оказалось, что приехал Савва Иванович. Его гулкий, стремящийся перейти в хохот голос уже звучал во всех уголках большого дома. Как великолепен Савва Мамонтов! Глаза, Верушины глаза, блестят, руку жестикулируют...
  - А вот вам и дар юга благодатного! - торжественно произносит он , и из огромного куля, как из рога изобилия, сыплет на скатерть смуглые, румяные, тугие персики.
  - Персики! - в восторге воскликнула Веруша и громко, требовательно позвала:
  - Ан - то он! То - о - ша! Смотрите!
   Все, смеясь и радуясь, окружают стол и пробуют "дар юга благодатного".

   Следующий день выдался неожиданно хорошим. Бесшумно ступая, Серов вышел из комнаты, прошёл в  сени, быстро умылся и вернулся в свою комнату. Выбрал кисти, выдавил краски и вернулся в гостиную. За столом в розовой блузке, украшенной чёрным бантом, сидела Веруша с персиком в руках. Хмыкнув, посмотрел на девушку Тоша и произнёс:
  - Вот так. Вот этак... И ничего больше. И отлично... Рисоваться!

   Рисовались до обеда. Веруша встала только раз, чтобы выпить молоко, а в конце сеанса попросила - "Можно персик с'ем? Один, одинёшенёк?"
  - Можно, - разрешил художник.
   В последующие дни Веруша позировала из рук вон вон плохо, ёрзала на стуле и ныла:
  - Ну, скоро? Ну - у...
   Нежно - загорелые щёки и глаза, темнеющие порой печалью, уже сияли с холста, радуя домочадцев и гостей. Оставалось закончить волосы и руки.
  - Ну, Веруша, ну зверуша, - умолял Серов. - Ну, посмотри на меня, один миг посмотри ... и застынь на минуту.
  - Не хочу, Ан - тон. Надоело. Давай переменку? А? - конючила Веруша.

   Мама девочки вызвалась помочь Серову:
 - Я знаю, как вам помочь, - сказала она, и вскоре, сев в сторонке, стала вслух читать. Серов взял кисть и продолжил работу.
  - Всё! - громко сказал художник, и, оттолкнув стул, шумно вскочил. - Свежесть цветка, порхливость сильфиды, изменчивость струйки... - бубнил художник, впиваясь в полотно.
   Елизавета Григорьевна встала, взяла в ладони мохнатую голову Серова и поцеловала в лоб. На дворе стояла осень 1887 года...

   Ушла из жизни, не успев состариться, Веруша Мамонтова, Веруша - любимая модель Серова.
   Ушёл из жизни и великий художник, написавший портрет девочки с персиками.
   Прошли годы. Невозможно сказать, сколько людей в разных странах замирало перед портретом "Девочки с персиками", вновь и вновь любуясь озарённым солнцем смуглым лицом кареглазой девочки с персиком в руках.