Сердце Архангела. Гимн нашим прекрасным душам

                          СЕРДЦЕ АРХАНГЕЛА
               
                Гимн всем нашим прекрасным душам.

                ПРОЛОГ
   Большой комфортабельный автобус не спеша вёз меня по вечерним улицам провинциального города Михайлова Гора. Эта командировка для меня, можно сказать, ещё молодого писателя, кроме всего прочего, была хорошей возможностью немного отвлечься от столичной суеты, сменить приевшуюся обстановку однообразных будней и ненавистных мне выходных дней.
   Мелькали разноцветными огнями красочные витрины магазинов, баров и кафе на главном проспекте города, где в это время только начинала собираться молодёжь в предвкушении праздного веселья. И я им сейчас немного завидовал. Нет, я не считал себя человеком несовременным, немодным. Но, то ли так сложилась жизнь, то ли я сам себя в ней так поставил, однако не было у меня такой хорошей компании друзей, которые в выходные дни выдёргивали меня из моей маленькой холостяцкой квартирки в иной мир. Один из моих знакомых удачно назвал его миром широчайшего отдыха и мощнейшей оттяжки.
   Провинция. Как ты хорошо мне знакома: старая, добрая и тихая. Я уже шесть лет жил в столице, но до сих пор чувствовал себя провинциалом. Признаться, меня это не огорчало. В жизни небольших городов есть столько своих прелестей. И я люблю эти прелести. Кстати, вот интересно, почему так: если провинция старая, то мы обязательно называем её доброй? Ведь в наших устоявшихся определениях не бывает ошибок. Тогда получается, что новая провинция – злая? Значит, у меня есть ещё одна причина любить старую провинцию со всеми её атрибутами, с её традициями, привычками и непременными смешными или страшными историями, легендами и даже древними мифами.
                А ведь именно последнее и стало целью моей командировки в город Михайлова Гора. Редакция одного из столичных издательств, с которым я постоянно сотрудничал, совместно с государственным университетом готовила к публикации обширный сборник научно-популярных очерков и рассказов о малоизвестных легендах, преданиях и мифах нашего народа. В большей степени интересовало то, что по сей день бережно хранит та  самая наша глубинка, которая и старая, и добрая, ну и всякая там разная. Неделю назад меня пригласили принять участие в этой работе. Я уже имел подобный опыт и даже руководил творческой экспедицией, занимающейся сбором и изучением древнейшего народного фольклора. Опубликовал несколько научно-популярных статей, непосредственно опираясь на результаты той самой экспедиции. Статьи мои были замечены и даже приятно отмечены. Вот, очевидно, по старой памяти, и теперь мне предложили на выбор ряд провинциальных городов, которые по теме общего проекта казались наиболее интересными. Я внимательно изучил отпечатанный на компьютере список. И вдруг обнаружил занятную вещь. Несколько даже странную вещь. Название одного из городов, которое я уже раньше слышал и с которым уже были связаны какие-то исследования, было вычеркнуто. Потом это название было вписано ещё раз от руки в самом конце списка. Оно было жирно обведено здесь красным карандашом. Рядом с названием другим почерком было приписано: «Неперспективно». Я поинтересовался у руководителя проекта, почему именно этот город попал в такую немилость. Не вдаваясь в подробности, руководитель пояснил, что похожие исследования в том городе действительно проводились, но желаемого результата они не дали. И вообще, было там что-то странное с этими исследованиями. А вторично название города внесли в список по настоянию одного из членов совета проекта, очень уважаемого в своё время в научных кругах учёного. Решили, мол, не обижать старого заслуженного человека. Руководитель посоветовал мне не морочить себе голову этим городом, если я хочу, чтобы результаты моих творческих изысканий по теме попали в сборник.
   Почему я решил морочить себе голову?..

                1.
   Автобус заметно снизил скорость и свернул на одну из маленьких улиц города. Проехав ещё несколько кварталов, он мягко притормозил и остановился.
   - Кто просил высадить ближе к гостинице? – Этот вопрос водителя в тишине уютного салона заставил меня вздрогнуть. Я засуетился, выбрался из мягкого ложе сидения, торопливо стащил с верхней багажной полки свою дорожную сумку и начал пробираться к выходу. Дверь с шипением сдвинулась с места и отошла в сторону. Я поблагодарил водителя, пожелал ему доброго пути и шагнул из автобуса в наступающую ночь незнакомого города.
   Свежий морозный воздух после хорошо отапливаемого салона автобуса показался приятным и бодрящим. Погода в конце декабря была удивительной. Я стоял один под придорожным фонарём, и в полной тишине сверху на меня сыпались крупные хлопья снега. А по ту сторону тротуара передо мной разворачивалась настоящая зимняя сказка. Высокие деревья, очевидно, одного из городских парков создавали иллюзию дремучего заснеженного леса, а там, в его глубине, чуть просматривалась маленькая избушка. Живой жёлтый свет её единственного окошка освещал свежую тропинку, протоптанную к избушке в снегу. Внезапно меня охватило странное чувство уверенности, что жёлтый свет в лесной чаще горит неспроста, что он указывает мне путь. А ещё, и это было уж совсем невероятным, я, будто, уже нашёл то, что приехал искать, и больше мне уже не надо никуда идти – только вон до той избушки и всё. Я часто доверял своим чувствам, часто действовал так, как мне подсказывала моя интуиция. Но иногда я и обманывался. И сегодня был совсем не тот случай, когда можно слепо и безрассудно следовать по манящему неизвестно куда пути. Маловероятно, что  заснеженная избушка в глубине городского парка могла оказаться гостиницей. Я огляделся. В свете третьего от меня придорожного фонаря сквозь снегопад я разглядел приближающуюся фигуру человека. Вот эта фигура осветилась вторым фонарём, потом следующим… И теперь прямо передо собой я увидел молодого парня крепкого телосложения. Он аккуратно и смешно семенил по скользкому тротуару, слегка сгорбившись и ёжась от холода.
   - Простите, - окликнул я молодого человека, - не подскажите, как мне добраться до ближайшей гостиницы?
   Парнишка спешно притормозил, шмыгнул носом и, махнув рукой в сторону парка, быстро, но достаточно любезно ответил:
   - Там вон, видите, светится? Это конечная 1-го трамвая. Там вы садитесь и уже в вагоне у любого спросите, где вам выходить. Ехать здесь близко.
   Странно. Я готов был поклясться, что минуту назад я уже слышал этот голос. Но тогда он принадлежал водителю автобуса. Тот же тембр, та же интонация… Я всегда мог похвастаться отличным слухом и никогда не ошибался в голосах, даже если слышал их до этого только раз. Признаюсь, я был сильно шокирован. Понимал, что это невозможно, и постарался убедить себя, что на этот раз я всё-таки ошибся, хотя ещё долго оставался в замешательстве.
   - Спасибо! – крикнул я быстро удаляющемуся парню.
   «Ну вот, - подумал я с некоторым сожалением, - трамвай, остановка, гостиница… А как всё красиво, как завораживающе красиво и сказочно всё начиналось». Вздохнув и тоже поёжившись от холода, который не замедлил добраться до меня сквозь все возможные щели моей одежды, я перебрался через высокий сугроб и, выйдя на тропинку, направился к избушке. Тропинка была узкой и неутоптанной. В тишине парка снег под моими ногами шуршал и поскрипывал. Показалось, что сейчас во всей вселенной слышались только шуршание и скрип снега, и, кроме этого, в мире не существует больше других звуков. Нет, было ещё моё дыхание. Я обожал такие моменты – моменты моего существования в природе, и жизни природы во мне. Это казалось чем-то очень личным, даже интимным. Хотелось вот так вот идти бесконечно и слушать своё дыхание, шуршание и поскрипывание снега, бесконечно растворяться в божественной гармонии этих звуков. Но тропинка закончилась, и с нею закончилась моя сентиментальная эйфория. Передо мной явилась не сказочная избушка, а обычное одноэтажное строение. Такие вот небольшие каменные или кирпичные домики есть во всех провинциальных городах на конечных трамвайных остановках. Это был диспетчерский пункт с комнатой отдыха для вагоновожатых и, наверное, ещё какими-то подсобными помещениями. Я никогда не был внутри таких домиков, но мне всегда казалось, что там обязательно должна была быть уютная комната с длинным деревянным столом, кипящим чайником на электрической плите и приколоченной у двери вешалкой для какой-нибудь спецодежды или униформы диспетчеров. Снаружи такие строения мало чем отличались друг от друга. Низкие окна со старыми железными решётками, покрытыми бесчисленными слоями краски, длинный широкий навес и две-три сломанные скамейки под ним – привычная картина одного из уголков городского пейзажа.

                2.
   Метрах в десяти от остановки мёрз пустой трамвай. Свет внутри вагона не горел, но и так было видно, что вагоновожатого в кабине нет. Да это было вполне справедливо. Пассажиров на остановке нет, почему же не соблазниться в морозную ночь забежать на чашечку горячего чая.
   Я аккуратно переступил через чуть припорошенные снегом рельсы, подошёл к деревянной скамейке, стоявшей у самого окошка диспетчерской комнаты, и огляделся по сторонам. Хочу здесь отметить, что вся окружавшая меня в тот момент обстановка показалась мне очень уютной. Даже пощипывающий моё лицо мороз не портил ощущений. Я снял с плеча дорожную сумку, опустил её на скамейку и присел рядом. Вытянув далеко вперёд ноги, я приятно потянулся. Задремавший недалеко от остановки трамвай и живой свет из окна диспетчерской вполне могли свидетельствовать, что я с минуты на минуту продолжу свой путь к гостинице, где обязательно приму горячую ванну или душ, после чего проведу оставшуюся часть ночи в полном покое. В предвкушении уже неминуемого отдыха я ещё раз сладко потянулся и громко хлопнул ладонями по своим коленям. И окружающий меня мир не замедлил на это отреагировать очень неожиданным образом. Вернее, даже не весь мир, а только его маленький уголок. Это был слабоосвещённый уголок остановки, из которого кто приглушённо хмыкнул. Я присмотрелся и увидел там сидящую на скамейке фигурку. Это была не фигура, а именно фигурка то ли ребёнка, то ли маленького человека. Моё настроение настоятельно востребовало общения. И повод у меня был. Кто-то же должен был, в конце концов, прояснить мне мой дальнейший маршрут.
   - Добрый вечер! – сказал я бодро и громко.
   - Добрый вечер, – так же бодро ответила мне фигурка звонким девичьим голосом.
   - Как в сказке сейчас всё. Правда? – Начал я завязывать разговор.
   - Что? – спросила фигурка, то ли не расслышав моих слов, то ли не совсем поняв, что я имею ввиду.
     Я встал и, направляясь к своей случайной собеседнице, начал пояснять, что весь окружающий сейчас нас мир показался мне удивительной живой зимней сказкой. Словно ожила одна из картинок тех книжек, которые я любил рассматривать в детстве, когда сам ещё не умел читать.
   - Да, очень красиво, согласилась моя собеседница, когда я уже был совсем рядом и мог её лучше рассмотреть. Это была девочка лет четырнадцати-пятнадцати. Из-под белой вязаной шапочки спускались далеко за спину две толстые русые косы. Простенькая голубая курточка была по краям оторочена белым мехом. Змейка курточки была наполовину расстёгнута. Мне показалось, что девочка что- то прятала за пазухой. Рядом с ней на скамейке лежал странный чемоданчик. Я не сразу узнал в нём футляр для скрипки. И опять всё это показалось мне продолжением хорошо начатой сказки. Она не была волшебной. Нет. Была очень простой и знакомой. Но именно это делало её содержание родным и понятным без слов и без лишних намёков. И внутри этой сказки моё собственное сердце вдруг каким-то странным образом начинало жить своей жизнью. Оно трепетало, оно радовалось и пело. Оно умилялось от всего, что сейчас происходило вокруг и всё это любило. Боже мой, это было неописуемое чувство бесконечной щедрости души. Сердце уже увлекало меня за собой в ещё неведомое мне куда-то. Я присел на край скамейки возле девочки. Между нами был только футляр для скрипки. Я погладил ладонью его промёрзшую кожу, смахнул с неё снег и спросил:
   - Давно играешь?
   - Давно, - ответила девочка и вдруг пристально посмотрела на меня. Даже в тени ночи светлый взгляд больших карих глаз гармонично вписался в содержание сказки.
   - И как? – снова спросил я.
   - Что именно?
   - На скрипке у тебя хорошо получается?
   - Я люблю музыку. А когда любишь, всё получается.
   - Всё-всё?
   - Да. Это я точно знаю. Это как волшебство. Такое волшебство существует в нашей жизни по-настоящему. Вы разве не знали?
   Такой вопрос девочки смутил меня. И в то же время я понял, что девочка может быть интересной собеседницей.
   - Ты сама в это действительно веришь? – Я постарался приправить свой вопрос максимальным удивлением.
   - Верю, - ответила девочка. – Вы, наверное, думаете, что я маленькая? С виду так может показаться. Но вы же не станете спорить, что внешность бывает обманчива?
   - Нет, - ответил я, - спорить не стану. Но я вовсе не думаю, что ты маленькая. Все маленькие обычно большие трусишки. А ты на трусишку не похожа.
   - И почему же вы так решили? Потому что я поздно вечером сижу здесь одна и разговариваю с незнакомым мне мужчиной?
   - И по этому тоже. Кстати, ты давно уже ждёшь трамвая?
   - Сижу я здесь уже около часа. Но я не жду трамвая.
   - Ах, да, - опомнился я, - вот же он, трамвай. Зачем же его действительно ещё ждать. Я просто не совсем правильно спросил…
   - Нет, вы не совсем правильно меня поняли. Мне не нужен трамвай.
   - Как? – Теперь я и в самом деле не понял девочку. – Разве тебе не надо никуда ехать?
   - Зачем же мне куда-то ещё ехать, если я уже приехала вон на том самом трамвае.
   - А, вот как, - сказал я, - Ну теперь что-то уже проясняется. И, тем не менее, ты уже около часа сидишь здесь на морозе. Думаю, у тебя для этого есть серьёзная причина.
   - Очень серьёзная. Она сейчас спит у меня за пазухой.
   - Да ну?! – Я был заинтригован. – И как же эта причина называется?
   - Причина называется Васька, - ответила девочка и слегка распахнула куртку, предлагая мне убедиться лично.

               
   - Я заглянул внутрь и разглядел белый пушистый комочек урчащего существа.
   - Почему Васька? – спросил я.
     Девочка пожала плечами.
   - Потому что кот, - ответила она.
   - Как узнала? – опять спросил я.
   - Ничего себе, вопросики, - сказала девочка.
   Здесь бы нам обоим, конечно, следовало смутиться, но, встретившись взглядами, мы вдруг громко рассмеялись.
   - Мне почему-то кажется, что эту симпатичную причину ты не так давно подобрала где-то на улице. Угадал?
   - Не совсем, - ответила девочка. – Я нашла его в трамвае. Согласитесь, его же могли случайно раздавить пассажиры. Я, когда это себе представила, чуть не умерла. Один, маленький и совершенно беспомощный. А вокруг огромные люди в сапогах и ботинках…
   - Да, -  искренне согласился я, - жуткая история. Но теперь-то всё в порядке?
   - Если бы, - сказала девочка и загрустила.
   - Ты же спасла котёнка…
   - В трамвае спасла. Но я совсем не знаю, что мне с ним делать теперь.
   - Так, кажется, я всё понял. Выйдя на этой остановке из трамвая, ты вдруг осознала, что домой тебе принести это чудо не позволят. Верно?
   - Это я осознала ещё в трамвае. Но не кататься же мне с ним вечно. Вот, вышла и сижу теперь здесь. Сколько сижу уже, а ничего придумать не могу.
   - А Васька всё это время, значит, спит, - заметил я и усмехнулся.
   - Ну да. Ему-то какие заботы? Угрелся, успокоился. Сны, может, видит. Скажите, что мне делать? Честно говоря, я уже начала замерзать. Ноги совсем закоченели.
   - Так можно, я думаю. Встать тебе сейчас и походить здесь, можно потоптаться на месте и попрыгать. Ноги немного отогреются, - предложил я девочке.
   - Я и сама хотела. Но Васька может проснуться и даже испугаться. Жалко.
   - Проснуться? Да, проснуться Васька может. А когда угреешься, когда так сладко урчишь за пазухой, совсем не хочется вдруг просыпаться.
   - Вот именно, - согласилась девочка. – Особенно если с тобой почему-то прыгают.
   - Это никому не понравится, - сказал я. – Очень жаль, что мы встретились с тобой не в моём городе. Там бы я твоего Ваську уж точно бы пристроил. А у вас мне с ним куда? В гостиницу не пустят. И знакомых у меня здесь нет. Я вообще в Михайловой Горе первый раз. Да и то  по делам.
   - Ну вот, видите, - грустно сказала девочка, вздохнула и совсем запечалилась.
   Надо признаться, что к подобной ситуации я не был готов. То есть в вопросах благоустройства бездомных Васек не имел жизненного опыта. Девочка всё более печалилась, а я пытался придумать хоть какое-то разумное и, естественно, гуманное решение её проблемы. Но у меня ничего не получалось. Время шло. В любую секунду из помещения диспетчерского пункта мог появиться, наконец, вагоновожатый. Трамвай, который он поведёт, вероятнее всего будет сегодня последним. А я теперь, выходит, никак не могу уехать, оставив здесь девочку одну с такой невероятно важной для неё проблемой. Тут ещё и мороз заметно усилился. Мы сидели на скамейке и молчали. Молчание это становилось всё более неловким, а скоро стало просто невыносимым. Ситуация незавидная. Маленькая хрупкая девчушка-подросток, похоже, была готова до последнего отдавать своё тепло котёнку, о существовании которого ещё час назад она и не знала. А я, взрослый, образованный и уж конечно больше, чем она умудрённый жизнью, не то чтобы помочь – я посоветовать ей ничего не могу. Зачем же были все мои прожитые годы? Для чего они были?..
   В моей груди, где билось сердце, стало очень холодно. Так стало холодно, что декабрьскому морозу сделалось от меня зябко. Я почувствовал себя чужим в этой сказке. Чужим и бесполезным. И вынести этого я уже больше не мог.
   - Послушай, - вдруг громко я обратился  к девочке, - мы что-нибудь сейчас придумаем. Ну не бросать же нам брата нашего меньшего Ваську в такой беде.
   Я сказал это так решительно, что даже сам себе поверил. Я не знал, как помочь котёнку и девочке, но знал, что обязательно помогу. И снова я был в сказке. Только теперь был в ней уже не случайным гостем. Обстоятельства и сюжет самой требовали от меня поступка. И я почувствовал себя уже одним из главных героев. О, если бы я тогда знал, насколько оказался прав. Интересно, узнав каким-то чудом ещё в столице о той, мягко говоря, необычной и странной роли, которая будет отведена главным героям этой сказки, согласился бы я на эту поездку? Я, дорогие читатели, не буду отвечать на этот вопрос. Не хочу. Уверен, что дочитав начатое, многие из вас меня поймут. Уж слишком высока цена поставленного вопроса. 
               
               
                3.

   - Сделаем мы с тобой вот что. Сначала я провожу тебя домой…
   - Нет, - сразу отказалась девочка, - давайте сначала Ваську пристроим.
   - Ваську? Ладно, начнём с Васьки. Как ты думаешь, среди трамвайных диспетчеров попадаются добрые люди?
   - Я думаю, там такие должны быть.
   - Сейчас мы это проверим. А вдруг повезёт, и твой Васька станет почётным и любимым сыном депо?
   - Здорово! – Обрадовалась девочка. – Тогда я смогу навещать его каждый вечер. Я буду приносить ему что-нибудь вкусное. Ведь мне разрешат это делать?
   - Ну кто же будет против хорошего дела? Пойдём. Я возьму твою скрипку.
   Дверь диспетчерской была не заперта. Для приличия я постучался. Ответа не последовало. Я прихватил со скамейки свою сумку, и мы вошли внутрь. В плохо освещённом узком коридорчике было две двери. Одна вела непосредственно в рабочую комнату диспетчера. Но в ней никого не было. На пульте светились разноцветные лампочки и кнопочки. Рядом лежали наушники с микрофоном. Из наушников доносилось шипение и потрескивание. Всё говорило о том, что комнату покинули минуту назад и совсем ненадолго. Мы прикрыли дверь диспетчерской комнаты и заглянули в соседнюю. Включили свет. Каково было моё удивление, когда я увидел там длинный деревянный стол и кипящий алюминиевый чайник на круглой электрической плите. Ну, не волшебство, а? В этой комнате тоже никого не было. Мы переглянулись и одновременно пожали плечами.
   - Послушай, - обратился я к девочке, - я предлагаю здесь пока согреться. Ведь нам совсем не помешает сейчас хоть немножечко комфорта. А потом, если помещение открыто, значит те, кто здесь работают, вот-вот обязательно появятся, и мы всё устроим. Согласна?
   - Очень согласна, ответила девочка, присела на длинную лавку у стола и проверила за пазухой Ваську.
   - Спит? – спросил я, тоже усаживаясь к столу.
   - Ага, спит, - тихо ответила девочка и улыбнулась.
   - Тебя как зовут? – спросил я.
               
   - Сашка. То есть, Шурка. Ну, в смысле, Александра. А вас?
   - А меня зовут Лёха. То есть, Лёшка. Ну, в смысле, Алексей.
   Сашка вдруг взглянула на меня своими глазищами и рассмеялась.
   - Ты чего? – спросил я, хотя и сам уже смеялся.
   - А чего вы дразнитесь? Вы это нарочно?
   - Что ты? И в мыслях даже не было…
   - Было-было, - не поверила девочка и, вдруг перестав смеяться, спросила, - А хотите я заварю вам вкусный чай?
   - Хочу, - ответил я, поняв, что Сашка тоже заметила на подоконнике пачку цейлонского чая и сахар в литровой стеклянной банке.
   - Тогда будете пока нянчить Ваську, - сказала девочка, расстегнула окончательно змейку куртки и бережно передала мне котёнка. Удивительно, но это пушистое сокровище даже ухом не повело. До чего же крепким бывает сон в заботливых теплых руках.
   - А вы кто? – спросила Александра, быстро и вполне умело управляясь со стаканами, заваркой, сахаром и кипятком.
   - Я писатель, если ты это имела ввиду.
   - Ух ты! -  воскликнула Сашка. – Вы настоящий живой писатель?
   - Живее не бывает. Можешь даже потрогать.
   Поверив мне на слово, Сашка не стала меня трогать. А потом мы пили горячий чай, и девочка с интересом слушала мои рассказы о том, как живут писатели, о том, как писателями становятся и о том, какие книги я написал.
   - Знаете, Алексей, с вами мне очень интересно. Вы так много знаете. Честно говоря, со мной так ещё никто не разговаривал.
   - Как это «так»? – не совсем понял я.
   - С вами легко и свободно. Словно вы мой ровесник. Жалко, что вы не живёте в нашем городе. Мы могли бы дружить.
   - Ну да, а все твои подружки превратились бы в одну большую зависть. Не так ли?
   - Не без этого, - согласилась Сашка.
   - Саша, а ведь ты можешь мне помочь.
               
   - Я?! – удивилась девочка. – Интересненнько. Это же вы писатель. Я вам ничем помочь не могу.
   - Но вкусным чаем ты меня уже напоила? - схитрил я.
   - Ах, только это… Так вы бы так прямо и сказали, что хотите ещё чаю.
   - Нет, Саша, дело не в чае. Хотя за чай отдельное спасибо. Я говорил тебе, что приехал в ваш город с определённой целью. Творческая командировка. Слышала такое?
   - Слышала. Вы хотите написать о нашем городе книгу?
   - Не совсем. Я сейчас работаю в одном из столичных издательств, участвую в очень интересном проекте. Ваш город попал в список исследований по теме проекта.
   - Что это за список такой? – поинтересовалась Сашка, и мне показалось, что она как-то странно насторожилась.
   - Это список провинциальных городов, которые хранят ещё малоизвестные легенды, мифы, интересные факты своей истории. Я вот знаю, что твой город хранит какую-то очень загадочную легенду, связанную с горой, именем которой город и назван. Очень мало информации об этой легенде – так, страшилки и небылицы. Вот меня и командировали к вам с целью познакомиться с легендой, собрать всю возможную информацию, чтобы потом красиво поведать её всему миру. Ведь это здорово же будет, правда?
   - Здорово, - согласилась Сашка без явного энтузиазма. – Было бы здорово. Но только ничего у вас, Алексей, не получится.
   - Почему? Неужели жителям Михайловой Горы не захочется прославить свои город? – Я был в недоумении.
   - Нет, не захочется, - как-то уж очень уверенно и неожиданно ответила девочка.
  - Хм, не слишком ли самоуверенный ответ?
   - Алексей, думаете, что вы первый приезжаете сюда с подобной целью? Многие приезжали, собирали, как вы говорите, информацию, проводили исследования, но уезжали все одинаково – ни с чем. Я, правда, с ними вот так вот близко не встречалась, но в городе об этом говорили много.
   - Говорили? А что же сейчас, уже не говорят?
   - Редко. Да и интерес пропал. У людей других проблем достаточно. Давно уже Михайлову гору оставили в покое. Я имею ввиду не город, а именно гору. Это ведь с ней всё связано.
               
   Признаться, я был ошарашен. Случалось, конечно, что издательство командировало с определённым заданием по не очень добросовестно проверенной информации. Но чтобы предложить исследовать то, что уже давно никому не интересно!.. Да, было в списке предупреждение, что работа по теме проекта в Михайловой Горе малоперспективна, но всё же город из проекта не был окончательно исключён. Да, рекомендовал мне ученный муж не морочить себе голову. Но было в этом что-то такое, что всё же заставило меня сюда приехать. Интуиция? Какой-то знак на уровне подсознания? Не знаю. Но что-то определённо было, точно было. И потом, не стану же я теперь полагаться на слова этой милой девочки. Ну что ей может быть на самом деле известно? Так, какие-то любопытные разговоры любопытных горожан. Надо самому во всём разобраться. А вдруг предыдущим моим коллегам просто меньше повезло? Вдруг я сумею обнаружить то, что не смогли другие? Так перспектива моей командировки становилась даже более интересной, заманчивой. Я даже почувствовал творческий азарт. Нет, теперь я точно остаюсь в этом городе. Есть, здесь есть что-то. Я чувствовал это чуть ли не кожей. Похоже на авантюру? Пусть так. История знает много авантюристов, которых есть за что вспомнить добрым словом.
   - Саша, а почему я должен тебе верить? – спросил я и внимательно посмотрел в глаза девочке.
   - А на это у нас с вами есть три причины. Во-первых, я, как вы должны были уже окончательно убедиться, не маленький несмышлёный ребёнок. Во-вторых, я никогда не обманываю и с серьёзными людьми серьёзными вещами не шучу.
   - Ух, ты! – воскликнул я, не сдержавшись.
   Сашка мельком глянула на меня и взяла из моих рук котёнка, который только-только проснулся и забавно потянулся всеми четырьмя лапами. Девочка прижала котёнка к себе и потёрлась щекой о его мордочку.
   - Саша, - окликнул я её.
   Девочка подняла глаза и спросила:
   - Правда, он милый? Такой тёпленький…
   - Саша… - более настойчиво повторил я.
   - Вы любите животных? – спросила девочка.
   - Да, я очень люблю животных. Но мы сейчас с тобой говорили о …
   - А вы верите в чудеса? – снова спросила девочка.
   Я хотел уже более настойчиво одёрнуть её, т.к. заподозрил, что она затевает какую-то игру со мной. Но что-то вдруг произошло. Нет, ничего сверхъестественного не случилось. Просто этот взгляд… Её взгляд. Словно что-то тёплое и незримое коснулось моих глаз и, проникнув через них глубоко внутрь, приятной успокаивающей волной тронуло моё сердце. Я действительно почувствовал это. Нелепо пожал плечами и ответил:
   - Конечно, верю, я же писатель.
   Саша улыбнулась.
   - А третья причина – это я.
   - В каком это смысле?
   - Да в том, что я действительно могу вам помочь. Только не перебивайте меня. Я могу рассказать вам то, что вам так необходимо знать для выполнения вашего задания. Но у меня есть два условия.
   - И что за условия? – спросил я, решив, относиться пока к поведению девочки, как к некой игре. Дети в подростковом возрасте часто играют во взрослых, примеряя на себя наши роли и наши манеры общения. И иногда в подобных играх они достаточно умело пользуются теми приёмами, которые уж точно не из детского мира. Кажется, сейчас я столкнулся именно с таким случаем.
   Сашка несколько секунд молчала. Она гладила Ваську, улыбалась ему и, кажется, даже тихо мурлыкала в унисон его блаженному урчанию. Стало вдруг как-то совсем тихо. Только мурлыкала Сашка и Васька. Даже у меня внутри что-то начало мурлыкать – то ли пело что-то, то ли… Не поверите, но если бы кто-нибудь сегодня попытался начать меня убеждать, что наши человеческие сердца умеют петь, я бы ему сказал: «Я знаю, я это знаю».
   Саша подняла глаза, улыбнулась и сказала:
   - Первое условие – не спрашивать у меня сейчас о втором. Значит, вы согласны?
   «Во, как! – воскликнул я про себя. – Вот он, приёмчик не из детского мира! Она не оставляет мне выбора. Нет, я не должен идти на поводу у подростка. Мало что ей взбредёт в голову с этими условиями. Что-то мы уже заигрались. С этим надо срочно что-то делать».
   - Ладно, - вдруг сказал я и сам себе удивился. Нет, я не собирался хитрить и обманывать девочку. Но зачем тогда согласился? Не знаю. Какой-то порыв. Словно этот мой ответ вырвался из глубин подсознания, а у меня не было времени одуматься.
   - Класс! – громко и с азартом сказала Сашка. – Тогда будет договор.
   - Какой ещё договор? Саша, похоже, ты серьёзно взялась меня удивлять?
               
   - И вы даже не догадываетесь, насколько серьёзно. Только не смейтесь, а то я передумаю.
   - Я и не собирался смеяться. Всё только по-взрослому, обещаю. Так что за договор будет?
   - Устный, ответила Саша, сняла с головы шапочку, бережно завернула в неё снова уснувшего котёнка и положила прямо перед собой на стол, ещё более подчёркивая всем этим всю серьёзность предстоящего разговора. – Я вас совсем не знаю. Только не обижайтесь, пожалуйста. Хоть вы и писатель, но я должна быть уверенна, что могу вам доверять.
   - Тебе достаточно будет моего честного слова? – Всем своим видом, своей интонацией я постарался дать понять девочке, что с этой минуты и в дальнейшем намерен общаться с ней на равных.
   - А вы, правда, любите животных?
   - Я очень люблю животных. Люблю, не обижаю и другим обижать не позволяю. Нет, ну честное слово, Саша.
   - Хорошо, я вам верю. Для меня это действительно важно. А договор у нас будет самый простой: я расскажу вам всё то, что знаю о Михайловой горе, а вы выполните моё второе условие. Поверьте, оно не из разряда бредовых фантазий капризной девчонки. Кстати, касается напрямую того о чём я расскажу и того, зачем вы сюда приехали.
   - То есть, опять же будет полезно для моей работы в вашем городе. Я верно тебя понял?
   - Ещё как будет полезно. И поняли вы меня совершенно верно, - ответила Саша и протянула мне правую руку, желая скрепить договор честным рукопожатием.

                4.
   Начала Саша с того, что попросила к её рассказу отнестись как к были, основанной на реальных событиях, в которых лично она, как выяснялось, играла далеко не последнюю роль.
   Точно никто не знал, почему единственную в этих краях гору назвали Михайловой. Даже историки-краеведы, много спорившие по этому поводу, не могли дать ни одного достоверного предположения. Известно было, что гора была одним из самых древних образований на земле, самых загадочных и самых недоступных для подробного изучения. Но более примечательна Михайлова гора была не этим. С незапамятных времён она удивляла людей своими странными свойствами, которые здесь называли чудесами. Чудесами они, кстати, остаются и по сей день, т.к. не поддаются ни одному здравому объяснению. Саша рассказала, что учёные аномальными явлениями Михайловой горы интересовались уже давно, и давно хотели доказать, что ничего из области чудес в них нет. Однако, каждая из многочисленных экспедиций в своих изысканиях терпела поражение. А загадок, вместе с тем, только прибавлялось.
   В наши дни, когда наука, вооружившись самыми передовыми технологиями, уже практически не оставила белых пятен на планете, обрела внушительные знания во всех областях человеческого бытия, Михайлова гора так же, как и тысячи лет назад, остаётся абсолютной царствующей тайной. Из года в год смельчаки-энтузиасты приезжают к Михайловой горе со всех уголков планеты. Со всеми гора поступает одинаково: изматывает, загоняя в лабиринты неизвестно кем протоптанных тропинок, пугает и сбивает с толку в своих пещерах, выводит из строя самую надёжную исследовательскую аппаратуру. Невероятные вещи по словам очевидцев происходят на склонах горы с известными нам законами физики. Всё, словно, становится с ног на голову. Некоторые замеченные там явления напрочь рушат плоды многолетних трудов учёных. Те, кому повезло побывать там и вернуться в своём, как говориться, уме, уверяли в один голос, что их постоянно преследовало ощущение обособленности существования горы. Словно жизнь на планете и сама планета существовали сами по себе, а гора – сама по себе. Правда, как-то передать или объяснить это ощущение не смог никто из них. Они просто были уверены, что попадали в иной мир. Но он не принимал их и тайн своих не раскрывал. Что ещё было интересным в истории исследований Михайловой горы, так это то, что никому ни разу не удалось покорить её вершину. И не то, чтобы вершина та была такой неприступной. Нет, здесь совсем другое. Её просто не могли найти. Наблюдая гору снизу, из города, все уверенны, что она имеет свой верхний предел, похожий на усечённый конус. Но когда опытные альпинисты добирались до того места, где по их расчётам и должна быть вершина, они сталкивались с явлением необъяснимым: гора неумолимо продолжала уходить вверх. Смельчаки не останавливались и продолжали покорять. Но, слава Богу, все они, в конце концов, понимали, что на бесконечное путешествие их сил не хватит.
   Пробовали изучать гору и с воздуха. Но и здесь все попытки не увенчались успехом. Подлетающие к верхнему пределу горы вертолёты вдруг окутывал густой туман. Наползало огромное облако, пилоты теряли ориентацию, стрелки приборов плясали, электронное и компьютерное оборудование «глючило». Опасаясь катастрофы, пилоты поднимали свои машины максимально вверх и спасались стремительным бегством.
   Да, так вот из-за аномалий, или, как принято здесь говорить, из-за чудес жители города Михайлова Гора наотрез отказываются помогать исследователям и всяким любопытным энтузиастам превращать гору в плацдарм для экспериментов, бурений, копаний и другого рода экологического вредительства. Более того, жители города сейчас активно борются за право официально признать Михайлову гору национальным заповедником и добиваются принятия закона, навсегда запрещающего проведение любых исследований на территории этого заповедника.
   - Уверен, что у жителей твоего города есть для этого очень веские основания, - заметил я, развивая интригу Сашкиного рассказа.
   - Не то слово, - подтвердила Сашка моё предположение. – Это, если хотите, святыня михайлогорцев.
   - Ну да? Даже так? И поэтому у вас не принято рассказывать о вашей святыне приезжим?
   - Угадали.
   - Странно, - с загадочным видом произнёс я.
   - Что странного? – спросила девочка и явно занервничала.
   - Странно то, что ты всё же мне обо всём рассказала. Или для тебя Михайлова гора не такая уж и большая святыня?
   - Ошибаетесь. Для меня это даже нечто большее. И потом, я вам не так-то много ещё и рассказала.
   - Но ты же мне…
   - Да, да, я договор помню и расскажу всё. Мне просто очень нужна ваша помощь, а значит и ваше доверие. А потом, вы до поры до времени всё равно никому об этом рассказать не сможете. Поэтому я не предаю идеалы нашего города ни словом, ни делом.
   - Так, стоп! Это почему же я не смогу до какой-то там поры никому ничего рассказать? Саша, ты меня пугаешь.
   - А вы не пугайтесь. Потом скажете, что я была права. Да и что вы сейчас узнали? Только то, что известно всем. Но это уже никому не интересно. Или, может, вам стало уже скучно? Может, вам не хочется больше слушать мой рассказ о чудесах Михайловой горы? Не отвечайте, я знаю, что хочется. Тогда не перебивайте меня, а то я что-нибудь важное забуду рассказать.
   «Опять приёмчик не из детского мира. Чистой воды шантаж», – подумал я.                А девочка вдруг решила, что все подробности можно пока опустить и предложила следующее:
   - Знаете, Алексей, я думаю, что обо всех чудесах, былинах и небылицах я поведаю вам потом по ходу нашего дальнейшего общения. Сейчас я хочу рассказать вам самое главное.
   Я пожал плечами и сказал:
   - Тебе виднее. Я вообще уже на всё согласен.
   - Отлично, - сказала Саша и приятно улыбнулась, давая мне понять, что у неё всё под контролем, а я должен просто сидеть смирно и слушать внимательно. – Так вот, есть вещи, поверия и даже реальные события, которые трудно, порой даже невозможно доказать, но в которые нужно просто верить. Это касается и Михайловой горы. Один раз в тысячу или, может, десять тысяч лет над видимой всеми вершиной горы в яркий солнечный день появляется её остроконечное продолжение. И тогда гора уже не похожа на усечённый конус. Она принимает форму пирамиды. Её остроконечное продолжение отсвечивает на солнце розовым перламутром. Не зря в некоторых самых-самых древних легендах и сказаниях о нашей горе её ещё называют Розовой. Однако, эту розовую вершину в момент её появления может увидеть только один человек. Только одному она призрачно мелькнёт на мгновение и снова спрячется от людского глаза на тысячи лет. Конечно, даже в нашем городе в это мало кто верит. Михайлову гору считают чем угодно, но только не тем, чем она является на самом деле и для чего она на самом деле предназначена. Больше верят в то, что гора чудесным образом исцеляет от любых болезней, что оберегает жителей города от бед, катастроф и всяких несчастий.
   - А это действительно так?
   - Это так. Больные люди приходят к подножью горы. Они посидят на её камнях, на траве вокруг. А зимой просто гуляют возле горы. И они исцеляются. С определённой достоверностью известно, что наш город не коснулась ни одна война, ни одна бомба на него не упала, не залетела ни одна вражеская стрела или пуля. А все мужчины, уходившие из нашего города защищать Родину, сколько помнит история, всегда возвращались домой живыми. У нас много легенд об этом сложено. Поэтому я и сказала, что обо всех чудесах подробнее вы узнаете потом, т.к. для этого нужна уйма времени. Главное совсем в другом.
   - Постой, ты обмолвилась о том, что гора на самом деле является чем-то особенным и предназначена для чего-то особенного…
   - Вот об этом я и хочу сейчас рассказать. Существует очень древнее поверие о том, что тот, кто увидит розовую вершину горы, с того момента станет единственным избранным из миллиарда своих современников для некой миссии, не выполнить которую невозможно. Считается, что гора этого человека позвала. Рано или поздно он должен будет подняться на самую вершину и остаться там навсегда.
               
   - Ты сказала о какой-то миссии. Что о ней известно? – спросил я, чувствуя, что мой творческий азарт уже зацепило. Вероятнее всего, девочка поведает мне красивую сказку. Но если её сюжет будет оригинален и его правильно и грамотно подать, то можно считать, что меня ожидает успех.
   - Этого никто не знает, - неожиданно для меня ответила Саша и заметно запечалилась.
   Я решил взять инициативу в свои руки. Мне нужен был интересный материал.
   - Может гора избирает какого-нибудь будущего жрица или жрицу для связи людей с высшими силами, с богами, например? – предположил я первое, что пришло на ум.
   - Нет, - ответила девочка, - здесь что-то иное.
   - Ты так уверенно об этом говоришь. А вдруг гора требует жертву? Знаешь, чтобы задобрить богов, чтобы жителям города жилось ещё лучше…
   - Алексей, вы говорите о каких-то первобытных ужасах.
   - Послушай, Саша, сколько тебе лет?
   - Ну вот, началось. Что, умна не по годам?
   - Типа того. Откуда ты всё это знаешь? Откуда у тебя взялась такая уверенность в некоторых твоих суждениях?
   Девочка подняла на меня светлый взгляд своих больших глаз. Я не заметил в ней ни смущения, ни удивления. Казалось, она ждала этого вопроса и была к нему готова.
   - Мне, если это так важно, полных шестнадцать лет. Я давно увлекаюсь не только музыкой, но и историей. В большей степени краеведением. Это что, так удивительно? Начиная где-то с двенадцати лет, я прочитала всё, что когда-то и где-то было написано о нашем городе и, естественно, о Михайловой горе. Я познакомилась с краеведами, занимавшимися и занимающимися даже сейчас поисками ответов на самые невероятные вопросы, касающиеся мифов и легенд о горе, о людях, побывавших на её склонах, в её пещерах… Я читала дневники и рукописи учёных восемнадцатого и девятнадцатого веков. Читала монографии современных историков…
   - А зачем тебе всё это, Саша? Тебе-то зачем те ответы, которые, как я понял, даже ученные мужи не нашли до сих пор?
   - Хороший вопрос вы мне задали. Даже сильно рискуя вас смутить, я вам отвечу. Сначала я и сама не знала, зачем. Вернее сказать, не задумывалась над этим. Мне просто было интересно. В этом ведь нет ничего странного? Эти знания влекли меня всё сильней и сильней. Поиски новой информации доставляли мне настоящее удовольствие, особенно, когда я её находила. Родители и учителя в школе моё увлечение только приветствуют. Им и самим нравится, когда я прихожу и рассказываю что-нибудь новое о Михайловой горе.
   Но вот этим летом, в августе, произошло то, что всё объясняло. В разгар одного из тёплых солнечных дней я с подружкой сидела в нашем дворе на подвесной качели. Мы медленно и лениво раскачивались, болтали о мальчишках, о школе, сожалели, что каникулы скоро заканчиваются. Из нашего двора хорошо видна почти вся Михайлова гора. По привычке я не сводила с неё глаз. Гора невероятно пленила меня своей загадочностью. И вдруг, всего лишь на одно мгновение блеснула розовая остроконечная перламутровая вершина-пирамида. Она блеснула отчётливо и реально. Вы скажете, что я увидела то, что хотела увидеть. Нет, только не в тот момент. Могу поклясться, что это было не облако или отражение чего-то на солнце. У меня внутри от этого блеска словно всё осветилось. Мне даже показалось, что я услышала какой-то то ли звук, то ли эхо, донёсшееся до меня оттуда, с высокого неба. И вот, ни тогда, ни сейчас у меня не было и нет сомнения, что гора позвала меня.
   - А что подружка? – осторожно спросил я.
   - Маринка? А что Маринка? Она без умолку что-то болтала и при этом ещё умудрялась громко жевать жвачку. Она не видела, да и не могла ничего видеть. Я же ошарашено смотрела и смотрела туда, где только-только растаяла остроконечная вершина. Я поняла, что случилось то, о чём я врятли могла тогда кому-то сказать, то, для чего, очевидно, я родилась, что уже является моей судьбой, смыслом всей моей дальнейшей жизни и моего существования вообще.
   Саша ещё много говорила о своих не простых переживаниях с момента увиденного ею, а я смотрел на неё и думал, что сейчас что-то становится и моей судьбой. Или мы с Сашей поодиночке, но в одно и то же время просто сходим с ума? Нет, не похоже. Хотя уже одно то, что я всё это так серьёзно слушаю и хочу даже в это верить, может заинтересовать некоторых специалистов от медицины, некоторых, так сказать, светил психиатрии.
   - Саша, - обратился я к девочке, когда в потоке её речи появилась удобная пауза, - скажи, почему ты выбрала именно меня? Могу поспорить, что я первый, кому ты обо всём этом рассказала. Ведь так?
   - Так. Но поверьте, Алексей, я никого не выбирала. Вы попробуйте проанализировать сами. Это вы для своей творческой командировки выбираете именно наш город. Вам как будто никто этого выбора не навязывал. Ещё час назад вы не знали меня, а я не знала вас. Вы бы могли прекрасно доехать на автобусе до автовокзала и уже оттуда добраться до гостиницы на троллейбусе, как делают все приезжие. Но вам. Скорее всего, по вашей же просьбе кто-то советует сойти с автобуса раньше и сделать пересадку на трамвай, потому что так вы бы действительно добрались бы до гостиницы быстрее. Далее, если бы я не подобрала в трамвае Ваську, я сейчас была бы дома и благополучно спала. И мы никогда бы не встретились. Или сейчас могли бы, как обычно ещё в это время, ходить трамваи, и вы бы уехали в гостиницу, даже не успев заметить меня в тёмном уголочке конечной остановки. Но трамваи не ходят! В диспетчерской уже больше часа нет ни диспетчера, ни вагоновожатого… Алексей, вы же взрослый человек. Оглядитесь. Вы сидите в комнате отдыха диспетчерского пункта. А вам это нужно было? Целая череда совпадений? Нет. Я уверена, что вас сюда вели. Вас позвала гора. Она привела вас ко мне и сделала всё для того, чтобы мы встретились. Зачем? Значит мы сейчас очень нужны друг другу. Я – это ваш шанс хорошо сделать свою работу. Вы – это мой шанс выполнить свою миссию.
  Не знаю, может я попал под гипноз глаз этого очаровательного ребёнка, под гипноз всего того, что эта девочка мне сейчас говорила, или действительно происходило какое-то чудо, но я начинал чувствовать, что всё это действительно имеет и ко мне какое-то отношение. Я смотрел на Сашку, и она всё более начинала мне напоминать юную Ассоль из «Алых парусов» Александра Грина. Она услышала о своих алых парусах ещё совсем ребёнком и ждала их потом много лет. И вот они появились только для неё одной. Они зовут её из далека своим завораживающим алым цветом, зовут Ассоль к её счастью, к её судьбе и любви. А юная Александра слышала в детстве о розовой вершине горы в далёком небе. И вот вершине мелькнула на мгновение только для неё одной. Она зовёт девочку. Но куда? К её судьбе? Да, возможно. К её счастью и любви? Этого никто не знает. Никто не знает. Как закончится эта её сказка. Это новая сказка. Хочется, чтобы и у неё был счастливый конец, а ещё лучше – счастливое продолжение. Но при чём здесь я? Я выслушал её с интересом. Однако я не могу быть великолепным Греем, тем капитаном прекрасного парусника, несущегося по волнам океана на встречу с возлюбленной Ассоль в порт маленького городка Зурбаган. Может мне отведена роль сказочника, который, став свидетелем удивительных событий, сможет записать новую сказку и потом подарить её людям? Разве это не чудо? Мне эта роль ближе. Но готов ли я к этому? Хватит ли моего таланта? А если Михайлова гора и в самом деле сделала такой выбор?
   Господи, что я несу? Какой выбор? Какая сказка? Кажется, я не очень здоров. Может это такая форма гриппа? Может у меня жар, а всё вокруг – это мой бред? Нет. Это реальность. Увы? Я не знаю. Знаю только одно: у всего есть свой конец. Приход его не надо торопить, но и миновать его нельзя. А если это реальность, то мне необходимо здесь и сейчас принять какое-то  решение, от которого будет теперь зависеть не только моя судьба. Мне, словно, предложили сыграть в неизвестную мне игру. Принять или не принять её правила? Согласиться ли доиграть до самого конца? А если мне удастся повлиять на ход игры и сделать её конец более оптимистичным, чем он кажется в чьём-то предсказании – в предсказании, что избраннику горы в мир людей обратной дороги нет. Сашка никогда не вернётся… Это даже не её выбор. Это её судьба, которую не обойти. Значит, выходит, что она должна идти туда, подниматься на вершину горы и исполнить своё предназначение. А я? И вдруг я понял. Понял даже раньше, чем мне сказала об этом девочка. Я должен идти с Сашкой. Почему же именно я? Искать сейчас ответ на этот вопрос будет бесполезным занятием. Хотя, Саша вполне логично во всём разобралась, всё, как говорят, разрулила и всё поставила на свои места. Очень похоже на то, что я действительно для этого сюда и приехал. Невероятно, но, чёрт возьми, заманчиво. Ох, как заманчиво!
   - Саша! – прервал я речь девочки. – Стоп, Саша! Хватит меня убеждать. Ты точно знаешь, что именно тебя выбрала гора или кто-то там наверху? Ты веришь в это здраво и без капли сомнений? Ты понимаешь на самом деле, отдаёшь себе отчёт, что там может с тобой произойти?
   - Да! Да! Да! – ответила Саша так убедительно, так решительно, что я даже почему-то вздрогнул. По позвоночнику пробежала жаркая волна, преследуемая покусывающими мурашками.
   - Я это уже понял. А знаешь, я тебе верю. Ты мне можешь не поверить, но я верю. Вот, сказал какой-то каламбур. Хм.
   - Нормально сказали. Красиво. А главное – понятно.
   - Да, но не знаю, понятно ли тебе другое? Понятна ли тебе моя роль в этой всей истории? Вернее, моё значение в нашей с тобой встрече? Меня, значит, прислали к тебе. А в качестве кого? Проводника? Исключено – я не знаю дороги. Телохранителя? Очень сомневаюсь. Ну какой из меня телохранитель? Может, в качестве моём профессиональном?
   - В качестве того, кто пойдёт со мной, кто вернётся обратно, кто запомнит всё, всё запишет, а потом расскажет всему миру о настоящей Михайловой горе, обо мне и обо всём, что там может с нами произойти. И потом, вы взрослый мужчина. С вами мне не будет так страшно. Одна я никогда бы не пошла. Неужели вам это всё не понятно?
   -Ты боишься? – удивился я. Хотя, на самом деле, было бы удивительно, если бы девочка-подросток не боялась идти не известно куда, не зная, что ждёт её в тёмных холодных пещерах и лабиринтах многочисленных горных троп. Не боялась подняться одной туда, где не удалось побывать ни одному опытному и специально подготовленному альпинисту, где не смогли побывать ни учёные, ни смельчаки-фанатики. Никто!
   А сам я смогу? Готов ли я? Мне-то самому не страшно? Я никогда этого не делал, никогда ни к чему подобному не готовился. Я даже настоящего альпинистского снаряжения (которого, кстати, у нас и нет) в руках не держал. Да я не то, что спортом, я зарядку по утрам в последний раз делал лет в десять в пионерском лагере. Но сейчас, кроме меня, рядом с этой отчаянной девочкой никого не было. Нет, можно, конечно, подождать до утра, найти более подготовленных людей, организовать настоящую экспедицию… Но вот только кто поверит этой девочке? И потом, подобных экспедиций, как выясняется, было много, и все они закончились неудачей. Никто не пойдёт с подростком только лишь потому, что она, фанатично веря в какой-то миф и увидев вдруг то, что хотела увидеть, решила, что она избрана для миссии, о которой даже ей самой ничего не известно. Никто не поверит ей, никто с ней не пойдёт. Поэтому она ни с кем раньше об этом и не говорила. Саша понимала, что никто не сможет ей помочь. Самое большее, что могло бы произойти, с неё бы посмеялись, как смеялись уже однажды с юной Ассоль. В школе бы тыкали в неё пальцами и говорили, что она дурочка наивная, решившая удивить весь мир очередной небылицей о чудесах местной горы. А родители бы, наверное, огорчились, и, вероятнее всего, обратились бы за консультацией к известному специалисту, дабы подлечить любимое дитя и избавить от странных фантазий.
   Разве не так?
   Вот я влип. Честно говоря, я не искал подобных приключений так серьёзно, но вдруг сказал:
   - Я пойду с тобой. Это было твоим вторым условием?
   - Точно! – ответила Сашка, и глаза её снова засветились божественным светом, проникающим прямо в моё сердце. Не знаю, как она это делает, но… в общем, это так приятно, это так… Чёрт, слов не хватает…
   Мне стало тепло и спокойно. Я принял решение. Вдруг появилась уверенность,  что у меня всё получится. Дремавшие раньше внутренние силы быстрым током разлились по моим венам и понесли свою энергию в каждую мою клеточку. Показалось, что я изнутри каким-то чудесным образом быстро меняюсь и уже сам хочу идти с Сашкой куда угодно, защищая и оберегая её от бед, от холода, невзгод и любого зла. И этой привилегии я не уступлю никому. Со мной творилось что-то необъяснимо хорошее, значительное, и мне это нравилось. А ещё свет этих глаз – чистый, яркий и восхитительный. Наверное, это он творил со мной такие чудеса… 
   Приободрившись, всем своим видом я хотел показать девочке свою решимость. Я встал из-за стола, начал расхаживать по комнате и с умным видом рассуждать:
   - Саша, давай обсудим детали. Ты знаешь, где эта гора. Далеко ли нам до неё отсюда идти? На улице ночь и мороз. А у нас с тобой только моя командировочная сумка с моими писательскими принадлежностями и минимумом сменного белья. Да ещё и твой футляр со скрипкой…

               
   - У меня ещё есть Васька, - очень своевременно напомнила девочка.
   - О, боже! - воскликнул я. – Ещё и Васька!
   Я забыл на время о котёнке. А ведь он более нас обоих требует к себе заботы и внимания. И уж совсем некстати быть ему ночью на морозе где-то на склонах высокой горы. Отправиться в подобную экспедицию мог по-настоящему отважный и отчаянный. Но отправиться в неё с девочкой и котёнком мог только безумец.
   - Ничего, - сказала Саша, словно прочитав мои мысли, - я уверена, что скрытые от людей силы горы позаботятся о нём, как они позаботятся и о нас с вами. А идти надо сейчас. Это ничего, что ночь и мороз. Гора здесь, сразу за этим домом. Мы только выйдем отсюда и увидим её сразу за углом. Она сейчас нависает прямо над нами. Она ждёт нас, я это чувствую. Там, словно, бьётся чьё-то большое, доброе и любящее сердце. Это сердце обогреет  нас троих своим теплом. Оно не позволит нам сбиться с пути, не позволит никому нас обидеть. Оно уже готово нас вести. Вы идёте?
   - Иду, - ответил я.
   В этот момент мне показалось, что своей воле я уже не подчиняюсь, но и не хочу сопротивляться чьей-то другой, более сильной.
   - Тогда у меня ещё одна просьба, - сказала Саша. – Давайте общаться на «ты», и я буду называть вас не Алексей, а Командор.
   - Почему, Командор? – Вот это я уже был удивлён по-настоящему. Слово звучит красиво и серьёзно. Но какое отношение ко мне оно может иметь?
   - Ты не согласен? Тебе не нравится? – спросила разочарованно Сашка.
   - Господи, – воскликнул я, -  похоже, я уже согласен на всё! Если ты видишь во мне Командора, значит я Командор. Ты теперь довольна? Только скажи сразу, меня это обязывает к чему-то особенному?
   - Да. Тебя, Командор, это обязывает откликаться на это имя и звание одновременно.
   - Я думаю, что с этим я уж точно справлюсь. – Поставил я точку в вопросе моего нового имени, которое, оказывается, ещё теперь и моё звание. Ну, почти как капитан, наверное.
   - Командор, собирайся. Мы уже идём. С этой минуты пусть всё, что может нас задержать, остановить или вернуть больше не существует. – Саша сказала эти слова не по-детски серьёзно. На мгновение в воздухе вдруг повисла какая-то особая тишина. Весь мир затих, словно прощаясь. Но это было только мгновение. В коридоре диспетчерской что-то звонко щёлкнуло, будто ключ провернули в замке. Я вздрогнул и сказал:
   - Что же мне собираться?
               
   Я взял свою походную сумку и вдруг подумал: «Я же в командировке. Почему же мне и в самом деле не называться Командором? Мне и самому это нравится».
   Александра взяла со стола свою шапочку, в которой безмятежно спал Васька, взяла футляр со скрипкой, и мы вместе вышли из тёплой комнаты отдыха в холодный полутёмный коридор диспетчерской. Я взялся за ручку входной двери, опустил её вниз и потянул на себя. Дверь не поддалась. Примёрзла? Нет, она была заперта на замок.
   - Что там? – спросила Саша, заметив, что я засуетился у входной двери.
   - Нас заперли…
   - Как это? Кто мог это сделать? Что за шутки? Не было ведь никого. И потом, мы бы услышали, - удивилась и одновременно огорчилась Сашка.
   Я подошёл к рабочей диспетчерской комнате и открыл её дверь. У пульта сидела приятная молодая девушка. Она сразу повернулась к нам и улыбнулась так, словно уже давно заждалась нашего появления.
   - Добрый вечер, - поприветствовал я её. – Вы не подскажете нам, как можно выйти отсюда на улицу. Мы зашли немного погреться, понимаете? Трамваев ведь всё не было. А нас заперли. А вы вообще-то кто? Не было ведь никого…
   Улыбка девушки стала ещё шире, и она ответила:
   - Я диспетчер.
   - Диспетчер чего? – задал несколько глупый вопрос.
   - Диспетчер пути, - вежливо ответила девушка.
   - Ах, ну да, конечно же, пути. Чего же ещё здесь может быть диспетчер? Значит вы можете нам подсказать путь отсюда?
   - Да, безусловно.
   - Но дверь заперта. Это же вы её заперли?
   - Да, мы уже закрылись, - снова вежливо ответила девушка.
   - Очень хорошо, - сказал я, с большим трудом сдерживая возмущение.
   Сашка довольно ощутимо ткнула меня кулаком в спину и прошептала в самое ухо:
   - Она имеет ввиду, что для нас проход в мир людей, откуда мы пришли сюда, уже закрыт.

               
   - Чего она имела ввиду? – чуть склонив голову, переспросил я у девочки, хотя слова её хорошо расслышал и понял.
   Холодок пробежал у меня по позвоночнику. Легче всего сейчас было постараться ничему не удивляться. Что-то происходило, я чувствовал это. Необходимо только было быстрее понять какие-то новые правила. Понять и не удивляться, или хотя бы делать похожий вид. Делать вид, что и у меня тоже как бы всё под контролем. Девушка-диспетчер вот мне показалась, вдруг, странной. А что в ней, собственно говоря, странного? Очень миленькая, вежливая и приятная. Может не типичная, т.к. ещё не обматерила нас за то, что мы фактически без всякого приглашения чаи у них здесь гоняли? Вот тогда бы странной не показалась, это уж точно. Я ещё раз внимательно посмотрел на девушку, даже, как бы в обмен любезностями, тоже улыбнулся и снова спросил… Вернее, я хотел, было, вежливо спросить… но… Что-то в ней всё-таки было не так… не так, как должно быть в привычном мире людей. И я понял, что именно. Я забыл сказать, что девушка была в совершенно новенькой униформе работника трамвайного диспетчерского пункта. На её аккуратной головке была одета фуражка дежурного, а из-под неё, сзади, выбивался клочок белых волос. Это хорошо было видно, т.к. девушка сидела сейчас к нам в пол-оборота. Но это были не волосы(!). Я готов был поклясться, что это был белоснежный пух. Такой же белоснежной была у Васьки его пушистая шерсть. Но у девушки была не шерсть. Это был именно перьевой пух, словно лебяжий – лёгкий и воздушный. Я присмотрелся более внимательно и понял, что выбивался этот пух не из-под фуражки, а из-за воротника тёмно-синей курточки униформы.
   - О, боже! – воскликнул я, догадавшись, что вижу. И в то же мгновение из-за моей спины по моей шее стремительно скользнула Сашкина рука и зажала мне рот.
   - Командор, - не то прошептала, не то прошипела мне Александра, - держи себя в руках. Я и сама всё вижу. Теперь ты мне веришь?
   «Ещё бы!», - подумал я. Сказать этого вслух не мог, т.к. Сашка всё ещё зажимала мой рот своей ладошкой. Я отстранил её руку, дав понять, что уже контролирую свои эмоции. Хотя на самом деле был ещё далёк от этого. Сделав пару глубоких вздохов, я, мысленно конечно, чуть ли не но коленях умолил себя прекратить трястись от волнения и нетвёрдым голосом всё же обратился к девушке-диспетчеру:
   - Ми-милая…  Гм, простите. Милая девушка, прошу прощения, мы с вами недопоняли друг друга. Вы, очевидно, диспетчер нашего пути. Верно?
   - Конечно, - с невероятно светлой улыбкой ответила девушка.
   - Угу, - произнёс я, осознавая, что уже начал осваивать новые правила. - Так нам сейчас куда?
               
   - Всё очень просто. Обернитесь, ваш путь за вашими спинами. Там есть ещё одна дверь. Это наш служебный вход. Он как раз напротив общей входной двери, через которую вы сюда вошли.
   Я обернулся. Действительно, такая дверь была. Хотя раньше я её не заметил. И табличка на двери была с очень подходящей надписью: «Служебный ход». Только, выходит, для служащих. Получалось, воспользуйся мы сейчас этой дверью, так значит и мы уже на службе. Но у кого? Ладно, не важно. Не думаю, что сейчас нам кто-то будет что-то объяснять.
   Пока я стоял и приводил в порядок свои умозаключения, Сашка, оказывается, пристально на меня смотрела. Когда наши взгляды пересеклись, она спросила:
   - Командор, в чём задержка? Путь нам указали ещё более короткий, чем я знала. Дальше, уверенна, будет всё легче и легче. Ты же видишь, что нас ведут, нам помогают. Так мы идём, или будем красивые глазки строить?
   - Да, идём. Только надо…                -   Не надо, - перебила меня Саша. – Ты хотел поблагодарить девушку? Молодец. Только её уже там нет. И не надо проверять – пуста комната. Пошли!
   Александра подтолкнула меня вперёд. Мне стало неловко, что эта малявка взялась мною командовать. Я обернулся и сказал построже:
   - Давай, за мной!
   - Ну да, - согласилась Сашка, - только за тобой, Командор. За кем же ещё? Не за Васькой же…
   Я оглянулся и сердито глянул на девочку.
   - Ой, - пискнула она и втянула голову в плечи.
   Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Но теперь надо было отрабатывать новый свой статус – статус ведущего в неведомое. Такая, видимо, роль мне и отводилась.
   Мы подошли к двери служебного входа, и я толкнул её рукой. Дверь распахнулась наружу. Но никакой сказки за ней не оказалось. Та же ночь, тот же мороз, те же летящие крупные хлопья снега. Впереди чёрная чернота. Ни неба, ни звёзд, ни какого огонька.
   - Это Михайлова гора, - пояснила мне Сашка.
   - Вижу, - сказал я. – Только ни черта я не вижу. Сейчас, что гора перед нами, что пропасть…
   - А ты верь мне. Надо просто идти вперёд.
               
   Мы переступили порог и, наверное, если верить Сашке, оказались уже у самого подножья легендарной Михайловой горы. Куда идти дальше? Темнотища.
   -Что, Командор? – спросила Девочка.
   - Так, ничего. Идти-то куда теперь? Может, ты знаешь? Или тебе опять какой-то знак подадут? Тебя же гора избрала.
   - А давай идти просто вперёд, предложила Сашка.
   - Ага, - возразили я, - и свернуть себе шей в какой-нибудь канаве. Я на шаг от себя ничего не вижу.
   - Может тогда мы с Васькой пойдём вперёд? Посмотрим. А потом и тебя позовём. А? – Прозвучало как издевательство в ночи.
   - Ладно вам, - сказал я. – Стойте здесь и ждите. Я разведаю дорогу и вернусь за вами.
   - Нет, мы не останемся здесь одни. Ваське очень страшно. Командор, ты сошёл с ума? Нам одинаково – что вперёд идти, что здесь одним оставаться. Страшно нам.
   -Ну да, - сказал я. – Вот особенно Ваське сейчас страшно. Спит он там у тебя?
   - Спит, - ответила Саша. – Но ты так шумишь, что разбудишь его. Он сразу есть захочет. Что я буду тогда делать?
   - Ну вот, началось, - пробурчал я, взял девочку за руку, и мы осторожно шагнули в темноту.

                5.
   Сначала идти было действительно легко, несмотря на кромешную тьму и продвижение практически на ощупь. Но я не торопился тешить себя заверениями Александры, что кто-то нам помогает, что все наши страхи и невесёлые приключения уже позади. Нет. Я даже был уверен, что всё это нас ещё только ждёт. Как говорил один мой знакомый: «Успокойся, будет ещё хуже». Саше, которая в свои шестнадцать лет была ещё по сути ребёнком, я этого говорить не стал. Мне даже было спокойней от того, что она почти фанатично верила в предстоящую лёгкость нашего путешествия. Не будет раньше времени ныть и капризничать.
   Скоро тропа, по которой мы шли (если это была тропа), начала ощутимо подниматься вверх. Перестал идти снег. Тучи в ночном небе разорвались, словно старая простынь, и показалась большая белая луна. Её света оказалось достаточно, чтобы мы смогли осмотреться и хоть как-то сориентироваться, где теперь находимся. Впереди нам предстоял непростой подъём. Очень подмывало назвать этот предстоящий подъём неподъёмным. Я посмотрел на свою спутницу.
   - Как ты, - спросил я девочку.
   - Холодно. Сейчас всё бы отдала бы за тепло камина или костра.
   - Да, - согласился я, - не так уж и много бывает порой надо человеку для счастья. Знаешь, в последнее время я начал понимать, что, чем больше человек обеспечен, тем меньше у него причин для радости. И вообще, счастлив не тот, у кого много, а тот, кому хватает.
   - Ты счастлив, Командор? – спросила Сашка и заглянула в мои глаза.
   - Я счастлив, Саша. Думаешь, что лукавлю? Нет. Согласись, я жив, слава богу, здоров, и у меня без преувеличений есть сегодня смысл в жизни. Так что я счастлив. Вот тепла бы, конечно, ещё не помешало для полноты ощущения этого моего счастья.                - А я не знаю, как бы ответила на этот вопрос. Я понимаю, что сейчас что-то особенное со мной происходит, что-то сбывается. Но я думала, что это будет как-то иначе.
   - Романтичнее, наверное?
   - Хотя бы теплее. Мороз ночью просто зверский. А где теперь от него укрыться, где теперь согреться?
   Только-только Саша это сказала, и, как будто ей в ответ мы услышали невероятные для того места, где находились, звуки. Это были трижды повторившиеся звуки бьющегося сердца. Их нельзя было спутать с чем-то другим. В ночной тишине прозвучали они громко и ясно. Не сговариваясь, мы с Сашкой одновременно посмотрели в ту сторону, откуда звуки доносились. Впереди, метрах в семи от нас и чуть справа от тропы на склоне горы чёрным пятном хорошо просматривалась одна из пещер, о которых рассказывала мне девочка.
   - Нам туда, - уверенно сказала Сашка и первая шагнула в сторону пещеры.
   В тот момент мне почему-то показалось, что мы играем в какую-то компьютерную игру и сейчас переходим на очередной уровень сложности, или же получаем бонус виде укрытия за успешно пройденный уровень предыдущий. Но это ощущение быстро прошло.
   Пещера оказалась небольшим помещением естественного происхождения. Она никуда не вела и была даже не пещерой, а маленькой пещеркой. Лунный свет слабо освещал её стены. Я достал из сумки газовую зажигалку, которую предусмотрительно купил перед поездкой. Курить я бросил года два назад, но источник огня всегда предпочитал при себе иметь. Свет вспыхнувшего газа дал нам возможность чуть лучше осмотреть пещерку.
Только осматривать, кроме каменных сводов, было нечего. За долгие века накопившиеся здесь пыль и мелкий мусор превратились в мягкий земляной настил. На него я бросил свою сумку и предложил Саше сесть на неё без всяких стеснений. Было очень холодно.
   - Саша,  я оставлю вас здесь пока. Хочу поискать снаружи что-нибудь для костра. В первую очередь нам сейчас необходимо согреться. Не будешь бояться?
   - Буду, - ответила Сашка. – Но ты всё равно иди. Только не далеко, ладно?
   - Возьми, - сказал я и протянул девочке зажигалку. – Не жги газ напрасно – не согреет. Так, если чего испугаешься, щёлкни огонёк и осмотрись.
   Не знаю, верно ли Сашка поняла мою просьбу или нет, но когда я вернулся в пещерку с охапкой толстых еловых веток, там, у ног моей спутницы, горел довольно яркий костёрчик. А сгорали в нём мои листы для записей, тощая Сашкина тетрадь для нот, футляр для хранения скрипки и сама скрипка. Саша с виноватым видом посмотрела на меня и ответила на вопрос, который я ещё не успел задать:
   - Нам с Васькой стало совсем холодно, а тебя нет и нет… Ты будешь меня ругать за листы, да?
   - Да-а-а, - протянул я, - уж за листы я тебя непременно сейчас заругаю. За листы уж точно. Подумаешь, скрипка там какая-то… Вон как горит хорошо. А вот листы, Саша, это ты зря. Не подумав это ты, Саша…
   - Ты правда на меня очень сердишься, Командор? – Казалось, что девочка сейчас заплачет.
   - Нет, - как можно убедительней ответил я и положил в костёр еловые ветки. – Мне просто теперь даже страшно себе представить, на что вы с Васькой способны решиться, когда вам станет совсем голодно. Не поискать ли мне на всякий случай себе другую пещерку.
   - Боишься, что мы тебя съедим?
   - Типа того. Опасаюсь.
   Кажется Сашка поняла, что я совершенно не сержусь и, улыбнувшись, сказала:
   - Значит у тебя тогда есть хороший стимул, отдохнув и согревшись, отправиться искать для нас всех пропитание. Ведь логично же?
   - Конечно. Вот действительно только отдохну да обогреюсь чуток, а потом сразу по магазинам… Ну Ваське, безусловно, колбаску – это даже не обсуждается. А вам что, моя госпожа? Бутылочку молочка перед сном. Ох, простите, госпожа, как не прав, как не прав. Вы же уже большие совсем. Правда? Вы только командуйте, а я бегом…
               
   - Командор, ну ладно тебе. И совсем я не собиралась командовать. Ты шуток не понимаешь, да?
   - Понимаю я всё. Пропитание завтра вместе искать будем по ходу. Как без этого? – сказал я своё последнее слово, сел на земляной настил и, смотря на огонь, принялся размышлять о дальнейшей судьбе нашей, так сказать, экспедиции.                6.               
   
    Утро. Я приподнял голову и осмотрелся. Саша ещё спала.
Она сползла во сне с моей сумки и лежала теперь близко к
тому месту, где какое-то время назад погас наш источник
тепла и света. Васька скрывался где-то в недрах её куртки,
зато его хвост красовался белым пушистым воротником на
шее девочки. И вдруг чья-то большая тень на мгновение заслонила проникающий в пещерку солнечный свет. Кто-то прошёл мимо входа в наше ночное убежище. Это было очевидно. Я быстро встал и поспешил наружу. Но не обнаружил на снегу ничьих следов, кроме наших с Сашкой. Скорее всего, над пещерой пролетела очень большая птица. Только теперь я её уже нигде не видел. Над головой восхищало своей глубиной огромное голубое небо, просторы которого заполнило своим светом солнце. Внизу, под горой, шевелился проснувшийся город. После ночных событий я уже и не ожидал его увидеть. Наверное, именно поэтому развернувшийся у подножья городской пейзаж так порадовал меня сейчас. Удивительно, в мире существует столько вещей, способных радовать нас, но замечаем мы их неоправданно редко. Серость будней прекрасно видим и понимаем, а красоту же обычных вещей – нет. Я вдохнул морозный воздух и уже хотел вернуться в пещерку, как вдруг услышал, что откуда-то с уходящего вверх склона горы молодой мужской голос звал Сашу. Зов повторялся ещё и ещё. Он становился всё громче и ближе. В том, что звали именно Сашу, сомнений не было. Как не было у меня сомнений и в том, что голос зовущего мне сильно знаком со вчерашнего вечера. Я заглянул в пещерку и тоже позвал Сашу. Девочка шевельнулась, подняла голову и совершенно ошалело посмотрела вокруг. Я её понимал.
   - Саша! – с нажимом в голосе позвал я снова. – Ты, давай, быстренько приди в себя, вспомни, что мы с тобой уже знакомы, и я зовусь Командором. Вспомнила?
   Саша потёрла глаза и увидела сползшего из-под её куртки просыпающегося Ваську, зевающего большим красным ртом.
   - Ой, Васька, - произнесла, наконец, девочка.
   Она сладко потянулась, посмотрела на останки ночного кострища, потом по сторонам, и обречённо вздохнула.
   - Саша! – позвал я в третий раз. Сам я тоже был не очень лёгким на подъём, но теперь убедился, что я не чемпион. – Ты можешь уже окончательно проснуться и выйти сюда ко мне? Здесь что-то происходит, и касается это, по-моему, больше тебя, чем меня и Ваську.
               
   Только теперь Александра поднялась на ноги, отряхнула с одежды налипшие кусочки земли и, подхватив совсем никак не возражающего Ваську, вышла на свежий воздух.
   - Боже, красота какая! – воскликнула Сашка и сильно потянула носом аромат чистого горного воздуха.
   Похоже, что в этот момент она тоже услышала настойчиво повторяющийся зов. Посмотрела почему-то на меня, будто я точно-точно был сейчас в чём-то виноват, но признаваться не собирался.
   - Что ты на меня смотришь? Не меня ведь зовут, а тебя.
   - А кто зовёт-то? – очень уместно спросила девочка.
   - Я думал, ты знаешь. Или нет?
   Сашка ничего лучше не могла придумать, как только громко крикнуть:
   - Я здесь. Кто зовёт меня?
   В следующее мгновение произошло то, что я себе даже не стал пытаться объяснять. Прошлым вечером я решил ничему не удивляться. Нужно было просто смотреть и констатировать происходящее. А ещё – обязательно всему верить. Это самый лучший способ не тронуться умом. Сначала нас накрыла огромная тень. Спустя секунду, мы увидели пролетающую над нами здоровенную (слово, может, и не очень подходящее в литературной речи, но в той ситуации подходящее не придумаешь) красивую птицу. Я не хорошо разбирался в орнитологии, но мне показалось, что птица была похожа на большого орла с невероятно огромным размахом крыльев. Она стремительно пролетела ещё метров десять и села где-то в пушистых еловых кустах, сквозь которые, петляя, уходила далеко вперёд единственная тропинка, по которой мы шли ночью. Мне как-то сразу расхотелось продолжать наш путь в ту сторону. Кто знает, чем питается эта птичка.
   - Ты это тоже видел? – спросила Сашка, дёрнув меня за рукав куртки. – Это кто, птеродактиль?
   Я не успел ничего ответить, т.к. из тех кустов, за которыми только что скрылась большая птица, вышел молодой красивый парень. Несмотря на декабрьский мороз, молодой человек был почти голым. Только на бёдрах его висели куски шкуры какого-то крупного хищника. Впечатляло его красивое тело. Он был похож на древнего олимпийского атлета. Лицо же его мне показалось знакомым. Я посмотрел на Сашку. Девочка остолбенела с широко раскрытыми глазами. И я её понимал.
   Молодец какое-то время смотрел на нас и улыбался. А потом он поднял вверх левую руку и, произнеся имя моей спутницы, показал рукой на самую вершину горы. Мы с Сашкой переглянулись.
               
   - Он хочет, чтобы мы продолжили путь, - сказала Сашка.
   - Скорее всего, ты права. Судя по всему, ты его не знаешь. Значит, это не твой папа зовёт нас завтракать. Жаль. Я вернусь за сумкой в пещеру, и потом мы сразу пойдём, - быстро сказал я и так же быстро скрылся в пещере.

                7.
   Когда я вернулся к Сашке со своей сумкой, то обнаружил, что молодой атлет исчез.
   - Он где? – спросил я девочку.
   - Не знаю. Он ещё два раза махнул рукой в сторону вершины, потом едва заметно поклонился мне и ушёл обратно в те вон кусты.
   - Саша, ты ведь много читала и слышала обо всех этих ваших чудесах. Скажи, что всё это может означать?
   - Что?
   - Ну, это вот всё. Птица огромная, голый богатырь – явно не местный парень. Всё ведь это должно что-то означать. Я правильно понимаю? – Спросил я и пристально заглянул в глаза девочки. Уж если я играл с ней в одну игру (или вляпался в одну историю), то очень мне хотелось знать все её правила подробнее.
   - Командор, хочешь правду?
   - Да, да. Вот именно её я и хочу. Мы не далеко ещё поднялись. Не поздно вернуться. Тропинка лежит, как на ладошке…
   - Ты сможешь бросить меня здесь одну?
   - Не дави на жалость. Нет у меня умысла бросать тебя здесь. Просто возьму, извини, за шкирку и отволоку вниз. А дорогу домой сама найдёшь.
   - Чего ты хочешь, Командор? Мы ведь ночью ещё в диспетчерской всё решили. Ты начал сомневаться или просто струсил?
   - Струсить не струсил. Но странно всё здесь. Вещи странные происходят. Хочется мне большей ясности. Ты сама сейчас веришь в своё предназначение?
   - Больше, чем когда-либо, - уверенно ответила Александра. – Я поняла тебя, Командор. Тебя действительно начали одолевать сомнения. Вопросы всякие в голову лезут. Нет у меня ответов на эти твои вопросы. Одно я знаю точно: если мы решились, если приняли вызов, то надо идти до конца. А если ты передумал, то лучше сейчас скажи, чтобы я на тебя больше не рассчитывала. Одна пойду. Лично мне возврата нет.
               
   - Ух ты, смелая какая! Не передумал я. Сомнения есть, конечно. Так это и не удивительно. Ладно, будем делать то, что нам подсказывают. Ты же сама сказала, что нам будут помогать. Если парень тот настаивал на продолжении нашего пути, значит так и поступим. Возможно, что и еду там для нас оставили. Идём?
   Сашка очень обрадовалась. На какое-то мгновение у неё был порыв то ли поцеловать меня, то ли обнять, но она сдержалась. Зачем? Я пошёл вперёд, а она, быстро поспевая за мной, весело защебетала:
   - Да, надо идти дальше. Ты же понимаешь, как нам сейчас с тобой важно…
   Мы и десятка шагов не успели сделать, как прямо в центр тропы перед самым моим носом со свистом откуда-то сверху вонзился меч. Это был самый настоящий боевой меч. Его рукоять и часть лезвия, торчащая из заснеженной тропы, ярко блестели на солнце, отбрасывая вполне реальные солнечные зайчики на наши одежды и на окружающий снег. Только секунду спустя, я запоздало вздрогнул, подумав, что бы было, если бы очередной шаг я сделал бы чуть раньше, чем появилось это железо. Чтобы окончательно убедиться в реальности происходящего, я протянул руку к старинному оружию, взялся за его рукоять и потянул на себя. Меч показался влитым в тело горы. С сильным нажимом я попробовал раскачать его из стороны в сторону. Меч поддался. Я выдернул оружие полностью и был серьёзно удивлён его весом. Посмотрев на Сашку, я заметил:
   - Слушай, а ведь наши предки этим ещё как-то и воевали. Тяжёлая железяка. Да этот меч просто потаскай с собой целый день и наживёшь себе кучу болячек. Это же двухпудовая гиря, а не меч. Ну вот как им можно хотя бы даже замахнуться, чтобы поразить врага?
   Я демонстративно и без притворства завёл рукоять меча себе за спину и еле устоял на ногах, чтобы не брякнуться позорно в снег у Сашкиных ног на точку номер пять.
   - Нет, - сделал я окончательное заключение, - воевать этой штукой не реально. Может люди другие были? А, Сашка? Ты как думаешь?
   - Командор… - окликнула меня девочка. Но я, как заигравшийся мальчишка, не внял сразу её зову.
   - Нет, Саш, ты вот попробуй сама его на вес. Молот кузнечный против него – погремушка детская. Хотя я и молота никогда не…
   - Командор, - не меняя интонации, но почему-то отступая от меня опять к пещере, повторила Александра.
   Я взглянул на неё. Только одними глазами девочка дала мне понять, что нужно обернуться и куда-то посмотреть. Я обернулся… Холодная рукоять меча сразу показалась мне такой удобной, словно я с ней родился, а весь меч – не таким уж и тяжёлым. Вернее, я понял, что именно таким тяжёлым он и должен быть. На том же месте, где мы уже видели  и большую птицу, и молодого красавца, переминаясь с лапы на лапу, порыкивал, выпуская из пасти клубы пара, здоровенный (опять самое подходящее слово) рыжий лев. Хвост хищника нервно метался, лихо сметая снег с тропы, и сложно было понять, что зверь хочет: поиграть или сразу позавтракать. Снег поскрипывал под его тяжёлыми лапами. Этот скрип отражался и повторялся у меня в позвоночнике, уходя после куда-то вниз под коленки. Стало очень страшно. Я медленно, осторожно, словно боялся даже этим движением сильно нашуметь, скосил глаза, посмотрел на мою спутницу с лицом белее снега и абсолютно беззвучно спросил:
   - Саш, а у вас на этой горе львы водятся? А какие ещё хищники есть?
   Девочка только отрицательно, кажется, качнула головой, не проронив ни звука.
   - Саш, это уже не игрушки. А может у вас на горе игры такие? Орлы громадные, силачи-культуристы, львы-людоеды… Меч вот дали. Это что, типа, пойди, померяйся силой, покромсай киску рыжую в салат? Или это новое реалити-шоу ваше местное под названием: «Ну уж точно последний герой»? Игры на выживание, да? – говорил я, чуть слыша даже сам себя. Очевидно у меня начался шок, т.к. говорить мне показалось вдруг менее страшно, чем молчать.
   Саша же молчала и только смотрела на льва, прохаживающегося в нескольких метрах от нас и беспрестанно порыкивающего. Рычание это, насколько я мог судить, было не угрожающим, а больше предупреждающим. Во взгляде девочки я вдруг отметил удивительную вещь: она смотрела на хищника и с ужасом, и с восхищением. Мне было даже не просто определить, чего в тот момент в маленькой бестии  было больше – страха или благоговения перед грацией и несомненным совершенством животного.
   Я снова посмотрел на льва. Не было похоже, что зверь вот-вот собирался наброситься на нас и растерзать. Хотя это мало утешало. Хищник уже не топтался на месте, а медленно ходил по кругу. Ходил он размеренно и как-то слишком настойчиво. Нет, даже осмысленно. Я же всё крепче сжимал обеими руками рукоять меча и лихорадочно пытался хоть что-нибудь придумать. А Сашка, будто контуженная, безвольно пялилась на льва, как мышь на удава. Эх, был бы я один, то сегодня уж точно стал бы олимпийским чемпионом по бегу на пересечённой местности. Но со мной была эта девочка, совсем ещё ребёнок. Сколько у маленькой скрипачки хватит сил бежать по снегу? Я бы и в менее опасной ситуации не бросил бы её. Не то, что я был такой отважный парень. Просто воспитан был так. Отлично понимал, что теперь мне предстояло защищать девочку от смертельной угрозы и любой, даже, возможно, самой высокой ценой, дать ей хотя бы шанс спастись. Мысли мои путались, но времени на раздумья и стратегические планы не было.
   - Саша, - сильно понизив голос, но так, чтобы девочке было понятно каждое моё слово, я сказал,- ты сейчас медленно, без резких движений, начинаешь отступать назад. Я крупнее тебя и первым стою на его пути, а, значит, и первым окажу ему сопротивление. Возможно, будет даже лучше, если я сам спровоцирую льва. Я пойду прямо на него и буду угрожать ему мечом. В общем, первым он займётся мной – это без вариантов. У тебя будет какое-то время бежать обратно по тропинке к трамвайному депо. Оборачивайся чаще. Если поймёшь, что добежать не успеешь, прыгай с горы вниз. Там, ниже, склон горы более пологий, чем здесь. Прыгнешь здесь – разобьёшься точно. А ты прыгай там и кричи изо всех сил…
   - Что кричать? – хриплым голосом спросила Сашка.
   - Зови на помощь, просто верещи, что есть мочи. Привлекай к себе внимание людей. Если удачно прыгнешь, не останавливайся. Двигайся любым способом всё время вниз, только вниз. Если у вас в городе ничего не известно о существовании на горе хищников (что было бы очень странным), значит, последние сторонятся цивилизации. Уверен, лев быстро отстанет от тебя. Тем более, если к тому времени будет уже сыт.
   Последние мои слова заставили Сашку вздрогнуть. Она, наконец, оторвала взгляд от зверя и посмотрела на меня.
   - Командор, я без тебя не побегу.
   Я понял, что неосмотрительно сказал ей про сытого льва. До этого я был уверен, что девочка готова была бежать, как только я подам ей для этого какой-то сигнал.
   - Сашенька, пойми, нам даже вдвоём не справиться с этой горой мышц, зубов и когтей. Смотри на вещи реально – поднять этот меч я один раз смогу, но, признаюсь, что мне с ним делать дальше, я не представляю. Даже если я и ударю этим железом льва, уверен, только ещё больше разозлю его и заставлю покончить со мной очень быстро.
   - Тогда, Командор, давай, прямо сейчас начинаем отступать вместе. А там посмотрим.
   - Ладно. Но пообещай мне, что в тот момент, когда лев бросится на нас, ты побежишь так, как я сказал. Тебе ведь и Ваську спасти надо. Забыла?
   - Ой, да, Васька! Я забыла о нём. Хорошо, я согласна на твой план. Но сначала давай, сколько сможем, будем отступать вместе.
   Девочка не оставляла мне выбора. Ей было страшно, и она сейчас даже на мгновение боялась остаться одна. Но когда ситуация изменится не в нашу пользу, она побежит. Теперь я был в этом абсолютно уверен. Тот же страх будет гнать её быстрее, заставит бежать так, как она не была способна никогда раньше. 
   Я оставил рукоять меча в правой руке (о сумке я вообще забыл), левой взял Сашкину руку, и мы вместе начали отступать, не решаясь повернуться к хищнику спиной. Мы благополучно сделали пять шагов, десять шагов, пятнадцать… Поведение льва, тем не менее, ничуть не изменилось. Он всё также ходил по своему кругу и порыкивал в нашу сторону. Однако было понятно, что ни одно наше движение, не оставалось у хищника без внимания.
   - Может он просто с нами играет? – Предположила Сашка.
   - Ты имеешь в виду, что ему не интересно нападать на нас сразу? Думаешь, хочет отпустить нас подальше, чтобы потом начать охоту?
   - Это же типичное кошачье поведение. Усыпляет бдительность. А когда хорошенько возбудит свой азарт, начнёт охоту. Кошки ведь именно так и поступают, когда видят, что шансов на спасение у мышки нет.
   - Хотел бы я сейчас оказаться маленькой незаметной мышкой. Сейчас бы просто…
   Вдруг я спиной упёрся во что-то твёрдое, во что-то, чего за моей спиной не должно было быть.
   -Ой, - сказала Сашка, так же упёршись в преграду.
   Мы осторожно обернулись и обмерли уже окончательно. Путь к отступлению нам преграждал большой тяжёлый диск, который, как ещё недавно и меч, торчал в земле вертикально. Диск оказался тоже атрибутом старинной богатырской принадлежности, т.е. щитом. Но это было ещё не самое страшное, т.к. железную преграду можно было легко обойти. А как можно обойти двух взрослых полосатых тигров, которые преграждали нам путь метрах в сорока ниже по тропинке? Они не ходили кругами и не топтались на месте. Тигры достаточно спокойно сидели на снегу, не синхронно помахивали полосатыми хвостами и тихо порыкивали, обнажая при этом своё грозное оружие, не помещающееся целиком в их пастях. Меч из моей руки выпал как-то сам собой. А Саша вдруг со стоном опустилась на снег возле щита. Я остался стоять, поднял голову и тупо уставился в небесную голубую даль. Хотелось что-нибудь отчаянно выкрикнуть или просто завыть, но я молчал. Так прошло несколько минут.
   - Сидят? – вдруг спросила Саша. Она прислонилась спиной к щиту, опустила голову и не видела хищников.
   Я посмотрел на тигров и ответил:
   - Сидят.
   - А тот всё ещё ходит? – опять спросила девочка.
   - Ходит, - ответил я.
               
   - По кругу?
   - По кругу, -  ответил я.
(Не правда ли, что этот диалог сильно напоминает общение двух «нормальных»?)
   - Вот так? – спросила Саша и нарисовала на снегу незамкнутый круг почти правильной формы.
   - Да, так.
   И вдруг Сашка повалилась на снег и начала смеяться (я же говорил – «нормальная»). Нет, но я всего уже мог ожидать в той ситуации даже от себя, вплоть до нанесения себе тяжёлых телесных харакири… Однако ожидать того, что моя спутница именно тогда затеет веселье – это уж, извините, слабонервных прошу покинуть. Вероятно, Сашка впадала в тяжёлый шок. А, может, и в маразм. Интересно, известен в мировой медицинской практике молодёжный маразм? Или он всё же только старческий? Но вообще-то с Сашкой не происходило ничего удивительного. Состояние обречённости и во мне уже зарождало что-то подобное. Вот-вот, и я не то что хохотать буду – я в пляс пойду.                (А не плохая мысль. Может хищники побрезгуют кушать больных?).
   Однако, моя Александра быстро успокоилась, снова села и уже более твердым голосом сказала:
   - Не пугайся, Командор…
   - Да куда уж ещё?!
   - Я не сошла с ума.
   - Ну а я так и подумал…
   - Да выслушай ты меня. Я просто поняла, что происходит…
   - Так и я это понял. И ты права – всё очень весело происходит. Я только, кажется, пропустил тот момент, когда надо было  начинать смеяться.
   - Вот досада-то, а? А я вот не смогла удержать свои эмоции. Можно, мы потом ещё раз обхохочемся уже вместе, а сейчас ты меня серьёзно выслушаешь? Вспомни, я ведь говорила, что нам будут помогать силы горы? Но я же тогда не знала, как именно. Я же и представить себе не могла, что помощь не всегда может быть явной, что могут быть просто знаки. Нам необходимо быть внимательными, чтобы их распознать. Посмотри ещё раз на круг, который я нарисовала на снегу. По такому кругу ходит сейчас лев. Сравни сам. На что этот круг похож?
   - Постой, постой. Это же цирковой манеж…
               
   - Да, он похож на манеж. Для льва он является символом ограничения движения. Все стороны ограничены кругом, и есть только один свободный проход. Понимаешь? Это направление пути. Вспомни, когда появился лев? Когда мы решили идти вперёд. Вот нам это направление и перекрыли. Обратную дорогу тоже блокировали. А вспомни, что тот полуголый парень тоже нам указывал рукой именно на то направление, куда сейчас указывает свободный проход символического манежа. Нам необходимо сойти стропы.
   - Ничего себе, знаки-подсказки. Можно ведь было и попроще, - констатировал я имеющийся факт.
   - Значит нельзя попроще. – Словно успокаивая меня, подвела итог девочка.
   - Да, но тогда получается, что мы должны прямо с этого места, от пещеры, начать подниматься в глубоком снегу к вершине вертикально по склону горы, т.е. по прямой, без всяких троп и серпантинов. Но это немыслимо.
   - Сейчас для нас это единственный свободный путь. Давай, вернись за сумкой. Нам пора подниматься вверх.
   Идея возвращаться за сумкой в сторону льва мне понравилась меньше всех.

                8.
   Не знаю, поверит ли кто-нибудь, но Александра оказалась права. Когда я поднял и машинально отряхнул от снега свою сумку, я всё же решился ещё раз взглянуть на льва вблизи. Хищнику хватило бы двух прыжков, чтобы схватить меня в охапку и одним нажимом сломать мне все кости. Но он вёл себя так, будто мы были не на склоне Михайловой горы, а в зоопарке. Казалось, что между нами были невидимые прутья клетки. Однако в этом необычном зоопарке он был посетителем, а я обитателем – выставлялся, что неведома зверюшка, для просмотра. Лев больше уже не ходил по своему кругу-манежу. Он лениво, топтался на месте, порыкивал и рассматривал меня с выразительным любопытством. Казалось, он вот-вот достанет лапой из-под снега яблоко или печенье и швырнёт мне в клетку. Я обернулся и посмотрел на двух других хищников. Тигры сидели рядышком на снегу, лизали яркими красными языками свои лапы, лизали белую шерсть на своих грудках и даже чесали задними лапами у себя за ушами. Коты котами. Ну, скажите, было ли похоже, что им вообще есть какое-то дело до нас с Сашкой? Мой страх заметно ослабел. Но бдительности я не терял. Стараясь боковым зрением контролировать хищников, я быстро вернулся к Александре. Сказать сейчас что-либо о её страхе было невозможно. Девочка с нескрываемым умилением рассматривала диких зверей. Улыбалась. Я даже подумал, что она сейчас попросит у меня разрешения сбегать и погладить на прощание кисок. Поэтому я решил быстрее убраться с этого места.
   - Всё, пошли! – скомандовал я. – Нельзя здесь больше оставаться. Никогда точно не знаешь, что у этих страшилищ на уме. А вдруг вспомнят, что они ужасные и кровожадные?
   - Командор, - возразила Александра, - ну какие же они страшилища? Посмотри, какие они милые.
   - Ага! Да, да, Сашенька. А какие они ещё, может, и голодные? Интересно, десять минут назад они тебе тоже казались милыми?
   - Командор, не будь такой язвой. Я тогда заблуждалась.
   - Дай бог, чтобы ты не заблуждалась теперь. Мы идём, или ты остаёшься любоваться дикой природой?
   - Да, мы уже идём, - решительно ответила Александра.
   Мы только пару шагов сделали к вершине, как именно оттуда снова донеслись до нас звуки биения чьего-то большого сердца. Я снова повторюсь, что звуки эти нельзя было спутать ни с какими другими. И здесь они были не просто громкими – они были величественными. Никакой другой эпитет в этом случае для определения  не подошёл бы. Они были величественны. Повторились они несколько раз и затихли. Постояв с минуту заворожёнными, мы с Сашкой двинулись вперёд.
   Идти было сложно. В глубоком снегу часто попадались какие-то ямки, камни и скрытые маленькие кусты-ёлочки. Пару раз мы ещё обернулись вниз, но ни хищников, ни старинного оружия на тропе уже не было. Когда и куда они исчезли, мы не заметили.
   Подъём был трудным, и мы выбились из сил быстрее, чем хотелось бы.
   - Всё, привал, - сказал я и с наслаждением повалился на снег.
   Сашка рухнула рядом и ещё долго тяжело дышала. Мы так устали, что какое-то время даже не разговаривали. Первой, как ни странно, начала приходить в себя Александра. Молодой организм. Она села и сказала:
   - А ты ничего парень, Командор. Там, внизу, стоя с мечом в руке между хищниками, ты своим видом мог бы покорить сердце любой дамы. Такой стройный и решительный гладиатор…
   - Ты что это ещё вздумала? – перебил я свою спутницу и тоже сел. – Это что за мысли такие посещают твою миленькую головку? Может, это уже гора начинает как-то воздействовать? Ребёнок, вспомни, сколько тебе лет. «Покорить сердце любой дамы». Это же надо такое придумать.
   - Дурак ты, Командор, хоть и писатель. Я же не про это. Я имела в виду, что человек ты интересный. Знаешь много, не жлоб какой-то, а нормальный парень. А вообще, если говорить начистоту, ты не имеешь права меня поучать и воспитывать, даже если в сказанном я имела в виду то, что ты подумал. Не такой уже я и ребёнок. И я росту. Организм мой развивается нормально. Ну, плюс гормоны там… Послушай, ты что мальчик? Почему я должна тебе всё это говорить? Получается, что я оправдываюсь. Или ты считаешь, что в шестнадцать лет девушке не может понравиться мужчина? Это разве что-то предосудительное? И вообще, можешь думать, что хочешь и как хочешь понимать мои слова и суждения. Но вот комплементов в свой адрес от меня ты уж точно больше не услышишь. Можешь считать, что я на тебя обиделась, потому что это так и есть. Всё, старый зануда, - сказала Сашка вот такую вот длинную речь, замолчала на пару секунд, а потом добавила, - Командор, мы ведь приходим в этот мир для любви. Всё в этом мире является плодами любви и ничем иным. Или ты не знал?
   - Александра, но я же… Я только хотел… Мне казалось, что мы с тобой… - я говорил и сильно путался, никак не мог подобрать нужных и правильных слов. Хотел выразить этими словами какую-то мысль, а какую именно, ещё не знал и сам, не мог придумать. Права ведь Сашка. И чувствовал я себя сейчас настоящим дураком, хотя пытался выглядеть умником.
   - Знаешь, Командор, лучше бы тебя сожрал лев. Больше бы к тебе уважения осталось, - вздохнув, печально констатировала Сашка.
   - Посмертного уважения, - уточнил я.
   Сашка вдруг посмотрела в мои глаза с такой жалостью, что я, не выдержав этого взгляда, отвернулся. Мы замолчали надолго.
   Было естественным то, что, пока происходило всё вышеописанное, время не стояло на месте. Полдень первого дня нашего пребывания на Михайловой горе уже канул в прошлое, а зимний вечер в этих краях приближался быстро. В союзниках с ним в этом наступлении были ветер и снова усиливающийся мороз. Вскоре сумерки, соскользнув с наших плеч, уже легли нам на ноги, чуть задержались, словно прислушиваясь, а потом стремительно и неотвратимо обрушились вниз на город. Тут ещё и голод всё активнее начал напоминать о себе. Но, кроме отсутствия пищи, у нас теперь ещё отсутствовало и место для ночлега, где можно было бы разжечь костёр, не боясь, что его задует ветер, где можно было бы согреться, расслабиться и отдохнуть. Ночевать на снегу под открытым небом казалось маленьким удовольствием с возможным летальным исходом.
   - Саша, ты извини меня. Я действительно сказал глупость. С нами, с писателями такое случается. Наверное, это издержки профессии. Не обижайся, - сказал я, стараясь быть искренним в каждом слове.
   - А я уже и не обижаюсь. Что толку обижаться на… на писателя. Я слышала, что все гении имели в той или иной степени различные отклонения.
               
   - Точно-точно. Однако, меня это, слава богу, не касается, - приободрился я.
   - Как? Разве ты, Командор, посредственный писатель? Вот не повезло мне, - всё ещё пыталась поддевать меня Сашка.
   - Ну нет, конечно. Но и не гений тоже.
   - Ладно, - уже с улыбкой сказала девочка, - не скромничай. Извинения приняты. Но впредь ты всё же постарайся…
   - Обещаю впредь всё постараться. А теперь, пока не совсем стемнело, давай поищем место для ночлега. Продолжать подниматься ночью по склону горы рискованно. И я не думаю, что нас кто-то сильно торопит. Ведь ясно же, что мы устали, проголодались и уже начали замерзать. По-моему я прав.
   - Я согласна, - сказала Сашка.
   Я поднялся на ноги, почувствовав сразу в них дрожь от слабости, и осмотрелся.
   - Сашка, - обратился я к девочке, - если тебе помогают, в чём мы уже убедились, значит сейчас нам будет дан какой-то знак или подсказка. Вставай и помогай мне быть внимательным. Один я могу пропустить что-нибудь важное.
   Я был уверен, что это взбодрит девочку. Но она только тихо сказала:
   - Командор, а может я никакая не избранная?  Может я всё это себе нафантазировала? Ещё и тебя вот втянула. Командор, я дура, да?
   Эти слова девочки были более похожи на правду,  чем всё то, что происходило с нами последние сутки. Вероятнее всего, правдой они и были. Да и я тоже хорош. Взрослый же человек. Двадцать первый век на дворе… Так легко и безрассудно поверить девочке-подростку и так же безрассудно отправиться с ней искать какие-то мифические чудеса. Сейчас вся эта история принимала уже достаточно крутой, драматический оборот. Сейчас мы имели реальные шансы замёрзнуть ночью на морозе, заблудиться в горных лабиринтах и умереть от голода. Могли стать лёгкой добычей невесть откуда взявшихся экзотических хищников. Днём они, возможно, не были голодными. Да и охотится большинство представителей семейства кошачьих исключительно ночью. Вот такая невесёлая перспектива ждала нас впереди, сзади, справа, слева, сверху, снизу, изнутри и извне. И никакой другой альтернативы. Если разве что на самом деле не свершиться какое-то чудо. Но где они эти печи с горячими пирожками, где скатерть-самобранка или ковёр-самолёт? Ведь не плохо же сочинили наши фольклорные предки. Только где всё это? Вот уж действительно когда по-настоящему хотелось чуда.
   - Прости меня, Командор, - сказала Сашка и посмотрела на меня с такой тоской и надеждой, что мне стало не по себе.
   Стало понятно, что если я сейчас промолчу, если не предложу какой-то выход, то окончательно огорчу Сашку, отниму у неё ту веру, которая умирает последней. Нужно было хоть что-то сказать. И я сказал:
   - Послушай, Саша, я просто тебе удивляюсь. Неужели именно ты не понимаешь, что нас, или, вернее, тебя испытывают. Ну, вспомни – герои всех легенд, мифов и сказок обязательно проходили самые невероятные испытания. Иначе они не стали бы героями. Подумай только, что мы смогли переночевать легко в маленькой пещерке, ты сумела разгадать бессловесное указание молодого богатыря, явившегося, словно из огромной птицы, разгадала ребус диких животных. Мы преодолели страх перед хищниками, не запаниковали, не бросились бежать обратно. Нам даже удалось достаточно высоко подняться вверх по заснеженному склону горы абсолютно без какого-либо снаряжения и опыта. И вот перед нами новое испытание. Разве оно труднее предыдущих? Да, оно не менее опасно, даже смертельно опасно. Но мы же справлялись. Неужели сейчас опустим руки и будем горевать? Неужели даже не попытаемся спасти себя, спасти Ваську, чтобы продолжить твою миссию? Знаешь, а я ведь поверил, что ты избрана горой. Поверил и в то, что я был избран тебе в спутники на пути к этой миссии. Значит, гора поверила в наши силы, а мы сами, получается, нет?
   - Ты не врёшь сейчас, Командор? – шмыгнув носом, спросила Сашка.
   -Нет, не вру. Мало того, я знаю, что нам делать. Мы не будем дожидаться очередных чудес. Люди сами много чудес уже давно придумали. Есть отличный способ пережить ночь в снегу. И даже с некоторым комфортом.
   - Как это? – не поняла девочка.
   - Мы с тобой сейчас быстро построим из снега что-то типа большого спального мешка или берлоги.
   - Как медведи, что ли?
   - Точно, молодец, - ответил я и приободрился собственной идеей. – Из берлоги наружу мы проделаем маленькое отверстие для дыхания, заберёмся внутрь и герметично замуруем себя до утра. В таком спальнике будет тепло и уютно.
   - Ты гений, Командор, - воскликнула Сашка.
   - С отклонениями?
   - Нет, ты исключение.
   - И на том спасибо. А чего сидим, чего скучаем? Нам что, делать сегодня уже нечего?
               
   Сашке так понравилась моя идея, что она сразу ожила, и мы принялись строить снежный спальник. Откуда и силы-то взялись.
   Когда всё было готово, когда оставалось только забраться внутрь и плотно закрыть наше новое убежище, на небе уже ярко светили звёзды. Просунувшись в узкий проход, мы залепили его снегом. Начали укладываться поудобнее.  Берлога оказалась тесноватой. В полной темноте мы слышали только наши дыхания. Сашка прижалась ко мне очень крепко, пристроив рядышком и Ваську. Мы ещё какое-то время вздрагивали от холода. Но скоро в снежном спальнике действительно стало тепло. Я был уверен, что, согревшись, мы быстро заснём. Но из-за переполнявших нас ещё недавно сильных эмоций сон никак не шёл.
   - Командор, а ты оптимист или пессимист? – почему-то именно это спросила Александра.
   - Ну если я всё же пошёл с тобой, так кто же я тогда?
   - А как лично тебе при современной жизни удаётся оставаться оптимистом?
   - Я секрет знаю.
   - Ух ты. И какой?
   - Что является достоинством чёрной полосы в жизни и недостатком светлой?
   - И что же?
   - И то, и то проходит.
   - А ты философ, Командор.
   - Чуть-чуть.
   - Тогда скажи, люди перестанут когда-нибудь воевать?
   - Думаю, да. Но произойдёт это лишь тогда, когда мы по-настоящему поймём, что на планете нашей невозможно быть по разные стороны баррикад по той причине, что планета наша круглая. И потом, по этой же причине, человек не может быть абсолютно уверен, что пуля, выпущенная им в сторону противника, не закончит свой путь в спине  товарища.
   - Опять философия?
   - Плюс ещё геометрия и физика.
   - Так всё сложно. Ты такой умный, Командор.
   - А кто-то грозился навечно лишить меня комплементов.
               
   - Я передумала. Ты мне нравишься, Командор. Поэтому, догадываясь, что ты мне сейчас можешь наговорить, я тебя предупреждаю, что глаза мои уже неудержимо слипаются, Васька так и вообще уже сладенько спит, и ты не смей шуметь и будить ребёнка. Ты же добрый, правда? Спокойной ночи!
   После такой словесной тирады попробуй ещё что-то и скажи. Нет, лучше уж спокойной ночи. 

                9.
   «Меня похоронили заживо!..»
   Это была моя первая мысль следующим утром. Пошевелил сначала ногами, потом руками. Всё тело ломило. Так бывает, когда проспишься после тяжёлого трудового дня. Рядом был ещё кто-то. Что-то шевельнулось возле моего лица, и в момент моего очередного вдоха целый пучок мелкой шерсти вероломно ворвался в мои ноздри. Было бы странно, если бы я от этого не чихнул. Но я чихнул. Чихнул громко и троекратно. Пучок шерсти стремительно вырвался из моих ноздрей, и что-то истерично заметалось по моей голове (больше просто свободного пространства нигде не было).
   - Будь здоров, Командор, - услышал я хриплый голос в своём правом ухе, которое, вместе с тем, приятно обдало тёплым живым дыханием разумного существа.
   Конечно, я моментально всё вспомнил и осознал, наконец, что нахожусь не безвинно зарытым в братской могиле, а очень даже в приятной компании такой же сумасшедшей. Единственным по-настоящему безвинным сейчас с нами под снегом лежал брат наш меньший Васька, которого мне так не терпелось отодрать от своей головы.
   - С добрым утром, Александра! Пора выбираться на свет божий.
   - Нет, - вдруг запротестовала уютно делившая со мной берлогу девочка, - давай ещё часик поспим. Ну пожалуйста, Командор. Здесь так тепло. Ты же добрый…
   - У-у-у, посыпались комплементы. Видно долго сдерживалась. Никакого часика. Нормальные люди уже давно на ногах и занимаются полезными делами.
   - Послушай, варвар, тебе никто не говорил о степени твоей доброты по отношению к детям? Нет?
   - А кто у нас тут дети? – попытался я поймать Сашку на слове.
   - Как это кто? А Васька? Ты ему уже нанёс психическую травму своим экстремальным пробуждением. Он, может, теперь даже заикаться будет. Только представь этот ужас – кот заикается. Да ты же просто моральный садист. Как я раньше не заметила? А как красиво врал про любовь к животным. Не стыдно?
   - Так, всё понятно – комплементы закончились, а остальное я слушать не люблю. Я ухожу.
   - Конечно. Кому ж приятно правду-то про себя? Ещё нормальных людей упомянул. А нормальные люди будят нормальных людей не светом божьим любоваться, а хотя бы сначала позавтракать. Так ты видишь в этом помещении нормальных людей?
   - Здесь темно.
   - Это тебя не оправдывает. Всё, Командор, соловья баснями не кормят. И Васек тоже. Во сне мне хотя бы кушать не хотелось. А если тебя так приспичило, можешь выбираться наружу. Оставь нас в покое. Да, и вход за собой залепи плотнее, Ваське вредны сквозняки. Но когда завтрак будет готов, можешь нас будить.
(Такая маленькая и уже такая…)
    Вообще-то, аргументы Сашкины были вполне справедливыми, не поспоришь. Я не стал дожидаться, пока Александра ещё сейчас мне напомнит, что я мужчина и генетически имею некоторые обязанности по отношению к слабым, беззащитным и голодным. Разбив кулаком снежную стену над своей головой, я выбрался из спальника, залепил дыру снегом и осмотрелся. Утро абсолютно не было похоже на предыдущее. Всё вокруг было затянуто густым белым туманом, словно всю гору накрыло большое снежное облако. Почему-то мне показалось, что за ночь, пока мы крепко спали, некая сила каким-то чудным образом перенесла нас вместе с шедевром моей инженерной мысли (т.е. рукотворной берлогой) высоко-высоко вверх к самой вершине горы. Это необъяснимое ощущение всё больше укреплялось во мне, не смотря на то, что на расстоянии своей вытянутой руки я уже с трудом мог что-либо разглядеть. Невозможно было сориентироваться и на шаг вперёд. О каком уж тут завтраке могла идти речь?
   - Ну как там? Солнечно? – услышал я глухой Сашкин голос из-под снега.
   - Солнечно, - честно ответил я, - но не у нас.
   - А что у нас? – не поняв, что именно я имею в виду, спросила Сашка.
   - А у нас сильно облачно. Зато тепло. Давай, выбирайся, сама всё увидишь.
   Было действительно тепло. Даже очень тепло.
   Снег у моих ног зашевелился, и ко мне из-под него протянулась рука девочки. Я помог ей и её удивительно терпеливому и не по годам выносливому питомцу выбраться из зимы в нечто тёплое, непрозрачное.
   - Ничего себе, облачко!- удивилась не меньше моего Сашка. – Да мы вообще все в облаке по самые макушки! А почему так тепло? Откуда столько тепла? Командор, ты мудрый, скажи: в облаках вот так вот тепло? Или мы проспали в берлоге до самого лета?
   - Сашенька, мы только что прошли испытание подснежным сном. Давай, ты потерпишь с умными вопросами.
   - Ладно, - согласилась Сашка и, вдруг, громко крикнула куда-то вверх, – а можно теперь хотя бы что-нибудь перекусить?
   Не знаю, ожидала ли она ответа. Я не ожидал точно. И напрасно. Тут же за нашими спинами знакомый голос негромко сказал:
   - Идите к лучам солнца. Всегда, когда чего-то хочется, можно попросить.
   Фантастика. Мы закрутили головами и сразу увидели в одном из недалёких от нас уголков облака слабо пробивающиеся жёлто-розовые лучи.
   - Ну вот, Александра, тебе самое верное направление к завтраку. А вообще, скажи, тебе мама разве никогда не говорила, что обо всём действительно можно просто попросить?
   - А тебе? – не зло огрызнулась Сашка. – Можно подумать, что ты, Командор, не голоден и вот сейчас не последуешь со мной за этими лучами? Хочу заметить, что тебе тоже никто не запрещал орать в пустоту и просить кушать. Ты орал? Нет. А покушать ведь пойдёшь. Факт?
   Ну и что я мог возразить? Я, конечно, последовал за лучами солнца вместе с Александрой. Жёлто-розовые лучи медленно двигались в одном направлении, выводя нас из молочного тумана. Ясно ощущалось, что мы ещё продолжали подниматься вверх по горному склону. Скоро стало понятно, что поднимались мы над облаком. Начали просматриваться толстые стволы высоких деревьев. Мы шли по лесу. И чем выше мы поднимались, тем более ясным становилось всё вокруг. Словно мы прозревали. Прозревали и удивлялись. Зимы здесь больше не было. Не было ни снега, ни мороза, ни резких и холодных порывов ветра. Деревья были похожи на старые дубы. Кажется, именно это и были дубы. Под деревьями весёленько зеленела сочная свежая трава и всё чаще попадались цветы и даже грибы. Лес оказался самым настоящим и самым обыкновенным лесом. Но именно это меня почему-то и удивляло.
   «Здорово!», - не уставала повторять Сашка. При этом она всякий раз обязательно оборачивалась ко мне и спрашивала: «Правда, здорово?» И я всякий раз с ней соглашался. Нет, но ведь действительно было здорово. Над нашими головами здесь чирикали птички, а меж толстых шершавых стволов деревьев шустро мелькали маленькие зверюшки. Возможно, что это были белки.
   - Ой, - переполненная восторгом, вдруг воскликнула Сашка, - смотри, Командор, это же земляника!
   Девочка тут же опустилась на колени, быстро начала срывать спелые ягоды и горстями отправлять себе в рот. Я поступил точно так же. Только Васька вот нас здесь совсем не понял. Он несколько раз обнюхал ягоды, один раз даже попытался одну укусить, но тряхнул головой и сел в позу полного недоумения, возмущенно наблюдая при этом за актом неслыханного эгоизма своих спутников. И его можно было понять.
   Нет, хорошо всё-таки быть человеком!
   После земляники щедрый лес угостил нас ещё различными своими вкусностями: орехами и даже плодами, названий которых мы не знали. Вскоре мы в достаточной мере утолили мучивший нас голод и в блаженстве повалились спинами на мягкую траву. Нашим взорам открылись пышные кроны деревьев, в которых кипела своя жизнь. С ветки на ветку прыгали белки, пролетали маленькие птички, а вокруг всего этого порхали с кажущейся беззаботностью бабочки, жучки и стрекозы.
   Красотища!!!
   Немного переварив лесные дары, мы сели и осмотрелись. Вокруг нас тоже творилась живая суета, но собственно на нас никто не обращал внимания. И вдруг как-то очень неожиданно для этой идиллии несколько величественных ударов огромного сердца буквально сотрясли всё вокруг. Лес, словно прислушиваясь, сразу притих.
   - Это нам сигнал, я думаю, - сказала Александра. – Хватит нам рассиживаться. Перекусили, согрелись и отдохнули достаточно. Чего ещё ждём?
   - Ты права, - согласился я, - не стоит злоупотреблять гостеприимством.
   Встав на ноги, я помог подняться Саше с травы. Девочка тут же наклонилась к Ваське, чтобы привычно подхватить его, но котёнок повёл себя вдруг неожиданно. Он отскочил в сторону, давая понять, что больше не хочет в куртку. А потом он и вовсе отбежал от нас, пожевал какую-то травинку, понюхал цветочек, подобрал с земли и быстро что-то прожевал (вероятнее всего, какого-нибудь жучка)… И вдруг из ближайших кустов к нашему Ваське выскочил другой котёнок. Он был рыжий, полосатый и заметно упитанный. Котята какое-то время «лобызались», а потом друг за другом ускакали куда-то в лесную чащу.
   - Васька! – отчаянно крикнула Сашка. – Куда ты, Васька?!
   Но котёнок больше не появился.
               

   - Ну вот, - сказала Сашка, вздохнув, - заботишься о них, холишь, лелеешь, а они потом прыгают в кусты и даже не прощаются.
   - Да не стоит расстраиваться, - утешал я Александру. – Ты ведь вытащила его из-под ног трамвайной толпы, спасла от лютого мороза и, в конце концов, не плохо его пристроила. Лучше и не придумать.
   - Конечно, ты прав, Командор, - сказала Сашка и шмыгнула носом. – Только я к нему привыкнуть успела. А он взял и ускакал. Не ожидала я с ним так вот расстаться.
   - Ладно, - сказал я, - чего теперь горевать. Ничего ведь страшного не случилось. Нам бы сейчас лучше понять, в каком направлении двигаться дальше.
   - И чего здесь понимать? Мы стоим с тобой на чудной тропинке. Других я не вижу, значит пойдём по этой.
   Странно, как я сам не заметил, что дорога наша была под нашими же ногами. Но в какую сторону идти? Я внёс предложения идти по направлению к солнцу, ведь именно его лучи привели нас сюда. Есть смысл и дальше двигаться тем же маршрутом.

   Теперь наша тропинка больше уже не уходила вверх. Идти было легко. Настроение после несколько экзотического, но очень долгожданного завтрака было приподнятым. И вообще мне казалось, что мы уже были близки к развязке нашего приключения.
   - Командор, тебе ничего не хочется? – спросила Сашка.
   - Ты что имеешь в виду?
   - Ну, я в смысле физиологических потребностей…
   - А, это когда мальчики направо, а девочки налево?
   - Догадливый.
   - Да, знаешь, не помешало бы. И обстановка располагает. Вон сколько кустов вокруг. Густые, огромные. Только давай договоримся не уходить далеко. А то я тебя знаю. Увлечёшься опять дикой природой – ищи тебя потом.
   - Ладно, не маленькая. Сам-то не пропадай, - сказала Сашка, усмехнулась и побежала в заросли кустов чёрной смородины.
   Мне пришлось идти в противоположную сторону.
   Погода была замечательная. Минут через десять я решил возвращаться к тропинке, надеясь, что Сашка уже там. Ориентироваться в лесных зарослях было непросто, и я в какой-то момент даже испугался, что могу не сразу отыскать обратную дорогу. Но мои опасения были напрасными, и я скоро вышел на тропинку. Но вот Александры там не оказалось. Она-то уж точно могла заблудиться.
   - Саша, - крикнул я, - нам пора! Давай выбирайся на мой голос.
   - Я сейчас. – Услышал я приглушённый ответ девочки. Судя по звуку её голоса, забралась она далеко.
   Потоптавшись на тропинке ещё минут пять, я снова позвал свою спутницу. Но теперь ответа не последовало. Позвал громче. Тишина. « Ну, девчонка!», - подумал я в сердцах и решительно пошёл в ту сторону, откуда пять минут назад доносился голос Александры. Приходилось всё время петлять меж кустов. Я боялся заблудиться. Какое-то время ориентировался по солнцу. Однако, чем дальше я удалялся в лес, тем он становился более дремучим. Скоро даже солнца не стало видно. Я не переставал звать девочку, но она не откликалась. Моё волнение становилось всё более серьёзным. С одной стороны я понимал, что с каждым своим шагом я всё меньше оставляю себе шансов вернуться к тропинке, а с другой стороны, необходимо было искать Сашку. И вдруг я услышал где-то далеко сзади:
   - Командор, ты где пропал? Перестань так шутить – мне страшно!
   - Сашка! – крикнул я. – Сашка, ты где?
   - Я на тропинке. А где ты?
   - А я пошёл искать тебя. Я, кажется, заблудился. Но теперь я слышу тебя. Сейчас я к тебе выберусь.
   Обрадовавшись, что моя спутница так быстро нашлась, я пошёл на звуки её голоса. Скоро и солнце уже опять было видно. Кусты редели. А вот и тропинка. Но что это? Сашки здесь не было. На тропинке, там, где мы с ней расстались, лежала её голубая курточка. Значит, она сюда всё же возвращалась. Прячется? Решила поиграть? Нет, на неё это не похоже.
   - Сашка! – крикнул я – Это уже не смешно. Выходи, иначе я пойду один. Вот увидишь, оставлю тебя здесь. Чего молчишь, трусиха?
   И снова тишина…
   Куда теперь идти? Где мне теперь её искать?
   - Александра, я ведь не шучу. Выходи. У нас нет времени на игры.
   Лес молчал. Я подумал, что девочку могло что-то увлечь, увести. Например, она могла увидеть своего Ваську и бросится за ним в лесную чащу. Если это так, то Сашка не остановится, пока не поймает своего котёнка. Это я хорошо понимал. Попробуй теперь отыщи её. Она вполне способна нарочно молчать, чтобы я не остановил её.  Прислушался. Вокруг было много естественных звуков, но не было ничего похожего на присутствие человека. Я начал осматривать траву вокруг тропинки в надежде хотя бы понять, в какую сторону так внезапно ушла или убежала девочка. О внезапности говорила брошенная на тропинке курточка. И мне удалось обнаружить следы девочки с обеих сторон тропинки. Теперь я понял, куда она исчезла. Пошёл по следам и скоро сделал для себя неприятное открытие. Уже в лесной чаще я увидел, что к следам Сашки присоединились ещё чьи-то следы. Нет, они шли не рядом, а чуть сбоку, словно кто-то незаметно преследовал девочку. Следы были такие же маленькие, как и у Сашки. Значит, за ней шёл ребёнок или подросток. Но откуда ему было здесь взяться? Хотя, почему бы и нет? Мне-то откуда знать, кого можно повстречать в этом лесу. Тем не менее, я продолжал идти по следам, пытаясь понять, что происходило дальше. Какое-то время следы не говорили мне ничего нового. Но вот следы незнакомца начали заметно отставать и уходить в сторону. Скоро передо мной опять остались только Сашкины следы. Было понятно, что девочка неоднократно теперь останавливалась, словно прислушивалась или присматривалась. А может, она решала, куда ей идти дальше. Об этом можно было судить по тому, что следы девочки вдруг резко меняли направление.
   - Саша! – опять крикнул я.
   - Здесь. – Услышал я в ответ.
   Звук донёсся издалека и совсем не оттуда, куда вели следы. Да, девочка, возможно, в дальнейшем изменила направление. Но если я сейчас оставлю её следы, то потом уже не смогу их отыскать.
   - Саша, ты где? – крикнул я в ту сторону, откуда слышал ответ.
   - Здесь. – Опять донеслось до меня.
   - Ты можешь идти ко мне на мой голос? – спросил я.
   - Иди ты, - ответил лес.
   - Я боюсь, что так мы окончательно заблудимся.
   - Скорей! – Снова услышал я в ответ.
   Тревожное чувство нарастало.  Ведь здесь с девочкой могло случиться что угодно.
   - Я иду к тебе. Оставайся на месте! – крикнул я.
   - Скорей!..
   И я побежал на голос. Хотя «побежал» – это сильно сказано. В таких зарослях особо не побегаешь. Но я изо всех сил старался двигаться быстро. Периодически я окликал девочку, и по ответам я понимал, что она уже где-то близко. Когда мне казалось, что до неё оставалось не более десятка метров, лесная чаща вдруг прекратилась, и я вышел на  солнечную поляну. Сашка была где-то здесь – я это чувствовал. Посередине поляны я заметил что-то странное. Подошёл ближе. Это оказалась довольно глубокая яма. Она сильно заросла травой. Нагнувшись, я внимательно осмотрел яму, но никаких следов девочки я здесь не обнаружил. Здесь её точно не было. Выпрямившись, я обернулся, намереваясь в очередной раз позвать свою спутницу, и в этот момент  увидел её прямо у себя за спиной. Сашка смотрела на меня так, как будто видела в первый раз.
   - Господи, - сказал я с облегчением, - ну наконец-то. Сашка, ты совсем сошла с ума? Что это ещё за выходки? Ты чего это бегаешь по лесу? Нам больше нечем заняться? Я тебя спрашиваю. Чего молчишь?
  Девочка чуть наклонила в бок голову и продолжала молча меня рассматривать.
   - Ага, теперь мы в молчанку поиграем? А вот я сейчас надеру тебе задницу… - сказал я и сделал решительный шаг к девочке.
   Но она отступила на два шага, склонила голову на другой бок и снова смотрела на меня с очень выразительным любопытством.
   - Ну, хватит с меня, - сказал я и сделал вид, что больше я к судьбе девочке уже безучастен и сейчас вообще уйду отсюда куда подальше.
    Того, что последовало за моими словами, не мог ожидать никто. Девочка вдруг бросилась ко мне и обеими руками сильно толкнула меня в грудь. Сделав по инерции два шага назад, я вдруг потерял под ногами точку опоры и полетел в ту самую глубокую яму. И хоть полёт мой был не долгим, но спиной я ударился сильно. Сразу попытался встать, но очень больно кольнуло в правом боку сзади, и я осел на траву на дне ямы. Боль отпустила, но мгновенно возвращалась при любом новом движении. Я невольно застонал и на какое-то время затих. Посмотрел наверх. Сашки видно не было. Попытался позвать, но снова резануло в боку. Я осторожно прилёг и постарался собраться с мыслями. Произошедшее можно было объяснить только одним – девочка вдруг почему-то решила от меня избавиться. А может, я теперь ей больше не был нужен? Тогда зачем она звала меня? Зачем кричала, что ей страшно? Всё было похоже на то, что она нарочно заманивала меня сюда, чтобы столкнуть в эту яму. Зачем? А вдруг сейчас откуда-то полезут здесь змеи или ещё какая-нибудь мерзкая экзотика. Хорошее местечко со мной расправиться.
   Аккуратно и медленно поворачивая голову, я осмотрелся по сторонам. Яма оказалась просто ямой. Не было в ней никаких ни нор, ни пещер, ни ещё каких-либо ходов-выходов. Просто глубокая глухая яма. И самым печальным было  то, что выбраться из неё самостоятельно у меня не было ни малейшего шанса. Конечно, зачем ещё какие-то змеи. Я и без них здесь долго не протяну. Нет, всё это кажется каким-то полным абсурдом. Зачем Сашке понадобилось толкать меня в яму. Бросила бы просто в лесу. Опасалась, что я смогу отыскать дорогу обратно? Тогда выходит, что я изначально не должен был вернуться к людям, чтобы ничего им не рассказать. А ведь такой вариант вполне заслуживает право на существование. Я проводил миссионерку и теперь оказался уже не нужным. Зачем меня возвращать обратно, ведь я уже достаточно много знаю. Я знаю дорогу на самую вершину. А ведь именно эту тайну хранит гора веками от людей. Всё логично. Но Сашка, моя Сашка? Неужели она смогла так поступить со мной? А если она попала под влияние горы? Доверчивый я дурак. Вот и буду теперь лежать здесь и ждать смерти. Глупо, как глупо. Глупо вот так вот закончить свою жизнь. И никто ведь ничего никогда не узнает. Пропал писатель где-то в чужом городе. Ни свидетелей нет, ни следов. Да, ловко всё придумано, нечего сказать. Ищи, как говорится, свищи.
               

   Наверное, я бы ещё долго горевал об участи своей незавидной, но мои печальные мысли вдруг были прерваны посыпавшимися мне на лицо комочками земли. Я поднял глаза. В яму заглядывала большая серая собака. Она долго всматривалась в глубину, прислушивалась и принюхивалась, а потом вдруг начала громко лаять. Холодные брызги её слюны полетели на моё лицо. Я отвернулся и вытер лицо рукавом. Тут же почувствовал, что боль в боку притупилась. Попробовал сесть. Было ещё больно, но сесть я смог. Начал осторожно разминать спину, и боль стала уходить. Ещё осторожничая, я встал на ноги. Поднял голову. Собака лаяла не переставая. Она так напрягалась, что даже подпрыгивала на передних лапах. Лай её сменялся громким повизгиванием и даже рычанием. Но в её поведении не было звериной злобы. Она, то ли возмущалась, то ли ругалась, то ли старалась своим лаем привлечь ещё чьё-то внимание, кроме моего.
   - Собака, - крикнул я ей, - ты бы позвала кого-нибудь мне на помощь!
   Собака удивлённо склонила голову и замолчала. Потом она начала тихо поскуливать.
   - Чего скулишь? Позови кого-нибудь мне на помощь. Где твой хозяин? Иди к нему! Приведи его ко мне. Слышишь? Ко мне!
   А собака вдруг прыгнула ко мне в яму и сшибла, естественно, меня с ног. Уже лёжа с ней на траве, я понял, что последние мои слова друг человека понял слишком буквально. Собака принялась за своё привычное дело, т.е. облизывать моё лицо, изрядно меня слюнявя. Не скажу, что именно это было мне сейчас так необходимо, но я почти не сопротивлялся. Когда собака закончила, очевидно, обязательную для неё процедуру, она села рядом со мной и посмотрела наверх.
   - Да, - сказал я, - высоковато, не правда ли? Сидел в яме одинокий человек и пришёл к нему друг. А зачем пришёл, никто не знает. Вот такая вот история, собака. Понимаешь? Сидела бы ты лучше, собака, дома. Да и мне бы тоже не помешало сначала думать, а потом делать. Хм, а теперь сижу в какой-то яме и разговариваю с собакой. Это ещё хорошо, что с собакой. Да, могло быть и хуже. Хотя, куда ещё хуже? Интересно, а друг человека может с голодухи сожрать друга? А, собака? У тебя вон зубы какие острые. И большие. Прямо как у волка из сказки. Ах, ну да, ты же не знаешь. Это, правда, мало успокаивает. И дёрнуло же тебя сюда прыгнуть. Думала, мне здесь скучно одному? Ну да весёлого до тебя было мало. Зато теперь есть пока с кем поговорить.
   Собака посмотрела на меня и снова лизнула мою щёку.
   - Ладно, - сказал я утираясь, - хватит меня слюнявить. Нацеловались уже. Нам бы теперь выбраться отсюда. А? Может ты знаешь, как?
   Собака отвернулась в сторону.
   - Понимаю, не знаешь, значит. Да ладно, не расстраивайся.
   И мы с собакой надолго загрустили. Не знаю о чём думала она, но догадываетесь, о чём думал я. И вдруг мне в голову пришла совсем не безрассудная мысль. А ведь собака-то обучена командам! Ведь не просто же так она прыгнула в глубокую яму, когда я крикнул: «Ко мне!». Посмотрев на собаку, я резко сказал: «Стоять!». Собака, словно на пружинах, вскочила и насторожилась.
   - Здорово! – воскликнул я. – Вот это здорово! Молодец! А теперь -  домой!
   Не раздумывая ни секунды, собака бросилась к стене ямы и  неистово начала рыть её своими большими лапами, будто собиралась разодрать её на куски. Сначала я решил, что она хочет прорыть подкоп – туннель наверх. Но потом понял, что план собаки был проще и разумнее. Мягкая сухая почва быстро осыпалась со стены. Стена становилась всё более пологой. А ведь так, в конце концов, можно было постепенно подняться наверх. Правда и поработать придется. Но сейчас ведь важнее был результат. И я, естественно, подключился к работе. Мы, не останавливаясь, рыли землю и отбрасывали её себе под ноги (и под лапы). Поднимались очень медленно, но поднимались(!). Не знаю, сколько прошло времени, но вот собака одним сильным прыжком выскочила на поляну, а за ней грязным большим и неуклюжим кротом последовал и я. Тут же, перевернувшись на спину, я растянулся на мягкой траве, раскинул руки и предался на полчаса отдыху. Собака легла рядом, свесив из пасти язык и быстро дыша. Устала, думаю, не меньше моего.
   Кажется, я даже задремал. Так мне показалось, когда я открыл глаза и огляделся. Лежащая рядом собака тут же подняла голову, но теперь я уже вовремя увернулся от очередного поцелуя.
   - Не обижайся, собака, - сказал я, вставая, - я тоже тебя люблю. Но вот слюнявить меня прекращай. Давай лучше подумаем, что нам дальше делать. Из ямы ты меня вызволила, огромное тебе за это человеческое спасибо! А вот дальше-то мне куда? Хотелось бы мне, конечно, прежде, чем попытаться убраться с этой горы, кое у кого получить кое какие объяснения. Я ведь себя хорошо  знаю – жить потом спокойно не смогу. Натура такая. Понимаешь, собака? Надо мне найти одну очень не простую девочку и задать ей пару простых вопросов.
   И тут, как нарочно, я увидел лежащую возле ямы голубую куртку, которую я подобрал недавно на тропе и выронил, когда падал в яму.
   - Ага, - сказал я и поднял куртку. – А ну-ка, собака, сослужи мне ещё одну службу.
   Я дал собаке понюхать Сашкину курточку и скомандовал искать хозяйку. Собака, как я и хотел, быстро забегала вокруг ямы, а потом, очевидно, взяв след, побежала в заросли кустов. Я бросился за ней. На моё счастье, собака не неслась вперёд, сломя голову, а постоянно оборачивалась и давала мне возможность не отставать и не потерять её из виду. И каково же было моё удивление, когда скоро мы выбежали к той самой единственной знакомой тропе и я увидел сидящую на ней Сашку. Девочка испуганно подняла голову и посмотрела на нас. Она была так зарёвана, что даже я с трудом узнал её милое личико. Ну, собака, понятно, бросилась утешать её, как могла. Я же резко остановился и не спешил подходить. Одного сильного толчка в грудь для меня было достаточно, чтобы засомневаться, что мне сейчас здесь будут рады. Но Сашка повела себя совсем иначе, чем у той проклятой ямы. То есть, она не стала меня толкать. Теперь она принялась меня бить. Да, она вскочила на ноги, подбежала ко мне и начала колотить меня ладошками по плечам и груди, реветь и кричать:
   - Дурак! Невыносимый чокнутый дурак! Где ты был? Почему бросил меня? Почему так долго не находил меня. Гад, ты, Командор? Ты просто злой и жестокий гад!..
   Как мог я уворачивался от ударов и пытался остановить девочку, ничего уже не понимая сам. Что значит «бросил»? Что значит «не находил»? И почему это я ещё и жестокий гад?
   И снова на выручку пришла собака. Она начала лаять и прыгать передними лапами то на меня, то на Сашку, будто пыталась нас разнять и вразумить. И это дало свои результаты.
   - Ой, собака! – сказала неожиданно успокоившаяся Сашка. – Где ты её взял, Командор?
   - Это она меня взяла, - ответил я.
   Сашка утёрла рукавом кофточки слёзы и сопли, шмыгнула носом и посмотрела на меня своими большущими глазами. И были в этом взгляде все ответы. Я не сдержался, схватил Сашку и, крепко-крепко прижав к себе, поцеловал её в лоб. Уже в моих объятьях она опять почему-то тихо заплакала и пробубнила мне в грудь:
   - Я так испугалась. Я думала, что ты меня бросил…
   - Дурочка ты моя маленькая. Я тебя бросил? Вот ещё что придумала? Да как же я мог?
   - Правда, не мог? – спросила Сашка, подняла голову и посмотрела мне в глаза.
   - Правда.
   Девочка прижалась ко мне, вздохнула глубоко и сказала:
   - Я так рада тебя видеть. Где ты так долго был. Я искала тебя. Я чуть не сошла с ума.
   Я осторожно взял Сашку за подбородок, приподнял её голову и вытер слёзы с её лица уже своим рукавом.
   - Успокойся, больше я от тебя никуда не денусь. Но и ты обещай, что больше от меня ни на шаг. Обещаешь?
   - Ты тоже испугался, да? Испугался, что я потерялась?
   - Ну конечно испугался.
   - Тогда я обещаю. Честно-честно тебе говорю.
   - Ладно, верю.
   - А где ты и правда взял собаку?
   - Собаку? – переспросил я и огляделся.
   Только собаки уже больше нигде не было. Убежала куда-то. Где-то же был её дом и тот, кто научил её быть верной и преданной людям. Но может она ещё вернётся.
   И я рассказа Сашке обо всём, что произошло со мной в лесу на поляне и в яме. Сашка была удивлена моим рассказом и тут же принялась уверять меня, что ни на какой поляне она не была и ни в какую яму меня не толкала. Но я это понял ещё раньше, когда увидел её большие заплаканные глаза.
   - Слушай, Командор, кто же это мог быть? Мне опять становится страшно. Выходит, что какая-то девочка, очень похожая на меня, хотела разлучить нас? Зачем? И кто она? А может она и сейчас где-то рядом и за нами наблюдает из кустов? Давай уйдём отсюда.
   - Да уж, ощущение неприятное, когда думаешь, что за тобой кто-то не очень добрый наблюдает из кустов. Пойдём отсюда.
   Мы двинулись по тропинке, опять ориентируясь по солнцу.
   - Стой! – сказал я и резко остановился.
   - Что? – спросила Сашка и испуганно осмотрелась по сторонам.
   - Солнце!.. Смотри, оно не сдвинулось с места. А ведь с тех пор, как мы попали в этот лес, прошло достаточно много времени. Сейчас, как минимум, должен быть уже вечер, если даже не ночь.
   - Верно, Командор. Только не пугай меня так больше. Я в этом лесу скоро заикой стану. И вообще, он мне больше уже не кажется таким приветливым, как раньше. Идём быстрее. Я хочу выбраться отсюда в какое-нибудь другое место. Жалко, что собака ушла, с ней было бы не так страшно.
   - Это точно. Ладно, пойдём. Посмотрим, что там будет дальше.
   Шли мы ещё и шли. А потом опять шли и шли. В общем, долго шли. Лес вокруг уже действительно теперь не казался уютным и безопасным, как раньше. Но конца ему видно не было. А солнце всё так же не двигалось с места. Меня это лично даже устраивало. Что-то не очень хотелось после некоторых последних событий погрузиться здесь в темноту ночи. Я нёс Сашкину куртку, а она – мою сумку. Даже не заметил, когда она подобрала её на тропинке.
               
   Понятно, что скоро мы окончательно выбились из сил и решили всё же сделать привал. Решили не сходить больше с тропинки, поэтому и уселись прямо на ней.
   - Спать хочется, - призналась Сашка.
   - Так поспи, а я пока подежурю.
   - Но ты тоже устал?
   - Не так сильно. Отдыхай спокойно. Не бойся, я не засну.
   - А можно к тебе? – спросила Сашка и посмотрела мне в глаза, словно искала какого-то понимания.
   - Иди, - ответил я и, пожав плечами, почему-то усмехнулся.
   Сашка на четвереньках подползла ко мне, легла рядом и положила голову мне на ноги. Я обнял девочку. Она ещё крепче прижалась к моим рукам и скоро сладко и спокойно заснула. Таким безмятежным сном, наверное, может спать только ребёнок. Я смотрел на Сашку, осторожно гладил волосы на её голове, а она улыбалась во сне. И мне становилось так хорошо и спокойно. Сидел бы вот так целую вечность и охранял бы её сон. Что может быть ещё лучше?
   Честно и долго я держался. Потом честно, но не помню, долго ли, боролся с донимающей меня дремотой. Но усталость, беззаботное щебетание птиц и размеренный шелест дубовых листьев на деревьях медленно, но верно делали своё дело.
   Когда я открыл глаза, над головой было всё тоже голубое небо. Светило солнце на том же месте, где я и запомнил его, засыпая. Я лежал спиной на земле. Сашкина голова лежала на моём правом плече, а рукой своей она обнимала меня за плечо левое. Она сопела прямо мне в ухо. Её тёплое дыхание было таким приятным и родным. Конечно, в эту минуту я осознал, что не сдержал своего слова и все же заснул. Но ещё я осознал и почувствовал, что как это хорошо, что я не сдержал своего слова. Раньше я и представить не мог, что в жизни человека могут быть такие приятные, невинные, но приятные минуты. И никакая совесть сейчас не заставит меня вскочить и извиняться, что заснул, так сказать, на посту. Фигушки!!! Буду лежать вот так вот и бояться спугнуть всё это. Да, на плече моём спит сейчас не любимая женщина, присутствием которой можно было бы наслаждаться на вполне законных человеческих основаниях. Но, как бы это объяснить… Не знаю. На плече моём спит сейчас такая нежность, которую я сам испытывал в последний раз только в своём далёком детстве, когда вот так же прижимался, засыпая, к щеке моей матери. Наверное это так. А может, это и как-то иначе? Но мне было сейчас хорошо. Жаль, что хорошо не бывает вечно…
   Сашка проснулась, поёрзала носом по моей уже основательно щетинистой щеке, подняла голову и сказала, улыбаясь:
               
   - Командор, а ты колючка? – Хихикнула и спросила, - Ты что, так и не спал?
   - Скажем, я неплохо отдыхал.
   - И я. Так здорово выспалась.
   Сашка села, потянулась и посмотрела по сторонам. Вздохнула, увидев тот же пейзаж, повернулась ко мне, улыбнулась и сказала:
   - Вставай, лежебока! Идти пора.
   Я тоже потянулся и резко сел. Никуда дальше идти мне не хотелось.
   - Послушай, Саша, а может ну её, эту гору? Вернёмся обратно. Я поселюсь в вашем прекрасном городе. Будем с тобой дружить. А?
   - Ну вот тебе и здрасьте! – сказала удивлённо Сашка. – Шли они шли, а потом развернулись и назад пошли. Командор, ты чего? Может тебе действительно надо немножко поспать?
   - Ладно, - сказал я. – Не надо мне поспать. Пойдём, если ты так этого хочешь.
   - Нет, я не поняла. Что значит: «Если ты так хочешь»? А ты что, уже не хочешь?
   - Честно?
   - Хотелось бы.
   - Не хочу. Ну подумай сама: куда мы идём? Что или кто нас там ожидает? Новые приключения? Без них тоже можно неплохо прожить. Мы вот с тобой познакомились – разве это плохо?
   - Нет, не плохо. Но я всё равно тебя не понимаю. То ты меня убеждаешь, что я должна верить в свою миссию и не отступаться, а то говоришь, что лучше вернуться назад и, типа, давай жить дружно… Ты что, на солнышке перегрелся? Ты определись уже, что тебе делать. Что ты меня всё время путаешь? Я тебе что, игрушка что ли?
   - Нет, ну какая ты мне игрушка. Скажешь тоже. Ну, просто я подумал…
   - А ты, значит, ещё раз хорошенько подумай! Мы сюда что, на пикник пришли? Так, погулять вышли? Да что с тобой, Командор? Странный ты какой-то. Объясни мне, пожалуйста.
   - Да я и сам не знаю. Просто, понимаешь, когда ты спала вот тут у меня на плече, я… В общем, я думал тут о многом. Понимаешь, как тебе это сказать, не знаю. Послушай, разве нам с тобой плохо вместе? – Вот этого вопроса я от себя не ожидал.
               
   - Это ты сейчас о чём? – спросила Сашка и заметно насторожилась. – Мне лично с тобой хорошо.
   - Ладно, забыли. Идти надо.
   - Странный ты какой-то, Командор. Может ты заболел? – спросила Сашка и искренне заволновалась.
   - Может, - ответил я. – Пойдём. Что-то меня, действительно, занесло куда-то.
   - Пойдём, - согласилась Сашка, но потом ещё долго поглядывала на меня с подозрительностью.   
          
                ***
   Сказать об этом дожде как о стихийном бедствии я бы не решился. Нет, это было что-то совсем иное, особенное. Вода почти непрерывными струями обрушилась на нас сверху без всякого предупреждения. Ни одной тучи, ни одного облака на небе. Ни одной даже предупредительной капли. С подобным явлением я встретился впервые. Был абсолютно уверен, что над нашими головами всё также возвышалось голубое небо, светило ярко солнце, но только теперь всё это смутно и расплывчато просматривалось сквозь струи воды. Однако самым неожиданным и неприятным было то, что дождь оказался холодным. Я бы даже сказал, очень холодным. Такое впечатление, что кто-то там наверху решил отрезвить нас и напомнить, что мир вокруг нас остался столь же противоречивым, как и раньше. А может это был ответ на мой незаданный вопрос, и  мы оказались не в раю на земле, а просто в очередном неведомом нам месте, полном неожиданностей и даже, возможно, опасностей.
   Ливень был так стремителен, что уже через минуту вокруг нас не осталось ни одного сухого островка. А спустя ещё несколько минут наша широкая тропинка начала быстро превращаться сначала в длинную лужу, а затем в самую настоящую живую реку. Это заставило меня схватить Александру за руку и устремиться с ней в густой лес в надежде найти там спасение. Скоро мы оказались под высоким старым деревом с роскошной ветвистой кроной, которая была в состоянии укрыть нас от бесконечного холодного потока сверху. Здесь можно было только стоять, т.к. земля и трава в лесу были уже покрыты водой. Было очень холодно. Сашка прижалась ко мне, но теперь моего тепла было недостаточно, чтобы согреть её. Всё тело девочки бил озноб. Я осмотрел дерево и обнаружил, что до первой его толстой ветки можно было легко добраться. На это нам потребовалась всего пара минут. Удобно и прочно устроившись, я стянул с Сашки её курточку и обернул ею ноги девочки. Саму же Сашку я завернул в мою куртку и крепко прижал к себе. Конечно, крупные капли дождя добирались до нас сверху, но, тем не менее, мы скоро немного согрелись и даже обрели вновь возможность членораздельно общаться.
 
  - Что это, Командор, всемирный потоп? – спросила Александра, смотря вниз. Очевидно, она тоже заметила, что уровень воды в лесу заметно поднимается.
   - Нет, не думаю. Это больше похоже на очередной местный сюрприз для нас. Рано мы с тобой расслабились.
   - Командор, мне страшно. Я плохо умею плавать. А если вода будет всё время подниматься?..
   - Не похоже, чтобы этот лес когда-нибудь сильно затапливало, - поспешил я успокоить девочку.
   - Да, но всё когда-нибудь случается в первый раз.
   - Саш, давай не будем о грустном. Дерево высокое. Если возникнет необходимость, переберёмся туда, где вода нас не достанет.
   - Хорошо бы. Только давай договоримся, что не будем сейчас молчать. Когда мы молчим, мне страшно. Скажи, а что ты думаешь о всемирном потопе?
   - А почему я должен о нём думать? Мы же решили не говорить о грустном…
   - Нет, я не о том, что происходит сейчас. Ну, ты же у меня умный, Командор. Ты в принципе веришь в то, что подобное имело когда-то место?
   - В то, был ли на самом деле Всемирный потоп?
   - Именно. Расскажи.
   - Конечно, верю. Только не в те заблуждения, которые навязываются человечеству веками. Я привык смотреть на всё шире, глобальней.
   - Это как? – спросила Сашка, устраиваясь поудобнее в моих объятьях и уже не со страхом, а с любопытством заглядывая в мои глаза. Боже, какой же это по сути был ещё ребёнок! Казалось, её больше не пугала надвигающаяся снизу серьёзная опасность. Теперь она замерла в трепетном упоении ожидания – ожидания сказки, которую ей сейчас обязательно расскажут. Боюсь, я никогда не смогу передать словами, сколько в самом этом моменте было внутреннего тепла и даже своего особого уюта. Невероятно, но уже через минуту я и сам забыл и о дожде, и о грозящем наводнении, и о холоде. Весь мой мир теперь кротко сидел рядом со мной на мокрой толстой ветке, смотрел на меня большущими глазами, стучал своим маленьким сердечком и дышал теплом мне в шею.
   
               
   - Ладно, слушай. Несомненно, Всемирный потоп имел место в истории мироздания. Но происходил он не на Земле.
   - А где, Командор?
   - В мире. Во всём мире, понимаешь? Доподлинно известно, что в какой-то период своего формирования после Большого взрыва вся Вселенная находилась в жидком состоянии.
   - Она была заполнена водой?
   - Не думаю. Скорее, это была некая жидко-образная субстанция. Но это не важно. Ведь потоп не обязательно означает то, что всё было залито именно водой. Однако, обязательно означает, что всё было именно затоплено. Или, вернее, потоплено. По какой причине, я не знаю. Но она несомненно была.
   - Интересно, значит легенда о Ное и его ковчеге – это просто миф, сказка?
   - Я бы не стал это утверждать. Это могла вполне быть самая настоящая быль. И Ковчег этот в том случае существует и по сей день. Только искали его не там. Хотя, зачем искать то, что очевидно, что перед нашими глазами было всегда. Это наша Земля. Да, да, Сашенька. Иначе и быть не может. Я не знаю, кто такой Ной, кем он был. Но он был. Не знаю, что было во Вселенной до её потопа, но что-то ведь было. И для того она и была потоплена, чтобы скрыть от нас это. Однако какие-то силы оставляют в затопленном пространстве Ковчег – некую защищённую атмосферой твердь. Со всего затопленного пространства они собирают представителей потопленных миров, населяют ими оставленную твердь и отправляют в долгое плаванье в надежде, что эти представители унесут в обновлённый мир всё самое лучшее, позабыв о своих прошлых ошибках.
   - И этим Ковчегом стала наша Земля?
   - Да. Ты только посмотри на всё дивное разнообразие жизненных форм на ней. Ведь каждая из этих форм могла бы вполне иметь раньше свою отдельную цивилизацию на какой-нибудь другой вселенской допотопной тверди. Могла же быть своя цивилизация насекомых, своя цивилизация рыб и других подводных жителей, своя цивилизация птиц, подземных жителей и даже своя отдельная цивилизация огромного растительного мира. Посмотри, как мы, представители разных форм жизни на Земле, между собой непохожи. Есть жизненные формы, которые очень комфортно чувствуют себя там, где другие погибают в считанные секунды. И всё это на одной, только на одной планете! Это каким же надо обладать разумом, чтобы на одной маленькой планете создать такое многообразие условий, пригодных для жизни такого большого разнообразия её проявлений? Язык не поворачивается назвать это случайным стечением обстоятельств.
 
               
   - Удивительно! А может тот Ной и сейчас живёт среди нас? Выполнил задание – собрал каждой твари по паре – и сам остался жить на Земле.
   - Всё возможно.
   - Хм, а как же тогда другие звёзды и планеты? Может это осколки тех прошлых миров? А может Ковчег был не один? Может в бесконечных просторах Вселенной таких спасённых осколков множество?
   - Я думал об этом. Не зря у нас, людей, такая неудержимая тяга туда, к неведомым просторам, к поискам братьев по разуму.
   - И что?
   - А надо ли это делать? Не слишком ли мы торопимся? Сегодня стремительный рост технического прогресса открывает нам путь в эту дальнюю даль. Но куда приведёт этот путь? А может совсем не зря всех нас собрали на одной планете? Собрали и дали возможность всем на ней жить. Куда же мы с неё теперь так рвёмся? Чего мы не поняли и не понимаем до сих пор? Или не хотим понимать?
   - Командор, а тебе разве не интересно узнать, что где-то есть ещё другой разум? Не интересно с ним встретиться?
   - Мне интересно. Однако стоит ли так спешить? Стоит ли сейчас искать разум где-то на других планетах, если мы не нашли его на своей? Сегодня мы пытаемся всё земное подогнать под свою мораль, забывая, что истинный разум выше любой морали. Никогда различные формы жизни на Земле не смогут  понять друг друга. И это в высшей степени разумно.
   - Мне трудно с этим согласиться. Разве плохо было бы, если бы мы научились понимать друг друга? Мир бы стал ещё прекрасней и гармоничней.
   - Мир бы исчез. Стоит дать всем формам жизни на планете один разум и мораль, и они непременно уничтожат друг друга. Только Великая Вавилонская Башня способна сохранить равновесие. Да и то, если только она никогда не будет достроена. Непонимание – вот истинный критерий равновесия всего мироздания, его гармония и гарант существования. Вот ты заговорила о братьях по разуму. Да, скорее всего они где-то есть. Но братья ли они нам, и братья ли мы для них?  Мы же не знаем их нравственных ценностей, их морали, их жизненных принципов. Мы считаем, что мы обязательно хорошие. Но не знаем, чем мы хороши для них. А они, возможно, уже давно решили, что это они единственные властители Вселенной. Решили, что это их разум наивысший, а их жизни наиценнейшие. А все остальные жизненные формы во Вселенной – это лишь только еда, лишь только энергия, обязательно необходимая для их ценного существования. Не так ли мы ведём себя на Земле по отношению к её отличным от нас жизненным формам? Ведь наши земные рыбы же не знают, что мы вступаем с ними в контакт только лишь для того, чтобы их есть, или, в лучшем случае любоваться ими сквозь стекло аквариума. А, может, мы им интересны по-другому – как отличная от них форма жизни? Но для нас ценнее их мясо, а не то, что они о нас думают, что мы вызываем в них к себе какое-то любопытство или то, что они вообще в состоянии что-то думать. Однако если мы когда-либо сумеем добиться с теми же рыбами взаимопонимания, если мы, как более высокоразвитые на Земле существа, принесём или навяжем им свою мораль, приблизим их к нашему разуму… Что произойдёт? Рыбы всё так же будут покорно отдаваться нам на съедение, понимая, что мы без этого не можем существовать? Нет. Они с помощью подаренного нами им разума очень быстро найдут способ, как защитить себя от нас же. Скорее всего они нас отравят или обрекут на голодную смерть. Объясни картошке, что мы считаем её хорошей, что любим её и уважаем её качества, ценим её как прекрасный пищевой продукт, что мы даже в песнях её восхваляем. Что она сделает? Она нас отравит. И с точки зрения нашей же морали это будет справедливо, т.к. наша мораль наивысшей ценностью называет жизнь.
   А теперь ответь: нам это всё надо?
   - Командор, ты поставил меня в тупик. Я не знаю, что ответить. Я не понимаю чего-то.
   - И не нужно. На довольно примитивном примере я показал тебе, что непонимание – это величайший инструмент проведения высших сил. Не стоит пытаться его сломать. Искушение велико, но это искушение непременно гибельно. Уверен, что именно оно и явилось одной из причин, а, может быть, и главной причиной того Всемирного потопа. Кто-то слишком близко подошёл к грани. Итог этому всегда будет одинаков. Любопытство – не порок, а величайшая ответственность. И это я написал бы по всей земле самыми большими буквами.
   - Это я уже, кажется, поняла. Но вот мне не всё ясно с моралью. Мне показалось, что ты очень осторожен с ней в своих суждениях. Однако она должна заслуживать большего уважения. Существует же какой-то жизненный кодекс. Не он ли - наша мораль?
   - Ты задала мне невероятно сложный вопрос.
   - Как, ты не знаешь на него ответа?
   - В 19-ом веке жил такой русский писатель, создатель знаменитого толкового словаря русского языка Владимир Иванович Даль. Почти полвека этот человек работал над своим выдающимся трудом. Ему удалось толковать десятки тысяч русских слов. Но вот толковать слово «мораль» учёный почему-то не стал. Очевидно, он считал, что у каждого человека к этому слову должно быть своё личное отношение, своё личное понимание его значения. В переводе с латыни мораль – это нрав. Это одна из форм общественного сознания, выполняющая функцию регулирования поведения людей во всех областях их жизни. Да, существуют моральные идеалы, понятия добра и зла, справедливости и несправедливости. Но в этом отношении я тебе уже привёл пример с рыбами и картошкой. О чём он говорит? У каждого своя справедливость, а значит и своя мораль. Это означает лишь одно – высший разум вне морали. Извини, что повторяюсь. Человеческая мораль держится в основном на комплексе страхов – страхов потери. Потери власти, богатства, здоровья, своей жизни, потери кого-то, потери свободы, пищи, воды, воздуха и т.д. и т.п. Но пока существует страх, нет настоящей свободы. С другой стороны, абсолютная свобода, т.е. абсолютное бесстрашие неминуемо приведёт индивидуум к гибели. Люди осознали это и  создали мораль как спасительный инструмент. Однако высшие силы позаботились об этом ещё раньше и создали своё инструмент – инстинкт самосохранения, который не нуждается ни в какой морали и более успешно справляется с задачей всеобщего равновесия. Этот инстинкт не требует никаких знаний и пониманий. Он просто есть. А вот была бы без него мораль – это ещё вопрос, девочка моя.
   - Командор, ты либо великий гений, либо хитрый злодей. Ты совсем меня хочешь запутать? А наука? Как же она? Ведь её прогрессивность не может вызывать никаких сомнений у человечества…
   - Вот именно – у человечества!
   - Единственная цель, которую человечество ставит перед наукой – выжить самим. Порою даже закрывая глаза на то, какой ценой. Только бы вверх, только бы всё выше и выше, к самым недосягаемым высотам… Но в этом и её губительное заблуждение, её Вавилонская Башня.
   - Что-то мне стало совсем невесело.
   - А я тебя сейчас развеселю. Оглянись вокруг: дождь закончился, опять ярко светит солнце. Ты даже сама не заметила, как стащила с себя мою куртку. Тебе тепло?
   - Мне действительно тепло.
   - Тебе нравится всё то, что сейчас нас окружает – лес, цветы, синее небо, свежий воздух?..
   - Нравится очень.
   - Ты не одна. Ты рядом со мной, и я могу о тебе позаботиться, я согрел тебя, спрятал от холодных струй дождя, прогнал твои страхи. Тебе хорошо со мной?
   - Мне очень хорошо с тобой. Командор, ты к чему всё это спрашиваешь?
 
               
  - Тебе, тебе лично для этого всего – для того, чтобы было сейчас так хорошо – нужна прогрессивная человеческая наука?
   - О, нет, ты не хитрый злодей! Ты просто мой хитренький Командор. Мой милый, мои умный Командор. Как же мне хорошо с тобой!
   Сашка крепко обняла меня, заглянула снизу вверх в мои глаза и, наконец, рассмеялась. И я рассмеялся. И как хорошо было просто сидеть на ветке старого дерева и безмятежно смеяться. Как будто и об этом кто-то уже давно позаботился. Позаботился, чтобы нам, людям, иногда было просто очень хорошо.
                ***
   Спустя какое-то время мы снова шли по уже подсохшей тропинке. Становилось очень жарко. Мы устали и нуждались в отдыхе.
   - Всё, - сказала Сашка, - больше идти не могу. Хочу есть, пить, спать. Имею права, Командор – я маленькая.
   - Ух ты! Это с каких же пор? Не так давно я слышал обратное.
   - А я не так давно слышала, что кто-то может обо мне позаботиться.
   - Да, - согласился я, - память у тебя хорошая. Ладно, давай расположимся где-нибудь здесь в тени. Устраивайся на наши куртки, возьми мою сумку. А я пройдусь тут недалеко и постараюсь найти что-нибудь поесть. Не будешь одна бояться?
   - Ну ты же не уйдёшь надолго?
   - Нет. Послушай, я буду здесь недалеко. Но давай мы с тобой будем периодически окликать друг друга, чтобы не вышло, как в прошлый раз.
   - Отличная идея! Мне так будет намного спокойнее. Ладно, ты иди, а я пока прилягу.
   Я удалился в лесную чащу в надежде отыскать каких-либо ягод и фруктов, а, возможно повезёт, и я обнаружу в лесу источник пригодной для питья воды.
   Мы с Сашкой окликали друг друга. Я кричал, что нашёл много спелых ягод, потом нашёл большое грушевое дерево с жёлтыми сочными плодами. Сашка радовалась и подбадривала меня. Но вот в какой-то момент она затихла, перестала откликаться. Это насторожило меня, и я бросился обратно к тропинке. К счастью я нашёл мою маленькую девочку на том же месте, уде оставил её около минут сорока назад. Она просто заснула. Присев рядом, я аккуратно вытряхнул из-за пазухи рубашки собранные в лесу плоды и осторожно потряс плечо своей спутницы.
   - Проспишь, красавица, проспишь самое вкусное.
   Сашка открыла глаза, улыбнулась и взглянула на мой урожай. Потом она сгребла в горсть несколько ягод, отправила их к себе в рот и сказала:
   - Вкусненько. Ты посторожи всё это, а я пока ещё немножечко посплю.
   Ни согласиться, ни возразить я не успел. Так стремительно могут наверное засыпать только дети. Мне ничего не оставалось, как только устроиться рядом и отдаться во власть раздумий и отдыха. И ничего сторожить я не стал, т.к. сам скоро заснул.
                ***
   Проснулся я от того, что меня щекотали по носу. Махнул рукой и повернулся на другой бок. Но теперь меня начали щекотать по шее и щеке. Я тряхнул головой и открыл глаза. Приподнялся. По всей моей одежде и по телу сновали муравьи. Быстро сев, я принялся стряхивать с себя насекомых… И тут началась такая карусель. Лес перед глазами качнулся и заходил кругами, быстро набирая темп. Попытался приподняться, но моё тело вдруг само собой перевернулось, словно бревно на воде, и я упал лицом в траву. Руки мои стали непривычно тяжёлыми, дрожали и не слушались. В ушах стоял звон. Крепко вцепившись в траву, я собрал всю свою волю и изо всех сил попытался остановить это вращение. И всё вдруг замерло. Ещё не решаясь поднять головы, руками я ощупал всё вокруг себя. Была только трава. Осторожно повернувшись на бок, осмотрелся. Потом повернулся и осмотрелся с другой стороны. Кругом был только однообразный лесной пейзаж. Я приоткрыл рот, собираясь позвать Сашу, но с первым же звуком, неожиданно громко вырвавшимся из моей гортани, затылок пронзила острая боль, молнией ушедшая сразу вниз по позвоночнику. В глазах потемнело, и я, наверное, потерял сознание.
   Когда я пришёл в себя в следующий раз, мир принял меня более приветливо. Осторожно сев, я ощупал ноющий затылок. Обнаружил небольшую шишку и запёкшуюся в волосах кровь. Что-то произошло, но я не мог ничего вспомнить. На этом месте в лесу я теперь был один. Не помнил, где, когда и почему расстался с Сашкой. Ещё осторожничая и опасаясь нового приступа головокружения, поднялся на ноги и ещё раз осмотрелся. Голова болела, но уже не кружилась. Перед собой за кустами я увидел нашу тропинку. Нетвёрдыми шагами преодолел лесные заросли, вышел на неё и увидел по другую сторону на траве свою сумку и рассыпанные вокруг ягоды. Только тут я вспомнил… Вспомнил, как принёс Сашке поесть и как мы потом заснули. Но почему я потом оказался в кустах по другую сторону тропинки? И кто ранил мою голову? Куда подевалась, наконец, Александра? Да и курток наших тоже не было. Что произошло? Этого я вспомнить не мог. На месте нашего последнего привала не оказалось никаких следов, говорящих о том, что девочка могла пойти в лес. Значит, она ушла по тропинке. Но найти следы на тропинке было практически невозможно, т.к. прошедший дождь и водяной поток смыли недавно с неё всю старую пыль, а новая собраться ещё не успела. Солнце быстро высушило землю, и тропинка была твёрдой и совсем чистой. Какие уж тут теперь могут остаться следы? Подобрав свою сумку, я в последний раз оглядел всё вокруг и тут сделал для себя очень полезное открытие. Груши!.. Их не было ни одной из десяти. А я теперь хорошо помнил, что сорвал и принёс Сашке именно десять – ровно столько самых спелых плодов я нашёл тогда на дереве в лесу. Выходит, что Сашка забрала их все с собой. Она была очень голодна и должна была скоро начать их есть. Это означало, что я теперь смогу быстро отыскать следы. Сориентировавшись по солнцу, которое здесь всегда было на одном месте, я двинулся в путь, внимательно осматривая тропинку с обеих сторон. Несколько раз я звал Сашку, но она не отвечала.
   В этом лесу было очень трудно ориентироваться во времени и приходилось полагаться только на свои ощущения. Я прошёл уже километра три, но так и не обнаружил ни единого признака того, что здесь после дождя вообще кто-то ходил. Однако у меня не было иного выбора, как только продолжать идти вперёд. Очень было жарко, и спасала только тень высоких деревьев. Но спасала лишь от горячих солнечных лучей, но не от жажды и усталости. Пить хотелось мучительно. Всё чаще я заходил в лесные заросли кустов, набирал полные пригоршни ягод и снова возвращался на тропинку. Ягоды были очень сочными, но и очень сладкими. И пить от них скоро захотелось ещё больше. Было странным то, что после такого сильного и холодного дождя в лесу не осталось ни одной лужицы.
   Быстрее, чем я рассчитывал, я начал выбиваться из сил. Необходим был отдых. Устало опустился на траву у ствола старого дерева, прислонился к нему спиной и прикрыл глаза. Я боялся снова заснуть. Хотел только немного передохнуть и опять отправиться на поиски своей спутницы. Измученный жарой и жаждой организм требовал своего. Но я не сдавался. Голова постоянно клонилась то вниз, то набок. То она вдруг резко опадала на грудь. Но я терялся лишь на мгновения. Снова и снова поднимал голову и открывал глаза. И, открыв их в очередной раз, увидел прямо перед собой ниспадающие сверху крупные капли и маленькие тоненькие струйки воды. «Мираж», - подумал я, но руки уже сами потянулись к живительной влаге. Однако крупные капли, оказавшись сразу в моих пригоршнях, были какими-то странными. Они падали на дно ладоней и не разбрызгивались во все стороны, а собирались сухими кусочками. Я поднёс ладони ближе к глазам и разглядел в них сухую шелуху от шишек, маленькие семена, тонкие веточки и ещё какой-то лесной мусор. Поднял голову и прямо над собой увидел на толстой ветке двух серых птичек, озабоченно трудившихся над созданием своего семейного гнезда. Но не отчаяние охватило меня. Наоборот. Эти маленькие существа дали мне понять, что жизнь продолжается. И так будет всегда. Стоит только ещё немного потрудиться для этого.
               

   Собравшись с силами, я оттолкнулся спиной от дерева и встал на ноги. Слегка напуганные моим резким движением птицы замерли, поглядывая на меня со смешанным чувством настороженности и любопытства. Я улыбнулся, махнул серой парочке рукой и продолжил свой путь, снова внимательно смотря себе под ноги. Жажда не покидала меня, и я подумал, что спасшие меня от возможной потери сознания птицы были очень маленькие и не были способны летать на большие расстояния. Они тоже не могли в своей жизни обходиться без воды. Значит, её источник должен быть где-то близко. Но где его искать? И мог ли я? Ведь я боялся уходить далеко от тропинки. В неизвестном лесу легко заблудиться. А заблудиться особенно сейчас мне никак нельзя. С другой стороны, много ли у меня ещё хватит сил, чтобы продолжать поиски? Обезвоженный организм рано или поздно даст сбой и откажется подчиняться моей воле. Мне нужна была помощь. И тут я вспомнил, что можно просто попросить… Звучало, конечно, сказочно и, может, несколько глупо. Но… Остановившись у очередного дерева и опёршись о его ствол рукой, я поднял голову и громко сказал в небесную пустоту: «Если меня кто-то слышит… Я прошу о помощи… Мне необходимо найти мою спутницу… Но у меня нет больше сил идти…». Небесная пустота молчала. Я подождал ещё минуту, собрался с силами и крикнул:
   - Слышите меня там? Что мне делать?
   - Возвращайся. – Услышал я сверху лишь одно слово.
   - Что значит «возвращайся»? Куда вернуться? Я столько уже прошёл. Я не могу возвращаться…
   Небо молчало. Больше я ничего не услышал. И вот теперь меня охватило настоящее отчаяние. Куда мне возвращаться? Обратно по тропинке? А может домой? Может, моя миссия уже выполнена, и Сашку просто забрали? Зачем же было бить по голове? Могли бы всё объяснить по-человечески. В конце концов, могли бы и проводить. Использовали и выбросили? Неприятное ощущение. Сумку вот оставили. Ну правильно, это же моя сумка. А куртку почему-то забрали. Ну и нравы…
   Стоя под деревом, я злился и ворчал. И всё чаще ловил себя на мысли, что я не хочу возвращаться. Не хочу возвращаться домой. Не хочу возвращаться вот так вот – ничего не узнав, ничего не поняв. Не хочу возвращаться не попрощавшись с Сашкой. Мне показалось всё происходящее со мной не просто бессмысленным, а очень не правильным. И мне очень не хотелось, чтобы со мной в итоге так вот несправедливо поступили. А Сашка? Каково ей сейчас? Что она теперь чувствует и думает? Беспокоится ли обо мне так же, как я сейчас о ней? Так же ли она расстроена, что расстались мы так неожиданно и нелепо? Может хоть ей сейчас что-то понятно. Я думал, что у неё не было сейчас повода на меня обижаться. Я ведь не бросил её, я искал, я звал…
   Понимая, что надеяться мне больше не на кого, я, в конце концов, махнул рукой и медленно побрёл по тропинке обратно.
               
   Мысли и сомнения ещё одолевали меня, но я устало гнал их прочь, как и ту крохотную надежду, которая всё ещё трепетала во мне, мучая вместе с жаждой.
                ***
   Брёл я ещё долго. Волновала меня теперь только тропинка, которая должна была всё время оставаться прямо перед глазами. Это единственное, что я боялся ещё потерять. Почему? Не уверен, что и сам знал точно. Просто боялся. Мыслей уже никаких не было, как, впрочем, и желаний. Даже чувство жажды, казалось, притупилось. И ничего мне уже не надо было. Вот только сумку я свою не бросал, но было это, скорее всего, неосознанно, т.к. о ней я уж точно давно забыл. Ничего не могло нарушить моего ощущения отрешённости от всего происходящего теперь вокруг меня. Мог только это сделать крик – её крик. Я услышал его громко где-то впереди. В нём было намного больше страха, чем тех сил, которые ещё оставались во мне. Но, слава Богу! Я не упал где-то ещё раньше, не потерял раньше сознания и не умер до этого момента. И я побежал…
   Сашка стояла на тропинке, закрыв лицо руками. У ног её лежала голубая курточка, а чуть дальше, в траве, - моя куртка. Куртка была чёрной, но, тем не менее, на её рукавах и воротнике были хорошо видны свежие пятна и брызги крови. А рядом стояла большая серая собака, очень похожая на ту, с которой я познакомился в яме. Пасть собаки, её грудь и передние лапы тоже были перепачканы кровью, крупные капли которой падали на траву. Передними лапами собака прижимала куртку к земле и злобно рычала, угрожающе обнажив свои клыки. Я медленно обошёл собаку стороной, подошёл к девочке и осторожно взял её за плечи. Сашка сильно вздрогнула и закричала. Тогда я обхватил её руками и крепко прижал к себе. Взгляну лишь на мгновение не меня, девочка замерла, потом снова подняла на меня взгляд и тихо прошептала: «Ты?..» Ещё мгновение, и она уже сама крепко обхватила меня руками. Я прижимал к себе Сашку и, что было сил, пытался оттащить её дальше от ужасной кровавой картины и страшной собаки. Но Сашка вдруг начала ожесточённо сопротивляться и вырываться.
   - Ты что?! Что с тобой? – Не понимал я. – Успокойся! Я рядом. Всё, успокойся.
   - Да, да, - повторяла девочка, продолжая отталкивать меня от себя, - всё хорошо. Только отпусти. Да постой же ты, Командор!
   В конце концов, Сашке удалось освободиться от моих объятий. Она отступила на шаг и быстро спросила:
   - Что сделает картошка, если узнает, что для нас она только еда? Быстро ответь, не думай!
   -Она нас отравит, - ответил я и пожал плечами.
               

   Лицо девочки сразу переменилось, глаза заблестели и осветились моим любимым светом. Сашка бросилась ко мне, обняла и замурчала:
   - Командор, миленький, это ты, это действительно ты! Ты вернулся. Ты нашёл меня. Где же ты так долго был? Мне было так страшно! Я так испугалась, когда ты… То есть, когда он схватил меня и потащил. Я умоляла его, я просила отпустить меня. Но он не слушал. Он делал мне больно, и я кричала… А потом появилась эта собака…
   - Успокойся, Саша. Успокойся. Кто схватил? Кто делал тебе больно? Я ничего не понимаю. Что случилось с тобой?
   Девочка подняла голову и посмотрела мне в глаза.
   - Сначала я была уверена, что это был ты. Мы проснулись. Всё было обычно. Мне так показалось. Только он очень торопил меня. Он сказал, что мы сбились с пути, и теперь нужно быстро возвращаться обратно. Мы собрали вещи. Я хотела забрать груши, т.к. была голодна. Собрала их все и для удобства предложила сложить их в твою сумку. Но он сказал, что нет времени, а сумка только постоянно мешает нам в дороге. Он буквально потащил меня за руку. Я знаю, что ты очень любишь свою сумку, привык к ней и никогда с ней не расстаёшься. Но он был чем-то очень сильно встревожен и настойчиво торопил меня. Тогда я подумала, что он прав и согласилась оставить сумку. Шли мы быстро. Он всё время подгонял. Я хотела есть и надкусила грушу. Но на быстром ходу есть было невозможно – я только давилась. Он заметил это и пообещал, что скоро мы спокойно поедим в другом месте. В конце концов, я просто выбросила все груши и еле поспевала за ним. Первое, что меня удивило и могло насторожить, это то, что он надел на себя твою куртку и постоянно буквально кутался в неё. А ведь было очень жарко. Но потом меня это взволновало совсем по иному поводу. Я испугалась, что ты простудился во время дождя, заболел, и тебя морозили из-за высокой температуры. Я спросила его об этом и была уверена, что он это подтвердит. А он вдруг сказал, что ему здесь всегда холодно. Я не поняла, что он имел ввиду и спросила об этом. Но он как-то странно посмотрел на меня, а потом сказал, что действительно заболел. Взял меня за руку и буквально потащил за собой. И вот тогда я заметила, что его правая щека испачкана кровью. Именно испачкана, т.к. не было на ней ни царапины, ни ссадины. Я спросила, откуда у него на щеке кровь. Он провёл по щеке ладонью, стёр кровь,  а на том месте, где она только что была, остался заметный ожог. И тут всё началось. Он сильно затряс ладонью, которую тоже теперь испачкал в крови. Он так тряс ею, словно то была не кровь, а кислота. А потом он вдруг взвыл… Так жутко и громко, словно раненное животное. Командор, поверь, недетское было для меня зрелище: ты воешь от боли, как волк, сопишь, бросаешь по сторонам злобные взгляды, и словно готов рвать на куски всё вокруг себя. Я закричала, что мне страшно, что ты пугаешь меня. Я умоляла прекратить. Ты, то есть он, вдруг замер на секунду, и я увидела эти глаза. В них было столько злобы и ненависти. Я почти физически ощутила это. Меня словно толкнуло что-то назад, обдало леденящим холодом. И я крикнула ему прямо в глаза, что он не Командор. Вот тогда он и набросился на меня. Я сразу подумала, что он меня сейчас убьёт. Разорвёт просто на части. Но он схватил меня, выкрутил мне мои руки больно назад и быстро побежал, волоча меня за собой, как хищник свою обречённую жертву. Я вырывалась и кричала. Но он не слушал меня. Это длилось всего несколько секунд. А потом дорогу ему преградила вот эта собака. Она выскочила откуда-то из кустов и набросилась на него с такой решительностью, что он моментально отпустил меня. Я упала, откатилась в сторону и вскочила на ноги. Собака вцепилась ему в горло, повалила на траву и стала яростно трясти головой. А он только хрипел и пытался отбиться руками. Я закрыла лицо ладонями и кричала изо всех сил от ужаса. Потом меня снова кто-то схватил. Но это был уже ты.
   Я прижал Сашкину голову к своей груди и поцеловал её макушку. Бедная девочка. Такое пережить…  Я больше никогда не оставлю её одну. Даже если в какой-то момент мне придётся привязать её к себе – привяжу.
   Сашка легко отстранилась от меня и сказала:
   - Посмотри!
   - Куда? – не понял я.
   - На куртку свою посмотри.
   Сначала я не заметил ничего странного. Сделал шаг вперёд и увидел, что воротник куртки и её рукава в некоторых местах отбрасывают солнечные зайчики, словно искрятся. Подошёл ближе. Это кровь. Она замёрзла и превратилась в сверкающие кусочки. Словно кристаллы, эти кусочки блестели на солнце. Кровь на шерсти серой собаки тоже заледенела, и собака теперь пыталась отодрать её своими зубами. Она отрывала ледяные красные кристаллики  вместе с кусочками собственной шерсти и брезгливо отбрасывала их в стороны. Я наклонился, намереваясь рассмотреть столь удивительное явление поближе. Но собака вдруг сделала резкий выпад вперёд, снова прижала куртку передними лапами и предупреждающе зарычала. Я отпрянул, с пониманием покачал головой и сказал:
   - Да, да, конечно, это твоя добыча! Я всё понимаю. Я оставляю её тебе.
   Собака села на куртку и продолжила заниматься своей гигиеной.
   - Странно, - сказал я, ни к кому не обращаясь, - неужели это всё, что от него осталось?
               

   - А может она его съела? – предположила Сашка.
   - Кто, собака? Да что ты? Она бы не успела так быстро. Да и не стала бы она его есть. Уверен, ей было бы это противно. Ладно, пропажа моя, пойдём. Нам теперь далеко возвращаться. Ну вы и утопали!
   - Мы же почти бежали. Командор, скажи, а ты очень за меня испугался? Только ответь серьёзно, без всяких своих шуточек.
   - Какие тут шуточки? Я ни за кого в жизни своей так не пугался, как сегодня за тебя. Я думал, что умру от этого.
   Сашка подошла ко мне близко-близко, заглянула в мои глаза, а потом весь этот мой мир улыбнулся, взял меня своей тёплой ладошкой за руку и повёл вперёд по тропинке.
   А собака осталась.
                ***
   По дороге я рассказал Сашке о том, как искал её, как бродил и как меня мучила жажда. А она сразу вспомнила о том, что некто, утащивший её, лишь однажды сам останавливал их бегство, когда Сашка сказала, что мучительно хочет пить. Он показал ей родник недалеко от тропы. Но вода в роднике оказалась такой обжигающе холодной, что девочка не смогла сделать и глотка. Сашка запомнила это место и скоро нашла его. Я был неосторожен, бросился к воде, но только ожёг свои губы и язык. Удивительно, как такая холодная вода могла бить из-под земли ключом, не замерзая.
   - Вот, - сказала Сашка и протянула мне свою куртку.
   - Зачем? – спросил я.
   - Ты же умный. Куртка не промокает. Придумай, как набрать в неё воды. Мы вынесем её на солнце, и так она немного согреется.
   - Ты что, бойскаут?
   - Нет, я просто твоя умничка. Только ты об этом почему-то мне не говоришь.
   - Почему же не говорю? Говорю. Ты моя умничка…
   - А ты хитренький хитрец. Ладно, не подлизывайся. Будем считать, что на заслуженный комплимент я напросилась у тебя сама. Давай, трудись, Командор. А я пойду к тропинке и прилягу отдохнуть.
   - Нет! – вдруг решительно крикнул я и схватил Сашку за руку. – Не уходи… Мне тут одному не справиться.
   Я был уверен, что моя капризная спутница сейчас начнёт возражать, а она присела на корточки возле меня, улыбнулась и сказала:
   - А ведь ты и правда очень испугался за меня. Ты что, меня теперь и на шаг от себя не отпустишь?
   - Не отпущу.
   - Знаешь, а я согласна. Вот только ты не сможешь.
   - Это же почему ещё?
   - Да, а если мне, как девочке, нужно будет?..
   - А я отвернусь.
   - Но я же буду стесняться.
   - Ничего, потерпишь.
   - А если тебе, как мальчику?..
   - Так, хватит. Держи лучше вот здесь край куртки. Только держи крепко, а то воду прольём.
   Сашка хитро хихикнула, но промолчала. Только в глазах её я всё прочитал. Эта маленькая бестия уже что-то задумала. Я отпустил свой край куртки, посмотрел на Александру убедительно серьёзным взглядом и сказал:
   - Саш, давай сейчас с тобой договоримся: ты не будешь больше испытывать мои чувства и нервы на крепость. Ты не будешь играть со мной в прятки и пугать меня. Пойми, девочка моя, всё очень серьёзно. Ведь ясно же, что рядом с нами появилась какая-то ещё одна сила. И она очень не добрая. Я не знаю, что ей надо. Но нужен ей не я, а ты. Понимаешь?
   - Меня хотели убить что ли?
   - Нет, не думаю. Зачем тогда было оставлять тебе груши, а потом пытаться тебя напоить? Но вот то, что нас хотят разлучить, сомнений уже не вызывает. Кто-то очень хочет помешать тебе выполнить твою миссию. И, похоже, что сделать это просто убив тебя нельзя. Здесь что-то другое. Прошу тебя, будь серьёзней. Ты действительно очень дорога мне. Веришь?
   - Почему?
   - Почему дорога? Просто дорога. Разве этого мало?
   - Я тебе нравлюсь?
   - Нравишься.
   - Просто, как маленькая девочка, которую нужно опекать?
   - А какая разница?
   - Ты знаешь.
   - Нет, не как маленькая девочка. Ответ исчерпывающий?
   - Тебе не хочется об этом говорить?
   - Честно?
   - Честно.
   - Хочется.
   - Но ты не готов об этом говорить сейчас?
   - Типа того.
   - Хорошо. Я обещаю тебе, что не стану играть с тобой в прятки, хотя очень хотелось. Это я тебе правдой ответила на правду. Давай собирать воду. Очень хочу пить.
   - Постой, надо сделать всё правильно.
   Мы вернулись к тропе. Я выбрал самое солнечное место и, орудуя толстой сухой веткой, выкопал в земле неглубокое широкое углубление. Потом мы набрали в куртку как можно больше воды и аккуратно опустили куртку в заготовленную яму.
   - Ну как тебе это? – спросил я у Сашки, когда работа была закончена.
   - Очень симпатичненько. Похоже на бассейн для кукол.
 
   - Это потому что куртка твоя голубая. Теперь остаётся только подождать, пока согреется вода.
   Не прошло и часа, а мы уже, вдоволь напившись, лежали в тени и отдыхали. Наслаждение было несказанным. Прохладная тень, аромат леса, щебетание птиц над головой и тёплая живая ладошка в руке. Нет, мир слишком хорош, чтобы в этом сомневаться.
                ***
   Всё хорошее должно продлеваться долго-долго!
   Только идти вот надо. И мы шли. Мир изменился. Да, в нём что-то уже произошло. Может виной тому был тот страшный случай, который случился с Сашкой. А может его изменил наш с ней последний разговор у родника. Но мы уже не были просто идущими рядом девочкой и сопровождающим её мужчиной. Это чувствовал я и понимал, что это же чувствует она. Мы молчали.
Но здесь не нужны были слова. Достаточно было этого молчания. Оно было наполнено стольким невысказанным. Достаточно было взглядов, которые теперь пересекались украдкой и сразу прятались куда-то глубоко, унося с собой к самому сердцу приятный образ. Достаточно было двух рук, крепко обнимающих друг друга тёплыми пальцами и целующими друг друга во влажные ладони. Достаточно было этого леса, неба и солнца. О, сколько было во всём этом нашей любви!
                ***
   Солнце припекало сильно. Пот, скатываясь с моего лба, начал заливать глаза. Я смахивал его рукой. Глаза неприятно пощипывало. Это очень мешало и в итоге явилось причиной тому, что я споткнулся и неуклюже рухнул у ног Сашки. Девочка поспешила помочь мне и в этот момент обнаружила рану на моём затылке, о которой я сам уже начал забывать.
   - Откуда это? – встревожено спросила Сашка.
   - Не знаю. Думаю, что перед тем, как тебя украсть, меня ударили чем-то по голове. Я ведь мог помешать. А потом меня, очевидно, оттащили в кусты.
   - Ты не говорил мне об этом.
   - Просто было не до того. А потом и сам забыл.
   - Так вот чья кровь была у того на щеке! И она жгла его, как кислота. Представляешь? Бедный мой Командор. Тебя ведь ранили из-за меня. Можно я осмотрю твою рану? Я не сделаю тебе больно.
               

   - Не стоит. Всё уже зажило. Правда. Я ничего не чувствую.
   - Глупый ты мой, - сказала Сашка, наклонила к себе мою голову и поцеловала в затылок. – Вот теперь обязательно заживёт.
   Я засмеялся, встал, обнял Сашку и начал кружить её.
   - Сумасшедший, - кричала она, - ты же задушишь меня раньше, чем злые силы до меня доберутся. Вот уж они порадуются.
   Я отпустил девочку, нагнулся, сорвал цветок и протянул ей.
   - Это мне? Спасибо! Какой он красивый. Командор?
   - Что?
   - Поцелуй меня.
   Ну вот, смутила. Но я подошёл ближе и поцеловал Сашку в щёку.
   - Да, напросилась, - сказала девочка, отступила на шаг и отвернулась.
   - Саш, ты обиделась?
   - Дурак, что ли?
   Она обернулась, подошла ко мне, взяла за плечи, приподнялась на цыпочки, поцеловала в щеку и сказала:
   - Теперь в расчёте!
   Конечно, дурак!!! Я ведь не этого хотел.
   А она рассмеялась, взяла меня за руку и потащила дальше. Куда дальше? К чему? Или от чего? Если бы я тогда знал. Чтобы я сделал?..
   Я бы остановил её!!!
 

                10.
   Мы шли уже часа три, а вокруг ничего не менялось и ничего не происходило. Словно о нас забыли. Может мы всё же ошиблись с выбором направления? Я поделился своим беспокойством с Сашей. Но она была уверена, что в случае ошибки нам бы дали это понять, как было  в истории с хищниками. Нам бы просто преградили бы каким-то образом неверный маршрут. Я почти согласился с девочкой и начал уже успокаиваться, как вдруг у самых наших ног и возникла самая что ни наесть настоящая преграда. И была она уж куда более выразительней ребусов хищников. Тропинка внезапно оборвалась бездонной пропастью. Ширина пропасти была так велика, что о преодолении её не могло быть и речи.
   - Ничего себе глубина, - почему-то шёпотом сказала Сашка, - я даже дна не вижу. Командор, выходит, что мы всё-таки ошиблись в выборе направления.
   Я присел на корточки и внимательно осмотрел конец тропинки.
   - Ты что там ищешь? – спросила Сашка. – Надо возвращаться и продолжать путь в другом направлении.
   - Странно, -  сказал я. – Конечно, я не следопыт, но что-то здесь не так. Тропинка, если так можно выразиться, действующая. Функционирующая, понимаешь. Посмотри сама. Вокруг высокая свежая трава, а на тропинке ни росточка.
   - И что это значит? Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
   - А то, что этой тропинкой пользуются. Или пользовались совсем ещё недавно.
   - Ну и что? Недавно пользовались, а теперь нет, потому что образовалась пропасть. Что странного?
   - Образовалась пропасть, говоришь? Да, она, конечно, образовалась, но когда. Обрати внимание, что уходящие глубоко вниз её обрывы с обеих сторон основательно заросли травой и кустарником. И произошло это не вдруг. А ещё интересно, что тропинка, которая обрывается здесь, благополучно продолжается на той стороне обрыва. Это хорошо отсюда видно.
   - Командор, ты меня совсем запутал. Ты сделай уж, пожалуйста, какой-то вразумительный вывод из всего, что сейчас наговорил. И определись: мы идём обратно или не идём.
   - Я и сам ещё не всё понял. Но мне почему-то кажется, что мы стоим перед новым испытанием. И будет оно, похоже, круче всех вчерашних.
   - Не много ли для двух совсем не подготовленных людей? – сказала Сашка и с большой осторожностью ещё раз заглянула в пропасть.
   - Может я и ошибаюсь, но мне кажется, что здесь есть какой-то скрытый от посторонних глаз способ переправы на другую сторону. Надо просто хорошенько поискать. Где-то обязательно окажется подвязанная «тарзанка» или канатный подъёмный  мост. Должно быть что-то такое, что после использования можно легко убрать или спрятать.
   - Давай искать, - согласилась Сашка.
   - Вам не нужно ничего искать. – Услышали мы громкий голос с противоположной стороны пропасти.
   Там, прямо напротив нас, стоял уже знакомый нам молодой человек в ошмётках тигровой шкуры. Если бы у него сейчас был голос не водителя автобуса и не того парнишки из-под ночного придорожного фонаря, который объяснил мне, как лучше добраться до гостиницы, я бы даже удивился. Но это был один и тот же голос, что подтверждало Сашкину версию о моей не случайной причастности с самого начала ко всему происходящему в дальнейшем.
   Сашка пялилась на него до неприличия откровенно, и я её легонько одёрнул.    
 
               
   - Ты чего? – спросила она
   - Ты так уставилась…
   - Не твоё дело. Что ты постоянно лезешь в мою личную жизнь? Как хочу, так и смотрю. А если есть на что посмотреть, то могу и уставиться. Ты, Командор, мне не папа и, слава богу, не мама. Хочется кого-нибудь повоспитывать – иди Ваську поймай в лесу, пользы больше будет. Или ты ревнуешь? А?
   - Ещё чего вздумала?
   - Ой, а что это мы так занервничали. Точно ревнуешь. Вот это да! – Сашка даже в ладоши хлопнула. – И покраснел весь. Ну ты, Командор, даёшь! Не стану врать, что мне это не приятно, но и удивительно очень. Признайся, ревнуешь ведь?
   - Нашла время шутки шутить, - увернулся я от ответа. – Нас человек вон серьёзный ждёт. Давай лучше думай, как нам на ту сторону перебраться.
   - А надо просто спросить. Забыл?
   - И спрошу.
   - И спроси.
   - Уважаемый, - крикнул я, - а как нам можно к вам попасть? Ведь нам именно туда надо, верно?
   - Верно, - ответил парень, - я вас здесь жду. Но только почему вы не идёте? Почему остановились?
   - Так пропасть ведь… - недоумённо ответил я и для убедительности показал рукой вниз.
   - Пропасть, - сказал парень, - это серьёзная преграда. Но это преграда не для вас. Вам не стоит обращать на неё внимание. Просто продолжайте идти. Можете даже вниз смотреть, можете даже прыгнуть в неё, но не примет она вас. Ведь по замерзшей воде вы не боитесь ходить. Так вот и с пропастью этой сегодня для вас почти та же ситуация. А вот сумку, если дорога, постарайтесь не уронить. Она-то до самого дна полетит. Не стойте, идите, идите. По другому сюда никак.
   Я ещё раз подошёл к самому краю обрыва и посмотрел вниз. Ничего схожего с замёрзшей водой я не отметил. Чуть ниже моих ног, уже там, в пропасти, порхали бабочки; в пропасть влетали, а потом из неё вылетали разные птички. И это было для меня более убедительным, чем заверения молодого человека.
   - Нет, - крикнул я парню, -  мы не пойдём.

   - Почему?
   - Я не знаю в каком мире мы сейчас оказались, но у нас, в мире людей, самоубийство – это грех. Грешить не хочется. А если у вас здесь всё и в самом деле так волшебно и всё возможно, то почему не поставить для нас просто мостик. По нему мы бы точно перешли. Нам так как-то привычней…
   - Вот ты сам только что сказал, что у нас всё волшебно. Так и мостик для вас волшебный. Если вы его не видите, это же ещё не означает, что его нет. Нужно просто попробовать. Один шаг – и нет больше сомнений.
   - Командор, а давай попробуем, - предложила Сашка.
   - Ага, точно, один шаг - и нет больше ни сомнений, ни сомневающихся. Александра, я же не сумасшедший. В травоядных тигров я ещё поверить могу. Но ходить по воздуху, акы по земле – это уже слишком.
   - Командор, ты не понял. Мы можем проверить. У твоей сумки длинные и прочные ручки. Ведь прочные?
   - Прочные, - подтвердил я. – Они кожаные, им сносу нет.
   - Отлично. Тогда ты крепко удерживай их обеими руками, а ногами постарайся твёрдо упереться в землю. Я же крепко возьмусь за другой конец ручек и потом просто сделаю шаг в пропасть. Если я одной ногой провалюсь, ты же сможешь меня удержать и вытащить? Не уронишь ведь вниз?
   - Ну не знаю, ты мне сегодня столько наговорила…
   - Слушай, ты можешь сейчас быть серьёзным?
   - Да, ладно, конечно не уроню. А тебе самой-то не страшно?
   -Ты не поверишь, но с тобой нет.
   - И все-таки как-то это всё неестественно. Хотя предложение твоё сводит наш риск почти до ноля.
   - Что значит, почти? Не надо так шутить. Я ведь вру, что мне не страшно. Будь, пожалуйста, поаккуратней со мной. Всё, давай пробовать.
   Приняв самую устойчивую стойку, я крепко зажал  в руках кожаные ручки сумки, и Сашка, сделав тоже самое, шагнула в пропасть. На мгновение мы оба замерли. Я стоял твёрдо, Сашка стояла твёрдо, а вниз, в пропасть, посыпалась только пыль да какие-то мелкие травинки с подошвы Сашкиной обуви. (!). Не долго думая, эта отчаянная сделала второй шаг и была уже обеими ногами за краем пропасти. Но ни висела, ни покачивалась, а просто  стояла. В это мгновение мне показалось, что нас разделяют не два шага, а целая вечность.
  - А подпрыгнуть можно? – спросила вдруг эта святая наивность у молодого человека.
   - Можешь даже побегать, - ответил он и рассмеялся.
   - Саша, Саша, - быстро залепетал я, - никаких прыжков, я тебя умоляю.  А вдруг ты там что-нибудь сломаешь…
   - Командор, а ты вообще идти собираешься? Чего я тут одна вишу. Пойдём. Не бойся. Это прикольно. Хуже уже все равно, кажется, не будет.
   Она сказала и пошла. Пошла и потащила за собой ручки моей сумки, на другом конце которых я, как вы понимаете, был уже обречён.
   Ноги мои шли по твёрдой поверхности – я это хорошо ощущал. Вниз не смотрел. Просто тупо переставлял ноги. Ох, и долго же мы  шли, а противоположного края пропасти всё нет и нет…
   Остановились мы где-то метрах в пятидесяти от пропасти, когда Сашка всё же решилась посмотреть вниз и сказать:
    - Командор, привал. Под нами земля.
   Я, ни капли не ослабив хватку и тем самым не выпуская сумки из рук, осторожно боковым зрением посмотрел вниз. Под ногами опять зеленела трава и разноцветились всякие лютики. С неописуемым облегчением я упал на колени и осознал, как же я люблю землю. Я так вспотел, что пот мой капал на траву прямо сквозь свитер. Сердце колотилось, как у гончей после финиша.  Посмотрел на Сашку. На её лицо уже возвращался румянец.
   - У вас всё в  порядке? – услышал я над головой голос молодого человека.
   - Подожди. Надо перевести дух, и будет всё в порядке. Я не знаю, кто ты, но думаю, ты понимаешь, каково нам сейчас.
   - Поверь мне, я понимаю. Признаю, что вы очень мужественные люди. Особенно эта девочка. Думаю, что и ты кое-что понимаешь. Она здесь не просто на прогулке. Этой девочке нет цены. Ничто и  никто ей на этой горе не угрожает. Равно, как пока и тебе.
   - Пока?..
   - Да. Пока ты сопровождаешь Александру к самой вершине горы.
               
   - Какой вершине? – Удивился я. – Вокруг ведь почти идеальная равнина, а над головой синее небо.
   - Ты очень внимательный человек. Но в мире всё относительно.
   Пока парень говорил со мной я успел заметить, что Сашка уснула, лёжа на мягкой траве. Может это и лучше. Она только что пережила недетский стресс, и ей необходимо было отдохнуть.
   - Послушай, - обратился я к парню, - мне кажется, что мы с тобой за последние два дня встречаемся уже не в первый раз. Не пора ли нам познакомиться?
   - О тебе я знаю всё, можешь не представляться. Меня зовут Михаил.
   - Это вы с горой, получается, тёзки?
   - Нет. Это просто моя гора.
   - Серьёзная недвижимость. Но ведь до тебя-то, насколько я знаю, она тоже называлась Михайловой. Или все её прежние хозяева, осмелюсь предположить, были Михаилами?
   - Нет. До меня этой горы не было.
   - О, тогда мне даже трудно представить, сколько тебе лет. А если без шуток, почему гора всё-таки так названа?
   - Это не важно.
   - Что же тогда важно?
   - Она, - ответил Михаил и кивком головы указал на Сашку.
   Я посмотрел на спящую девочку, пожал плечами и сказал:
   - Вот здесь я с тобой целиком согласен. Для меня Саша куда важнее, чем тысячи таких гор, их названий, географических положений и всех их самых невероятных чудес.
   - У тебя к ней чувства? С ней связаны все твои мысли?
   - Поверь: чувства самые благородные, мысли самые невинные. Она очень хорошая.
   - Я это знаю.
   - Ты знаком с ней? – Я был искренне удивлён. – А мне она говорила, что не знает тебя.
   - Она говорила правду. Мне пора всё тебе объяснить, чтобы ты окончательно не запутался и не начал сомневаться в своём хорошем мнении об этой девочке. Всё, что я тебе скажу, покажется тебе сейчас не совсем вероятным. Это меня не удивит. Есть много вещей, о которых люди могут только догадываться, о которых могли только слышать, в которые могут верить или которые могут полностью отрицать. Здесь у каждого свой свободный выбор. Он есть и у тебя. Возможно, именно поэтому я сейчас не представлю никаких доказательств тому, что собираюсь тебе рассказать. Очень скоро ты сможешь сам убедиться, правильно ли сделал, что поверил или не поверил мне. Просто послушай.
   - Может, я разбужу Александру? Пусть и она послушает. Уверяю, ей всё это очень интересно, особенно, если это как-то связано с горой и её названием.
   - В этом нет необходимости. Чуть позже ты узнаешь, почему.
   - Ладно. Уверен, что у тебя есть основания так говорить. В таком случае я тебя внимательно слушаю и обещаю не перебивать.
   - Напротив, ты можешь задавать любые вопросу. А они у тебя будут.
   - Хорошо, если так. Я заинтригован и весь во внимании.
   - Это на самом деле моя гора. Здесь, на твоей родине, мой дом.
   - Здорово! Мы, значит, земляки…
   - Значит. Я живу на этой горе. Очень люблю эти места. С этой горы предо мной раскрывается весь ваш земной мир, словно он лежит на ладони. Отсюда я правлю и повелеваю. Отсюда я вершу и защищаю. Здесь я принимаю самые важные решения. Здесь я придаюсь своим раздумьям, и здесь мне открываются самые прекрасные откровения.
   - Кто же ты? Мудрец? Отшельник? Монах?
   - Я Архангел Михаил.
   Возможно, Архангел Михаил видел, как я встал после его слов. Я же не помню, как это произошло. Помню только, как стоял тогда перед ним, и меня била неудержимая дрожь. Помню, как мне стало страшно, а он положил свою правую руку на моё левое плечо и унял страх. Мысли мои вернулись из своего скоропостижного побега, ощущения и чувства уравновесились. Кажется, я уже даже смог бы заговорить. И только сердце моё уже больше не билось так, как раньше. Оно приобрело иной ритм, словно его подключили в унисон к этому иному ритму. Оно прислушивалось, повторяло этот ритм, всё меньше сбивалось, меньше делало ошибок и вот уже слилось и запело новую мелодию прекрасного лада и гармонии.
   Архангел снял свою руку с моего плеча и продолжил говорить:
   - Ты здесь не случайно. Я выбирал тебя из миллиардов.
   - Почему я?!
               
   - Поверь, никто бы лучше тебя не понял эту девочку. Никто бы с ней не поступил так, как поступил ты. Но самое главное – ты оказался действительно единственным, кому до самого конца она доверилась. Вот почему нужен был ты. Я очень рад сегодня, что не ошибся в тебе.
   - Не ошибся? Ты хочешь сказать, что моё появление в Сашиной жизни не было предначертано в моей судьбе изначально?
   - Конечно. В выборе своём я рисковал.
   - Ничего не понимаю. Ты говорил мне только, что ты правишь и повелеваешь… А теперь говоришь, что рисковал…
   - А ещё я говорил, что у каждого есть одна неоценимо важная привилегия – свободный выбор. Он даётся каждому в момент рождения, и никто не в силах этот дар отнять. Я мог только незримо направлять тебя, подсказывать и пытаться поправить. Но всё остальное: все свои решения и поступки ты совершал по своей воле, руководствуясь своими убеждениями и чувствами, доверяя своим мыслям и своей интуиции. Здесь я был не властен. Ты, равно как и я, равный среди равных.
   Последние слова Архангела стали для меня настоящим откровением. О, сколько они помогли мне потом понять и как они изменили мою жизнь. Этот дар Архангела стал для меня не менее ценным, чем тот дар свободы, о котором он говорил. Я понял, на какой высокой ступени стоит человек. Я совсем по-другому осознал вселенскую иерархию всего сущего.
   - А Саша здесь зачем? Она говорила, что гора призвала её, и она стала избранной для какой-то миссии.
   - Я призвал её.
   - Ты и в этом случае рисковал?
   - Меньше, чем с тобой. Ничего удивительного. Наивным и чистым дитя легче управлять.
   - Но и у неё был свой выбор?
   - Он остался у неё ещё и сейчас. Но она мне очень нужна. Она очень важна для меня. Да, она ещё может изменить своё решение. И я могу подождать ещё тысячи лет, пока не выберу другое человеческое дитя. Но мне бы не хотелось.
   - Почему?
   - Она так прекрасна!
   - О, это ты прав. Не сомневайся. Уверяю тебя – эта девочка своего решения уже не изменит.
   - Думаю, у тебя есть основания так говорить.
   - Ещё какие!
   Архангел Михаил так по-человечески улыбнулся, а я почему-то смутился.
   - Скажи, Михаил, тот образ, в котором я тебя сейчас вижу, он реален? Ты действительно так выглядишь? Или ты упрощаешь свой облик для удобства восприятия?
   - Ты, несомненно, проницателен. Но на твой вопрос невозможно ответить однозначно. Всё относительно, ты знаешь. Для тебя я выгляжу так, как ты меня воспринимаешь сам. А как ты меня воспринимаешь, мне не ведомо и, поверь, не так важно. Любой другой может увидеть меня совсем иначе: с крыльями, как у птицы, или в облике мудрого старца с посохом в руке, в облике величественного царя с богатой короной на голове, или в образе нищего, одиноко бредущего по дороге и погружённого мыслями в свои печали… Это лишь только видимый образ, относительная условность. Не придавай этому большого значения. Всегда внимательно не зри, а слушай, ибо образ более обманчив. Больше мудрости мы познаём через слово. Образу нужен свет, а свет есть не везде. Звуку же необходимо пространство, а оно бесконечно – оно есть везде, и мы есть в нём.
   - Так просто.

                11.
   - Ты спросил у меня о Сашиной миссии, - напомнил мне Архангел Михаил. – Её миссия предусматривает очень долгое её здесь присутствие. Саша останется, пока не родится и не будет призван тот, кто достойно сменит её. А это десятки или сотни тысяч лет. Для вас это целая вечность.
   - Позволь, но это невозможно, - возразил я, чувствуя, что скоро меня могут навсегда разлучить с Александрой. У меня уже зародились к ней самые нежные и тёплые чувства, и я теперь не хотел с ней расставаться. – Это никак не возможно. Там, внизу, у неё остались родители… Там, в конце концов, её личная жизнь…
   - Не стоит так волноваться. Я, конечно, вижу и понимаю, что тебе не хочется расставаться с этим милым, наивным и чистым созданием. Я всё понимаю. Но истинные законы мироздания требуют, чтобы то, что должно происходить, происходило. Поэтому некоторая жертвенность всегда присутствует в любых проявлениях проявлений. А родители Саши, её друзья, знакомые уже не знают о её существовании, словно её в вашем мире никогда и не было. Поэтому боль утраты никогда не коснётся их сердец. С тех пор, как вы преодолели пропасть, вы пересекли, как бы, условную границу разных миров.
               
   - Постой, это значит, что и меня больше не существует в мире людей?
   - Тебе предстоит пересечь эту пропасть ещё раз. Мир людей не потеряет тебя. А Сашина жертвенность настолько значима, что приемлема и оправданна многократно.
   - А моя? Я-то ведь теряю. Чем будет оправданна моя боль утраты? Или это уже не имеет для мироздания никакого значения? Но для меня имеет. Или  не ты назвал меня равным среди равных. Почему же моя участь среди равных так не равна и несправедлива? Ответь мне.
   - Ты же понимаешь, наверное, что у тебя с этой девочкой не могло быть общего будущего?
   - А выбор? Мой свободный выбор? Если он действительно есть, значит, ты не можешь решать, может быть у нас общее будущее или нет. 
   - Я не могу решать. Но скоро ты сам всё решишь, сам сделаешь свой выбор.
   - И что, я тоже забуду её, когда вернусь вниз? Забуду, как все? Словно и для меня её никогда не существовало?
   - Никогда ты её не забудешь. Как не забудешь и то, что тебе довелось и ещё доведётся здесь увидеть. Ты даже напишешь обо всём этом свою, может быть, самую главную книгу. Но для людей это будет всего лишь новая красивая легенда. А ты не станешь с фанатичным упорством доказывать правдивость этой истории. На всю твою оставшуюся жизнь для тебя не будет ничего важнее тех чувств, которые зародились в твоём сердце. Всё же остальное уже не будет для тебя иметь такого большого значения.
   - Михаил…
   - Нам пора. Сейчас я разбужу её, и мы втроём отправимся туда, откуда Саша начнёт вершить свою миссию. Я позволю тебе увидеть всё своими глазами. Только помни – не так важно то, что зримо. Слушай голос своего сердца.
   Архангел Михаил повернулся к Сашке, и в это же мгновение всю гору буквально сотрясли гулкие и величественные звуки биения его сердца.

                12.
   Сашка открыла глаза и приподнялась.
   - Ой, - сказала она, - а я заснула. Устала очень. Но сейчас уже всё в порядке. Мы можем продолжать идти?
               
   - Да, Саша. Сейчас как раз самое время, - ответил Архангел Михаил, протянул девочке руку и помог встать на ноги.
    Машинальным движением я подхватил с земли свою сумку и поспешил за ними. И вдруг со всех сторон леса к нам начали выходить самые разные животные – от маленьких каких-то сусликов и мышек, до реальных больших тигров, львов, слонов… Птицы закружили над головами, безбоязненно садились на наши плечи и руки. Один из тигров подошёл к Сашке и как котёнок начал тереться о её руки своей большой головой. Сашка была в неописуемом восторге. Она гладила и обнимала всех подходящих к ней животных, мурлыкала, порыкивала и посвистывала вместе с ними. Вокруг благоухали бесконечные доброта, доверие и любовь.
   - Что  происходит? – тихо спросил я у Архангела.
   - Встречают, - ответил он и улыбнулся.
   Так вот вместе с животными мы ещё довольно долго шли по этому раю на земле. Сашка резвилась и смеялась, дразнила всякую живность и бегала с ней наперегонки. Потом она прибегала ко мне, что-то щебетала, и опять убегала куда-то далеко вперёд вместе с кувыркающимися вокруг неё зверюшками, и весь лес наполнялся её чистым и звонким смехом.
   И вдруг всё изменилось. Звери успокоились, остановились, и, казалось, все теперь смотрели только в одну сторону. Я тоже посмотрел. Лес как-то очень резко закончился, и перед нами теперь возвышалась небольшая скала. Вдруг с вершины этой скалы спорхнула большая белая птица и пронеслась над нашими головами. Стало очень тихо.
   - Пора, –  громко, я даже сказал бы, громогласно прозвучал в этой тишине голос Архангела Михаила.
   Сашка, чуть вздрогнув, посмотрела Архангелу прямо в глаза. Их взгляд был долгим и  значимым. Ни одна зверюшка не шелохнулась, ни одна птица ни чирикнула. Весь мир оглох и онемел. Но вот по воздуху пробежала лёгкая дрожь, и трижды гулко прозвучали удары уже двух сердец. Саша повернулась ко мне. По  выражению её глаз я понял, что пришла пора прощаться.
   ( Нет!!!)
   Мне вдруг стало очень холодно.
   Не зная, не понимая, как себя вести, я протянул навстречу девочке свои руки. А она словно ждала этого. Сашка бросилась ко мне и так сильно, так крепко обняла, будто хотела сразу отдать мне все свои чувства. Я ощутил, что от неё исходит мощная энергия, от которой всё моё тело наполнилось жаром. И я услышал гулкие удары ещё одного сердца. Моего. Весь воздух, все листья деревьев вокруг трепетали от этих ударов. Это было так… Это было.
   Сашка подняла голову и тепло со всей присущей ей нежностью поцеловала меня в щеку.
   - Береги себя, Командор, - шепнула мне девочка. – И помни меня. Помни меня всегда. Не знаю, успела ли я полюбить, но ты стал для меня самым родным, самым дорогим человеком. И не говори ничего. Нет, скажи, что прощаешь меня. Я знаю, тебе сейчас очень больно. Прости меня, мой милый Командор.
    - Прощаю… - сказал я, чувствуя, как сильный спазм сдавил моё горло. Слёзы покатились из глаз и крупными каплями упали на Сашкино лицо.
   - Ну ты что? Не надо. Не плач, ты же мой Командор. Я…  Не решилась я сразу сказать… Я люблю тебя. Ты знаешь, какая я счастливая – самая, самая счастливая на свете! Поцелуй меня.
   Архангел Михаил смотрел на нас и, возможно, понимал, как он ошибался, когда говорил о невозможности нашего с Сашкой общего будущего. Я повернул к нему голову, посмотрел в его глаза и сказал:
   - Отпустил бы ты её. А?..
   Сашкины руки соскользнули с моих плеч. А я не успел удержать. Она только раз ещё обернулась и потом быстро ушла к скале. Скоро она показалась на самой её вершине, на том месте, откуда недавно спорхнула большая белая птица. И вдруг она вся осветилась фиолетово-голубым светом с переливами розовых волн. Я видел, как Сашка подняла руки, словно взяла в них невидимую скрипку и смычок, и в этот момент во все стороны полилась такая музыка. Ничего подобного никогда я не слышал. Нет в языке человеческом тех слов, которые смогли бы описать звуки той мелодии. Но были в ней и горячие поцелуи, и любовь, и Сашкина тёплая нежность, и все мои чувства, и слёзы, и Сашкино счастье…
   Я снова повернул голову к Архангелу Михаилу. Он понял мой немой вопрос, почувствовал мольбу моего сердца и позвал за собой. Мы обошли скалу и оказались у другой пропасти, противоположного края у которой не было. Там просто бесконечно простиралась Вселенная. И на фоне множества ярких светил я увидел парящих в пространстве существ. Они плавно кружили в каком-то своём танце  в упоении льющейся со скалы мелодией.
   - Это ангелы, - сказал Михаил. – Ты видишь, что есть светлые и тёмные. Думаю, ты понимаешь, почему они разные.
   - А Сашка? – спросил я. – Её миссия в чём?
   - Гармония, - ответил Архангел Михаил. – Она творит гармонию, уравнивая и умиротворяя все силы мироздания.
   - А если она вдруг перестанет играть?
   - Наступит вселенский хаос, который уже нельзя будет остановить. А потом – только холод и безжизненная тьма. Но я всегда – тысячи, сотни тысяч лет буду с ней рядом. Она будет играть. И всё это время твоя Саша будет восхищена своей миссией, творя мощь и силу великой гармонии.
   - Но она ведь ещё ребёнок, Михаил!
   - Уже больше нет. Она ангел Гармонии. И, согласись, красивый ангел.
   - А потом? Что будет с ней потом, когда ты призовёшь того, кто сменит её?
   - У ангелов много работы, особенно у таких светлых, как она. Она спорхнет со скалы и, обременённая новой миссией, полетит трудиться к другим мирам. А может и к миру людей – но только ангелом. Может вы тогда ещё и встретитесь. Да, ведь всё относительно.
   Михаил замолчал, а я посмотрел на вершину скалы. Отсюда мне было видно только яркое фиолетово-голубое свечение.
   - Михаил, умоляю!..
   Архангел посмотрел на вершину, потом на меня и сказал:
   - Ты можешь сейчас подняться к ней в первый и в последний раз. Только не касайся её – погибнешь. – И уже почти мне вдогонку добавил, - Она не сможет тебя увидеть…
   Я нёсся к вершине по каким-то тропам и без троп, спотыкался, падал, вставал и опять бежал. Я словно опаздывал на последнее свидание и боялся, что любимая не дождётся и не простит.
   На самом краю вершины я ещё раз увидел мою Сашку. И не была она похожа на ангела. Не было за её спиной двух больших крыльев, не было над головой светящегося нимба. Только красивое яркое свечение вокруг неё. Я помнил предупреждение Архангела Михаила, но мне невыносимо хотелось подбежать и обнять её. Так много хотелось сказать того, что не успел, не решился сказать там, внизу. Мне так необходим был хоть один ещё её взгляд, одна её улыбка, один звук её звонкого смеха. А она играла. Она так самозабвенно играла.
   Я посмотрел вокруг и увидел бесконечное множество других миров. Они были такие разные, совсем не похожие: красивые и странные, светлые и тёмные… И везде кипела жизнь.
               
   Не сдержал я себя и бросился к Сашке. Но всего уже в двух шагах от неё всё моё тело обожгло таким жаром, что я отпрянул. Ещё раз я посмотрел на Сашку, освещённую яркими переливами мощной энергии, и мне, вдруг, стало спокойно. Я очень близко увидел лицо девочки: глаза были слегка прикрыты, краешки губ обозначили чуть заметную улыбку, а застывшая на лице эмоция выражала столько нежности и удовлетворения, что сердце моё перестало больно щемить. Снова чуть подавшись вперёд, что бы прикоснуться хотя бы к исходившему от моей Сашки жару, я тихо, словно боясь спугнуть, прошептал:
   - Играй, мой ангел, играй. И прости меня за всё то, что не смог, не успел.

                13.
   Спустившись со скалы, я снова встретился с Архангелом Михаилом.
   - Спасибо тебе, Михаил. Ты даже представить себе не можешь, что я увидел там, наверху, и как мне необходимо было это увидеть.
   - Что же ты там увидел такое, что даже я не могу представить? Твоё лицо светится, а в глазах твоих слёзы. Неужели это из-за того, что ты увидел сотни других миров?
   - Нет. Я увидел, что она счастлива!
   Архангел взглянул на меня пристально, улыбнулся, но ничего не сказал. Понял ли он меня, не знаю. Да и разве для меня это было теперь так важно?

                14.
   Архангел Михаил провожал меня к самому подножью Михайловой горы, возвращая в мир людей. Мы почти не говорили – настолько я был потрясён увиденным и пережитым. Уже прощаясь, я сказал:
   - Многое я увидел, многое узнал и во многое поверил. Но остался у меня ещё один вопрос. Скажи, есть у нас, у людей, Бог?
   - Бог есть у всех, - ответил Михаил.
   - Где же Он? Почему нам не дано видеть Его, познать Его Суть?
   Архангел Михаил широко развёл руки, обвёл ими всё пространство и ответил:
   - Вот он, Бог. Нам всем дано Его видеть, нам всем дано понять Его Суть. Он позволяет всему быть и щедро отдаёт всему своё Пространство. И знаешь, как бывает Ему больно, как Он огорчается, когда в иных мирах начинают драться, начинают рвать на куски это Его Пространство, пожертвованное всем с любовью и для любви. И только мелодия, творящая гармонию и равновесие, удерживает все миры от гибели. Мироздание тонко построено. И всё в нём точно взвешено. Но стоит только одной любой из уравновешенных сил, будь она светлая или тёмная, на самую ничтожную единицу стать сильнее – мир разорвётся. А что останется, ты уже знаешь. Равновесие – вот главный закон жизни. Поэтому трудно назвать более важную работу, чем ту, что сейчас делает наш с тобой ангел Гармонии. Тебе сейчас ещё тяжело, я вижу это. Дай себе время. Ты ничего не утратил. Но приобрёл больше, чем думаешь. Люди часто теряют любовь. Вот это тяжело и страшно. А твоя любовь будет всегда с тобой. Ты всегда будешь знать, где она, всегда будешь её чувствовать и ощущать её присутствие. Более того, ты всегда теперь будешь наверняка знать, что любовь твоя счастлива. Согласись, это чего-то стоит.
   - Спасибо тебе за всё!
   - Прощай, Командор! А здорово всё-таки тебе назвала Александра? Согласись, Командор.
   Согласно кивнув головой, я повернулся и уже один зашагал вниз к маленькому домику диспетчерского пункта. Но вдруг я остановился, обернулся и крикнул:
   - Архангел Михаил, а с тобой я как могу общаться?
   - Сердцем, - крикнул мне в ответ Архангел, - мы будем общаться сердцем. Ты почувствуешь.
                * * *
   Прошло много лет. Новая легенда о Михайловой горе так и не попала в сборник научно-популярных произведений. Просто я решил рассказать о ней отдельно и написал книгу. Я часто приезжаю в город Михайлова Гора. Ночами я могу долго стоять у подножья горы и до боли в глазах вглядываться в её освещённую луной вершину. Иногда мне кажется, что я вижу там голубую искорку и даже слышу тихую мелодию.
   А с Архангелом  Михаилом мы постоянно общаемся. Сердцем общаемся. Если у меня в жизни что-то не получается, или в её перипетиях я начинаю путаться и мучительно искать правильное направление пути, то в какой-то момент я вдруг чувствую в своей груди биение второго сердца. И именно в такой момент я понимаю, что правильное решение найдено и одобрено. Я следую ему и всегда убеждаюсь, что Архангел Михаил в очередной раз меня верно направил.
   Александру, мою маленькую Сашку я никогда не забываю. Часто вспоминаю её необыкновенно выразительные глаза и светлую улыбку. И каждый раз у меня перед глазами возникает ясное видение девочки, самозабвенно играющей для всей Вселенной музыку умиротворяющей гармонии. А ещё мне часто кажется, что я слышу, как она спрашивает у меня: « Ты счастлив, Командор?»…

                Эпилог.
   Поверил мне читатель или нет (а сердце Архангела мне подсказывает сейчас, что кто-то поверил), но стоит и сегодня на самой вершине Михайловой горы девочка по имени Саша и такую гармонию импровизирует, что жить хочется и любить хочется. Для этого ведь мы приходим в этот мир. Ведь правда же?
                Командор.
      
20.10.2008г.                Анатолий Павлиоти