Судьба человеков

 

                10.10. 15.

 Быль.



Мои  дяди или дядья, как говорят в простонародье, были очень похожи друг на друга: оба востроносые, голубоглазые, роста небольшого, довольно щуплые.  Да и откуда быть жирным, оба родились в самое российское лихолетье, между двумя революциями будь они неладны, как будто нам в России других бедствий  не хватало. Их отец (мой дед) потерялся где-то в вихрях гражданской войны, то ли был убит, то ли нашёл место другое для жизни. Нам осуждать его не надо, мы же не видели того, что видели они. Звали их простыми русскими  именами старшего Алексей, младшего Михаил.  Как образуются родственные связи, понятно я надеюсь всем, но как образуются аналогичные судьбы, по-моему, непонятно никому кроме бога. Но время шло и дядья выросли, работали в колхозе, осваивали это новое дело своими руками, другого выхода у них просто не было.

И вот местное начальство шлёт их в командировку на строительство КамГэс  в Перми, совсем рядом, всего пятьсот вёрст  на лошади с телегой по бездорожью.  Деваться некуда, они сели и поехали почти без продуктов по принуждению. Отработали там лето. К зиме стройка совсем замерла, даже ненасытное начальство куда-то уехало.  Про зарплату даже не вспоминают. Они собрались,  шестеро вятских, и поехали в свою сторону, благо уже подмёрзло. Уже через месяц были дома, все обрадовались, кроме председателя колхоза, тому, видите ли, документ подавай, а где его было брать. Однако со временем утряслось и это, слава богу, тюремно-лагерное лихолетье ещё не наступило.

Вятка, в смысле везения, край неплохой, крупные катаклизмы русской жизни обходят её как-то стороной: гражданская война обошла тоже, да и коллективизация прошла почти без крови, так отдельные стычки. Ну выслали некоторых хозяев, ну разрушили мельницы, закрыли церкви, стали их ломать, не пожалели даже церковь в родном селе  художников Васнецовых, говорят они её сами расписывали. Разрушив старый веками созданный уклад жизни, новая власть не дала людям ничего кроме насилия и нищеты. Особо взялись за народ после тридцатого года,  когда Джугашвили захватил всю полноту власти. Началось окончательное раскрестьянивание сельских жителей. Кроме колхозов, были и другие притеснения народа в виде бесчисленных запретов: нельзя держать своих лошадей, нельзя уехать из деревни, нельзя отправить  детей в город к родне. Даже огороды,  основа всего в деревне, держать нельзя, дескать, отвлекают от колхоза. Сталин и его окружение решили управлять с помощью костлявой руки голода, способ не новый, но эффективный. Ленин был прав, нищими управлять легко, а вот за своё имущество могут запросто убить.

И так далее, и тому подобное, мрачные наступили времена, но народ не унывал, думал, что перемелется всё.  Как бы ни так, высшее руководство позорно проспало войну с немцами, слепо веря в какие-то бумажки. Как вещали былины,  сила несметная навалилась. Опять вспомнили про палочку-выручалочку: простой народ, ну не посылать же на фронт самого Калинина. Потому в топку войны снова был брошен русский народ. . .

Моих родственников мигом мобилизовали, не дав им пропьянствовать положенные три дня и вскоре, они оказались в Подмосковье, под Тулой.  Михаил и Алексей быстро прошли курс молодого бойца,  были отправлены оборонять город  Ржев, трудно описать, что там происходило. За тупость и элементарное не умение руководить войсками, опять  с начальства никто не спрашивал, народ гробили, как могли, не стесняясь, но мои родственники уцелели и попали ранеными в плен, через неделю.

Скоро они оказались в деревне Рябухи, где фашисты организовали временный лагерь и где собрали много наших бойцов. Лагерь охраняла простая пехота вермахта, службу первое время немцы несли спустя рукава: больше пьянствовали и кололи поросей. Вскоре местные бабы нагнали самогона из колхозного зерна и стали выкупать наших пленных у Гансов, за столь ценный продукт, в числе счастливцев оказались и мои дядья.

Отъевшись на дальней заимке и залечив свои неглубокие, но многочисленные раны  братья решили пробираться к своим через линию фронта. Перебрались партизанскими тропами, кое-как оправдались перед особистами и  были вновь посланы на фронт, в район Смоленска, где шли затяжные кровавые бои. Здесь братьям досталось по-настоящему, хотя пережили они всего два боя, зато каких: после первого в их роте осталось всего двадцать семь человек от сотни, но уже по-настоящему закалённых бойцов.

Тактика немцев в наступлении не представляла ничего особенного.  Немецкие старшие офицеры заранее выбирали куда ударить, разведывали всё аэрофотосъёмкой плюс наземная разведка, все данные поступали офицерам оперативникам. Они конкретно и разрабатывали планы ударов, а выбрав место удара, наносили его быстро и точно с помощью огневых средств поражения. Господство в воздухе было одно из основных средств воздействия на наши войска, с их помощью уничтожались наши оборонительные укрепления, истреблялись  войсковые резервы, ещё на подходе. В сорок первом году немцы легко сокрушали нашу оборону с помощью пикировщиков, пользуясь малочисленностью и отсталостью нашей авиации. Одна группа Ю-87 легко сокрушала хоть десять линей окопов, вместе с дотами и дзотами, образуя широкий коридор для наступления немцев, в этом аду не выживал никто. Пятисотки легко пробивали путь наступающим, а точность была феноменальной, вплоть до отдельной пушки или дота.

Вот в таких адских условиях приходилось сражаться  нашей пехоте в 41 году. Да здравствует товарищ Сталин!

Бои протекали так: пока наши сидели в окопах и отбивались, взять их было трудно, да и немцы своих солдат просто так не гробили, в атаки безумные не ходили. Старые пулемёты Максим оказались плохо приспособленные к новой маневренной войне из-за огромного веса.  Новый пулемёт станковый Дегтярёва себя не оправдал, так как был ненадёжен. Если наши стойко отбивались, их гробили артиллерией и пикировщиками. По выбив основной состав,  немцы не спеша шли в атаку. Михаил и Алексей пережили целый букет этих атак, и только когда уже были все изранены, их эвакуировали в тыл. И если у Алексея правая  рука была перебита  в трёх местах, и это жизни не угрожало, то Михаил простреленный очередью в живот, считался уже не жильцом и после операции в госпитале был отправлен на родину в Киров. Тяжелораненых уже в сорок первом старались отправить поближе к дому: там и родные помогут, а не повезёт - так  похоронят. Алексей, добравшись до дому всё рассказал, жена Михаила поехала в Киров. Несколько месяцев жила в госпитале, ухаживала за ним,  пока он не пришёл в себя, что считалось чудом после такого ранения. Вскоре с трудом привезла  мужа в деревню, в  госпитале, в приватной беседе врачи сказали ей - не жилец. НО, любовь и доброта творят чудеса, и Михаил выжил, всем на удивление. Дело в том, что простреленные кишки не принимали пищу, целый год его кормили разведённым молоком и обратом.

Постепенно оба брата пришли в себя, на дворе стоял уже февраль сорок второго, опять тяжёлого года. Обоих Чижовых комиссия в райцентре признала к военной службе не годными и выдала соответственные документы, но от колхозной работы их никто не освободил, так как они оба хорошо разбирались в полеводстве, то есть твердо знали, когда сеять хлеб.  В войну это было очень важно, ведь не было никаких резервных фондов зерна.

Так и пропахали всю войну бригадирами, правда в разных отделениях колхоза, ну а после войны ещё и наплодили детей: Алексей троих парней, а Михаил четырех девчонок и одного парня.  Вот какой живучий был народ на Руси.



.