- Я поеду с вами! – сразу заявила Муза Андреевна, едва муж поделился с ней планом поездки на Алтай. – Я давно хотела предложить тебе съездить в Аксу. Меня туда все время тянет. Все кажется, что душа Сережина там осталась. Тело мы привезли, а душа где-то там.
- Честно говоря, я не очень верю в душу, - не слишком уверенно и не слишком напористо возразил Илья Ильич. – Ты меня извини, но в церковь ты меня не затащишь, хоть я и крещеный. Да ты и сама туда не ходишь.
- Не хожу, - согласилась Муза Андреевна. – Но в душу я верю. Я хорошо помню, как дурно мне стало в тот день, когда Сережа погиб. А я ведь еще не знала ничего! Это его душа дала мне знать. В общем, я поеду и все тут!
- Ну, ладно, ну, поезжай, - согласился Сомов. – Разве я возражаю? Не вижу причин возражать.
- А как мы решим с этими офицершами?
- Пока никак. Вот съездим, тогда и будем решать.
- Разве это связано?
- Не знаю. Коржавин хочет сам увидеть место, где погибли его ребята. Он говорит, летчики были опытные, в горах раньше летали… Иначе он бы их и не послал. У них было задание: отработка полетов в условиях высокогорной местности, и оно было им по силам. Если они погибли по собственной оплошности, это все меняет.
- Что меняет? Лично мне все равно, по какой причине погиб мой сын. Главное – он погиб. И думаю, этим женщинам тоже безразлично, как именно погибли их мужья.
- Тут ты ошибаешься, дорогая. Они пришли к нам именно потому, что уверены: именно мы – мы с тобой! – виновны в гибели их мужей. Мы избаловали сына, потакали его прихотям… Я дал взятку, чтобы в очередной раз его ублажить, а бравые офицеры честно выполняли преступный приказ командира-взяточника.
Муза Андреевна смотрела на мужа, произносившего эти убийственные фразы, и ее глаза наполнялись слезами.
- Зачем ты так говоришь? – произнесла она тихим, потерянным голосом. - Это неправда!
- Для них это правда, милая, - ответил он с болью в голосе. – И что бы мы им не говорили, для них ничего не изменится.
- Но ты же сам только что сказал: «Если они погибли по собственной оплошности, это все меняет».
- Для нас меняет. Для нас – но не для них. Перед ними нам все равно не оправдаться, с этим надо смириться.
- Я не согласна! – неожиданно для самой себя вспыхнула Муза Андреевна. – Их мужья, эти так называемые летчики, разбились сами, убили моего сына, и я же еще и виновата? Нет, я обязательно должна поехать, должна увидеть все собственными глазами!
Однако буквально за два дня до отъезда произошло событие, в корне изменившие их планы: во всяком случае, планы Музы Андреевны. Из Швейцарии поступила информация, что Паша Коржавин исчез из пансионата, где его излечивали от наркомании. Муза Андреевна узнала об этом по телефону от Нины Викентьевны, матери Паши, а Илья Ильич, в тот же день, от самого Коржавина.
- Что значит – исчез? – недоуменно спросил Илья Ильич, строго глядя на начальника гаража, стоявшего перед его столом с сокрушенным видом. – Сбежал, что ли?
- Наверное, - пожал плечами бывший полковник. – Но они пишут, что полиция не исключает и версию похищения.
- Кому он нужен, чтоб его похищать! – фыркнул Сомов. – Похищают с целью выкупа, а что с вас взять? В Европе таких дураков нет.
- С меня-то взять нечего, - согласился Коржавин, - но там всем известно, что пансионат дорогой, и если кто-то заплатил за лечение ребенка, значит он человек не бедный. Похитителям все равно, с кого требовать деньги – с меня или с вас.
- Вы хотите сказать, что это больше моя проблема, чем ваша? – поднял брови банкир.
- Я такого не говорил. – Коржавин потупился. – Я уверен, что он просто сбежал. Это я так, пофантазировал. Считайте, что я ничего не говорил.
- Ладно, так и будем считать. Что они еще пишут?
- Вот! – Коржавин положил на стол лист бумаги с текстом электронного письма на английском языке. – Просят срочно приехать.
Сомов взял письмо, прочел. Коржавин продолжал стоять, застывший, словно статуя. Было видно, что он готов полностью положиться на решение босса.
- Что будем делать? – поднял на него глаза Сомов.
Коржавин пожал плечами.
- Думаю, Нине надо лететь, - неуверенно произнес он. – Она там уже была, знает. Да и к Паше она ближе. Мать все-таки.
- Правильно думаешь, - согласился Сомов. – Нам с тобой в Аксу надо лететь, там уже все договорено. – А с твоей Ниной моя Муза полетит. Тоже была там, и языки знает. Найдется Паша, не волнуйся!
- Я и не волнуюсь, - криво усмехнулся Коржавин. – Я тоже уверен, что найдут. Вот только лечение насмарку. Теперь его, небось, назад, в Россию, отправят.
- Не отправят, - решительно возразил банкир. - Мы деньги платим, и еще будем платить. Кто ж от таких денег отказывается? – А сам подумал: «А вдруг Муза откажется? Она ведь тоже на Аксу настроилась. Скажет: «Пусть Коржавины оба к своему сыну летят. Хватит того, что мы деньги платим. Почему мы должны со взрослыми людьми без конца нянчиться? У нас и свои проблемы есть».
Но Муза так не сказала. Умница, золотое сердце, она сама предложила себя в сопровождение к Нине Викентьевне. «Нина там только плакать будет, да и языков не знает. Она, конечно, должна полететь как мать, хотя бы с юридической точки зрения, но толку там с нее не будет». На этом и порешили: женщины вылетели в Швейцарию, мужчины выехали на Алтай. Однако, все-таки, не вдвоем, а втроем.
В последний момент Коржавин вдруг объявил шефу, что с ними хочет поехать Лена Дятлова, жена, то есть вдова майора Дятлова, командира вертолета.
- Тоже хочет увидеть, где погиб ее муж. Я думаю, она имеет право.
Сомов усмехнулся:
- А остальные? Что ж они не хотят? Они тоже имеют право.
Коржавин пожал плечами.
- Наверное, они ее делегировали. Думаю, отказать мы не можем. Тем более, что дополнительных расходов это не вызовет.
- Ну, да, - хмыкнул банкир. – Ладно, пусть едет. Семь бед – один ответ.
До Горно-Алтайска они доехали на джипе, который Коржавин и Сомов вели попеременно. Елена Дятлова сидела на заднем сидении и молчала. В Горно-Алтайске они переночевали в гостинице и пересели в вертолет. Вообще-то Сомов не хотел лететь на вертолете, слишком тягостные воспоминания были у него связаны с этой воздушной машиной, он предпочел бы еще целый день гнать по Чуйскому тракту, но Коржавин настоял, убедил.
- Без вертолета там делать нечего, - объяснил он. – Пешком к вершине не подойдешь, там только альпинисты ходят, со специальным снаряжением. Я уже договорился с МЧС, меня здесь еще помнят.
- Вот этого не надо, - возразил Сомов и посмотрел на своего спутника почти зло.– Никаких «договорился». Чтоб меня потом какой-нибудь придурок обвинил в бытовой коррупции? Какая-нибудь частная вертолетная компания тут имеется?
Бывший полковник задумался.
- Ладно, сейчас узнаем. Кстати: начальник МЧС здесь сменился. Но нам повезло, старый начальник сейчас как раз в Аксу.
- Это Красовский, что ли? – напряг память Сомов. – Я помню его, толковый. И кажется, он из альпинистов.
- Да, Красовский, Юрий Дмитриевич. Мастер спорта. Горные спасатели все из альпинистов, работа такая.
Вертолет МИ-8, звеня и вибрируя всем своим дородным телом, летел над извилистой, бирюзовой лентой Катуни, над ее скальными островами и белыми от кипящей пены порогами, огибая рдеющие осенней листвой лесистые склоны предгорий, за которыми высились уходящие в небо снежные вершины. Перед мысленным взором Сомова вновь возник ослепительно белый, неимоверной крутизны склон горы, с которой мечтал скатиться его сын, льдистый, утыканный скалами гребень, временами скрывающийся в облаках… По ту сторону этого гребня, в черное километровое ущелье, и рухнул тогда вертолет. Заныло сердце. «Нет, - сказал себе Сомов, нельзя толочь в ступе одну и ту же воду. Надо думать о другом». Он взглянул на вдову майора Дятлова, сидевшую напротив него с каменным лицом, и вздохнув достал из дорожной сумки пластиковую папку с пьесой.
Эпизод первый.
Почти совершенно пустая комната с одним небольшим окном без занавески. На подоконнике лежат несколько книг. Посреди комнаты стоит небольшой дощатый стол с двумя простыми стульями по обе стороны. На одном стуле сидит молодой человек в форме лейтенанта американской армии, на втором – еще более молодой человек в полосатой одежде, на рукаве которой видна желтая Звезда Давида; он очень худ, изможден, на голове белая повязка. Перед лейтенантом лежит тетрадь, в которой он делает записи.
Лейтенант: Ваше имя?
Узник: Реб Климрод.
Лейтенант: Сколько вам лет?
Климрод: Семнадцать.
Лейтенант: Национальность? Откуда вы?
Климрод: Я австриец, из Вены.
Лейтенант (скашивая глаза на звезду): Почему же вы оказались в еврейском лагере?
Климрод: Моя мать еврейка. – И ровным голосом поправляет себя: - Была еврейкой.
Лейтенант: Она умерла?
Климрод: Ее убили. Как и двух моих сестер. В другом лагере, два года назад.
Лейтенант: А ваш отец? Вы что-нибудь знаете о нем?
Климрод: Три года назад, когда мы с матерью выехали во Львов, он оставался в Вене и был жив. Он был адвокатом.
Лейтенант (посмотрев на собеседника в коротком раздумье): Зачем ваша мать поехала во Львов? Ведь шла война. Не разумнее ли было оставаться в мирной Вене? Особенно еврейке.
Климрод (все тем же ровным голосом): Она хотела навестить свою сестру, которую давно не видела. Эрих Штейр выправил нам документы и уверял, что с этими документами нас никто не тронет.
Лейтенант: Эрих Штейр – это кто?
Климрод: То же адвокат, помощник отца.
Лейтенант: Немец?
Климрод: Да, немец. Отец ему полностью доверял.
Лейтенант: А ваша мать? Она доверяла Штейру?
Климрод (после долгого молчания): Не знаю. Штейр оказывал ей внимание, и она могла верить в его искренность.
Лейтенант: А вы?
Климрод (опять помолчав): Кто вы такой? По какому праву вы задаете мне эти вопросы? Если по праву победителя, то задавайте вопросы нацистам. Меня вы не победили.
Лейтенант: Я офицер Комиссии расследования военных преступлений. Мое имя Дэвид Сэтиньяз. Я полагаю, ваш долг помочь нам установить истинную картину происходившего в нацистских концлагерях. Вы сказали, что ваши мать и сестры погибли в другом лагере. В каком именно?
Климрод: В Дахау. Их задушили в газовой камере.
Сэтиньяз: А как выжили вы?
Климрод (пожимает плечами): Спросите у начальника лагеря Дахау. Меня вместе с другими привезли сюда.
Сэтиньяз: А как вы выжили здесь?
Климрод: Спросите у начальника этого лагеря. Эсэсовцы убивали каждый день толпы людей, кто-то должен был погибнуть последним. Нас подвели к большой яме и начали стрелять из пистолетов в затылок. Я оглянулся посмотреть, кто стреляет в меня. Мне повезло: пуля попала мне голову как раз в тот момент, когда я обернулся, и вошла не в затылок, а скользнула по черепу. Я потерял сознание и упал в яму. Это было вчера, а сегодня вы вошли в лагерь и вытащили меня из ямы.
Сэтиньяз: Вы успели разглядеть, кто в вас стрелял?
Климрод: Да, это был сам начальник лагеря.
Климрод смотрит в сторону книг, лежащих на подоконнике, встает и подходит к ним. Берет одну в руки, перелистывает.
Сэтиньяз: Это Уолт Уитмен, американский поэт. Вы читаете по-английски?
Климрод: Нет. В гимназии мы изучали только французский и латынь. Мама научила меня польскому и идиш. Но я выучу английский. Наверное, еще испанский и русский. Это ваши книги?
Сэтиньяз: Да. Вы можете взять. Там еще есть Бодлер, на французском.
Климрод: Бодлера я знаю. (Читает наизусть строфу из «Альбатроса».)
Souvent, pour s’amuser, les hommes d’;quipage
Prennent des albatros, vastes oiseaux des mers,
Qui suivent, indolents compagnons de voyage,
Le navire glissant sur les gouffres amers.
(Чтоб позабавиться в скитаниях унылых,
Скользя над безднами морей, где горечь слез,
Матросы ловят птиц морских ширококрылых,
Их вечных спутников, чье имя альбатрос.)
Сэтиньяз (пораженный): Вы помните стихи на французском? После трех лет концлагерей?
Климрод (спокойно): У меня хорошая память.
Сэтиньяз (закрывает тетрадь, встает): Что вы собираетесь делать дальше?
Климрод (смотрит на него, держа в руках две книги): Еще не решил. Сначала попробую разыскать своего отца. А книги я вам верну, не волнуйтесь.
Сэтиньяз (улыбнувшись): Я и не волнуюсь, можете не возвращать. Но я был бы рад увидеть вас вновь, поэтому вот мой адрес. (Он достает из нагрудного кармашка визитную карточку и протягивает Климроду.)
Климрод (берет карточку, вкладывает в томик Уитмэна): Я обязательно верну.
Вертолет слегка накренился и зашел на посадку. Илья Ильич вынырнул из истории Зеленого Короля и приник иллюминатору. Нет, это еще не Аксу. Это степной поселок Кзыл-Таш, перевалочная база. Илья Ильич придвинулся к Коржавину, сидевшему ближе к кабине пилотов, и собрался спросить, зачем они садится здесь, но вспомнил, что рейс коммерческий, и вертолет везет в поселок груз. Вот он этот груз, перед глазами: какие-то ящики, бочки, мешки и коробки. Бизнес!.. Он поймал на себе обеспокоенный взгляд Елены Дятловой. Женщина тоже не понимала смысла посадки.
- Сейчас выгрузимся! – прокричал Сомов, указывая на ящики и мешки. – И полетим дальше.
Вертолет сел на краю поселка. Какие-то люди уже ожидали его, быстро подошли, начали разгружать. Сомов с Коржавиным даже помогли им, подали несколько ящиков и мешков.
- А что, Демьян, твои орлы здесь тоже садились? – поинтересовался Сомов, когда дверь захлопнули, и винт опять начал набирать взлетные, ревущие обороты.
Тот отрицательно помотал головой и ответил, подаваясь к нему, преодолевая грохот двигателя:
- Нечего им было здесь делать. До Аксу отсюда всего километров десять. Связь с ними была, здесь они не садились. А зачем тебе это, Ильич?
- Не знаю. Деталь! Детали бывают важны. – И он посмотрел на Дятлову, которая внимательно прислушивалась к их разговору.
«В деталях – дьявол», - вспомнил Сомов прочитанное где-то. И вдруг подумал: «А ведь Сережа не стал бы финансистом, хоть я и тянул его в свою сторону. Не было у него тяги к деталям. Просчитывать не умел, а точнее - не любил. У него все было на импульсах. А кем бы он стал? Масса талантов, но ни одного не развил до профессии. Говорил: «Хочу путешествовать!» Но разве это профессия?.. Конюхов у нас один на всю страну».
Машина аккуратно опустилась на крошечную площадку неподалеку от трех домиков, сложенных из новеньких, оранжево-светящихся кедровых бревен. Из ближнего дома вышел высокий, поджарый человек в сером свитере и выцветшей, брезентовой штормовке. Это и был Юрий Дмитриевич Красовский, бывший начальник местной спасательной службы. Коржавин предварительно связался с ним, предупредил о прилете.
Мужчины обменялись рукопожатиями, Сомов вкратце объяснил цель приезда.
- Хотим еще раз осмотреть место трагедии. Возникли новые вопросы.
- А я Дятлова, Елена, - сама представилась и протянула руку женщина. – Мой муж был командиром вертолета.
Красовский понимающе кивнул, осторожно пожал тонкую руку. Семь лет назад он лично, с группой спасателей, спускался в Чертово ущелье, поднимал тела погибших, собирал обломки вертолета, разыскивал «черные ящики». Но сейчас в районе Аксу нет видимости и ветер, сегодня туда лететь нельзя.
- А утром?
- Утром будет видно. Прогноз, вроде, хороший. Но в горах, как у моря, погода плохо предсказуема.
Сомов и Коржавин переглянулись, потом оба посмотрели на Дятлову.
- Придется ночевать, - принял за всех решение Илья Ильич. И вопросительно посмотрел на Красовского: - Приютите?
Тот улыбнулся:
- Милости просим! Гостям всегда рады.
- А что будем делать с вертушкой? – задал вопрос Коржавин. Задал, естественно, шефу. Тот ненадолго задумался. В отличие от сына, он умел считать деньги.
- Пусть возвращаются. А завтра пусть прилетят снова. Во сколько? – Банкир посмотрел на Красовского. – В девять будет нормально?
- Лучше бы в восемь, - ответил тот. С ранья больше шансов на погоду. Но можно, конечно, и в девять.
- Пока встанем, пока позавтракаем, пока они долетят… Давайте в девять.
- Им предоплата нужна, - уточнил Коржавин. – Вдруг какой форс-мажор. Я-то знаю, сам летчик.
- Нет проблем. – Сомов достал бумажник, отсчитал нужную сумму. – Кстати, вы нас здесь и покормить сможете?
- Конечно, - опять улыбнулся Красовский. – Горная гостиница к вашим услугам.