Банкир Сомов - Глава 7

Виктор Заводинский
Лето подходило к концу, последняя неделя августа принесла в Пинск холодные дожди и порывистые ветра. В один из таких серых и унылых дней в офисе «Фонда памяти Сережи Сомова» появились сразу три посетительницы.

Они вошли в кабинет все вместе и, молча оглядевшись, уселись на имевшиеся там стулья. Благо стульев оказалось как раз три. Сидели и некоторое время молча смотрели на Музу Андреевну. Та, несколько растерявшись, так же молча смотрела на них, переводя взгляд с одной на другую. Все трое были примерно одного возраста – от сорока до сорока пяти, одеты были просто, но явно по-городскому, достаточно модно, но не богато, во всяком случае, впечатления селянок не производили. И – странное дело! – Музе Андреевне они показались удивительно схожими между собой, словно сестры. Наверное, потому, что смотрели на нее с одинаковым выражением глаз, которые, хотя и были разного цвета, но роднились напряжением и колючестью взгляда.

- Здравствуйте! – наконец промолвила Муза Андреевна с вежливой улыбкой.
- Здравствуйте! – ответила та, которая сидела поближе, с зеленоватыми глазами и зеленым же шарфиком на шее. Остальные лишь слегка кивнули. Ни тени улыбок на лицах.
- Представьтесь, пожалуйста! – попросила Муза Андреевна. – И расскажите, что вас привело.
- Я Дятлова, - объявила зеленоглазая.
- Я Колесникова, - сказала вторая, с глазами цвета стали.
- Черевяк, - представилась кареглазая.
- Эти фамилии вам что-то говорят? – спросила Дятлова, в упор глядя на хозяйку кабинета.
- Конечно, - кивнула Муза Андреевна, сразу все поняв и вспомнив. – Они выбиты на памятнике в ущелье Аксу, вместе с именами моего сына и его друзей. Мы с мужем позаботились об этом.

 В этот момент ей сделалось немного стыдно за то, что за семь лет она ни разу не повидала жен погибших летчиков, не познакомилась с ними. Ребят-сноубордистов похоронили на городском кладбище, экипаж вертолета – где-то в гарнизоне, а после похорон Муза Андреевна несколько месяцев была сама не своя. Потом же, когда ей в голову пришла идея создания фонда памяти Сережи, ее захватили организационные дела и проблемы, которыми она старалась заглушить не оставляющую ее боль. И все равно, и все равно…

- Я рада, что вы пришли, - сказала она и тут же поняла, что сказала глупость. Люди приходят сюда, когда у них беда, разве можно этому радоваться? – Простите, я не то сказала. – Муза Андреевна растерянно улыбнулась и покраснела. – У нас общая беда, и мы должны быть вместе – вот, что я имела в виду. Вместе мы можем помочь друг другу. Я буду рада, если смогу помочь вам.
- Беда у нас не совсем общая, - холодно возразила Дятлова. Муза Андреевна вспомнила: майор Дятлов был командиром вертолета, главным в экипаже. Видно, и жена его, то есть, вдова чувствует себя в этой тройке главной.
- Простите, как ваше имя-отчество? – спросила она. – А то, знаете, неудобно по фамилии.
- Елена Владимировна.
- Я не очень вас понимаю, Елена Владимировна. Почему вы сказали, что беда у нас не общая? Что вы имеете в виду? И зачем этот враждебный тон?
- А почему у нас должен быть дружеский тон?  - опередила Дятлову сероглазая Колесникова. – Мы с вами не подружки!
- Конечно, вы нас не понимаете, Муза Андреевна, - чуть усмехнувшись, отвечала Сомовой вдова майора. – Вы – жена банкира, а мы простые вдовы простых офицеров…
- У вас погибли мужья, а у меня погиб сын! – чуть ли не с гордостью воскликнула Муза Андреевна. – А кто мой муж, это не имеет значения!
- Еще как имеет! – возразила ей третья вдова, кареглазая Черевяк. – Вы вот на мужнины деньги фонд организовали, чтоб память сына увековечить, а наши дети живут без отцов, в нищете!
- Так уж в нищете? – с невольной насмешливостью спросила Муза Андреевна, лишь краем сознания понимая неуместность этой насмешливости: больно уж возмутила ее напористость просительниц. – И сколько же у вас детей?
- У меня трое, - спокойно ответила кареглазая. – У остальных по двое. Вы пробовали прокормить троих детей на учительскую зарплату?

Все трое смотрели на жену банкира с ожиданием ответа. Однако вопрос, заданный ей и повисший в воздухе кабинета, был скорее риторическим. Муза Андреевна внутренне подобралась и, выжав из себя улыбку, примирительно сказала:

- Ну, хорошо. Я согласна, вам трудно. Матерям-одиночкам всегда трудно. Наш фонд помогает матерям-одиночкам. Какие у вас проблемы?
- Вы все еще не поняли, Муза Андреевна, - стараясь выдержать ровный тон, вновь взяла слово Дятлова. – Вы думаете: «Они потеряли мужей, я потеряла сына, мы одинаково пострадали». Это не совсем так. Наши мужья – военные люди, они выполняли приказ командира. В данном случае, - приказ полковника Коржавина. А полковник Коржавин выполнял просьбу вашего мужа, банкира Сомова. Банкир же Сомов выполнял просьбу своего - и вашего – любимого сына. Вот и получается, что наши мужья, простые офицеры военно-воздушных сил, погибли не при исполнении воинского долга, а выполняя прихоть избалованного банкирского сыночка. Вы уж простите мою прямоту, но я простая женщина и привыкла называть вещи своими именами.

У Музы Андреевны все внутри словно окаменело. Никогда она не думала, что кто-то посмеет сказать ей такие слова. «Прихоть избалованного банкирского сыночка!» Какая жестокость! Сказать такое матери, потерявшей сына! Какое отсутствие такта! Какая бесчувственность! Можно подумать, что их мужья - не боевые офицеры, а выпускники какого-нибудь пажеского корпуса. Они выполняли приказ! Да если они видели, что приказ незаконный, они не должны были его выполнять. А если выполнили, значит – соучастники! Конечно, погибших не судят, но вставать сейчас в благородную позу и качать права – это гадко!

- Почему же вы раньше не пришли и не высказали всего этого? – с немалым трудом взяв себя в руки, спросила Муза Андреевна, глядя прямо в глаза бывшей майорше.
- Мы говорили это, когда судили полковника Коржавина, - ответила та с прежним спокойствием. – Вас не было на суде. Ваш муж помог Коржавину, нанял ему хорошего адвоката. Вы в это время были заняты организацией фонда памяти своего сына. Ваш сын погиб, и его вина умерла вместе с ним. Но недавно мы узнали, что ваша семья продолжает помогать семье полковника. И это хорошо, это благородно с вашей стороны. Но почему наши семьи остались без помощи?

«Ах, вот оно что? Узнали про Швейцарию! Нина Викентьевна поделилась радостью. Чего же эти потребуют?»

- При чем тут благородство? – опять вмешалась кареглазка. – Банкир себя отмазывает, вот и все дела. Он ведь спокойно мог пойти по статье 291 – «Дача взятки должностному лицу». Коржавин его не сдал, вот он и расплачивается.

Кровь бросилась к лицу Музы Андреевны, в глазах у нее потемнело.

- Какая взятка? Вы в своем уме? А еще учительница, говорите!
- Бензовоз с горючим, вот какая взятка! – с торжеством воскликнула Черевяк. – Об этом вся часть знает! Свидетелей сколько угодно!
- Это какое-то недоразумение, - тихим голосом произнесла Муза Андреевна, ни на кого не глядя, ни кого не видя. – Этого не может быть.
- В жизни все может быть, любезная вы наша! – почти таким же тихим голосом, с сочувственным выражением на лице произнесла вдова командира вертолета. – Только вот мертвые не воскресают. Вы потеряли сына, Муза Андреевна, и мы сочувствуем вашему горю. Но и вы нам посочувствуйте. Наши дети потеряли отцов, и живут совсем не так, как могли бы жить. Конечно,  они живут не в нищете, не побираются. Но, согласитесь, в их положении есть и ваша вина.
- Не соглашусь! – покачала головой Муза Андреевна. – Мой сын не был избалованным. Он учился, он работал, у него было много интересов, он все хотел попробовать… Разве можно в этом винить человека?
- Но отцы наших детей погибли при исполнении его интересов. Неужели этого вам мало? Неужели мы должны тащить к прокурору этот чертов бензовоз?
Муза Андреевна подняла на нее глаза.
- Что конкретно вы хотите?
- Мы хотим, чтобы наши семьи ежемесячно получали половину жалованья, которое получали наши мужья. До тех пор, пока дети не вырастут и не выучатся. Разумеется, с учетом инфляции. И, разумеется, должны быть сделаны выплаты за предыдущие семь лет. Мы думаем, это будет справедливо.
- Это все?

Женщины переглянулись.

- Все.
- Я передам мужу. До свидания!
- До свидания! – гордо ответила Дятлова и поднялась. За ней поднялись остальные. – Извините, что побеспокоили. – Муза Андреевна подавленно кивнула и осталась сидеть. Никогда еще она не чувствовала себя такой униженной.