Иштар

Кафковедов Дэн
Ко мне в гости пришла женщина.

    - Посмотрите, - сказала она, - что они со мной сделали…

    И взглянула на меня единственным темным глазом.

    - Кто? - не понял я.

    - Люди.

    - Да, - я сочувственно кивнул, - они могут!

    - А еще они оторвали мне ногу и взамен прицепили деревянную, - женщина подняла юбку и показала деревянную ногу. - А зачем она мне?

    - Каждый раз, когда мы выходим из дома, нам приходится что-то терять.

    - Тогда давайте, - предложила женщина, - не будем никуда выходить?

    - Давайте, - согласился я.

    И она осталась у меня жить. Целыми днями женщина сидела возле окна и читала книги. У меня много книг. Я их все давно прочел, тогда меня еще не называли сумасшедшим, хорошее было время, и потому теперь, пока она читала, подсунув под себя единственную ногу и моргая единственным глазом, я валялся на диване и смотрел в потолок. Вспоминал. Мне с раннего детства казалось, что в прошлой жизни я был египтянином. Но не простым египтянином, а Тем, Кто Слышит. По ночам я спускался в древнее подземелье под своим глиняным домом, садился на Знак Запредельности и надевал на голову сплетенный из тростника цилиндр. Чаще всего охваченный немотой универсум был пуст, будто затерянный в песках храм забытого бога, но бывали минуты, минуты подлинного экстаза, когда в моем сознании начинали звучать Голоса… Каждый раз они говорили что-то странное и бессвязное, но если я был достаточно терпелив, мой разум начинал различать в бормотании неведомых безумцев необъятные смыслы, полные тоски и надежды. И вот однажды, в жаркую лунную ночь, я спустился в древнее подземелье, охваченный похотью, и вскоре услышал…

    - Иштар… богиня моя.

    Молчание.

    - Услышь меня…

    - Что тебе нужно?

    - О, Иштар! Молю тебя... 

    - Каждую ночь ты просишь меня об одном и том же, египтянин. Твоя настойчивость делает тебе честь - я тебя услышала. Но однажды ты уже получил то, о чем просишь… Разве нет? Ты выпил божественный напиток из небесных грибов и мочи красного осла, взошел на зиккурат и разгадал три моих загадки… Что тебе еще?

    - Воспоминания жгут меня… нет хуже этой муки, Иштар! Видит Ра, я бы согласился вечно пребывать в глотке Аммата, и пусть его крокодильи зубы снова и снова вонзаются в мою душу… лучше так, чем желать тебя!

    - Ты глуп, Аутух. Ты не знаешь, о чем просишь.

    - Я согласен на все, Иштар! Еще одна ночь с тобой - и я готов принять какую угодно посмертную кару!

    - Ты уверен в этом, раб?

    - Клянусь твоими Вратами, о, совершенная!

    - Ну хорошо… Мне нравится твоя решимость. Ты получишь то, о чем просишь! Закрой дверь своего дома, потуши светильник, сними набедренную повязку, натри тело благовониями и жди меня на коленях возле своего ложа. Я приду к тебе.

    - Богиня моя!

    - Оставь свои восторги, египтянин. Тебе потребуется много сил в эту ночь, не трать их на бессмысленный шум…

    Наступила тишина. Я снял цилиндр и задумался. По спине промчался леденящий сквозняк таинственного предчувствия.

    Моего соседа звали Аутух. Юношей он жил в Вавилоне, где, по слухам, удостоился чести быть допущенным к идолу богини. Разумеется, это могло быть совпадением. И все же… все же…

    Возбужденный, я вскочил на ноги.

    И все же не мешает проверить! Быть может, я не случайно услышал то, что услышал, и здесь скрывается какой-то таинственный сакральный узор, кто знает?   

    Времени на раздумья не было. Я поднялся по лестнице, спешно побрил голову, вышел на улицу и прокрался к соседнему дому, стараясь держаться в тени гранатовых деревьев, что росли вдоль каменного забора. На фиолетовом небе сияла, как серебряная монета в полдень, круглая луна.

    Гибкий и сильный от природы, я с легкостью перебрался через забор. В темном дворе, где ветерок покачивал широкие листья финиковых пальм, я некоторое время стоял неподвижно, слушая ночь. Потом подошел к дому и дернул дверь. Она была заперта.

    Много лет назад я работал на строительстве пирамиды для Эхнатона, чье имя теперь предано забвению, и один мой товарищ, с которым мы вместе кололи камень, научил меня с помощью древнего заклинания делать свое тело прозрачным, как вода, и неосязаемым, как воздух.

    Стараясь не ошибиться, я медленно произнес заклинание на забытом смертными лемурийском языке. Тело охватил приятный озноб, и я будто воспарил над землей. Осторожно просунув пальцы в глиняный кирпич, я помедлил, справляясь с робостью, после чего решительно шагнул вперед.

    Передо мной оказалась погруженная во мрак комната, но я все видел, как кошка. Грубо сколоченный стол, на нем свитки папируса, разбросанные в беспорядке защитные амулеты, бронзовая статуэтка Иштар. Высокий стул с ножками в виде львиных когтистых лап. Рядом у стены - массивный черный сундук с красными, как кровь, изображениями Анубиса и Изиды. У стены напротив - покрытое темной тканью широкое ложе. Около него, спиной ко мне, - коленопреклоненный Аутух.

    Сомнений больше не было. Дрожа от возбуждения, я усилием воли вернул плотность своему телу, схватил со стола статуэтку Иштар, бесшумно подошел к Аутуху и с размаху ударил его по бритой голове. Кожа на черепе треснула, хлынула кровь, несчастный фанатик рухнул, как подкошенный, дернул ногами и затих.

    Времени оставалось все меньше - я чувствовал это так же остро, как и безумный отчаянный пульс, что бился в моих венах. Обхватив бывшего соседа за плечи, я подтащил его к сундуку, поднял крышку, выбросил смердящее крысиным пометом тряпье и запихал вовнутрь пахнущий шафраном и ладаном труп. Трясущимися руками расстегнул пояс, сдернул набедренную повязку, открыл коробочку с ароматической мазью и натер ею пылающее, будто в лихорадке, тело.

    Едва я опустился на колени подле ложа, с потолка заструился мягкий серебряный свет, в котором плясали, сверкая золотом, яркие искры. Я окаменел, перестал дышать. Длинные ноги, изящная форма которых свела бы с ума даже содомита, округлые бедра, тонкая девичья талия, высокая грудь с маленькими и красными, как шиповник, сосками… Мое сердце остановилось. Когда же богиня встала маленькими ступнями на черное покрывало, и я осмелился поднять глаза на ее лицо, сияющее, как луна, сердце забилось снова, ибо обещание, которое я прочел в темных вавилонских глазах, могло бы поднять из могил всех мужчин, умерших от начала мира.

    - Аутух, ты здесь? - произнесла Иштар звонким голосом, в котором мягкая женственность, даже беззащитность, непостижимой связью соединялась с непоколебимой твердостью духа и беспощадностью.

    - Да, моя богиня…

    - Ты изменился, Аутух.

    Я заледенел. Волею богов мы были похожи с покойником как братья, и я от всего сердца надеялся, что Иштар не заметит небольшой разницы в форме носа и очертании губ.

    - Время, моя богиня, - выдавил я сквозь сжатые зубы (челюсть моя онемела), - время не щадит никого, кроме тебя, прекраснейшая из бессмертных.

    Иштар улыбнулась, и по моему телу пробежал молниеносный разряд блаженства.

    - Можешь встать.

    Я оперся деревянными руками о край ложа и приподнялся. Ноги едва не подломились, но я вскинул подбородок и посмотрел в необъятные миндалевидные глаза богини. Она хмыкнула.

    - Ты дерзок, Аутух… Непростительно дерзок. Мне бы следовало наказать тебя, но ты готов принять любую кару за ночь со мной, и я тебя прощаю. К тому же мне нравятся мужчины, умеющие достойно лицезреть совершенную красоту, а не те, что склоняют головы и дрожат, как женщины, будто у них между ног не символ мужественности, подаренный им богами, а Мардук знает что.

    Пока она говорила, я изо всех сил старался не скользить взглядом по ее совершенному мраморному телу, породить которое смертная женщина никогда не сможет.

    - Ты готов, египтянин? Готов доставить наслаждение покровительнице проституток? - Иштар рассмеялась, показывая белые зубы, и ее черные волосы, вспыхивая обсидиановым блеском, рассыпались по плечам. - Иди же сюда, дерзкий раб!

    Она с грацией львицы опустилась на ложе, накрыла ладонями соски, раздвинула ноги и хищно мне улыбнулась. Я зарычал и бросился на нее, как орел бросается на змею.

    О, боги, в универсуме нет таких слов, чтобы описать наслаждение смертного мужчины, ласкающего бессмертную женщину! Все, что я делал в те минуты, нельзя назвать действиями человека! Я превратился в странного зверя, в безымянное существо, ослепленное потусторонним огнем, в беспощадного палача, чья нежность граничит с безумием, в священную жертву, чье мужество безгранично!

    Когда все закончилось, серебряное облако рассеялось, искры погасли, сгустилась чернильная тьма, и мои кошачьи глаза ослепли.

    - Глупец, - прошелестел страшный голос рядом со мной. - Неужели ты думал, что сможешь обмануть меня? Меня, богиню?! - Иштар презрительно фыркнула мне в лицо. - Аутух был посвященным халдеем, моим ритуальным мужем! А ты убил его! Как твое имя?

    - Энке, - выдохнул я.

    - Энке? Какое совпадение! Постой, это же ассирийское имя?

    - Да, моя богиня, я родился в Вавилоне.

    - Прекрасный узор! Что ж… я сделаю его еще прекраснее. Запомни эту ночь! Мы встретимся с тобой снова… снова и снова… До встречи, возлюбленный мой! - она расхохоталась, и тьма упала на мой разум, на тысячи лет поглотив пространство и время…

    Очнувшись от грез, я посмотрел на женщину, что продолжала сидеть у окна, вглядываясь расширенным глазом в придуманный книжный мир. Внезапная холодная похоть подняла во мне змеиную голову, стянула кольцами сердце. Я медленно встал, отобрал у женщины книгу - это были «Боги и демоны Вавилона» - наклонился и поцеловал ее в сухие глиняные губы.

    Потом мы легли в постель. Мне мешала ее деревянная нога, и я ее отцепил. Без нее женщина преобразилась. Одноногая сексуальность в чистом виде. Ущербность соблазнительна, идеал скучен. Безобразные кабацкие шлюхи полны жизни, ледяные царицы мертвы… Я целовал ее мягкий живот и думал, что если этот искалеченный безумием обреченный мир разорвется сейчас на куски, я отправлюсь на тот свет в неплохом настроении… Мы, смертные, должны ценить такие мгновения, сказал я себе. Вот сейчас, например… сейчас я целую круглое бедро, ощущаю запах молодой женщины, то есть именно в это мгновение - мне хорошо. Потом, когда будет плохо, я вспомню эти нежные замедленные минуты с чувством щемящей печали…

    И тут случилось нечто необъяснимое. Я превратился в безымянное существо, ослепленное потусторонним огнем, в беспощадного палача, в священную жертву… Схватив женщину за плечи, я вошел в нее так глубоко, как только мог. Женщина задрожала и вскрикнула, глядя на меня распахнутым глазом, на дне которого я разглядел такую тоску и странную боль, такую надежду и беззащитность, что мое сердце перестало стучать. Ледяная душа вздрогнула от теплого блаженства, и запредельная нежность к этому несчастному созданию распахнула передо мной врата в иной мир.

    - Как давно я тебя искал, - прошептал я.

    - И я… - прошептала она в ответ.

    После долгого, как вечность, мгновения я спросил:

    - Как твое имя, любимая?

    Лицо женщины вспыхнуло серебряным светом, в антрацитовом зрачке заплясали золотистые искры.

    - А ты еще не догадался, любимый? - Иштар расхохоталась, сверкая белыми зубами. - Энке, милый Энке! - сквозь смех выкрикнула она. - В последний раз я так смеялась, когда бедняжке Таммузу пришлось отдуваться за меня в царстве мертвых! Хотя нет… в прошлый раз я тоже хорошо посмеялась!

    Леденея душой, я вспомнил - вспомнил так ясно, что весь задрожал от ужаса… Я был офицером наполеоновской армии. В России я полюбил графиню, и она ответила мне взаимностью. Но потом, когда мы остались наедине, и я снял с нее платье, обнажая бледное роскошное тело, она захохотала, и в ее темных глазах заплясали яркие искры…

    А до этого я был английским аристократом, который полюбил гувернантку…

    … флорентийским художником, который полюбил натурщицу…

    … немецким рыцарем-крестоносцем, который полюбил сарацинку…

    И каждый раз, когда любовь озаряла небесным светом мои сумеречные земные воплощения, Иштар хохотала мне в лицо!

    Лишь однажды я познал высшую страсть в объятиях женщины - и этой женщиной была Иштар, моя возлюбленная Иштар, наслаждение и проклятье, вечная вина и вечная расплата, любовь без близости и близость без любви!

    Вскрикнув, я упал к ногам моей богини... но ее уже не было, она растаяла в воздухе, и только демонический хохот еще долго звучал в пустой комнате.