Под покачивание и стук колёс поезда Москва – Мурманск спалось особенно крепко. Наступило утро, проводник разнёс чай, чтобы соседи по купе могли свободно и спокойно позавтракать освободил им нижнюю полку, а сам отправился в вагон – ресторан.
Посетителей оказалось очень мало и, сделав заказ, стал ждать его, одновременно рассматривая редких пассажиров. Лицо одного из них, одиноко сидевшего, напротив за соседним столом, показалось мне знакомым. Определённо, что мы с ним уже встречались во время моей работы, причём очень давно, но где, когда?
Осторожно и неуверенно подхожу к его столу:
- Ради Бога, простите за назойливость, вам не приходилось в конце шестидесятых годов работать или находиться на промысловых судах в Южной Атлантике? Лицо моего визави оживилось, обозначился явный интерес.
- Да, в тот период я, как журналист находился в этом районе в командировке на нескольких промысловых судах разных организаций.
- В том числе и на борту ПР «Ван-Дейк» ?
- Был и на «Ван-Дейке».
- Тогда должны помнить, как ваш покорный слуга доставлял вас на его борт рабочим катером.
- Так это были вы?
- Совершенно верно, моя фамилия Ануфриев Герман Андреевич, я работал старпомом ПР «Ван-Дейк».
- Ну а я Соколов Сергей Иванович. Выходит, что мы знакомимся вторично через много лет, поэтому Герман Андреевич, предлагаю нам объединиться и под бутылочку вспомнить прошлое и поговорить. Мне всегда интересны судьбы людей, встреченных через много лет после общения в прошлом, тем более к морякам у меня особое отношение.
Первоначально я находился на траулере «Севастопольской базы океанического лова», но мне очень хотелось побывать на одном из ПРТ «Мурманского Тралового флота», ознакомится с их работой, экипажем. В группе промысловых судов от всех остальных они отличались своими внушительными размерами.
У нас заболел матрос, требовалась операция, единственный хирург работал на ПР»Ван-Дейк», был доставлен, оказал необходимую помощь. На следующий день доктор возвращался на своё судно, и я договорился с руководством, чтобы мне разрешили вместе с ним на катере перебраться на «Ван-Дейк».
- Дальше, Сергей Иванович, продолжу я. Погода благоприятствовала, катер под моим управлением подошёл к борту траулера типа «Атлантик», закрепили оба фалиня, с борта судна подали штормтрап, по которому стал спускаться наш судовой врач, а за ним совершенно незнакомый для меня человек, чему я, разумеется, воспротивился. О пассажире я предупреждён не был, и только после переговора по радио с капитаном, я разрешил вам спускаться в катер. Так мы впервые встретились и познакомились. Через неделю, при выгрузке, вас передали на борт транспортного рефрижератора, идущего в советский порт.
- Сергей Иванович, ваша поездка в Мурманск связана с очередным заданием редакции?
- Да, журналиста ноги кормят. Еду писать очерк о экспериментальной приливо – отливной электростанции, расположенной на побережье Мотовского залива.
- А как сложилась ваша дальнейшая судьба?
- Я сменил организацию, перешёл в «Севрыбпромразведку», где работаю капитаном. Сейчас возвращаюсь из командировки в Италию, куда перегонял своим ходом списанный на металлолом траулер.
- Удивительно, Герман Андреевич, прошло более десяти лет, а вы до сих пор помните нашу давнюю встречу в Южной Атлантике. У вас прекрасная зрительная память на лица.
- Увы, Сергей Иванович, это в общем то положительное качество с детских лет неожиданно стало моей незаживающей раной на многие годы. Обычно я не люблю затрагивать эту тему.
- Любопытно, может быть всё же поделитесь, время у нас ещё вполне достаточно.
- Ну что же, тогда придётся вернуться в далёкое прошлое.
Город Мурманск расположен вдоль берега Кольского залива, его южной части. Из вагона подъезжающего поезда по ходу, с левой стороны, перед конечной остановкой пассажир всегда видит высокую гору, закрывающую залив. На карте это место обозначено как Халдеев мыс.
На его вершине в начале тридцатых годов было построено деревянное двухэтажное здание «Мурманской службы погоды». Верхний этаж занимали служебные помещения, внизу - жилые комнаты сотрудников. Здесь работали мои родители, именно сюда я был доставлен из мурманского родильного дома.
Грянула война, жилые помещения дома опустели. Остались мы с мамой и её коллега с дочкой Ириной старшей меня на год. Обе женщины работали в Гидрографическом отделе Северного флота над составлением синоптических карт. На службу они уходили рано утром, возвращались очень поздно. Метеостанция, расположенная на втором этаже, продолжала работать.
Дежурные метеорологи давали сведения о погоде круглые сутки, одновременно присматривая за нами во время воздушных тревог. Они вместе с нами уходили в бомбоубежище, а после отбоя возвращались к работе. Вскоре недалеко от нашего дома появилась зенитная батарея. Во время тревоги, находясь в бомбоубежище её выстрелы действовали успокаивающе, или это нам только казалось.
Мы с Ириной уже привыкли к отсутствию наших мам, питаясь вместе довольно скудной едой, разогревая на электрической плитке жидкую кашу с кусочком хлеба каждому. В часы затишья мы обычно играли в большой комнате Ирины, а для еды переходили в нашу комнату, расположенную у самого входа в дом, где имелась электроплитка.
Разумеется, комнаты всегда были открыты. В разгар очередной игры к нам неожиданно зашёл солдат, что-то спросил или сказал и тут же вышел. Игра продолжалась. Почувствовав голод, пошли, как обычно, разогревать еду на плитке, но увы, разогревать было нечего.
Манная каша, подготовленная для разогрева на сковородке, исчезла вместе с кусочками хлеба, причём каша со сковородки в спешке хваталась кем-то руками, оставляя соответствующие следы. Ближе к полуночи вернулись наши родители и были встречены словами:
- А нашу кашу украли.
Разумеется, женщины нашли выход из положения и сумели накормить нас. Утром, прибыв на службу, они с некоторым юмором рассказали об этом сослуживцам. Содержание разговора случайно услышал комиссар Гидрографического отдела флота – офицер строгий, принципиальный, многие его побаивались.
Его семья находилась в блокадном Ленинграде, поэтому услышанное его крайне возмутило, несмотря на то, что никаких жалоб или претензий от наших родителей не поступало. Комиссар немедленно приступил к расследованию, связался с командованием зенитной батареи, расположенной рядом.
Его особенно интересовал солдат, заходивший к нам. На следующий день нас с Ириной привели на территорию расположения зенитчиков. Весь личный состав батареи был построен, нам предлагалось узнать солдата, который заходил к нам. Ирина не узнала его, но я узнал мгновенно и уверенно подошёл к нему. Мне, пятилетнему мальчугану это казалось какой-то игрой типа «угадай-ка», совершенно не понимая его серьёзность. Мама об этом со мной никогда не говорила, а после её перевода в Полярное происшедшее совершенно забылось.
После окончания войны к нам приехал брат мамы мой дядя Николай Александрович, воевавший в артиллерии. Отмечая встречу, сидя за столом, мама с чувством неловкости впервые рассказала ему о солдате зенитной батареи, расположенной рядом с нашим домом в Мурманске. Оказывается при разбирательстве он не скрывал, что проник к нам с единственной целью поиска хоть какой – нибудь еды. Его дальнейшая судьба осталась неизвестной.
В разговор вступил дядя:
- Ты знаешь, война запомнилась мне постоянным чувством голода, особенно в период отступления. Питание было неважным, часто запаздывало, о горячем питании на передовой мы только мечтали. Наши позиции постоянно менялись, поэтому пушкари, как правило, имели «НЗ» - неприкосновенный запас продуктов.
Его расходовали исключительно в самых крайних случаях. Вспоминаю, как мы стояли на небольшой высоте и сверху наблюдали движение на нашу батарею армаду танковых колонн, никакой надежды уцелеть. До открытия огня оставалось несколько минут. Мой напарник говорит : «Коля, как обидно погибать, ведь останется нетронутым «НЗ», давай его съедим».
К счастью, помогла авиация, мы сумели отбиться и уцелеть. Ну, а что касается упомянутого солдата, учитывая некоторую предвзятость вашего комиссара, он наверняка был отправлен в штрафной батальон.
Услышанные слова дяди шокировали меня. Я уже был школьником, постоянно находился среди военных моряков – подводников и знал что такое штрафбат. Что я наделал !! Из-за своей зрительной памяти неосознанно поломал судьбу неизвестного солдата. Ведь соседская девочка не узнала его. С каждым очередным прожитом годом это чувство вины и раскаяния нарастало и не уходило. Вот почему хорошая зрительная память в военном детстве стала моим проклятием.
Вагон – ресторан заканчивал работу, посетители разошлись. Мы с Сергеем Ивановичем ехали в разных вагонах, я проводил журналиста до его купе, пожелал удачи, обменялись телефонами. Утром подъезжали к столице Заполярья. Миновали Колу, южный берег Кольского залива, а вот и Халдеев мыс. Обычно из окна вагона сразу открывалась верхняя часть нашего дома с флюгером на крыше. Дом долго стоял в одиночестве, постепенно разрушаясь, наконец, снесли и его.
Всё проходит, остаётся только память