Поминовение усопших предков перед долгой зимой, читала, не только славянам свойственно, но вот на севере, например, Покровская суббота почитаема, поскольку в начале ноября там уже всё снегом занесено бывало.
А в Беларуси в Дмитровскую родительскую субботу и в храмах, и на кладбищах относительно много народу.
Посреди церкви на сдвинутых столах лежат горой белые сдобные булки, потом, после службы, половина останется в церкви, а вторую половину заберут домой поминавшие своих предков "с хлебом".
Получилось так, что мне одной пришлось в нынешнюю Дмитровскую субботу и в храме своих поминать, и на кладбище прибираться: младшая мамина сестра, единственная, оставшаяся из восьмерых братьев и сестёр, на родине, а теперь уже и в живых, болеет.
Составляли с ней дома синодик на панихиду, и на моё замечание, что снова забыла деда, своего отца, она написать, а как раз воинов в Дмитровскую субботу прежде всего и поминают, она ответила, что думала - только 9 мая.
Да нет, в Димитровскую тоже. Нарочно сосчитала, сколько у меня в заупокойном синодике воинов. Из сотни имён - около двух десятков, но это только тех, про кого я точно знаю, кто-то из прадедов, может, тоже воевал на предыдущих войнах.
Отвезла из церкви тётке освящённую булку и поехала с детьми на кладбище. Сначала на старое, к прадедам. Оказалось, что так за лето заросло там всё колючей акацией - не продраться сквозь заросли.
Когда старые, вековые, деревья спилили - житья не стало от акации, каждую весну сводят её, а к осени всё снова зарастает.
Пришлось оставить цветы у входа, у памятника расстрелянным подпольщикам, и там же из термоса напоить детей чаем с освящённой коврижкой и отправить их домой - в воспитательных целях довольно, а с практической стороны от них мало толка, на другом кладбище предстояла уборка.
Народу на кладбищах было мало, там-сям убирались на могилках, но никто не трапезничал, как на Радоницу - не та погода.
Прадеды, бабушки, да мамины брат с сестрой, да две младенческие могилки: мамин братик и моя двоюродная сестричка. Помню, как её хоронили, это были первые похороны, на которые я в детстве попала. Всего четыре на одном и семь холмиков на другом.
Сейгод уже несколько раз выпадал снег, и мокрые листья слежались, еле выгребла. А хризантемы пережили его в бабушкином саду, расставила цветы и запела вслух из панихиды, думала, одна, и вдруг вижу - от неожиданности вскинулась неподалеку женщина, тоже не видела меня.
Большая стая галок покружилась над кладбищем и расселась на голых вершинах.
Как всегда по осени, когда уже опали все листья - видно далеко-далеко, луг, река, лес за рекой...
"Мы были как вы, вы будете как мы". Ой ли? У меня с дзядами не только хлебный дух связан, но и почему-то кросны, видела не так давно на дожинках, как работала на них мастерица, сама никогда не пробовала ткасть.
И у бабушек уже не было ни кросен, ни прялки с веретеном, только я их и видела, что в экспедициях. Веретено-то у меня было, подарила одна бабуля, думала, буду прясть собачью шерсть - но так и не научилась ни прясть, ни вязать.
Разве что шила и вышивала одно время, а потом бросила, только по клавишам стучу. Но память осталась, что зима - это кросны, прялка, веретено, спицы: за окном зима плетёт и вяжет свои узоры, а в светлице - мастерица.
Из моей здешней родни (кто остался на родине, большей частью разъехались) никому до дзядоу дела нет, простая мысль, что "мы были как вы, а вы будете как мы", не приходит в голову.
Это конец. Мой род не какой-то особенный, обычный. Были многодетные крестьянские семьи, от них ещё остались довоенные фотографии, а потом война, переселение в города, "мой адрес - не дом и не улица, мой адрес - Советский Союз", всё меньше детей, памяти и традиций.
И нет смысла сетовать и охать. Лучше найти старые кросны, или прялку с веретеном, или обычную швейную машинку и вышивальную иглу с большим ушком. И шить - вышивать
до весны, когда придёт Радоница и можно будет снова пойти к своим на кладбище - украшать их кресты рушниками.