В девять часов я проснулся. Ах, итальянское утро, итальянское утро! Ах, эти розы, грёзы, лазурь и отсутствие прозы! Но даже они не очень-то прекрасны, если от любовных и рабочих неурядиц раскалывается голова. А уж если вы - убийца...
Татьяна появилась на крыльце облачённая в фантазийные джинсы с нашитыми из джинсовой же ткани цветочками и в изумрудно-жёлтый топ без рукавов. Волосы заплетены в хилую косичку. Как хорошо было бы схватить за неё и, не давая обладательнице пошевелить головой, поцеловать так, чтобы ей стало больно.
- Как поедем? - спросила она. - Можно на метро, на автобусе, а там ещё пешком два километра до точки старта.
- Нет уж! Поймаем такси!
- Как скажешь...
- Если бы ты на все просьбы отвечала так!
- То что?
- То я бы не убил того проходимца!
И опять раздалось это упрекающее:
- Иван!!!
Машина повезла нас мимо Ватикана, но на некоторое время движение застопорилось из-за длинной процессии монашек-кармелиток. Потупив взгляды, женщины резво семенили в белых токах и чёрных покрывалах. Волнистые края колыхались точь-в-точь как плавники рыб-ножей. Поодаль у киоска смеялись чему-то две девушки в шортах, в малюсеньких маечках на бретельках. Юные открытые конечности сверкали на фоне древностей. Потрясая кулачками, басовито негодовала старая сморщенная синьора. "Жалкие проститутки! О, жалкие проститутки!" - неслось над строем монахинь. Я вспомнил, как собирался провести вчерашний день в объятиях итальянских путан и как Магомет Исаевич обманул мои ожидания.
- Ты, между прочим, была права насчёт Рахамыча и Парижа.
- Ага... а в Лондоне он называл цены во франках. Ему говорят: тут деньги - фунты. Он в ответ: ну, ладно, тогда сколько стоит вот та фигня? А ему: десять фунтов за фунт! Он так струхнул, что окончательно перешёл на франки.
Я чуть-чуть взбодрился.
Наш путь лежал через мощные ворота Сан Себастьяно, откуда прямой линией начинался маршрут. Собственно Аппиева дорога делится на новую и древнюю. Проезжая по новой асфальтированной, мы миновали не очень примечательную внешне церковь Quo Vadis. Таня взглянула в путеводитель.
- Тут хранятся отпечатки стоп Иисуса Христа!
- Сюда бы отца Мельхиседека!
- Кого-кого?
- Не важно.
- Может, завернём в катакомбы?
- Спасибо, не хочу пока под землю.
Мы покинули автомобиль возле внушительного мавзолея Цецилии Метеллы, и почему-то он напомнил мне большую шахматную ладью на магнитной доске из спортивных новостей, виденных когда-то давным-давно в прошлой жизни.
- Via Appia Antica, - улыбнулся шофёр, показывая направление.
- Grazie, grazie, - хором ответили мы. И это, увы, было единственное, что мы сделали в унисон.
Что-то произошло в атмосфере, когда мы пересекли границу между новой и древней частью дороги. Словно невидимая завеса опустилась за нашими спинами. Таня даже приостановилась.
- Странно здесь, да?
Здесь было более чем странно. Было как-то неотмирно. Дорога, вымощенная старыми плитами и большими блоками вулканического базальта, тянулась между рядами кипарисов и сосен. Древние римляне приходили сюда ночами, чтобы при торжественном свете факелов погребать своих мертвецов. Небо подёрнулось тонкими облаками, солнце пропало. Заморосил мелкий, совсем пылевой дождик. Мы шли молча мимо заросшего плющом остова большого мавзолея. Мне казалось, что дорога подвешена непонятно где, вне времени и пространства, что мы не на Земле, а в ином измерении, где кроме этих деревьев и осколков мрамора с остатками портретов нет больше ничего.
Таня задумчиво застыла у рельефа, изображающего обнажённого мужчину в короткой накидке. Сонный морок слетел с меня. Я ревновал к мускулистой каменной фигуре с отбитой рукой и причинным местом, с абсолютно стёршимися чертами.
- Пойдём-ка дальше! - угрюмо бросил я.
Разрушенные могилы не кончались. Гробница Гая Лициния, маленькая дорическая гробница, за ней усыпальница Хилария Фуска с пятью семейными портретами. Приподнявшись на цыпочки, Таня провела рукой по лицам:
- Сколько же лет назад они жили! Завораживающе!
Мы продолжали движение в тишине, даже птицы замолкли. И ни души, кроме нас да мёртвых, от которых не сохранилось, наверное, даже праха. А ведь здесь Коринна призналась в любви Освальду,* сказав, что прельстилась заманчивой мечтой. А Освальд ей, кажется, ответил что-то вроде "четыре дня разлуки показали, что я живу только вами". Чёртовы сентиментальные французы! (*Коринна и Освальд - персонажи романа Жермены де Сталь "Коринна или Италия")
Таня сверилась с путеводителем.
- Могила освобождённых рабов, - произнесла она еле слышно.
Хрупкая спина повёрнута ко мне, косичка свесилась на грудь. Я приблизился вплотную и пристально вперился в голую шею, тоненькую с выступающей косточкой верхнего позвонка. Глубоко вдохнул усилившиеся от дождя ароматы.
Идея пронзила как молния, безо всяких раздумий. Ясная и определённая, чётко вычерченная, как контур кипарисов в синем небе в безоблачную погоду. Она возникла словно бы извне, вложенная мне в голову кем-то посторонним. Духом одного из выкупившихся на волю рабов, у чьей могилы мы стояли? Я - раб, моя не слишком счастливая, но всё же сносная жизнь превратилась в мучение из-за неё, из-за этой женщины, которая притащила меня сюда и стоит теперь так доверчиво, подставив спину. Я - раб, но должен освободиться, как те, кто покоится здесь у загадочной, болтающейся вне времени дороги.
Я протянул руки и, схватив её за плечи, развернул к себе (я где-то прочитал, что сзади задушить нельзя). Такую худенькую шею можно было переломить одной рукой. Она цеплялась за рукава моей рубахи, пытаясь лягнуть ногами. Резинка соскользнула с кончика косы, волнистые волосы болтались как водоросли на мелководье. Глаза закатились, её сотрясали конвульсии, била дрожь, но справиться со мной было ей не под силу. Сосуды на белках полопались, хрипы смолкли очень быстро. Я взял её на руки, голова запрокинулась, и лиловые следы моих пальцев выступали всё ярче на подкрашенной загаром коже. На руках я отнёс её к раскидистому кусту. Сделал это для того чтобы на траве не осталось следов волочения. У куста я поцеловал её в губы (очень мелодраматично!) и запихнул тело в гущу листвы и веток. Как удачно, что она надела эту зелёную майку, которая совершенно сливалась с растением. Чтобы не мять траву, вернулся на кончиках пальцев, подобрал резинку и сунул в карман. Погладил могильные камни. "Спасибо! Вот и я отныне свободен!"
Таня резко обернулась и с тревогой посмотрела мне в лицо.
- Иван, что с тобой? Почему ты так тяжело дышишь?
- Я перепил вчера. Мне что-то жарко.
- Тогда пойдём назад?
Я молча кивнул, облизнув пересохшие губы.
На обратном пути она несколько раз предлагала присесть на развалины и передохнуть, но я упрямо тащился вперёд, боясь как бы, сидя, она не затеяла сложносочинённый разговор и разрушительный порыв не повторился вновь.
- Расслабляйся, - ехидно сказала она у двери комнаты, до которой мы добирались три года. Год пешком по проклятой дороге мертвецов, год на такси до посольской резиденции и особо тяжёлый год по парку до нашего домика, потому что там нас остановил дипломатический атташе ("А как вам Рим?" "До гробницы Сикста Помпея Справедливого добрались?" "Культурные люди должны посетить кафе "Греко!" "А культурные нелюди?" - хотел спросить я).
В комнате у меня пошла носом кровь, и я разукрасил все будто нарочно белоснежные полотенца. В кинодрамах, как известно, всегда так - если героиня надевает белое платье, то её непременно застрелят и эффектный кетчуп будет алеть на ткани, как розы на снегу.
В день отъезда я мечтал, что в аэропорту сяду на диван в VIP-зале и никуда не сдвинусь, однако оказалось, что Магомет Исаевич неукротим и не намерен покидать Вечный Город без тапочек. Лишённый возможности искать преступников, он жаждал реализовать сыскные таланты. Мы методично обрабатывали бутик за бутиком. В облаках парфюма, жмурясь от блеска Сваровски, среди сувениров, конфет, часов и разнокалиберных ёмкостей с алкоголем мы рыскали в поисках домашней обуви. Я размышлял над тем, как скоро вычислил бы меня Магомет Исаевич, если бы я всё-таки убил Таню. Не сомневаюсь, что очень быстро. В тот момент, когда мы нырнули в отдел кожаных изделий, по всему зданию аэропорта раздалось:
- Пассажиров рейса 3214 Рим-Москва господина Гиреева и господина Рахам-Лукутова просят срочно пройти на посадку.
Объявление прозвучало отчётливо, но Магомет Исаевич и бровью не повёл, продолжая сканировать заполненные товарами полки.
- Пассажиров рейса 3214 Рим-Москва Гиреева и Рахам-Лукутова просят немедленно пройти на посадку.
- Магомет Исаевич нам, похоже, пора, - вежливо сказал я.
- Без нас не улетят, - спокойно отреагировал тот.
- Гиреев, Рахам-Лукутов, скорее пройдите на посадку!! - нервно закричала женщина в громкоговоритель.
Магомет Исаевич как ни в чём ни бывало исследовал ассортимент. Вертел в руках борсетку, оценивая качество материала, и, кажется, был недоволен. Оповещавшую нас служащую осенило, что в произношение закралась ошибка.
- Жиреев, Рохам-Люкютов!!! - завопила она. - Срочно в самолёт!!!
Магомет Исаевич оставался твёрд как та гора, которая не шла к Магомету, и обратился к изучению зимних перчаток.
- Джиреев, Рохат-Лакатов!!! Хиреев, Рухут-Лакитов!!! Гуриев, Рахат-Лукумов!!!
На суровом лице Магомета Исаевича радостно зашевелились усы. Неуловимые тапочки с кожаным задником - эталон комфорта и элегантности, в точности такие же как у тёщи - выглянули из-за другой более ординарной пары.
После оплаты я мчался к выходу на посадку, представляя битком набитый разъярёнными пассажирами салон. Сам же Магомет Исаевич никуда не спешил, выступая будто пава с прижатой к груди обувной коробкой и борсеткой, которую прихватил заодно. Когда мы наконец добрались до наших кресел, он, не торопясь, разместил покупки, откинул спинку, вытянул ноги и, расстегнув пуговицы на вороте, благодушно обронил:
- Хорошая получилась поездка, да, Иван?
Продолжение http://proza.ru/2016/11/02/479