Вера, Надежда, Любовь и садовник

Рой Рябинкин
"Вера. Надежда. Любовь",
Василий Мякушенко,

http://www.proza.ru/2016/06/26/754



Василий, я раньше пропустил  этот рассказ мимо внимания, но теперь прочитал  за один присест.

Не жалею потраченного времени. Рассказ достойный и пробирает до печёнок. Но небольшая редактура не повредит ему.

Язык повествования не убогий, хотя убогость изложения — не редкость в современной литературе. Позволю лишь небольшое формальное пожелание. Оно сформулировано еще Максимом Горьким: избегайте, говаривал он, деепричастий и причастий. Они делают речь мяукающей и безвольной. "вши" ползают между строк, "щи" разлиты повсюду.

У Вас их не так уж много, но встречаются иногда:

"Пожар, вспыхнуВШИй в мастерской на первом этаже, за считанные минуты охватил ветхий деревянный корпус".

Сравним:

Пожар вспыхнул в мастерской на первом этаже и за считанные минуты охватил ветхий деревянный корпус.

Теперь поговорим о содержании.

Я прочитал отзывы читателей и должен заметить, что они серьезные и вдумчивые. Практически в каждом есть дельные мысли. Но не соглашусь, вслед за Вами, с вариантом концовки в стиле хеппи энд, предложенной одной из читательниц-писательниц.

Ваша идея другая. Сюжет лишь оформил этот замысел в форму рассказа.

Я уже высказывался в рецензии "Полюбить Раскольникова", что автор — бог в своих вселенных и обязан любить всех своих созданий.

Вера Владимировна, другие напомаженные "хозяева жизни", которые держат бокалы "холеными пальцами", выписаны слишком прямолинейно с нескрываемым презрением автора. Но автор, понимая их ущербность,  должен любить и жалеть их так же, как и Надю с Любочкой. Точно так же! А может быть сильнее.

Потому что Вы с высоты авторского олимпа знали наперед, что Вера Владимировна скоро станет безгрешной блаженной Верой. Как не пожалеть свое творение, которому уготована такая незавидная судьба?

Итак, первое редакторское замечание - излишняя прямолинейность и безапелляционная авторская позиция, которая не оставляет читателю возможности сделать собственный выбор.

Она, — позиция, — конечно должна быть, но раскрываться всем ходом повествования, тщательно скрываясь за кажущейся непредвзятостью. Выводы должен делать читатель, а не находиться под гнетом авторских оценок.

Согласен, что повествование слишком пессимистично и не оставляет Наде Поляковой даже надежды на личное счастье. А это по большому счету неправильно, ибо мы наследники гуманной русской литературы.

Отсюда вытекает второе пожелание: в мрачные краски повествования надобно добавить светлых тонов и разноцветных сполохов, с начала злоключений философски заметив, что на веку как на долгой ниве, и всякое может произойти. Чтобы сделать рассказ чуть светлее, достаточно небольших ярких мазков по ходу повествования.

А вот развязку я бы попросил расширить, Василий.

Неясно, что произошло под колесами "рыжего таракана-троллейбуса" с Верой Владимировной, заставив ее превратиться в "девочку" Веру. Аннушка у Михаила Булгакова невольно поспособствовала тому, что Берлиоз остался без головы. Как у Вас выжила Вера Владимировна - непонятно:

"Огромный рыжий таракан-троллейбус, с длинными усами, не сбавляя скорости, налетел и замял под себя дергающуюся на асфальте мелкую, красную букашку. Из трещащих проводов полетели вниз синие искры, осыпая кровавую дорожку, тянущуюся из под железного брюха, поздно затормозившего троллейбуса".

Глагол "замял" — неудачно связан с обстоятельством "под себя". Если  — "под себя", то только "подмял". Возможно и замял, смял, размял, но с другой словесной обвязкой.

"Трещащие провода" — один из немногих примеров  неблагозвучных деепричастий из Вашего рассказа, которые следует отредактировать по совету Алексея Максимовича. "Тянущуюся", "затормозившего" в одном предложении утяжеляют его и лишают благозвучности.

Все эти суффиксы "вши " и "щи" должны отныне стать Вашими кровными врагами и исчезнуть под беспощадным пером, Василий.

"Прошло полгода" и недоуменный читатель без предупреждения и минимальных пояснений перенесен волею автора в "красивый бревенчатый дом с большими панорамными окнами, смотрящими на седой залив", где встречает знакомых и одновременно изменившихся — Веру, Надежду и Любовь.

Что за чудный дом, очевидно, совсем не тривиальный и не дешёвый? На богадельню не похож. Наверное, приложил руку бывший муж Веры Владимировны?

Как туда попала Надя, невольная виновница трагедии? Думаю, она, в силу своей безгрешной святости, посчитала себя виновницей трагедии и слезно на коленях выпросила позволения ухаживать за Верочкой.

Не думаю, что "смеющиеся девочки" поясняет картину, которую наблюдает Надя.

Одна из "девочек" — красивая женщина, может быть внешне таковой и осталась после несчастного случая, и это надо подчеркнуть, чтобы выделить авторскую идею возможных метаморфоз, о которых не следует забывать в  меховых  шубах и   изысканных салонах.

Читатели справедливо отметили неумолимую волю автора сделать из Нади бесплотного ангела без будущего. Это несправедливо и осмелюсь предположить, что волею судьбы, в том красивом доме с панорамными окнами мужскую часть работы исполнял некий садовник, которого полюбила и Надя и девочки, каждая по-своему.

И он полюбил их, но более всех Надю, в чем и признался ей как-то, любуясь  божественно красивым закатом вчетвером сквозь панораму окон.