Осень. Холодно. Небо заволокло тучами. Утро 7-го ноября 1975 года. Толпы демонстрантов, неподалёку от Красной площади в Москве, ждут своей очереди на праздничное шествие перед Мавзолеем Ленина, по случаю 58-й годовщины Великой Октябрьской Социалистической революции.
На трибуне Генеральный Секретарь Л.И Брежнев, члены Политбюро ЦК КПСС Косыгин, Андропов, Гришин, Кунаев, Щербицкий, Мазуров, Пельше, Громыко, Гречко, и другие официальные лица.
От долгого ожидания своей очереди на шествие по Красной площади, многие демонстранты уже изрядно замёрзли и, чтобы как-то согреться, приплясывают под баян, создавая тем самым как будто всеобщее веселье.
Наконец-то очередь дошла и до колонны демонстрантов Энского завода. Она неторопливо движется по Красной площади. Впереди идут руководители завода, инженерно-технические работники, и замыкают всё это шествие рядовые рабочие.
Из радиодинамиков раздаётся громкий голос диктора:
«Да здравствует Советский народ – строитель коммунизма!»
Демонстранты дружно отвечают: «Ура-а-а-а!»
«Слава передовикам производства! Ура, товарищи!»
И опять раздаётся дружное: «Ура-а-а-а!»
Затем звучат призывы, обличающие мировой империализм, расизм, апартеид, всякую дискриминацию, ущемление прав и свобод трудящихся всего мира, а также призыв: «Свобода Луису Корвалану!»
Демонстранты опять громко, дружным хором на всё это, отвечают: «Ура-а-а-а!»
И в это время, станочница шестого разряда сверлильного цеха Клавдия Гавриловна Победина,- ударница Коммунистического труда, толстая женщина лет пятидесяти, поворачивается к трибуне и вместо «Ура!» кричит: «Я не знаю, кто этот ваш Карнавал, но если вы его не выпустите, то я завтра и на работу не выйду! И не только весь цех – весь завод встанет!»
- Клава, опомнись! Что ты мелешь? Да ты что, с ума сошла? – испуганно одёргивает её, идущий с ней рядом, пожилой рабочий Воробьёв,- тощий, весь посиневший от холода, пугливый мужичок, небольшого роста, похожий на воробья, что вполне соответствует его фамилии.
- Причём тут Корвалан и твоя работа?
- А зачем они его в тюрьму посадили?
– Ты думаешь, что это они, стоящие на трибуне, посадили его в тюрьму?
- А кто же? – удивлённо басит Клавдия Гавриловна, уставившись на Воробьёва, будто он, этот синеносый, дрожащий от холода Воробьёв, и есть тот злодей, который вместе со стоящими на трибуне членами Политбюро, и посадил в тюрьму этого Карнавала.
- Да, я, признаться, и сам-то толком не знаю, кто он этот Корвалан,- заикаясь и, и как бы, оправдываясь, говорит Воробьёв. - Но я слышал, как наш парторг рассказывал, что он вождь Компартии Чили. Ну, вроде, как у нас Брежнев. Вот его там, после военного переворота и прихода к власти генерала Пиночета в 1973 году, и арестовали, и посадили в тюрьму.
- Ну, тогда пусть нас отвезут в эти Чили, и мы там, на главной площади, перед их Пиночетом и будем кричать, чтобы его выпустили.
- Да, ты что, Клава? В своём ли ты уме? Повезут нас в Чили: это же заграница! А ты хоть одного рабочего из нашего многотысячного завода знаешь, который хоть раз в Чили или в другом государстве Америки побывал? В Болгарию, ГДР и в другие соцстраны и то не многим удаётся съездить по туристической путёвке. А ты в Чили замахнулась!
- Ну, а зачем же нам тогда здесь глотки рвать, требуя его освобождения?
- Ты, Клава, международной политикой свою голову не забивай, а за то, что ты неправильно прокричала, нас теперь всех, - весь наш цех, могут лишить очередной премии. Понимаешь ты это?
- Понимаю,- сокрушенно вздохнула Клавдия. Я только из-за этой премии и пришла на демонстрацию: мечтала, как получу премию, - сразу осеннее пальто себе куплю, а то в плаще ходить уже холодно.
- Да и я, и многие из нашего и других цехов, тоже пришли сюда не ради того, чтобы потребовать освобождения из тюрьмы Луиса Корвалана, - плевать нам на него,- а тоже, чтобы премии не лишили, из очереди на получение квартиры не вычеркнули, в путёвке в санаторий, не отказали…. – признался откровенно Воробьёв.
«Да здравствует Коммунистическая партия Советского союза!» - неслось уже из радиодинамиков.
- Да провалитесь вы пропадом! Горите все синем пламенем! Из-за вас, сволочей, и ваших карнавалов, я премию теперь могу не получить, – уже чуть слышно пробубнила себе под нос недовольная Клавдия Гавриловна.
Но в этот момент опять раздалось громкое и дружное «Ура-а-а-а!», которое заглушило и её угрозу, что « она не выйдет на работу, если не выпустят из тюрьмы Карнавала», и её голос недовольства, из-за возможного лишения очередной премии теперь она не сможет купить себе осеннее пальто и все остальное…..
Фото из Интернета