Ковёр? Ковёр.
«Опоздала, опоздала», - стучит в Люськиной голове. Размахивая изо всех сил руками, она бежит к своему подъезду. Помятое ситцевое платье путается в коленках и мешает развить приличную скорость. Толстые растрепавшиеся косы тяжело хлопают по спине, развязавшиеся шёлковые банты развеваются во всю длину.
Валю, соседку, послали в магазин за хлебом и она, на бегу, сообщила, что в парадном сейчас дяденька будет рисовать ковёр с оленями для Дневаловых. Ребята уже собрались все, а её вот, некстати, отправили в булочную.
Запыхавшись, Люська дёргает ручку двери и оказывается в подъезде. На площадке столпотворение. Собралась не только детвора, стоят и трое взрослых. Все друг из-за друга заглядывают куда-то вниз. Девочка в растерянности пытается протиснуться, но куда там! И тут её осеняет: «Пустите меня, мне домой надо!»- кричит она громко. Неохотно расступаясь, её всё-таки пропускают к двери. Протискиваясь вперёд, она замечает на полу расстеленый кусок белой ткани, кажется это простыня. Какой-то вихрастый дяденька склонился над своей котомкой и вынимает из неё куски плотной бумаги, все измазанные краской. Возле стенки стоят в ряд баночки с краской и несколько грязных кисточек. Открыв дверь своей квартиры, Люська скрывается за ней.
На кухне, куда она забегает попить воды из крана, возится тётя Настя. Она колдует над своими закопченными алюминиевыми кастрюлями, и пока Люська пьёт, весело рассказывает ей, что теперь и у них будет над кроватью красоваться ковёр. Простыню она выделила, рисунок выбрала. Люське жалко, что она не видела этих рисунков. Потоптавшись ещё немного на кухне и послушав разговоров довольной соседки, она решает, что теперь уже можно выглянуть и на площадку.
На скрип открывающейся двери обернулся дяденька художник и, увидев пигалицу, весело подмигнул. Люська расплылась в улыбке и осмелела. «А хотите, я вам водички принесу попить?» - задорно спросила она. «Ну, принеси»,- спокойно улыбнулся дяденька. Лохматая головка девочки мгновенно скрылась за дверью и минутой позже появилась опять: «А тётя Настя квасу Вам послала», - и осторожно, двумя руками, протянула ему большую синюю эмалированную кружку. Дяденька взял кружку, неторопливо вытянул всё содержимое и, возвращая кружку обратно, не удержался и потрепал Люську по пушистой головке: «Ну, спасибо тебе». Люська хмыкнула удовлетворённо. Вот так всегда. И почему всем нравится гладить эти лохматые волосы?
Люда, на правах будущей хозяйки ковра с оленями, стояла рядом с расстеленной простынёй и сердито – завистливо поглядывала на соперницу. Люська приметила это, и чтобы закрепить свой успех, спросила вежливо художника: «А как Вас зовут?». «Меня-то? А зови дядей Жорой». Вытащив карандаш из нагрудного кармана вельветовой тужурки, он опустился на колени и, расправив ткань, стал что-то на ней помечать. Люська хотела задать ещё вопрос, но увидев, что дядя Жора углубился в размышления, решила, что разговоров пока хватит, и стала, как все, пристально следить за разворачивающимся действием.
Запах краски щекотал нос, отовсюду слышалось мерное сопение. Кто-то, безнадёжно простуженный, поминутно шмыгая, безуспешно пытался поддёргивать, норовивший выскочить наружу прозрачный ручеёк, нетерпеливо шаркали по цементному полу сандалии. А дядя Жора священнодействовал. Люда уже тоже сидела на корточках и придерживала рукой кусок картона, который художник приладил по меткам в нижнем левом углу простыни. Обмакнув кисть в жёлтую краску, он, не спеша, аккуратно стал промакивать ткань, проступавшую в прорезях углового картона. Когда картон был снят, на простыне появился причудливой красоты витиеватый аккуратный узор. Все ахнули.
Так, неспешно, были прорисованы узоры на всех углах большого полотна. Потом угловые узоры соединились такими же аккуратными красивыми дорожками между собой, и оказалось, что это уже не простыня, а взятый в рамку большой холст. Зардевшаяся от удовольствия Люда, блестящими глазами рассматривала узор. Закончив оформление края, дядя Жора положил кисть в банку с чем-то остро пахнущим, сунул карандаш за ухо и полез в карман за папиросами. Все выдохнули и загалдели, обсуждая увиденное.
Люська тут же приступила к нему с вопросами и узнала, что эти грязные картонки называются трафаретами. Что узоры он придумал и вырезал сам, а иначе, какой же он художник? А что дальше будет, сама увидит, и что «любопытной Варваре на базаре…» и так далее. Ответами Люська удовлетворилась и миролюбиво переглянулась с будущей хозяйкой ковра. Вот повезло ей!
Воспользовавшись передышкой, она скрылась за дверью, чтобы сообщить Людиной маме последние новости. На кухне бабушка моет в раковине картошку и о чём-то разговаривает с тётей Настей. Строго оглядев влетевшую на кухню внучку, с порога начавшую рассказывать какую красоту рисует дядя Жора, бабушка велит ей идти в комнату. Люська обескуражена. Почему? Нет, она ещё пойдёт на площадку смотреть на ковёр. Но бабушка берёт её мокрой рукой за плечо и легонько выталкивает в коридор. «Безвкусица»,- тихо шепчет она любимое словечко, идя следом. Но Люська вдруг взрывается: «Нет, это красиво!»- кричит она громко, и слышит из кухни весёлый смех тёти Насти.
Бабушка в ярости цепко хватает девочку за ухо и, запихнув в комнату, толкает её за кровать, в угол. «Сколько раз тебе можно говорить, что взрослых перебивать нельзя»- негромко, но с угрозой в голосе говорит она. Девочка озадачена. Оказывается, её наказали за это? Нет, что-то здесь не так, она чувствует это, и, морща лоб и потирая ухо, долго, послушно стоит в углу, пытаясь разобраться в произошедшем.
Когда бабушка вновь вернулась в комнату, тихо и сдержанно Люська попросила прощения, сказав, что больше никогда не будет перебивать взрослых.
……А на простыне уже красовался в центре большой коричневый олень. Он стоял на зелёном холме, горделиво подняв к голубому небу ветвистые рога. Поодаль щипали травку двое красивых оленят и их мама. Дядя Жора прорисовывал зелёные листики на ветках кустарника. Вдали высились скалистые горы. Зрителей уже заметно поубавилось. Кого-то позвали домой, кому-то всё это наскучило, и он ушёл сам. Люська горестно вздохнула.
Продолжение следует