У нее была одна единственная ночь... последняя. Лидия гладила себя по животу, прислушиваясь к шевелению своего ребенка. Он тоже не спал, чувствуя тревогу матери...
Уже высохли слезы, перестала бить дрожь, пришло смирение. Не хотелось думать о том негодяе, который донес немцам, что ночью приходили партизаны. Отец с матерью давно помогали им, с первого дня войны. Это был просто их долг - ради спасения, ради победы.
Лидия пряталась у соседей, когда в ее дом пришли фашисты. Увидев расправу над родными, не выдержала, выбежала на улицу...
Ребенок притих, а Лидия все думала о счастливом будущем так, как если бы оно в ее жизни случилось. Она представила своего сына взрослым мужчиной.
- Каким же ты красивым вырос, сынок! Плечи, как у папки, широкие – настоящий богатырь. Глядя на тебя теперь, никогда не скажешь, что родился ты совсем маленьким - всего-то килограммчика два. Да и откуда было взяться весу-то? Я ведь голодала, когда тебя носила. Немцы проклятущие дом сожгли, дотла все выгорело – коровушка в сарае… Зоренька… так мычала, бедная, за версту слышно… живьем сгорела.
Бабушка твоя, Прасковья Игнатьевна, да дед Иван Тихонович, тоже там… царствие им небесное. А мы спаслись с тобой, сынок, да… чудом спаслись. А война через десять месяцев и вовсе закончилась. Ты не помнишь, конечно, радость-то какая была! Люди песни пели, смеялись, обнимались, что фрица окаянного окончательно разбили.
А потом папка твой с войны вернулся. Ранение у него тяжелое было, да все обошлось, даже в отпуск был на три дня отпущен. Славно как все вышло, мы ж за это время многое успели… Вот ты какой получился, богатырь!
Как же я по нему соскучилась, ведь он , как после отпуска на фронт опять уехал, ни письма, ни весточки. Думала, что в живых нету. А он вернулся… с Победой. Герой у тебя папка, всегда это помни, сынок!
А потом ты в первый класс пошел. Махонький такой на линейке с ребятами стоял, они же все переростки, пока война шла, в школу не ходили. Боялась, как бы не обижали тебя старшие, а ты смелый был, обошлось.
Как я радовалась твоим пятеркам, если бы ты только знал. Ведь дедушка твой, Иван Тихонович, образованный был. Он мне всегда говорил, что нужно учиться, много читать, тогда и жизнь к нам повернется лучшей стороной. Потому как, образованному человеку все пути-дороги открыты.
На выпускной я тебе костюм купила. Помнишь, синий такой в белую полосочку и рубашка к нему была накрахмаленная. Смотрела я на твоих одноклассников и думала, что ты самый красивый парень в классе.
От девчонок отбоя не было. А ты молодец, ни одну не обидел, не своевольничал. Не стыдно мне было другим матерям в глаза смотреть. А когда ты с Любавушкой домой пришел, почуяло мое сердце – твоя судьба рядом. Не ошиблась я, радуюсь, что все у вас хорошо.
Мы с отцом к свадьбе вашей с волнением готовились. Хотелось, чтобы все чин-чином вышло, как у людей. К счастью, все получилось, как нельзя лучше. И погода выстояла, и гости веселились, а уж невеста была хороша, слов не найти!
Вы нам внуков подарили, чтобы старость нашу с отцом скрашивали. Великое это счастье, когда род твой продолжается. Милочка оценками радует, Димка смышленый мальчик, и мы счастливы.
Все это у нас обязательно было бы, сыночек мой ненаглядный...
***
За дверями послышалась чужая речь, лязгнули засовы, белая полоска света выхватила беременную женщину, распластанную на скудной подстилке прелой соломы.
- Ауфштеен! Ком! Ком! – молодой немецкий солдат, в форме рядового, подтолкнул женщину автоматом, упершись в спину, холодное дуло показалось ледяным.
Щурясь от яркого июльского солнца, в дверном проеме показалась седая женщина. Глубокая морщина пересекла лоб, в глазах потух жизненный огонь, губы плотно сжаты, только тонкие пальцы обеих рук казались все еще живыми, они прикрывали живот, стараясь спрятать от врагов того, кто еще жил под ее, замершим в леденящем ожидании, сердцем.
«Господи Боже! Седая! За одну ночь! – Владимир глубоко вдохнул воздух, чтобы оставаться на ногах, со вчерашнего дня его лихорадило. – Бедная моя девочка! Сколько же тебе пришлось пережить!»
Разве мог Владимир сказать еще вчера пленнице, что ей ничего не угрожает? Сарай охранялся двумя часовыми, а за Владимиром тоже следили, он знал это. Подойти незаметно он не мог, сделай он подобный шаг, неизвестно, чем бы все закончилось. Этот оберлейтенант Гельмут – страшный человек. Не верил Владимир ему, рисковать зря не стал, а для себя все решил...
- Ну, господин учител, - на ломаном русском начал Гельмут, - ви обдумали мое предложение? Согласны служить Вермахту? Повторью, ви можете доказать свою верность Германии, только расстреляв эту русскую пособницу партызанен. У вас была одна ноч на обдумывать свое решений. Болше времени нет. Либо ее жизн, либо ваша.
Владимир поднял голову, взглянув еще раз на отрешенную Лидию. Поодаль стояли односельчане. Гельмут приказал собрать всех. Запуганные дети жались к матерям, несколько стариков держались вместе, поглядывая то на военное командование, то на бедную беременную женщину, то на Владимира.
«Неужели кто-нибудь усомнится во мне?» - пронеслось у мужчины в голове, он пытался прочесть это по лицам тех, с кем сорок девять лет прожил бок-о-бок.
Так судьба распорядилась, что на фронт его не взяли. Еще мальчишкой, залезая в гнездо аиста, сорвался с дерева и сломал позвоночник. Не зря считается, что аист – святая птица. Наказал Господь за помыслы грешные.
На ноги встал, но одна нога перестала расти, оставшись много короче. Чтобы хромота казалась меньше, привязывал к ботинку деревянную чурку, когда стал студентом, заказал специальную ортопедическую обувь. После учебы стал работать в восьмилетке учителем немецкого языка.
Именно из-за этого Гельмут и предложил Владимиру стать старостой. Полагая, что от него не отстанут, а для советской армии он может оказаться полезен, Владимир необдуманно согласился. Тогда прозвучало это чудовищное условие.
- Я обдумал свое решение. Нет!
***
Фриц сдержал свое слово - будущую мать отпустили. Уже спиной Лидия услышала короткую автоматную очередь, ее плечи вздрогнули, а руки автоматически прикрыли живот.
- Я же говорила тебе, сынок, что мы... чудом спаслись, ведь он мог и в нас выстрелить...