Я смотрел на лежавшую на столе карточку Банка Тел: коричневый пластик с двумя белыми полосами и логотипом. На верхней полосе - имя, на нижней – штрих-код добровольного донора органов. Я, как любой дипломированный медик, имею лицензию на препарирование трупа, имеющего карточку Банка Тел, и уплата денег тому, кто притащил труп и выдал карточку, тоже входила в мои обязанности. Нельзя сказать, чтобы я был противником подобной системы - кто-то не платит налоги при жизни, зато после своей смерти отдает своё тело на благо других. Хотя, конечно, есть и обратная сторона - это сделало подпольную торговлю органами чрезвычайно прибыльным делом.
Притащивший труп парнишка в спортивной одежде завалился ко мне не вовремя, как раз в мой "обеденный перерыв". Я сидел в «приемной» - небольшом помещении бывшего магазина с восстановленным интерьером: я выгнал крыс, поставил новое стекло витрины, завез новую мебель. А после регистрации своей маленькой клиники у меня появились электричество и горячая вода, чего многие мои соседи остаются лишены. В общем, это место я мог назвать домом - тут я чувствовал себя наиболее спокойно. Мало кто знал о ходе в подвал, который я тоже восстановил, а там оборудование было посовременнее, чем в холле. В частности, помимо трехмерного принтера там был еще и аппарат по печати тканей. Я напечатал себе кусок говядины, зажарил его на решетке, затем купил у местных арабов на рынке свежих овощей со скидкой, сделал салат, развел пюре из синтезированного концентрата, и ел все это. А помимо этого, я нажал на линзы своих искусственных глаз, имитирующих роговицу, повернул их и снял. Потом к очень тонкому гнезду в каждом глазу спереди подсоединил провод от зарядного устройства – глаза немного разрядились, а тут парень без стука входит и кладёт посреди гостиной труп с тремя явными пулевыми отверстиями в груди и мне на стол - карточку Банка Тел в ожидании положенного вознаграждения. Было заметно, что ему было неловко находиться со мной в одном помещении, и я понимал, что завтра плавный ручеек слухов перерастет в полноводный поток россказней обо мне, текущий по округе. Про меня и так слишком много говорят.
Глаза - отдельная история, разделившая мою жизнь на "до" и "после". Строго говоря, жить, а не существовать, я начал в сорок лет, когда жизнь в спальном районе, покрывающемся плесенью и разрушением, окончательно мне опостылела. И я, наконец, решился вложить кое-как накопленные деньги в свое будущее и заплатил за обучение в университете. Я сейчас вспоминаю, как жил тогда вблизи огромных экобашен и мечтал о жизни высоко-высоко - над смогом, вонью и пылью города, над полицейскими квадрокоптерами, патрулирующими улицы, над шумом регулярных перестрелок арабов с неграми и друг с другом. Поступил, отучился, даже жил в отведенных мне помещениях в экобашне Каролинг. Гулял на этажах-парках, покупал фрукты и овощи на этажах с гидропоническими фермами и смотрел вниз сквозь огромные окна на город. Через шесть лет устроился в клинике, стал получать деньги, казавшиеся мне огромными, улучшая бойцов, воюющих за разных нанимателей по всему миру, богатеньким толстосумам делал пластические операции и омолаживающие терапии. Мое желание открыть собственную клинику оборвала случайность: однажды, неправильно смешав два реактива, я устроил маленький взрыв у себя в руке, облил лицо щелочной гадостью и лишился глаз. «Смешно», - думал я через сутки, лежа на больничной койке и ожидая операции, - «каких-нибудь сто лет назад был бы безнадежным инвалидом, а теперь мне через полчаса вставят искусственные глаза на время, пока растут мои собственные, а через неделю мне сделают пластику микромашины, которых я даже и разглядеть не могу. Месяц - и я снова полноценный член общества». Мои живые глаза так и ждут меня там, наверху. И я исправно плачу за их содержание каждый месяц.
Пока я привыкал к новым глазам, я размышлял о людях внизу, копошащихся вокруг фундамента экобашен и разбивающихся об них, словно прибой. Их жизнь была всем безразлична, их как будто и не было. Бегущие от бесконечных войн на Ближнем Востоке, в Африке и в самой Европе - на ее окраинах - они занимали то, что было никому не нужно - исторические кварталы, старые неработающие фабрики и устраивали жизнь как могли. Живущие в высотных зданиях вообще перестали нуждаться в этих людях, как мне иногда казалось. Ветряки под крышами, солнечные панели, гидропонные фермы, ванны с одноклеточными водорослями, перерабатывающими органический мусор, подземное и воздушное сообщение между экобашнями - в таком доме можно было прожить всю жизнь, ни разу не ступив ногой на улицу. И я принял внезапное решение вернуться вниз, потому что понял: тут я всего лишь рядовой сотрудник, хоть и зарабатывающий много, а там таких как я считанные единицы. Там реальность становилась настоящей, а действия приобретали критичную значимость. Говорят, у людей с "железом" внутри начинает ехать крыша, и никогда не угадаешь, куда.
- Привет, Али, - сказал я, - ты зачем этого человека убил?
Я всех, похожих на арабов, называл «Али». Все они были одинаковы для меня - темноволосые, одетые в дешевые спортивные штаны, имитирующие своими значками знаки известных фирм-производителей, дешевые кеды, толстовки с капюшоном. А еще - все молодые, нет и тридцати: с их образом жизни дожить до сорока лет - большой подвиг.
- Я его не убивал, - говорил с очень заметным акцентом, значит - прибыл недавно, - я его нашел. Услышал выстрелы и нашел, и карточку. – Он нервно мялся с ноги на ногу в центре приемной, крутя головой и ни на секунду не останавливая быстрые взгляды своих черных глаз.
- Ну да, случайно. – Я нарочито шумно выдохнул, - Ты знаешь, что перед вскрытием я должен отправить его данные в полицию, потому жди тут, - я указал на кожаный диванчик в углу приемной, рядом со старой глиняной кадкой, в которой рос большой фикус. Напротив дивана был пластиковый белый столик с сенсорным экраном.
- Нет, спасибо. Неужели ничего нельзя сделать по-быстрому? - спросил он с сожалением. Как я понял, он совсем не хотел встречаться с полицией - они сразу его арестуют.
- Ну почему же, - парировал я, - руки-ноги у него целы. Если ты так торопишься, я, пожалуй, дам тебе пять сотен за каждую конечность, и проваливай себе на все четыре стороны.
Я со вздохом вытащил провода из глаз и вставил линзы на место, в один момент став похожим на самого обычного жителя этих районов. Поглядев на свое отражение в столе, я отметил между делом, что не очень-то теперь похож на выхолощенного доктора из экобашни. Недельная щетина, куртка, футболка, крестик. При взгляде на крестик, я вспомнил одно обстоятельство: вернувшись в эти трущобы, я увидел у местных жителей веру - кроме нее, кажется, у них ничего и не было. Али, получив от меня наличные, еще какое-то время постоял в нерешительности, размышляя о чем-то: видимо, он пытался повернуть свою реальность под таким углом, чтобы в нее вписалось все, увиденное им тут. Но мгновенно испарился, когда я отключил голографический экран, скрывающий небольшую нишу в противоположной входу стене. В ней был старый робот-помощник, висевший в воздухе. Основное тело размером с три головы человека и пять манипуляторов, старательно оттёртые от ржавчины, выплыли из ниши, издавая тихий свист. Три сустава на каждой конечности отличали его от сверхновых роботов-ассистентов с конечностями на синтетических мускулах, но мне он нравился, как нравится человеку именно его, найденная и обогретая им, дворняга. Неказистый, но вполне подходящий для работы, он был найден мной на свалке около реки, давно вышедшей из своего бетонного русла. Мои друзья-техники починили находку - и вот теперь он со мной.
Я обернулся к лежавшему посреди гостиной телу, из которого на синтетические коврики еще вытекала кровь - он был убит совсем недавно. Странно, но к нему я не испытывал ничего - просто еще одна часть моей работы. Ни его прошлое, ни обстоятельства его смерти не занимали меня. «Черствею», - подумал я с каким-то сожалением.
- Ну что, - сказал я трупу, - пойдем-ка на стол, приятель. Пора тебе расплатиться телом за то, что не платил всю жизнь налоги.
Костюм. Люди стараются делать себя нарочито одинаковыми, как будто отлиты на заводе. Все одеты с иголочки, с дорогими часами, в сверкающих лоском туфлях. Дорогие галстуки, золотые запонки - в общем, сразу понятно, у кого тут деньги. А чтобы еще и подчеркнуть, у кого тут власть, рядом обязательно должны торчать мордовороты, и, по возможности, полицейский. У меня в гостиной собрался самый цвет: "костюм", одна штука; три мордоворота, раньше они были бы в костюмах и темных очках - теперь они были в блестящей боевой броне; сзади стоял полицейский. Прошло всего полтора часа с момента сканирования штрих-кода мистера Трупа, а эти ребята уже прибежали ко мне, вернее – прилетели. Корпоративный аэродайн стоял на своих лапках на улице перед витриной магазина. Я и успел-то всего лишь просканировать труп, найти какой-то имплант, плотно прикрепленный к его позвоночнику, да разделить тело на части, а это непростая работа, ведь требуется все сделать так, чтобы все мельчайшие мышцы и сухожилия были целы - эти конечности другим носить. Я, кажется, даже начал догадываться, чем этих господ так заинтересовал мистер Труп – имплант был уж больно дорогой и редкий.
- Добрый день, господа. Чем могу помочь? - сказал я максимально дружелюбно. Если учесть, что я только-только успел снять кровавый фартук и перчатки и бросить их в переработку, у меня получилось не очень.
- Добрый вечер. Вот ордер, мсье Солье, - сказал полицейский, включая голографический проектор на своем значке. Передо мной появилось трехмерное изображение бумаги с печатями и штампами. «Ишь ты» - подумал я, - «уже мое досье раскопали».
- Нам нужно тело, - проговорил Костюм твердым голосом с легкой хрипотцой. Кажется, смодулированной для пущей важности. Кратко, просто, без лишних слов. Я оторвался от изучения ордера и посмотрел на Костюм. Лицо гладкое, даже слишком. Я полагаю, сделал недорогую операцию и теперь ему никогда не надо бриться. Лицо с тонкими чертами, на вид - лет пятьдесят, но что может сказать сейчас вид? Ему может быть намного больше. Ребята в доспехах даже маски шлемов не потрудились снять. Абсолютные охранники. По большому счету, мне держать у себя труп того, в ком так заинтересованы корпорации, не было никакого интереса. Как говорится, с глаз долой - из сердца вон, но все-таки хотелось напоследок сказать свое слово.
- Ребят, я на этом потеряю не меньше десяти тысяч, между прочим.
«Подавитесь этим трупом и деньгами и убирайтесь», - хотел сказать я на самом деле.
- Эта сумма уже перечислена на ваш счет, - мгновенно отреагировал Костюм. Да, быстро же у него проблемы решаются.
- Приходите через час, - сказал я, - мне надо его расфасовать. - Молчание. Только Костюм смотрит, не моргая, прямо на меня, да у полицейского я заметил капельку пота, застрявшую между глаз на пути к кончику носа.
- Ребят, он только-только расчленен! Мне надо пойти, приготовить тело, убраться, в конце-то концов! - молчание. Он продолжает молча смотреть в упор, и я понимаю, что мне придется, черт побери, не попив чаю и не помыв руки, отправляться вот сию секунду делать дело.
Сегодня не мой день. Я понял это, когда через три часа после визита "высоких гостей" у меня в приемной появился темнокожий человек в совершенно невообразимом эклектичном костюме, да и в самом госте, кажется, были намешаны все расы на земле. Это – глава местной банды, которая держит эту улицу и все, на чем здесь можно заработать. Я ему ничего не платил, но исправно штопал его бойцов – таков был уговор. На одном из бесчисленных диалектов улиц его кличка переводилась, как Тигр Улицы – пафосное и простое прозвище, соответствующее его жизни. Мои глаза были прикованы к какому-то замысловатому переплетению проволоки, висевшему у него на шее на цепочке. Волосы, заплетенные в мелкие косы, длиной доходили ему до пояса, и они были украшены всевозможными колечками и другими блестящими предметами: чьё-то перо, маленький, просверленный кусок стекла, птичья косточка.
- Привет, Доктор. Я знаю - к тебе приходили люди сверху, - для пущей значимости он поднял свой палец с длинным ухоженным ногтем, указывая в потолок.
- Привет, Тигр. И что? – спросил я, а про себя выругался. Тут не любят людей сверху, особенно в костюмах. Неприятное предчувствие кольнуло меня, но я отмахнулся от него.
- А то, что ты работаешь на них, - сказано твердо, и так, как будто он меня в чем-то обвиняет.
- Ну да, - ответил я, - они пришли за телом, я им отдал. Все.
- Мне это не нравится. Мне не хочется, чтобы без моего ведома кто-то крутил с людьми оттуда какие-то дела. Полиция в мои планы не входит, а если сюда зачастит полиция, я буду расстроен.
- Знаешь, что я тебе скажу? Вы все прекрасно знаете, сколько людей я на ноги поставил, так что отвали от меня. – Я начинал сердиться.
- Ты говорил, что тебе не нравится у меня. Что ты хотел бы переехать поближе к собору, и местечко себе уже там нашел.
«А ведь и правда», - вспомнилось мне, - «говорил».
– Ну так вот. Ты переедешь до завтрашнего вечера, а мы устроим тут небольшое огненное очищение.
- Что?! Ты псих? – я совсем ошалел от услышанного. - Хорошо, я говорил такое, но позволь мне (я сделал ударение на этом слове) решать, что и когда делать. У меня внизу три больных, и их нельзя двигать. У одного скоро еще одна операция. Мне нужна неделя, не меньше.
- Завтра к вечеру, - осклабился бандит, сверкая мозаикой золота и стали на своих зубах.
Когда он ушел, я от бессильной ярости разбил небьющийся стакан, швырнув его об стену. Не мой день.
Продолжение следует...