Если бы... (Лидия Орлова) / Проза.ру

Гляжу я на пейзаж знаменитого русского художника с несколькими соснами на ржаном поле и кажется - нет для меня в мире ничего ближе и роднее этого вида. Вроде, человек я городской, люблю шум и сутолоку и громадье кварталов, а как увижу совсем не урбанистическую картину, так и ёкнет сердце – «моё!». Это, видимо, в крови - родительское, крестьянское наследство. Ведь не случись с Россией да и с миром всех военных и революционных катаклизмов, обретались бы все мы с моими предками по деревенским избам, плутали бы по лесам и болотам в поисках пропитания, надсаживались в полевых, лесосплавных и других крестьянских трудах, а кто в зимнюю непогоду искал бы добавки в мелком барыше от продаж плодов трудов своих праведных, в коробейничестве или подработками в городе - извозом, плотничеством и другими ремеслами.
И я родилась бы в такой семье, и образования получила бы немного, главное, письмо и арифметика, остальное – это разные умения - шить да вышивать, да вязать, да прясть, за детьми смотреть да по хозяйству все дела, - у печки, да со скотиной, уборкой, жатвой, сенокосом, сбором лесных даров, речного жемчуга, и развлечений было бы немного, конечно, с определенными поправками на развивающийся технический прогресс в виде транспорта, радио и т.д. И в один из редких случаев отдыха, мне бы приглянулся на посиделках в риге один парень – красивый, заводной, веселый, - во всех затеях первый – и в озорных частушках, и в песнях, и плясках, - такой ладный, кудрявый блондин, невысокий, все на меня посматривавший и все ко мне ближе прибивавшийся. На пути к деревне мы с ним уже отстали бы от всех, идя полем со сверкающими по краям зарницами, и сидели бы потом долго на моем крыльце, и так не раз, и не два, всю осень и зиму мы уже виделись бы с ним на воскресных и праздничных службах в церкви, на молодежных гулянках в престольные праздники, а к весне он сватов засылает, и решено, что свадьба – осенью. Летом не до свадеб, хлопот много, но праздники справляются честь по чести – с умеренным питьем бражки, с пирогами, танцами полек, краковяка, иногда и драками у парней. Мой жених тоже не отстает от них, видела я, как он с дрекольем бежал за околицу выручать своих деревенских дружков, ну ничего, обошлось без синяков, вроде. У нас, девушек и баб, свои развлечения летом, - купания в речке, гаданья на Ивана Купалу, ночевки на сеновале с разговорами и песнями до утра…
Осенью мы бы и повенчались в церкви, и свадебку сыграли. И стала бы я жить в семье моего муженька. Я сначала только покорялась бы его мужским желаниям в отведенной нам горнице, а потом раскусила бы сладость наших с ним объятий. И детки бы у нас пошли один за другим, - красивые здоровые девчонки и мальчишки, и затопали бы они, белобрысые, по свежим деревянным полам в нашей новой избе, срубленной из сосен мужиками со свекром и мужем вместе. И жили бы мы там по сию пору, няньчась уже с нашими внуками, а дети – кто рядом бы построился, на высоком берегу речки, кто к супругам переехал, а то и в город подались бы – на учебу, на заработки, кто приехал бы обратно улучшать, насколько можно, жизнь деревенскую, кто - учительствовать, а кто пошел бы другой, не деревенской стезей. И Господь бы всем в помощь! И жили бы мы с мужем еще долго и счастливо, как Господь положил бы.
Да вот так-то и не пошло. Эх, кабы на цветы да не морозы… Сначала Первая Мировая война прошлась с косой по всему миру и нашу деревню не обошла, правда, пока пощадила мой род. Но пришла революция и продолжила с неистовой силой кромсать и ломать жизнь вокруг. Разорялись хозяйства, пропадали люди, сгинул, неведомо где, и наш дед. А тут и Вторая Мировая стала добивать всех. Погиб мой отец, человек образованный, учитель и мастер на все руки – хоть спеть, хоть сплясать, хоть сыграть на чем, и в хозяйстве на все способный, а главное, любящий и любимый в семье, родне, учениками в школе, деревне. Мы с мамой после войны из разоренной деревни перебрались в город. Жили сначала в бараках, потом получили от маминой стройки комнату в доме и стали жить уже втроем, с отчимом, потом и с маленьким братом. И я долго не знала, что отец не родной мне, но как-то ощущала недостаток отцовских чувств в отчиме и чувствовала себя одинокой в семье, хотя меня никто не обижал, однако никто особенно и не ласкал, не приголубливал. Эмоциональный недобор очень заметно сказался на всей моей взрослой жизни: шаткость в выборе цели образования, работы, спутника жизни. Но все-таки я вышла на филологический факультет университета, кое-как закончила отделение русского языка и литературы и работала по специальности на разных стезях. Началась катавасия с избранниками – мужьями, - хоть я не была готова к взрослой жизни, но уж очень неуютно было жить в одной комнате с мамой и отчимом да еще с братом, которому явно отдавали предпочтение во всем. Он, конечно, того стоил – красивый, высокий, стройный, отчиму он заменил брошенных за войну детей в первой семье, и я тоже не из самых плохих девчонок, но вот не стала отчиму родной и оттого была чуждой всей семье. Замуж я ходила не раз, – а все убегала от этого душевного дискомфорта. Много я еще натворила глупостей, но думаю, искупила свои грехи тем, что родила и воспитала дочку, дала ей приличное образование. Чувствую, что не сумела дать ей достаточно того душевного тепла, которого и меня лишила судьба, погубив моего родного отца. Это сказывается и сейчас на наших с ней прохладных отношениях, на ее неудачной личной жизни, и даже в драматических ситуациях с ее детками. Остается только прикидывать в уме, что было бы с ней, со мной, с мамой, если бы не было мировых катаклизмов, приведших мой род к таким коллизиям в наших судьбах.
Поле для таких прикидок обширное. Попробую еще развить тему судеб нашего рода и мамы с папой: представляю себе мой любимый пейзаж с ржаным полем. На край его выбирается из перелеска с выбивающимися из-под платка ярко-рыжими волосами женщина с выводком детишек. Все с корзинами и туесами. Рассаживаются, пьют из своих баклажек, перетряхивают одежду, перебирают, выбрасывая лишнее, травы, корешки, ягоды, грибы и, немного отдохнув, с нетерпением направляются краем леса к своей виднеющейся уже невдалеке деревне. На пороге избы их встречает бородатый, с веселыми глазами, мужчина в форменной одежде с ребенком лет пяти. Тот радостно кричит: « А мы царя видели!». Мужчина улыбается: «Да, видели, и даже говорили с ним!». Все стали просить рассказать, как дело было. Расселись на крыльце и на завалинке и, рот раскрыв, слушали рассказ о встрече с царем, - мол, шли они, сынок и отец, в форменной одежде егеря царской охоты Его величества, по бульвару Царского Села, направляясь по служебным надобностям отца в его контору, а навстречу катит легкая коляска с одним ездоком. Отец увидел, что это царь-батюшка, отдал честь и скорей шапки скинул с себя и сыночка, и поклонился низко, и мальчишкину голову нагнул. Тут коляска остановилась, царь вышел, невысокий, как и отец мальчика, протянул руку отцу, и спросил, кто таков и по каким надобностям они здесь. Отец отрапортовал, и еще раз пожав ему руку и осенив малыша крестным знамением, царь вернулся в коляску, и они каждый направились в свою сторону. Мальчонка, конечно, не сразу понял, кто с ними здоровался, но отец ему объяснил важность такого случая, и вот тот теперь похваляется перед сестрами и братьями, что он с царем виделся и здоровался, а все этому и рады, и завидуют малышу. Младшая сестра малыша, будущая моя мама, самая поздняя из двенадцати детей, родилась после этого события, и помнит, что рассказ о нем долго звучал в семье и, видимо, так повлиял на воображение ее старшего братишки, что он очень много впоследствии учился, несмотря на все сложности внутренней и внешней жизни в стране, стал директором школы, куда поступил на работу учителем мой отец, встретивший здесь свою будущую жену, мою маму.
Потом могло пойти все прекрасно, как сначала и шло – молодая семья, где царили лад, веселье и труд, где бывало много друзей и родных, звучали песни и стучали по деревянному полу каблучки под танцевальные мелодии, наигрываемые моим отцом на школьной фисгармонии или на гитаре, или на мандолине, где вскоре послышался и детский голосок их первого с мамой ребенка… Но грянуло опять неисправимое, и как с первой мировой войной, а потом с революцией и гражданской войной, навалилось на всех чудовище второй войны и пожрало молодых и старых, а у отца с матерью отняло для начала их первую дочку.
Встреча дедушки с царем произошла задолго до первой войны, и дед потом говорил, что случись она попозже лет на десять он, выпускник лесотехнического учебного заведения в Лисино Корпус, который за словом в карман не лазал, как все в его роду, и мы, его потомки, все с хорошо подвязанным языком, с некоей филологической, словесной жилкой, при возможной повторной встрече там же он осмелился бы уговаривать царя не вступать в войну, и получилось бы, может быть, и обошлось бы, не он же один был убежден в трагических результатах рокового вступления России в войну, многие в окружении царя были против этого шага, и не было бы таких людских потерь, не пошло бы не поехало с революцией, и дальше – с уничтожением царя и последующей Гражданской, всеми бедами…
Я давно не бывала в маминой с папой деревне, знаю, что нет уже той школы, где папа учил, нет там места, где я могла бы его помянуть, и все люди моего поколения, и предыдущих и последующих многих поколений жителей Земли утратили бесследно все чаяния на благополучную, без войн, жизнь по вине… Чьей вине ? Люди не могут без войн? Жаль, что мой дедушка не смог тогда как следует потолковать с царем на эту тему! Но мы-то можем сейчас хоть в интернете, хоть виртуально, пообщаться с любым представителем власти любой страны и насоветовать всего самого полезного и разумного, призвать их к доброму, вечному! Если бы нас еще послушали!

Лахти, октябрь 2016.