Ужас Журдена
Меня всегда искренне удивляли неизвестные мне ранее сведения о человеке. Я всегда тут же думал, что они, прежде всего, говорят обо мне. И моё состояние в этот момент лучше всего выражали невольные восклицания: «Вот я какой! Ну, надо же!». А тебя, мой юный друг, разве не поразили бы такие сообщения?
Оказывается, если все сосуды, что есть у меня внутри, связать между собой и вытянуть в длинную веревку, то ею можно будет перепоясать земной шар два с половиной раза (почти 100000км). А если так поступить со всеми моими нервами, то их длины хватит, чтобы связать Дортмунд и Дюссельдорф (более70км). И совсем меня «убила» новость, что я дешевле любой женщины: в её организме в шесть раз больше золота, чем в мужском. И меня в этом случае совсем не успокоил тот факт, что во мне столько фосфора, что из него можно было бы изготовить 20000 спичечных головок. И такого количества спичек хватило бы для зажигания по одной свечи в день более чем на полвека. Но ещё более мне стало тревожно, когда я узнал, что при чихании у человека приостанавливается биение сердца, а мозг его состоит на 80 процентов из воды. И если всю воду из тела человека собрать, то ею можно будет наполнить почти 50 литровых бутылок из-под минеральной воды.
К чему я всё это тебе рассказываю. Да к тому, чтобы ты понял, почему мне понятно удивление Журдена, персонажа пьесы «Мещанин во дворянстве» французского драматурга Жана Батиста Мольера. Вот при каких обстоятельствах это произошло.
Г-н Журден. …А теперь я должен открыть вам секрет. Я влюблен в одну великосветскую даму, и мне бы хотелось, чтобы вы помогли мне написать ей записочку, которую я собираюсь уронить к ее ногам.
Учитель философии. Отлично.
Г-н Журден. Ведь, правда, это будет учтиво?
Учитель философии. Конечно. Вы хотите написать ей стихи?
Г-н Журден. Нет, нет, только не стихи.
Учитель философии. Вы предпочитаете прозу?
Г-н Журден. Нет, я не хочу ни прозы, ни стихов.
Учитель философии. Так нельзя: или то, или другое.
Г-н Журден. Почему?
Учитель философии. По той причине, сударь, что мы можем излагать свои мысли не иначе, как прозой или стихами.
Г-н Журден. Не иначе, как прозой или стихами?
Учитель философии. Не иначе, сударь. Все, что не проза, то стихи, а что не стихи, то проза.
Г-н Журден. А когда мы разговариваем, это что же такое будет?
Учитель философии. Проза.
Г-н Журден. Что? Когда я говорю: "Николь, принеси мне туфли и ночной колпак", - это проза?
Учитель философии. Да, сударь.
Г-н Журден. Честное слово, я и не подозревал, что вот уже более сорока лет говорю прозой. Большое вам спасибо, что сказали.
Ведь надо же! Прожить почти полжизни и не знать, что всё это время говоришь прозой. Кажется, всё о себе знаешь. Ан, нет! И прозой изъясняешься, и в голове одна вода, и простой чих может убить, и за сутки глотаешь полтора литра собственной слюны. И тут, я думаю, что этого мольеровского чудака совсем бы сразила новость, что он всегда был обладателем диалогового сознания.
И представляется возможным такой обмен мнениями, который мог состояться между Журденом и его учителем философии по данному поводу.
Г-н Журден. А вот и вы, милейший. А я вас уже заждался.
Учитель философии. Что так? Я вроде не опоздал сегодня. Или, может быть, вам не терпится написать новое романтическое письмо вашей прекрасной даме, и срочно нужна моя помощь в его написании?
Г-н Журден. Ну, нет… Жалкая проза мне теперь не нужна. Я теперь шлю ей стихи.
Учитель философии. Вы стали писать стихи?! И кто вас, сударь, научил этому удивительному искусству?
Г-н Журден. Никто не учил. Мне некогда теперь учиться. Дел всё больше и больше. Никогда не думал, что это чертово дворянство принесёт столько хлопот…
Учитель философии. Тогда кто-то вам пишет их. И кто же это? Я его знаю?
Г-н Журден. Мне их никто не пишет.
Учитель философии. Но их всё равно кто-то должен был написать. Они ведь не растут как листья на деревьях.
Г-н Журден. А зря! Представляете, нужны грустные стихи – срывай листья с осины, нужны любовные – иди к мандариновому дереву, нужны торжественные – ищи бук.
Учитель философии. Я и не знал, что вы стали ещё и специалистом в символике деревьев. Но смею обратить ваше внимание на мой последний вопрос: «Кто пишет для вас любовные стихи?»
Г-н Журден. Всё очень просто. Стихи – тоже товар, как всё другое: продукты, украшения, оружие и мебель. Один мой знакомый по своим торговым делам часто бывает в Лондоне и посещает там время от времени известные таверны, где иногда в списках продаются стихи современных поэтов. Он их скупает для меня, произведя доплату за перевод на французский язык. Я прочитываю присланные им стихи и выбираю те, которые мне больше понравились. Бывают очень даже прелестные. Вот такое я послал на днях даме своего сердца. Прочтите, не правда ли, очень милое.
Учитель философии. (Читает вслух)
Госпоже моего сердца
Велите сердцу вам служить —
Поверю ли словам?
Велите сгинуть - как мне быть? —
Уйду покорный вам.
Велите плакать - если слёз
Не выдержать глазам,
То сердце тут же ливнем грёз
Меня привяжет к вам.
Велите мне скорбеть - приду
Не к вашим ли стопам?
Велите умереть - паду
С восторгом, верен вам.
(Пауза.)
- Г-н Журден. Вы что онемели? Как вам эта изящная безделица?
Учитель философии. Да это очень впечатляет. Но мне известен автор этого произведения. Это очень популярный сейчас в Лондоне поэт. Это Роберт Геррик. Мне неудобно вам говорить, но я должен это сказать, сударь. Вас могут обвинить в воровстве. И прежде всего это сделает ваша дама, которой вы послали стихи под своим именем.
- Г-н Журден. Ваши волнения напрасны. Я не подписывал их и не настаивал на своём авторстве. Я лишь обращал внимание моей прелестницы на то, что я так думаю и чувствую. Да и к тому же, с тем, что мною куплено, я могу делать всё, что захочу. И оставим это.
- Учитель философии. Оставим, так оставим. И всё же, что-то вас заставило с таким нетерпением ждать моего прихода? Сознаю, что я ошибся в моём предположении насчёт любовных стихов. Но есть же серьёзная причина для вашего беспокойства?
- Г-н Журден. Мне не терпится поговорить с вами вот о чём. В прошлый раз вы меня удивили, сказав, что я говорю прозой всегда и везде. Верно?
Учитель философии. Да это так, хотя я и не думал, что это вас так может удивить.
- Г-н Журден. Но вы не можете себе представить, как я удивился потом, через несколько дней после этого нашего урока. Меня удивило моё новое открытие, совершенно потрясающее. Вы даже представить себе не можете, как я тогда изумился.
- Учитель философии. Я вижу, мои уроки идут вам на пользу. Вы становитесь настоящим философом.
- Г-н Журден. Да, к чёрту вашу философию. Хотя, нет. Извините, может быть, именно эта наука открыла новую тайну обо мне.
- Учитель философии. Смею ли я просить вас поведать мне эту тайну?
- Г-н Журден. Вот поэтому я с таким нетерпением вас жду. Видите ли, после того памятного нашего разговора я стал внимательно за собой следить: как говорю, как думаю, как спрашиваю, как отвечаю. Вдруг что-нибудь ещё о себе узнаю такого, чего не знал сорок лет.
- Учитель философии. И что узнали?
- Г-н Журден. Узнал, ещё как узнал. Как-то я сидел вечером в одиночестве перед камином и размышлял о своих делах и заботах. И тут я понял, что я не один.
- Учитель философии. Как не один? Кто-то тайком пробрался в вашу комнату? Кто это был? Слуга, грабитель или, может быть, дама вашего сердца тайком пришла к вам на свидание, после того как она прочитала ваше жаркое послание к ней? Как там:
Велите жить - молясь на вас,
Приближусь к небесам.
Велите полюбить - тотчас
Дарую сердце вам.
- Г-н Журден. Вновь за своё! Забудьте! Никто не приходил. Но я был не один.
Учитель философии. Боюсь спросить, но … уж не князь ли тьмы, дьявол, посетил вас в неурочный ночной час. Спаси нас, грешных, Господи!
- Г-н Журден. То дама сердца, то дьявол. Эк, вас заносит. Это меня было два, Я и Я.
- Учитель философии. Вы двоилось? Такое бывает. Усталость, напряжение последних дней к подобному иногда приводит. Но это лечится успешно, Я знаю одного врачевателя: он как-то сына моего родственника…
- Г-н Журден. Так. К прекрасной даме и дьяволу прибавился ещё и врач-шарлатан. Хорошую компанию вы тут у меня собираете. Надо быстрее перейти к сути.
Учитель философии. Теряюсь в догадках. Слушаю со всевозможным вниманием.
- Г-н Журден. Когда я, как уже было сказано мной, размышлял о своих делах и заботах, то заметил, что одновременно размышляю и наблюдаю за тем, как я размышляю. Не только наблюдаю, но и оцениваю, правильно или неправильно делаю выводы. Я, конечно, удивился, что это все осуществляется в прозе. Но ненадолго. Ведь если я говорю прозой, то и думать должен прозой. То есть я говорю прозой потому, что и думаю ею.
- Учитель философии. Это вывод философа. Я горжусь вами, сударь.
- Г-н Журден. Спасибо. Но мне всё же нужна помощь более опытного философа.
Меня действительно два в моей голове? Один думает, другой наблюдает и контролирует. А может меня больше? Три, четыре или больше? И я с ними ещё не встретился. И какие они? Мне страшно. Какой я настоящий? И чего мне ждать от этих всех моих Я?
- Учитель философии. Для страхов нет никаких оснований. Это просто такая особенность человеческого сознания - оно диалогично. Следовательно, и ваше сознание диалогично тоже. Вы же знаете, что такое диалог?
- Г-н Журден. За сорок лет я ни разу с ним не встречался.
- Учитель философии. Встречались, ещё как встречались. Да к тому же, неоднократно в нём участвовали. Для ясности я прочту вам одно стихотворение. - Оно так и называется «Диалог», и написано нашим современником, португальским поэтом Франсиско Мануэл Де Мело.
Я прочитаю, а вы потом постарайтесь ответить на вопрос, почему автор выбрал для своего произведения именно такой заголовок. Слушайте.
Диалог жизни со временем
Ж. Кто там, внутри меня, ко мне взывает? — В. Время.
Ж. Без спросу ты вошло? — В. Пусть просит, кто привык.
Ж. Что хочешь ты? — В. Чтоб ты услышала мой крик.
Ж. Я слышу, не кричи, держи слова за стремя.
В. С дороги сбилась ты. — Ж. А ты дней множишь бремя.
В. Но мой удел таков. — Ж. Ты бренности двойник.
В. Ты баба вздорная! — Ж. Злокозненный старик!
В. Нет от меня вреда. — Ж. Ты сеешь злое семя.
В. Я? — Ж. Рождена тобой мирская суета.
В. Но ты погрязла в ней, в тщеславье утопая.
Ж. Ты воздух, пустота! — В. Ты Времени расход!
Ж. В тебе — безвременье. — В. В тебе — тлен и тщета.
Ж. Лети, безумное! — В. А ты бреди, слепая!
Вот так со Временем в раздоре Жизнь течёт.
- Г-н Журден. Ну, накрутил этот португалец. Как его там?
Учитель философии. Франсиско Мануэл, сударь.
- Г-н Журден. Спасибо. Так вот. Хоть я и не понял половины из того, что мне вы сейчас прочитали, но я, кажется, знаю ответ на ваш вопрос. Раз в стихе речь идёт о разладе двух собеседников, Жизни и Времени, о чём и говорится в последней его строчке, то ясно, что к нему привёл их заумный для меня разговор. Следовательно, разговор двух и есть диалог. А раз в моём сознании болтают два моих Я, то моё сознание диалогично и выражается прозой. Я прав?
Учитель философии. Я в полном восхищении…
Тут я, мой юный друг, прекращу твоё присутствие при диалоге Журдена и его учителя философии. И хочу предложить вот какие соображения по его заключительной части. Да, наш доморощенный философ господин Журден совершенно прав, утверждая, что диалог - это разговор двух. Но есть и более глубинный смысл в значении этого слова. Заметно, что это слово состоит из двух значимых частей: диа и лог. В древнегреческом языке, откуда пришло слово диалог (;;;;;;;;) во многие европейские языки, приставка ;;;о обозначает совместное действие на пути к цели, а корень ;;;;; – смысл. Иными словами, слово диалог обозначает совместные чьи-то действия на пути к пониманию смыслов жизни. Недаром ведь греческий философ Платон называл свой главный труд «Диалогами». И не потому, что он написан в форме беседы учителя с учениками, а потому, что это был их совместный поиск по открытию тайной сути природы вещей и явлений окружающего мира, например: языка, души, морали, государства. Помнится, какое мне доставляло удовольствие в этой компании великого философа и его слушателей пробираться по извилистым дорогам древнего знания о нашем мире. И тут мне на память приходит один любопытный случай, который произошёл более полувека тому назад. В те годы я был частым гостем в одном доме. В нём меня привлекало очень многое: и приветливая ласковость хозяйки, и очаровательная юность её дочери, с которой я учился в одном классе, и книги. Именно благодаря библиотеке хозяина, я прочитал собрания сочинений Л. Фейхтвангера, Р. Роллана, Т. Манна, А. Франса и других не менее именитых авторов.
И вот однажды, в один из моих очередных и довольно частых приходов, меня встретил на садовой дорожке, ведущей к веранде, опоясывающей фасад одноэтажной постройки, младший член этой дружной семьи. Встреча состоялась в тени развесистой черешни, чьи сочные красно-жёлтые плоды манили меня в июне пуще всех остальных соблазнов этого уютного особняка, расположенного на тихой и тенистой улочке маленького курортного городка на кавказском юге России. Встречающим был четырнадцатилетний стройный, худощавый, молодцеватый светловолосый подросток. Он, видимо, шёл из гаража, где придавался любимому занятию: копаться во внутренностях семейной автомашины. В руках он мял замасленную тряпку, а на лице и кое-где на одежде виднелись черноватые разводы. Одарив меня ещё одним семейным, туршатовским, достоянием – обаятельной улыбкой, сопровождаемой чуть хитроватым прищуром глаз, он спросил, что я прочитал в сей раз. Получив ответ, он вдруг пустился в рассуждения о том, как, на его взгляд, писатели делают свои произведения скучными. И что он вынужден поэтому пропускать, не читая, многие места в текстах их книг. И особенно его раздражают описания природы. Они такие длинные и нудные! И совсем не имеют никакого отношения ни к действию, ни к персонажам произведения. Никакие мои доводы в обратном он не принял и ушёл довольный тем, что удалось «задрать» этого приходящего умника.
Почему я это вспомнил, спросишь ты меня, мой юный друг? Извини, но я отвечу на твой вопрос несколько позже. А сейчас давай вернёмся к тому, что мы выяснили о значении слова диалог. Помнишь: диалог - это совместный путь к познанию истины, идеи или смысла. С этим, вроде, всё ясно. Но остался ещё один вопрос: а что такое диалоговое сознание? Неужели придётся согласиться с невеждой Журденом? Помнишь: «А раз в моём сознании болтают два моих Я, то моё сознание диалогично». Нет, не согласимся. И тут необходимо вспомнить мысль, когда-то высказанную русским философом М. Бахтиным: «Где начинается сознание, там…и начинается диалог». При первом ознакомлении с этой мыслью, она кажется очень непонятной и даже странной. И ты будешь прав, мой юный друг, когда скажешь, что когда ты думаешь, то чаще всего в голове нет никакого диалога и тебе совсем не обязательно вступать в диалог с кем-нибудь, чтобы что-то узнать новое. И у тебя лучше всего это получается, когда ты остаешься один на один с предметом изучения. Всё это так и не так! И вот почему. И сейчас я перехожу к самому главному из того, что я хотел изложить в этом вступлении.
Сознание – это то, что позволяет человеку с одной стороны видеть себя самостоятельным и отличающимся в окружающем его мире, в мире предметов и явлений, свойств и качеств, а с другой стороны - чувствовать неразрывную свою связь со всеми проявлениями и данностями этого прекрасного и загадочного мира, в котором длится его жизнь. И с этими задачами сознание справляется двумя способами деятельности, Первый – знаньевый подход. В результате такой деятельности человек становится обладателем огромной и разнообразной информацией об окружающем мире и о себе, как части его. И никакие диалоги здесь, в принципе, не нужны. Другой способ - понимающий подход. Но в этом случае всегда присутствует диалог. Но особенный, не такой, о котором здесь раньше излагалось, а другой. И для лучшего прояснения вопроса давай прочитаем небольшой отрывок из романа И. Тургенева «Отцы и дети». Внимательно прочти его, а я затем дам любопытные рассуждения по его содержанию.
Базаров встал и подошел к окну.
-- И вы желали бы знать причину этой сдержанности, вы желали бы знать, что во мне происходит?
-- Да, - повторила Одинцова с каким-то, ей еще непонятным, испугом.
-- И вы не рассердитесь?
-- Нет.
-- Нет? - Базаров стоял к ней спиною. - Так знайте же, что я люблю вас, глупо, безумно... Вот чего вы добились.
Одинцова протянула вперед обе руки, а Базаров уперся лбом в стекло окна.
Прежде чем задать вопрос, что мы нового узнали о Базарове из этого отрывка, надо немного рассказать тебе, юный читатель, о том, что о нём уже известно. Это был человек с очень своеобразными мыслями и оценками. Самостоятельный, не признающий ничьих авторитетов. Влюбленный в науку и желающий ей посвятить всю свою жизнь, он отрицает искусство, чувства, душу и всё прекрасное. Природа для него только мастерская, в которой надлежит прилежно работать. Отправляясь с другом в гости к Одинцовой, он, не зная её, так отозвался о ней: «Посмотрим, к какому разряду млекопитающих принадлежит сия особа», - чем вызвал явную неприязнь своего друга, на которую, в прочем, Базарову было наплевать.
Знаньевый подход позволяет сделать вывод о том, что, невзирая на свои прежние отрицания любви, Базаров в ней признаётся. Больше никакой информации в отрывке о нём нет. Но другой подход, понимающий, при рассмотрении этого текста даст более глубокие и очень важные открытия об этом персонаже. Но для этого надо выстроить диалог. Но кто же станет участниками этого диалога? Ответ: мой мир знаний и ценностей, в том числе и мои предыдущие знания о Базарове, и сама личность Базаров в обстоятельствах данного отрывка. А что это за обстоятельства? Для их прояснения нужно найти ответы на два вопроса. Первый. Почему, признаваясь в любви, Базаров стоит спиной к Одинцовой? Странно как-то. Второй. И чего бы ему упираться лбом в стекло по окончанию признания, сделанного столь несуразным образом? Для нахождения ответов давай сочиним некий диалог между мной и Базаровым, понимая, что его ответы основаны на моём предыдущем знании человеческого поведения вообще и Базарова.
- Я. Евгений Васильевич, как – то странно вы вели себя в момент объяснения в любви Ольге. Отвернулись, стояли спиной, вместо того, чтобы смотреть на предмет любви, ища ответных знаков любви в глазах, в выражении милого лица. У меня создалось впечатление, что вы боитесь взглянуть ей в глаза.
- Базаров. Вы правы, я действительно тогда боялся.
- Я Вы, самоуверенный, независимый, решительный. Не понимаю, чего вы боялись?
- Базаров. Боялся услышать в ответ её смех.
- Я. Боялись, что ваше признание вызовет у неё смех. Но я думаю, у Ольги хватило бы такта не позволить себе такую жестокость в ваш адрес.
- Базаров. Вы не понимаете. Каким она меня раньше знала? Неотёсанным самодовольным хамом, у которого ничего святого нет, постоянно высмеивающий эту всяческую романтическую чушь: чувства, слёзы, вздохи, хождения под луной, нечаянные прикосновения рук…И на тебе! Я, краснеющий, с дрожащим голосом, как некий романтический юноша, с великой мукой произношу слова любви, которые ранее у меня вызвали бы только презрительные и ядовитые замечания.
- Я. Ну, хорошо. Признание состоялось. Что же вы и тогда не повернулись к ней в поисках ответа, а более того, уткнулись лбом в стекло, предоставляя этой прекрасной женщине возможность рассматривать вашу согбенную фигуру у окна. Надо заметить, на мой взгляд, вид у вас был довольно таки жалкий, совсем не взывающий к проявлению ответной любви.
- Базаров. А я и не ждал в тот момент никаких проявлений её любви к себе, так как именно тогда я вдруг осознал, что мой мир, так умно и рассудительно мной выстроенный, рухнул. Всё, что я годами выстраивал в себе, не выдержал испытания жизнью, таинством любви к женщине, реальной, земной, желанной. А всё придуманное мной, с чем я так носился, чем я так возгордился, оказалось ничего не стоящими развлечениями моего умишки. Я был повержен самим собой. Я попытался прохладой стекла охладить свой лоб и своё сознание, чтобы, осознав весь ужас драмы, только произошедшей со мной, вернуться в ту комнату к той, которой только что признался в любви и в том, что потерпел сокрушительное поражение.
И мне показалось, что тот Базаров, что до этой драмы со скучающей миной бродил по поместью Одинцовых, и тот, чьи горячие признания услышали стены этой старой усадьбы, уже разные люди. И все его последующие поступки и мысли мы должны понимать с учётом этого нового представлением о нём
Никакой знаньевый, информационный, подход не дал бы нам с тобой, юный друг, понимания важности, ключевой роли, цитируемого отрывка из романа И.Тургенева в осознании как динамики развития образа Базарова, так и основной идеи романа «Отцы и дети». А она, эта идея, состоит в том, что никакие идеи, принципы и всякие иные умственные построения, навязываемые жизни и человеку, ничего не стоят перед законами и смыслами самой жизни. Несчастлив тот, кто следует навязанному, и счастлив тот, кто согласует свою душу и ум с жизнью. И судьбы героев этого романа являются подтверждением этой идеи И. Тургенева. Ты заметил, что к этому выводу мы пришли в результате нашего диалога. Диалога, который мы чуть выше по нашему тексту определяли, как «совместный поиск по открытию тайной сути природы вещей и явлений». Вот мы и нашли тайную суть предложенного отрывка.
У тебя, мой юный друг, есть несомненные основания задать мне, а что для понимающего, диалогового чтения, всегда обязательно составлять вот такие диалоги, как тот, с которым я только что ознакомил тебя? Нет. Совсем не обязательно. Важно, чтобы факты и события имели право на свой голос, помогая в диалоге с твоим знанием прояснить тайную суть вещей и явлений. как заговорили для нас с тобой спина человека и оконное стекло из уже известного тебе романа. Теперь, надеюсь, ты понимаешь, почему моему знакомому из той давней моей встречи, о которой я рассказал тебе, пропускал в текстах книг, которые он читал, описания природы. Он владел только информационным, знаньевым, чтением. Ему было интересно узнавать ответы на вопросы: когда? где? кто? с кем?
А в описаниях природы ответов на такие вопросы не было. Поэтому эти описания казались ему скучными и ненужными. Но при другом чтении, понимающем и диалоговом, ему бы открылись такие тайны, о которых он и не догадывался.
Но об этом в следующих беседах.
Но к следующей беседе постарайся, мой юный друг, прочитав предложенные ниже отрывки из этого же романа, осуществить понимающие, диалоговое, их прочтение. В результате чего ты должен получить ответы на такие вопросы.
К первому отрывку. Почему Базаров замолчал и почему заговорил потом, скривив губы?
Хороша герцогиня, - возразил Аркадий, - с первого раза пригласила к себе таких сильных аристократов, каковы мы с тобой.
- Особенно я, будущий лекарь, и лекарский сын, и дьячковский внук... Ведь ты знаешь, что я внук дьячка?
- Как Сперанский, - прибавил Базаров после небольшого молчания и скривив губы.
Ко второму отрывку. Почему Катя с недоумением посмотрела на Базарова?
Базаров усмехнулся.
- Во-первых, на это существует жизненный опыт; а, во-вторых, доложу вам, изучать отдельные личности не стоит труда. Все люди друг на друга похожи как телом, так и душой; у каждого из нас мозг, селезёнка, сердце, легкие одинаково устроены; и так называемые нравственные качества одни и те же у всех: небольшие видоизменения ничего не значат. Достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других. Люди, что деревья в лесу…
Катя, которая, не спеша, подбирала цветок к цветку, с недоумением подняла глаза на Базарова.