Открыв воспоминания отца. ч 1. студенческие годы

Владимир Спиртус
     Прежде чем привести некоторые фрагменты из воспоминаний отца, которые мне представляются интересными  и важными для истории, расскажу вкратце  о его биографии и о том, каким его помню.
      Отец мой, Спиртус Борис Давидович (1905-1980) был известным в Крыму человеком. Он много лет выступал пропагандистом коммунистической идеологии, вращался среди партийной  верхушки. С ноября 1938 года до февраля 1946 года был руководителем лекторской группы  обкома партии ВКП (б). В этом качестве отец находился в гуще событий с начала и до конца обороны Севастополя (с короткой отлучкой на Кавказ на курсы политуправления Черноморского Флота). В середине 50-х годов, защитив кандидатскую диссертацию, преподавал в Педагогическом Институте в Симферополе. Работал доцентом на кафедре марксистко-ленинской философии, читал лекции.  В последние годы жизни был на пенсии, болел. Незадолго до смерти оставил заметки о своей жизни, начиная с детства и до середины войны. Они остались незавершенными. Воспоминания не предназначались для печати, но в них, безусловно, присутствует оглядка и самоцензура  человека «системы», чудом уцелевшего в 1937-1938 годах.
    Это – как бы общий пунктир его жизненного пути, на уровне заполненного листка по учету кадров. Каким я его помню?  По характеру он был, мягким, добрым и безкорыстным, любящим мужем и отцом в семье. Кабинетного типа,  непрактичный в быту, папа жил больше не среди людей, а среди  идей и книг. Занятый своими мыслями, он нередко был весьма рассеян. При этом поражал многих своей памятью и эрудицией. Часто к нему обращались за справками разные люди, причем не только по социально-политическим вопросам, истории, философии, но и вещам, связанным с культурой и искусством. В преклонные годы он еще мог процитировать наизусть французские стихи, выученные в гимназии.
     Отец родился в Киеве на Подоле в еврейской семье. Родители его были учителями русского языка и литературы. В 90-х годах девятнадцатого века одно время мой дед Давид заведовал детским приютом в Риге. По рассказам отца, во время погромов 1905 года в Киеве однажды деда приглашали идти «бить жидов». Детство и юность Бориса прошли в Гомеле, куда мои бабушка и дедушка переехали вскоре после рождения сына. Из событий Гражданской войны наиболее глубокое впечатление произвел на отца мятеж двух полков Красной Армии под руководством Стрекопытова весной 1919 года. Подросток, сочувствовавший большевикам, знал некоторых из погибших комиссаров, захваченных повстанцами  в гостинице «Савой». Учительские пайки  в 1919 году были очень скудными, и отец пошел на работу, на должность счетчика карточной системы, впоследствии был секретарем квартального комитета. Окончив вечернюю школу, юноша получил рекомендацию в комсомол и командировку в ВУЗ. Отец писал:

    - Характеристику я получил явно преувеличенную, хотя ее утвердило ГУБОНО: « Политическое и общее развитие выдающееся. Во внешкольной работе в высшей  степени активен». Летом 1924 года я вместе с дядей  Борисом выехал в г. Симферополь, где жил мой дядя Аркадий, у которого можно было на первых порах остановиться.

    Братья моей бабушки Софии были интересными людьми. Вот, что пишет отец о них:

   - Из братьев мамы хочется отметить Аркадия (Ямпольского). Он вначале работал фельдшером, потом закончил юридический факультет Университета, стал присяжным поверенным. Жил в Петербурге, подвизался на адвокатском поприще. В начале 20-х годов переехал в Симферополь, где работал юристом. Его единственный сын  Виктор во время Отечественной войны и после нее был начальником военного госпиталя. Другой мамин брат – Борис - человек одаренный. Высшее образование получил во Франции (г.Нанси). Приехав в Симферополь в 1924 году, стал преподавателем математики на рабфаке. Дядя Борис остался в моей памяти как очень душевный, чуткий, организованный и собранный человек…

    Отец без экзаменов был зачислен на первый курс социально –экономического отделения педагогического факультета Университета. Тогда уже Таврический университет носил имя М.В. Фрунзе. В 1925 году Университет был преобразован в Пединститут, а отделение, на котором учился отец, ликвидировано. Он перешел на отделение русского языка и литературы, которое окончил в 1929 году.
   По свидетельству отца, в создании Таврического Университета принимали участие бежавшие преподаватели Юрьевского (Тарту) Университета. Официальная версия истории Университета говорит только о роли киевских профессоров Д.А. Граве, Н.М. Крылова и др. Не сильно углубляясь в розыск, я, однако, обнаружил историка, литератора и педагога Петухова Е.В. (1863-1948)  после недолгого пребывания в Воронеже, приехавшего в Симферополь в 1919 году. В 1920 г. профессором кафедры астрономии Таврического университета был Струве Людвиг Оттович – выпускник Дерптского (Тартуского) университета, бывший астроном-наблюдатель Дерптской обсерватории. Кстати, сын его Отто (1897-1963) – участник Белого движения на Юге России, галлиполиец, эмигрант, один из крупнейших астрофизиков XX века. Возможно, были и другие люди из Тарту. Разобраться в этом подробнее – задача историков. Привожу далее некоторые фрагменты из воспоминаний отца.

 - В первые годы в Университете работали очень крупные ученые, в числе которых были академики А.Е. Ферсман, В.И. Вернадский, А.Ф.  Иоффе, Б.Д. Греков и др. Ректором Университета в 1924 году был маленький, худенький старичок, к которому я зашел со своей командировкой. Это был бывший министр просвещения последнего состава Временного правительства С.С. Салазкин(1). К 1924 году наиболее именитые ученые уже уехали из Крыма, но оставалось еще немало крупных ученых, настроенных аполитично и даже антисоветски…
    Первый курс был общий для всех отделений. Нам читали самые разнообразные предметы. Например, историю культуры (проф. Г.А. Максимович), общую биологию (проф. В.В. Лункевич)(2), полезные ископаемые (проф. П.А. Двойченко), прикладную ихтиологию (проф. И.И. Пузанов)(3), технологию металлов, машиноведение (доц. Лампси), анатомию и физиологию человека (проф. Б.И. Воротынский)(4), психологию (проф. П.Э. Лейкфельд)(5),систему народного образования (доц. К.И. Тодорский) и др.
   Состав лекторов был высококвалифицированным. Отрабатывали мы практические занятия: по биологии рассматривали микробов под микроскопом, по ихтиологии изучали различных рыб по засушенным образцам, по геологии ходили на экскурсии и собирали минералы. На занятиях по системе образования мы собирали в районе вокзала беспризорников и отводили их в детские дома…
   1924 год был переломным в жизни Вуза, потому что в корне обновился состав студенчества. В 1923-1924 учебном году была проведена чистка среди студенчества, в результате которой около 70% было исключено. До чистки Вуз был засорен чуждыми Советской власти элементами: сынками царских генералов и полковников, бывшими белыми офицерами, сынками и дочерьми различных «бывших» людей, собравшихся в Крыму при Врангеле. Конечно, в этом составе были и замечательные люди. Достаточно сказать, что в 1923 году Университет закончил будущий создатель советской атомной бомбы, выдающийся физик И.В. Курчатов.

     Далее отец подробно пишет о новых студентах из числа коммунистов и рабфаковцев, о создании комсомольской ячейки. Со многими он дружил и встречался позже при  разных обстоятельствах.

-  Комсомольская ячейка жила боевой кипучей жизнью. Она активнейшим образом участвовала в общественно-политической жизни Вуза и города. Первокурсники стали руководить студенческими организациями, работали в Крымском бюро пролетарского студенчества, объединявшем вуз, рабфак, совпартшколу и более десятка техникумов. Помню очень интересный эпизод идеологической войны в Вузе. Лекции по общей биологии читал проф. Лункевич. Блестящий популяризатор науки, прекрасный оратор. Он – бывший член партии эсеров. К партийной организации и ко всему советскому образу жизни относился недоброжелательно. В ноябре 1924 года отмечалась  четвертая годовщина освобождения Крыма от войск Врангеля. Состоялась общегородская демонстрация, в которой участвовали и студенты. Лекция Лункевича в этот день не состоялась. На следующей лекции Лункевич сказал: « Надо заниматься наукой, а не участвовать в разных сборищах». В конце лекции на кафедру поднялся комсомолец Мочанов и произнес краткую речь о значении воспитания студенчества в комсомольском духе.

  Смелость и мужество Валериана Викторовича Лункевича достойны, безусловно, глубокого уважения. Стремление к объективности и полноте картины у отца пробивалось сквозь клише  марксисткой идеологии.

 - Профессура в нашем отделении (русского языка и литературы) была очень эрудированной, хотя и далекой от марксизма. До сих пор помню лекции проф. Алексея Николаевича Деревицкого(6) по западноевропейской литературе и теории искусства. В прошлом он был действительным тайным советником, попечителем Казанского, а позднее Киевского учебных округов. По своим взглядам он был крайним реакционером. В советский период  держался очень осторожно, хотя в душе оставался прежним.
    Начал Деревицкий  курс лекций с заявления о том, что Ученый Совет предлагает вести преподавание в духе марксизма. «Поэтому, - сказал он, - я буду в начале каждой лекции кратко характеризовать экономику и политические отношения рассматриваемого периода».
    «Марксисткие» экскурсы его были малоинтересны, но литературу и искусство Запада он знал великолепно, и лекции его были глубоко содержательны и блестящи по форме.
    Историю русской литературы читал проф.Е.В. Петухов(7)  - член-корреспондент Академии наук СССР, знаток древней  русской литературы. Политически он был неустойчив, что показало его поведение в период оккупации Крыма. Его назначили ректором несуществующего Крымского Университета. В то же время он жаловался знакомым на то, что его, известного ученого, заставляют кормиться объедками с румынской кухни. Профессор Петухов в значительной мере явился прототипом образа проф. Горностаева в пьесе К.А. Тренева «Любовь Яровая».
   Лингвистические дисциплины читал проф. А.М. Лукьяненко(8). Это был большой знаток многих языков, особенно славянских, и блестящий лектор. Мы у него многому научились, но подсмеивались над тем, что он никак не хотел произносить слово «товарищ». Лингвистические дисциплины преподавал также доцент Л.В.Жирицкий. Это – человек огромных знаний, большой эрудиции, исключительно чуткий, внимательный и отзывчивый. Принимая зачеты, он сам рассказывал студентам содержание вопроса и ставил хорошие оценки. Несмотря на это, студенты прекрасно знали его предмет.

   К сожалению, отец принимал активное участие в травле поэта Г.А. Шенгели (9) и его изгнании из Вуза.

     - Мы, комсомольцы, посещали закрытые партсобрания и партийно-комсомольские активы, что способствовало нашей большевистской закалке. Я прекратил работу в Крымбюро Пролетстуда и был избран членом бюро и агитпроп-организатором  комсомольского коллектива Института. Одним  из важных событий в Вузе стало «Дело Шенгели».
    Курс литературы двадцатого века читал известный поэт, переводчик и литературовед Г.А. Шенгели. Мне нравились его стихи, но к преподавательской деятельности он был явно не пригоден. Никакого марксистского анализа литературы он не давал, а сводил свои лекции к анекдотам о писателях. Говорил, что Валерий Брюсов, будучи ректором Литинститута, устраивал для студентов спиритические сеансы, годами не платил партийных взносов и т.д. Рассказывал о том, что Александр Блок изменял своей жене, а она ему. Он яростно нападал на Маяковского и написал брошюру-пасквиль под названием «Маяковский во весь рост». Маяковский в долгу не остался и написал:
   
     А там молотобойцев анапестам
     Обучает профессор Шенгели.
     Тут не поймешь просто напросто –
     В гимназии ты, в шинке ли».

   Георгий Шенгели насаждал в Институте богемные нравы. Он собирал близких ему студентов, начинающих поэтов и устраивал с ними выпивки. Ректор и парторганизация решили от него избавиться, но это надо было сделать умело. Мне, как агитпропу комсомольской ячейки, поручили начать это дело. Мы собрали литературный кружок, пригласив на его заседание всех студентов отделения. На этом заседании я рассказал о том, что Шенгели как литературовед не соответствует своему назначению. У него нет марксистско-ленинского подхода к литературе. Его лекции – собрание анекдотов, он насаждает  богемные нравы и т.д.
      Узнав о моем выступлении, доцент Шенгели перестал ходить на занятия. Несколько недель не читал лекций, потребовав от меня публичного извинения. По совету тогдашнего ректора Г.И. Вейсберга, я вторично собрал литературный кружок и выступил на нем с новым заявлением. Подтвердил все, что говорил прошлый раз. При этом сказал: « Что касается выпивок со студентами, то я в них не участвовал. О них говорят близкие к Шенгели начинающие поэты. Если это неправда, то я прошу меня извинить». Шенгели сделал вид, что удовлетворен таким извинением и приступил к своей работе. Вскоре, однако, была создана комиссия по проверке преподавания Шенгели. В нее вошли представитель Наркомпроса Крыма Невский, ректор Института, секретари партийной и комсомольской организаций, доцент Шевчук. Был включен и я. В кабинете ректора состоялось бурное заседание, продолжавшееся более пяти часов.

      К сожалению неизвестны подробности бурных пятичасовых дебатов. Скорее всего, шла борьба между двумя схемами: «очистить Вуз от чуждых влияний» и  «использовать знания буржуазных специалистов».

      - Шенгели был освобожден от работы в Институте. Уезжая, он написал стихотворение, кончавшееся словами:
« Прощай, угрюмый Симферополь,
 Ты проживешь и без меня».
   Ожидался приезд на место Шенгели доцента Ревякина. И Шенгели написал:
 
     «Чтоб пушкинский пригладить бакен
     И искупить мои грехи
     На смену мне придет Ревякин
     Реветь и вякать про стихи».

      Должен признаться, что, несмотря на мою стычку с Шенгели, стихи его мне нравились. Особенно «Ода Московскому Университету»:

     Какой высокий и крутой
     Огромный дом на Моховой!
     Гордясь своей фуражкой синей,
     Туда студентом я вбегал.
     Туда, в торжественный портал
     Профессором вхожу я ныне.

     Но и тогда, как и теперь
     Лишь только распахнется дверь
     Меня объемлет сводов холод.
     Я снова робок, мал и молод,
     Внимая времени прибой…

 Интересны описанные отцом детали студенческого быта того времени.

   - Я был принят в комсомол в марте 1925 года и с тех пор активно участвовал во всей работе комсомольской ячейки. Вскоре я поселился в небольшом общежитии на Малобазарной улице №3, где преобладал партийно-комсомольский состав. В комнате нас было пятеро: Сергей Сувор, Василий Баев, А.С. Рабинович, сибиряк Братухин и я. Жили мы тогда впроголодь, обедали в отвратительной столовой на центральном рынке под часами. Кроме того, что обеды были очень скудными, там была жуткая грязь. Завтракали и ужинали мы дома, покупая на рынке хамсу, арбузы, позже немного масла. Мы получали вначале 7р. стипендии, потом – 13р., а к концу учебы (1929г.) -17р. Многие студенты работали грузчиками, чернорабочими, ночными милиционерами, а студент-востоковед Ростислав Соколов даже в ассенизационном обозе. Что касается меня, то мне в дальнейшем повезло: я работал младшим библиотекарем в кабинете проф. Максимовича. Несмотря на полуголодное существование, настроение у нас, комсомольцев, было приподнятое, боевое.

    К числу близких друзей отца в то время принадлежали Егор Соколов, Федор Родионов, Вера Баирова, Алексей Неделин, Александр Рабинович. Заслуживает внимания рассказ о последнем, поскольку там присутствует «взгляд со стороны», а это всегда интересно.

   - К числу моих друзей принадлежал Шура Рабинович. Он был способным и энергичным человеком… Обладал многими хорошими качествами, но имел свои слабости. Во-первых, был самоуверен и любил делать другим замечания, во-вторых, как говорится, был «пробивным» в достижении своих личных целей. Я не могу удержаться, чтобы не привести стихи, написанные про него Оргинским, хотя здесь много преувеличено, так как Оргинский его не любил.
            …
          Много есть в КСМ горлохватов.
          Я расскажу об одном из них.

          Кто о женщинах, кто о пудре,
          Кто о славных минувших днях,
          Кто о чем, а я о Шуре
          И о его делах.

          Помню: вечер задумчивый
          Звезды зажег в небесах,
          А над ухом снарядом гремучим
          Тетка рассыпалась в словах.

          Приходил, говорит, рыжий и отчаянный,
          В ГПУ грозил отвести.
          Я, говорит, не какой-то случайный.
          Меня, говорит, не провести.

          Для меня, говорит, нет преграды
          Потому, что я коммунист.
          Сами будете не рады,
          Что со мной завелись.

          И сквозь вихрь его слов
         (тысяча в каждый момент)
          Предо мной вставал высечен
          Резцом наших дней монумент.

          Вот он – в тужурке кожаной,
          В кепке и сапогах,
          С самоуверенной рожей
          И с папироской в зубах.

          Это он на всех заседаниях
          Сыплет ворохи слов,
          Во всех кабинетных зданиях
          Сдирает краску с полов.

          Все он знает, философ и практик,
          И звучит пустота его слов
          По всему нашей жизни тракту
          И проселкам глухих дорог.

          Смелый человек, однако,  был автор этих неказистых стихов! В последующие  30-е годы можно было попасть под раздачу за гораздо более невинные вещи… Для меня здесь интересен еще момент, что отец эти стихи сохранил (в памяти?).

     - Как отмечалось выше, краски здесь сгущены. При всех своих недостатках А.С. Рабинович был человеком энергичным, жизнерадостным, хорошим товарищем, безусловно преданным  партии и Родине. После окончания Вуза он закончил аспирантуру, защитил диссертацию и до войны работал зав. Кафедрой Истории СССР в Крымском Пединституте. В первые месяцы войны развернул большую работу на посту зав. отделом агитации и пропаганды Симферопольского Горкома партии. Потом ушел добровольцем в армию и преподавал на курсах младших лейтенантов. Когда немецкие захватчики подошли к Симферополю, эти курсы прикрывали отход других частей. Командиры и большая часть курсантов попали в окружение по дороге в Алушту и все погибли, в том числе и А.С. Рабинович.

                Сноски

1. Сергей Сергеевич Салазкин  (1862 - 1932 ) — российский биохимик, педагог, политический и общественный деятель. Последний министр народного просвещения Временного правительства (сентябрь-октябрь 1917 года). Директор Женского медицинского института в Санкт-Петербурге (1905—1911), ректор Крымского университета в Симферополе (1924—1925), директор Института экспериментальной медицины(1927—1931).

 2. Валериан Викторович Лункевич (1866—1941) — русский политик и советский биолог, популяризатор и историк естествознания. Участник народовольческого движения в России 1880-х годов, был членом партии эсеров.  Основные труды учёного посвящены истории естествознания; автор фундаментальной монографии по истории биологии.      

3. Иван Иванович Пузанов (1885 — 1971) — русский советский зоолог и зоогеограф, путешественник, литератор, доктор биологических наук, профессор, заслуженный деятель науки УССР, последовательный борец с «Лысенковщиной».

4. Воротынский Бронислав Иванович (1865– 1925) – психиатр, С 1898 г. -  приват-доцент при кафедре нервных и душевных болезней Томского университета. В 1920 г. – профессор, заведующий клиникой судебной психопатологии Одесского медицинского института. Одновременно декан медицинского факультета и заместитель ректора Одесского медицинского института. Б.И. Воротынский был организатором института детской психологии. В 1920 г. Б.И. Воротынский был организатором и первым заведующим кафедрой психологии Таврического университета.

5. Павел Эмильевич Лейкфельд (1859 – 1930).
 Заслуженный профессор кафедры философии Харьковского университета, преподаватель логики и философии на Высших женских курсах в Харькове. Автор работ по философии, логике и психологии. С 1921 г. — профессор Крымского университета, с 1925 г. — Крымского педагогического института. В 1921—1922 гг. читал на медицинском факультете курсы лекций по экспериментальной психологии; на факультете общественных наук — логике с теорией познания, истории новой философии (до Канта), учению о сущности и значении наук. Область научных исследований — экспериментальная психология, познавательные психические процессы.
6. Алексей Николаевич Деревицкий (1859-1943).
Один из выдающихся ученых-филологов конца XIX - первой трети XX столетия, доктор греческой словесности, действительный статский советник и попечитель Казанского учебного округа. Деревицкий принял активное участие в организации Таврического университета (1918 год).В октябре 1918 года был образован историко-филологический факультет, где имелось 16 штатных профессорских должностей. Первым его деканом стал Алексей Николаевич, имевший солидный опыт административной работы.В составе специальной комиссии, А. Н. Деревицкий разрабатывал учебные планы для факультета, который в течение 1918-1920 гг.  являлся самым крупным факультетом Таврического университета.

7.Евгений Вячеславович Петухов (1863—1948) — русский учёный, историк литературы и педагог. Член-корреспондент Петербургской академии наук (1916), знаток древнерусской словесности, автор обобщающего труда «Русская литература» и фундаментальной истории Юрьевского (Дерптского) университета.

8. Александр Митрофанович Лукьяненко (1880-1974) филолог, лингвист
Родился 28 июля 1880 г. в Киеве. Выпускник историко-филологического факультета Киевского университета (1903). Приват-доцент, с 1907 г. — профессор кафедры славянской филологии Киевского университета. В 1920 г. — исполняющий обязанности ординарного профессора кафедры славянской филологии Таврического университета. В 1921 — 1925 гг. — профессор Крымского университета. В 1925—1934 гг. — профессор, декан отделения русского языка и литературы Крымского педагогического института им. М. В. Фрунзе. В 1934—1941 гг. — профессор Саратовского педагогического института. В 1941 — 1963 гг. — профессор и заведующий кафедрой славяно-русского языкознания Саратовского университета. В 1963—1973 гг. — профессор-консультант Саратовского университета. Доктор филологических наук (1937). Область научных интересов — русское и общеславянское языкознание. Умер 20 августа 1974 г. в Ялте.
9. Георгий Аркадьевич Шенгели ( 1894  —  1956 ) — русский поэт и переводчик, критик, филолог-стиховед.