Красовский вышел на крыльцо и прислушался – не доносится ли уже рокот вертолета. Многолетний альпинистский опыт напоминал ему – погода в горах может измениться в несколько минут, поэтому задержка на целый час его волновала. Но вот желанный звук появился и начал мерно нарастать. Он вернулся в дом. В столовой сидел Коржавин и пил свое очередное пиво.
- Собираемся! Зовите своих. Вертушка уже рядом.
Через несколько минут летучая машина приземлилась. Винты продолжали вращаться, разгоняя холодный утренний воздух, но крутились они на малых оборотах, и даже вблизи можно было разговаривать.
- У нас только полчаса! – объявил командир. – Есть срочный заказ, будет большая неустойка, а мы уже припозднились
- Успеем, - успокоил гостей Красовский. – Десять минут туда, десять обратно. Даст Бог, там еще посидим.
- Никаких «посидим»! – замахал руками пилот. – Нет времени, Юра! И опасно. Не хуже меня знаешь.
- Посидим, Петя, посидим! – настойчиво повторил бывший эмчээсовец. – Не на пикник летим, сам знаешь.
- Ладно, черт, грузитесь в темпе. Полетим, посмотрим. Если можно, то и посидим.
Погрузились, полетели.
Сначала машина шла вдоль реки, почти над верхушками пушистых алтайских кедров и сосен, потом лес поредел, а река раздвоилась, уходя между рыже-черными моренами к двум ледникам – большому и малому. Пилот взял курс на язык большого ледника и увеличил угол набора высоты. Глядя в окно глазом бывшего летчика, Коржавин прикинул: «Идем на высоте около трехсот метров, длина ледника – километров пятнадцать, поверхность ровная, почти без трещин. Полет безопасный, в любой момент можно сесть». Но садиться здесь никто не собирался. Вертолет приблизился к длинному изогнутому, как лук, гребню, и пошел вдоль него в сторону вершины, сиявшей над огромным снежным цирком.
- Это и есть Аксу, - пояснил Красовский, перекрикивая двигатель. – Вертолет пытался сесть на вершину, но ветром его бросило на гребень, а на гребне, как видите, скальные башни. Мы их называем «жандармы». Вот о такой «жандарм» вертушка и ударилась.
- Понятно, - зло отозвался Коржавин. – Как два пальца об асфальт!
Лена Дятлова дернулась, лицо ее перекосило. Сомов ничего не сказал. Он тупо смотрел в белую пустоту, и слезы застилали его глаза. Половину своей жизни он вложил в сына, и вот – белая пустота.
Красовский прошел к пилотской кабине.
- Ну, что Петя, сядем?
Тот обернулся:
- Что прямо на вершину?
- Прямо не надо. Там знак геодезический, брюхо пропорешь. Садись в пяти метрах, там места хватит.
- Пять минут вам достаточно?
- Лучше десять. Это ж как на могиле, людям подумать надо, поразмыслить.
- Ладно, уговорил. Но ни секундой дольше.
С вершины Аксу открывался дивный вид. К северу от нее, в глубине, лежала широкая и плоская алтайская степь, желто-сизая от осенней травы и туманной дымки, умиротворенная и, как бы, сонная, но, в то же время, полная жизни, табунов лошадей и овечьих отар, пастушеских юрт и крошечных поселков, выстроенных из белых камней и разбросанных по степи, словно кости, омытые вековыми дождями. Именно по этой степи некогда шли из Монголии тумены Чингисхана, именно здесь пролегал древний Шелковый путь, а теперь проходит легендарный Чуйский тракт, связывающий Россию с Монголией. Но это к северу. К югу же, насколько хватало взгляда, лежали, словно облака, белые гряды снежных гор, среди которых то тут, то там чернели огромные, но кажущиеся крошечными, каменные гребни и отдельные скальные глыбы, на горизонте сливающиеся со снегами в единое синее марево. И в этом мареве, далеко-далеко, вставало нечто исполинское – то ли туча, то ли гора, притягивающая к себе взор.
- Это Белуха! – с гордостью пояснил Красовский. – Высшая вершина Алтая. Вам повезло, ее очень редко видно отсюда.
Но его гостям было не до Белухи, и не до красот.
Сомов спросил, оглядываясь по сторонам:
- И куда они собирались скатываться?
Красовский взял его за руку и осторожно подвел к краю снежного обрыва, ведущего в цирк, который они видели из вертолета.
- Вот сюда. Я сам катаюсь на горных лыжах, но я бы здесь ни за что не поехал. Особенно в мае. Очень круто и лавиноопасно. Самоубийство!
- Да, - вздохнул Сомов. – Не так, так этак. Адреналинщики чертовы! А куда они улетели? Ведь именно вы их доставали.
Красовский повел Сомова в другую сторону, к склону, спадающему в Чертово ущелье. Коржавин и Дятлова последовали за ними.
- Ущелье и вправду - Чертово – черное и мрачное, там и солнце почти не бывает, как в колодце, - пояснил альпинист. - Из долины туда не попасть. Много лет назад там прошел мощный сель, снес все тропы. Там сейчас каньон с вертикальными стенками. Зайти можно только сверху, через перевалы, а перевалы здесь примерно такие, как этот гребень: без снаряжения и опыта не пройдешь. Тогда, в мае, мы тоже не смогли спуститься – очень лавиноопасно было. Здесь крутизна местами до семидесяти градусов, у нас такие склоны называются стенами, на них даже снег толком не держится, а уж что постороннее попало – все летит вниз. Мы только в июле смогли до них добраться.
- Вы можете рассказать нам о каких-то деталях, о каких не говорили официально? – спросил его Сомов. – Все официальное мы знаем.
- Да, да! – подала голос Дятлова. – Как все было на самом деле?
- Вам действительно этого хочется? – Красовский сделал выжидательную паузу.
- За этим приехали, - подтвердил Сомов. Коржавин промолчал, а Дятлова опять сказала решительно: - Да!
- Как я уже сказал, - начал Юрий, - вертолет ударился о жандарм и рухнул в ущелье. Он не взорвался, просто падал с нарастающей скоростью, бился о лед и скалы и разваливался на куски. Из него в разные стороны разлетались люди, сноуборды, шлемы и детали машины. А следом за ним неслась снежная лавина, спровоцированная его падением, и погребала все. Через два месяца лавинный снег еще не весь стаял, и мы смогли увидеть эту картину, как археологи увидели Помпеи после извержения Везувия.
- Вам бросилось в глаза что-то необычное? – задал вопрос бывший вертолетчик. – Что-нибудь неожиданное.
- Да. Мы нашли много банок пива. Хорошего пива, баварского. Были даже целые, уцелевшие. По моим прикидкам, ящика четыре. Я не говорил об этом прокурору.
- Что еще? – Это уже спросил Сомов.- О чем вы еще не говорили?
- Доллары. Это было самое неожиданное. – Красовский изучающее оглядел своих слушателей. – Много долларов.
- Много – это сколько?
- Мы не перелопачивали всю лавину, там почти квадратный километр, и вообще специально не искали, у нас была другая задача, но находили и двадцатидолларовые купюры, и пятидесятки и сотенные… Думаю, по метражу, там было несколько сотен, возможно около тысячи.
- Сволочи! – воскликнула вдруг Дятлова и бросилась на Сомова, сшибая его в снег. Тот, большой и грузный, от неожиданности не удержался на ногах, и Дятлова вцепилась пальцами ему в лицо. – Это вы! Это ты! Это ты, боров вонючий, убил моего мужа! Это твой сын помахал перед ним твоими долларами и задурил ему башку! Будь ты проклят! Плачешься теперь, сыночка потерял? Так тебе и надо!..
Двое мужчин с трудом оторвали пришедшую в ярость женщину от растерявшейся жертвы и оттащили в сторону, поставили на ноги, продолжая удерживать. Сомов поднялся сам, отряхивая снег и с трудом приходя в себя. Не ожидал он от вдовы таких эмоций, не был готов к нападению. Но доллары? Но четыре ящика пива? Куда от них денешься? Не выдумал же их бывший начальник МЧС? Знал Сомов, знал! Способен был его сын на такие вещи. И ничего предосудительного в них не видел. Дать «на лапу» гаишнику, поставить «пару пива» сторожу базы отдыха, «договориться» с преподавателем… И не ты ли, Илья Ильич Сомов его этому научил? Вспомни, как провозил мальчика без билета в Анапу, в пилотской кабине! Многое вспомни!..
- Все ясно, - заговорил вдруг Коржавин. – Пилот не хотел лететь, знал, что здесь ветер. В машину затащили пиво. «Ребята, это ваше. Забросите нас – и залейтесь!» «Ладно, полетели, посмотрим». Прилетели. Садиться нельзя. «Командир! Здесь тысяча! Зависни в метре, мы спрыгнем. Дела на десять секунд». Тысяча баксов – большие деньги. Огромные деньги для майора, для его семьи. «Ты, что, боишься?» «Я? Я боевой офицер! Я ничего не боюсь!» Вот так оно все и было. И я тоже приложил к этому руки. Приложил!
- Вы сами захотели это узнать, - сокрушенно заметил Красовский. – И я думаю, вам надо было это узнать.
- Надо было, - кивнул Сомов. – Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.
- Подавитесь вы своей правдой! – зло бросила ему Дятлова. – Мне она не поможет. И остальным.
- Поможет. Мы с вами об этом дома поговорим, в Пинске.
- Ну, все, друзья, посмотрели, поговорили, пора и честь знать! - заторопил их Красовский. – Петр нам уже машет.
Сомов еще раз заглянул в пропасть Чертова ущелья и шагнул к вертолету.
Через минуту геликоптер поднялся и заложил дугу над ледником. Тут Красовский, оказавшийся рядом с Сомовым, вновь не удержал в себе альпиниста, «хозяина этих мест», и обратил его внимание на другую снежную вершину, высившуюся вдалеке:
- Карлы-Тау! Там сейчас ребята, которых вы вчера видели.
- И ваша жена?
- И сын тоже.
- Волнуетесь?
Юрий пожал плечами:
- Чуть-чуть. Вершина простая. Марина там пять раз была. Валерка, правда, первый раз. Но у него это третье восхождение, выдюжит.
«А ведь это тоже адреналин, - подумал Сомов. – Весь этот альпинизм, горный туризм, сплавы по порогам… Шахтеры рискуют жизнью, пожарные… – так это их работа, им за это платят. А здесь – без всякой нужды, как и мой Сережка… Но эти, наверное, раз в год, отпуск, а Сережа ничем другим и заниматься не хотел: только поездки, только экстрим, только яркие впечатления… В универе учился через пень-колоду; другого, не моего сына, сто раз бы отчислили. В свой банк его взял, думал: втянется, вкус почувствует. Какое там! Какими-то программами для виду занялся, а сам все больше в интернете торчал. «Одноклассники», «В Контакте», «Фэйс Бук»!.. И все мысли только о том, где бы с друзьями «погудеть», куда бы еще съездить. И ведь парень-то был талантливый, это все отмечали, а вот приложения своим талантам не нашел. Может, не успел найти? Может, и вправду, из него второй Тур Хейердал получился бы? Или хотя бы второй Конюхов?..»
А вертолет уже спускался к бревенчатым домикам.