Баночка была пластмассовая, желтая, без этикетки. Несолидная была баночка. Ничто в ее виде не оправдывало той пятизначной суммы, с которой час назад рассталась из-за нее Ирина.
Поначалу это открытие опечалило. Но потом Ира вспомнила о куче вещей, что казались ей откровенным хламом, но были куплены, потому как модные, дизайнерские, ну просто незаменимые для современной женщины «маст-хэвы». Плюс надежный источник – косметолог Верочка с легендой о рецепте то ли тибетского монаха, то ли друидского знахаря. Ира приободрилась, открыла баночку и осторожно понюхала густую зеленоватую массу.
Крем пах детством. Знойный летний день напоен ароматами трав и хвои, грибов и теплой земли. Маленькая Ирина идет с отцом по лесу и тихо охотится на подосиновики. А ветерок с озера так и манит поскорее закончить это важное занятие и окунуться в прохладную воду. На секунду Ире даже показалось, что она слышит лесные звуки: щебетанье птиц, стрекотание кузнечиков. И откуда-то издали, с пляжа: «Ягода-малина нас к себе манила».
Запах радости. Запах беспричинного счастья просто так, потому что живешь. Нет трудностей и заморочек, разочарований в любви и работы на износ. И нет этих ужасных морщин.
Ира была хороша собой. Невысокая стройная шатенка с лицом нимфы с картины Боттичелли «Весна», той, что слева. Что-то трогательное и загадочное было в ее облике. Большие изумрудные глаза, немного трагический изгиб губ, струящийся шелк русых волос, изящная лебединая шея вселяли в мужчин, да и в некоторых женщин тоже, желание постичь Ирину тайну, а постигнув - обнять и защитить Иру, уберечь ото всех невзгод этого жестокого мира.
А нимфа не стареет и не считает морщины. Верочкино: «Дааааа, с носогубкой пора что-то посерьезнее делать, да и с веками тоже», - прозвучало как приговор. Как капитуляция в войне за вечную молодость. Эту битву Ира вела лет с пятнадцати, постепенно наращивая военную мощь. Начинала с простеньких кефирных масок, со временем перешла к уколам красоты и глубоким пилингам. И время вроде бы остановилось. В сорок два выглядела на двадцать пять. Но Ира все равно была крайне недовольна собой. Что за лошадиные скулы! Что за огромный нос! А эти бедра!
Все твердят, мол, полюби себя такой, какая ты есть, прими себя и все тебя примут. Ну как можно полюбить себя - такую?! А тут еще старость подкралась незаметно. Кто вообще придумал стареть? Отчего этот мир так устроен? Зачем жить после пятидесяти, когда нравиться мужчинам уже невозможно?
Вот и бегут от Иры ее многочисленные поклонники, и так же бросил единственный законный муж. Из-за ее уродства, а вовсе не из-за плохо скрываемого недовольства собой.
Ну, ничего, через неделю у нее операция по избавлению от «стареющих век» - блефаропластика. Там, глядишь, и до бедер дойдет, и до носа. Страшно немного, все-таки настоящее хирургическое вмешательство. Бывали и смертельные случаи, но очень редко. И с ней этого не произойдет, потому что мысли материальны, а она думает только о хорошем. Зато уж после операции мужчины к ней не только потянутся, но и захотят навеки остаться с таким торжеством красоты. А пока она разделается с этими кошмарными носогубными складками.
«Эффект потрясающий, просто сказочный!» - захлебывалась от восторга Верочка. - «Сама не пробовала, потому как слишком дорого для меня. Но вот три моих клиентки, так они после этого крема ни разу ко мне больше не обращались. Вот как он им здорово помог!»
Ира смотрела на баночку и не могла решиться. Необъяснимая тревога останавливала ее. Желая унять беспокойство, побродила по квартире, включила музыку. Как всегда в минуты тоски и неопределенности успокаивал и давал советы «Чайф». Ира с юности обожала эту группу, не пропускала ни одного концерта в городе, иногда ездила в соседний Екатеринбург. Была у нее одна глупая, потаенная ото всех мечта: она хотела, чтобы Шахрин спел для нее. Не со сцены, не огромной толпе фанатов, а только ей, одной лишь ей, хорошей женщине Ирине Наумовой.
А время не ждет и не отпускает,
И снова зеркало врет, по утрам уверяя:
Ты просто сегодня немного не в форме, но
К обеду пройдет.
Шахрин явно давил на больное и требовал решительных действий. Ира взяла баночку и зачерпнула крем. Вспомнилась Булгаковская Маргарита. А вдруг и она сейчас превратится в ведьму? Ира посмотрела в окно и поежилась: там серые октябрьские сумерки медленно превращались в промозглую неуютную ночь. Лететь на метле голой совсем не хотелось. Еще раз взглянула в зеркало на свое гладкое, молодое, грустное лицо и намазала крем сначала на него, а затем и на все тело.
Закончив, встала напротив зеркала в ожидании волшебного преображения. И оно случилось. На глазах у Иры лицо и шея покрылись возрастными морщинами: гусиные лапки около глаз, поперечная складка между бровей, продольные полосы на лбу и пресловутая носогубка. Овал лица потерял четкость и поплыл вниз. С телом тоже творилось неладное: кожа стала дряблой и сухой, грудь потеряла упругость.
Ира хотела закричать от ужаса, но не смогла, как это бывает в страшных снах. Дама лет шестидесяти, что отражалась в зеркале, только беззвучно открывала рот. Не веря в происходящее, Ира провела рукой по лицу. Выразительный рельеф под пальцами не смог вернуть чувства реальности. Разум окончательно отказался понимать, что происходит, и Ира провалилась в спасительную мглу обморока.
Очнулась на полу. Привстала, медленно заглянула в зеркало. И встретилась с растерянным взглядом все той же немолодой женщины. Да, ухоженной, да стильной. Но немолодой!
«Ну вот я и в сказке. О потерянном времени. Так, и что теперь?» Ира набрала Верочку.
- Ну, как, получилось? Видишь эффект? – радостно закричала та в ухо. - Шли скорее фотку!
«Фотку? Сейчас я пришлю тебе фотку…», - зло подумала Ира, делая селфи.
Как только изображение было отправлено, раздался звонок.
- Я же говорила, крем просто супер! Ты неотразима! Не зря потратилась! Не надо теперь сложный макияж делать каждый день.
- Вера, ты что, издеваешься? – прошипела Ира. – Я же старуха!
- А ты чего ждала? Ты недовольна, что ли? Ничего не понимаю… - растерялась Вера, - Слушай, давай так: через полчаса в «Сливках» на площади.
Ирина была там уже через десять минут. Намотала шарф до глаз, выбрала столик подальше и потемнее. Но вскоре обратила внимание, что публика в кафе ее возраста. Вернее, возраста, на который она сейчас выглядела. Мужчины и женщины, одетые дорого и попроще, полные и подтянутые, но все далеко не юные. Из молодых были только официанты. Ира размотала шарф.
Не читая, теребила в руках рекламку, что лежала на столике. Когда всмотрелась, опешила: косметологическая клиника предлагала со скидкой предъявителю создать на лице благородные морщины.
Еще не решив, что ее подводит: зрение или разум, а может, и то, и другое, Ира залезла в телефон. Первая попавшаяся на глаза новость – скандал с одной Российской теледивой. Общественности стало известно, что она мошенническим путем приписала себе в паспорте целых пять лет!
В следующей статье давалась оценка законопроекту, в котором депутаты предлагали увеличить пенсионный возраст и выходить с пенсии на работу не в тридцать лет, как сейчас, а в тридцать один. Что за бред!
А куда подевались из Интернета табуны молоденьких моделей и актрис? Со страниц модных показов и реклам брендов смотрели женщины зрелого возраста вроде Сьюзен Сарандон, Дайан Китон и нашей Веры Васильевой.
Последней каплей, что заставила Иру выбежать на улицу за глотком свежего воздуха, больно по дороге ударившись ногой о соседний столик, был блог ее любимого бьюти-блоггера Алены Мрыгиной. В свежем выпуске та, сильно постаревшая, рассказывала, как сделать модный в этом сезоне макияж с идеально ровными морщинами «гусиные лапки».
Ира быстро пошла по вечернему городу, зябко кутаясь в пальто от бившей ее нервной дрожи, бросая по сторонам дикие взгляды. «Много будешь знать – скоро состаришься!» - призывал к знаниям плакат на фасаде школы. На соседней улице у входа в ночной клуб покуривали посетители. Одетые по последней моде пожилые женщины кокетничали с молодцеватыми стариками, обнажая в улыбках белоснежные искусственные зубы.
Вернулась домой, не без опаски включила Чайфов: вдруг и они "здесь" поют другие песни. «Потом я стану дорогой», - бодро делился Шахрин планами на «после жизни». Уффф, слова вроде те же. Телефон разрывался от звонков Верочки, но Ира была не в состоянии разговаривать. Налила вина, села думать.
Каким-то образом она попала в мир, где старость возведена в культ, доходящий до абсурда. Где быть пожилым не значит быть списанным в утиль, где молодость – недостаток, и каждая новая морщинка встречается не с унынием, а с восторгом. Где стареть весело, и единственное, что омрачает процесс – приближающееся расставание с этим чудесным миром.
Наверняка, подумала Ира, здесь и к смерти другое отношение. О покинувших мир стариках должны искренне скорбеть, как о познавших самый вкус жизни. Никаких наших: «Пожил свое человек, самое ему время». Ранние смерти, напротив, должны переживаться легче, чем у нас, ведь молодые еще не успели постичь всей сути и понять, как это здорово – жить.
Со многим ей еще предстоит разобраться. С сюрпризами, которые готовил этот мир. Определенно, он начинал ей нравиться. Но вот тело… К нему придется привыкнуть. Ира подошла к зеркалу. Надо же, как все относительно, зависит от мнения других и принятых в обществе взглядов. Плохое-хорошее, красивое-уродливое, нравственное-аморальное. Выходит, здесь главное не потерять себя, любить себя, что бы ты ни сделал и как бы ни выглядел.
Интересно, а что такое случилось с обществом, что ему вдруг стали милы старики? Где, на каком отрезке истории что-то пошло не так, как у нас? «Об этом я подумаю завтра», - повторила Ирина за Скарлетт О'Хара и пошла спать.
Утром в постели обдумывала поразительный сон. Быстро провела рукой по лицу и облегченно вздохнула: гладкое! Ну и пригрезится же такое! Но, вставая, почувствовала боль в правой ноге. Откуда бы взяться огромному синяку? Неужели то кафе, столик, улица – все это было? Посмотрела на телефон: да, поздним вечером разговаривала с Верочкой, позже пропустила миллион звонков от нее. Выходит, действие крема закончилось, а с ним растаял и морок? Или она и правда побывала в параллельной реальности?
Всю неделю Ира ходила задумчивая и рассеянная, размышляла о жизни и о ее смысле. О том, как она устала от борьбы за молодость. А дальше будет только хуже. Записалась к психологу, чтобы научил любить себя. Несколько раз набирала телефон клиники - отказаться от операции, и сбрасывала номер. Да, старость не порок, и где-то там, в иллюзорном мире, ее ценят. Но здесь... Здесь все по-другому. Ты интересна, пока ты молода и хороша собой. Годы-гады, и как сказал Гоголь, всех нас ждет впереди унылая старость. И раз у Иры есть возможность продлить молодость, то она просто обязана ею воспользоваться.
Совсем измаявшись, через неделю, в условленный час, Ира лежала на операционном столе. Рядовая операция, доза лидокаина, и на Иру снизошел долгожданный покой. Она как будто купалась в волнах счастья и безмятежности. В операционной суетились люди, у которых что-то пошло не так с оборудованием для анестезии. Но Ира не слышала их, ведь Шахрин уже перебирал струны, готовясь спеть только для нее. Под проникновенное «Я рисую на окне…» Ира уплывала в мир вечной молодости.