Бессмертный Хеллоуин

Селлиатус
...Ночь - творение Нокса. Проливаясь на мир темной пульсирующей массой, она раскрашивает вещи в свои цвета, диктует свое неведомые правила, а иногда проникает в мысли людей, заставляя их делать безрассудные с точки зрения дня поступки...
...Давно она не бывала здесь, может быть слишком давно. Да, только вот все не получалось как-то выбраться в любимый городок. И сколько времени прошло - никто и не упомнит, а изменилось, изменилось то все как! Сейчас же он был наполнен бледными огоньками, безумными светлячками роящимися на крышах домов, оранжевыми тыквами, неумело изрезанными детишками, самодельными призраками и клянчащей конфеты малышней. Возможно, только в праздники и удавалось сбросить весь груз и вот так вот запросто отправится домой.
Она остановилась возле аккуратного заборчика, на каждой дощечке которого сидело по надутому злобному черному пауку, и улыбнулась. Чуть скрипнув калиткой, девушка юркнула во внутренний дворик. В этом доме она когда-то жила, но с тех пор как родители переехали, сюда заселились другие люди: вот и на газоне уже закрутили шипами старый заржавевший заборчик розы, а скрипучую ступеньку давно починили. Обидно, глупо и бессмысленно смотрел он сейчас горящими проемами окон в даль, может быть хозяева были хорошими людьми, но познакомится с ними все как-то не доводилось.
Из кустов, корча очаровательные рожицы, выглядывало с десяток тыковок разных размеров, шествие замыкал белесый пластмассовый человеческий череп, купленный, видимо, на весенней распродаже в соседнем поселке. Из дома слышались визги и смех детей, несколько подростков в костюмах чертят и ведьм прокрались вслед за девушкой и, обогнав ее, остановившуюся на выложенной белыми камушками дорожке к дому, стали стучать в дверь.
- Trick or Treat! - завопили они, когда молодой высокий парень открыл дверь.
...забавно, когда-то они с друзьями так же бегали от дома к дому, а потом допоздна объедались ирисками и шоколадом... но у нее уже тут не было друзей, от этого стало больно и тоскливо...
Малышня уже удирала с добычей, когда она заметила удивленный взгляд парнишки. Он показал на вазу с конфетами, но девушка лишь грустно качнула головой: не хотелось ей сейчас сладкого. Парень пожал плечами и пошел в дом. На пороге он развернулся и устремил вверх большой палец сжатой в кулак руки, мол не грусти, классный костюм.
...конечно классный! А могло быть иначе! Она работала над ним столько времени, рисовала наброски, кроила материал, даже ножницами порезалась, а уж иголками укололась несчетное число раз....
Медленно проплыла она мимо рядов ночного уличного магазинчика. Марципановые скелетики бесцеремонно веселились на противнях, шоколадные летучие мыши зависли под крышами, обвешанными безобразными гирляндами, и жизнерадостно покачивались на нитках. Даже пучки сахарной ваты сегодня окрашивали в оранжевый и обзаводились сладкими глазками.
...а ведь раньше, когда она была еще маленькой девочкой, тут была только крохотная лавка госпожи Алисы Григгетт, которая всегда рядилась в ведьмы. Правда, старая карга была сама по себе достаточно уродлива, но это с лихвой компенсировали невероятные леденцы, которые она умела делать. Где же ты теперь, тетушка Григ...
Шум, гам, веселый смех, раздавленные конфеты...
Хотелось чего-то особенного, хотелось туда, где любила бывать, где они компанией всегда проводили этот праздник...по узкой тропке, извивающейся густым белым туманом она побрела на небольшое кладбище.
На этом бугристом глинистом участке редко хоронили. Люди не любили оставаться в городке на окраине леса - кто-то твердил о перспективах, кто-то боялся диких животных, разоряющих могилы, или кануть в лету в столь неприметном местечке, кому-то хотелось быть развеянным пеплом в более романтичном месте. Что они могли понять, все эти люди?! Именно здесь, в торжестве сырости, в сладком гнилом аромате смерти, в крохотном пролеске, куда проникал лишь свет единственного ока ночного неба, и было то самое место, где царил настоящий покой, только сюда украдкой приходили величайшие мысли и загадки творения.
Она остановилась...и ее руки сами взвились к небу, широкие полы белого, потертого серыми пятнами грязи платья вспорхнули испуганной бабочкой.
"Вильям Джекинсон" - затянула похоронным звоном первая плита. Деревья качнуло зазевавшимся ветром, наполнив лес глухим глубоким воем - и погост вспыхнул для девушки музыкой.
...переступая короткими шажками на цыпочках, она понеслась в танце...
-Я станцую для тебя, Джекинсон, - ты был величайшим пиратом и разбойником своего времени, замученный жителям деревни, похоронен как пес: без гроба и монеты - прошептала она в такт.
...туман нежно накручивался на ее невероятно тонкие, почти прозрачные ноги...
"Джаннет Габриэл" - повернувшись по воздуху прочла она единой строчкой.
- Я станцую для тебя, Джаннет, - моей учительнице французского, жившей в старом покосившемся доме, после смерти мужа никогда не включавшей света в комнате и ожидавшей смерти как спасения!
...рука, в отблеске луны кажущаяся бледно-синей, проплыла по воздуху изящной волной...
"Джованни Серафино" - плита вопила ярко-красными буквами - вздохни и они выпрыснут ядовитую кровь.
- Я станцую для тебя, Серафино, - ты хотел найти счастья в этой стране, ты бежал от своих страхов и был зверски растерзан волками в лесу, когда валил деревья для жадного хозяина.
...резко прогнувшись назад, она заставила свои волосы взлететь серебряной пылью и погрузится в туман, почти сливаясь с ним...
"Элизабет" - краткая надпись заставила ее остановится. Камень был очень маленький, а слова ели различимы. Девушка подошла чуть ближе...аккуратно...опустилась на колено и провела рукой по имени. Внезапно она вновь вспыхнула в танце. Ее тело извивалось как трепетная ива, попавшая в ураганный шквал, ножки перебирали шаги быстрые и медленные, короткие и широкие, всплеснув всем телом вверх, она разверзла свои ярко-алые глаза навстречу восходящему солнцу и рассыпалась на могилу.
- Я станцую для себя самой, для Элизабет, - прекраснейшей девушки в деревушке Sleepy Hollow, виртуознейшей убийце-швее, что кроила платья из кожи жертв и была забита камнями на смерть... – голос поземкой пополз, с надеждой хватаясь за белые хлопья тумана, но тот уже оседал утренней росой на листьях.